9

Как только Стольников зашел в штаб бригады, из канцелярии вышел комбриг. Прикрикнув на дежурного офицера, он приказал выяснить, почему не работает его рация, швырнул ее майору на стол. Стольников отвернулся. Гнев Зубова был страшен. Схватив рацию, майор быстро вышел из канцелярии. Теперь он вспомнит о Стольникове только в том случае, если его спросят.

– Живой? – негромко спросил Зубов.

– Так точно, товарищ генерал.

– Зайди ко мне, упади на койку и чтобы два часа оттуда не выходил. Там чай, сухари, колбаса в холодильнике. И ни звука!

– Товарищ генерал. Нужно срочно…

– Срочно здесь будет ФСБ через минуту! Ты пришел вовремя, просто удивительно, как это вы не встретились!

– Но…

– Никаких «но», капитан! Тебя ищут от Ханкалы до Владикавказа! Приказ по всей группировке войск – задержать капитана Стольникова живым или мертвым! Некоторым выгоднее, чтобы мертвым. И сейчас инициатор приказа появится в этой комнате, а тут стоит объект глобальных поисков и спит на ходу! Не храпишь во сне?

– Если бы храпел, моя голова давно бы уже торчала на колу родового поместья Алхоевых.

Генерал беззвучно рассмеялся.

– Навигатор в сейфе у Удальцова. Без тебя я тут кое-что порешал…

– Нужно идти, вынимать оттуда людей. Разрешите взять остатки взвода и действовать?

– Ты, видимо, не расслышал?

– Да, час назад взрывной волной накрыло… Колонну, в которой ехал, таранили… Но слышу вас хорошо.

– В курсе насчет тарана. Там уже работают прокуратура и ФСБ. Но сейчас ты ляжешь на мою кровать, а после совещания к тебе придет доктор. На кого ты похож? Как фриц из-под Сталинграда!

На крыльце послышались шаги.

– В комнату, есть, спать и зализывать раны. После совещания я приму решение.

Как только за Стольниковым закрылась дверь, в помещение вместе с дежурным офицером вошли Костычев, Мякишев и Удальцов.

– Стольников бежал, – с порога громко заявил Костычев.

Зубов, исподлобья глядя на них, молчал.

– Два часа назад, вырубив двоих моих людей и похитив «уазик», из госпиталя в Ханкале бежал капитан Стольников.

– Отдать мне вам за это один из моих орденов? – спросил Зубов. – И где он сейчас?

– Последний раз его видели в Октябрьском районе Грозного, где только что смертник атаковал колонну бронетехники вашей бригады.

– Я знаю о нападении, там сейчас мои люди и прокуратура. Где Стольников?

Костычев положил на стол автомат и устало опустился на стул.

– Я не знаю. Но наши люди ориентированы, в штабы частей отправлены соответствующие распоряжения. У вас есть холодная вода?

– Товарищ генерал-майор, – вмешался дежурный, – вам только что свежей воды в комнату отдыха занесли.

– Если занесли, значит, есть, – спокойно заметил Зубов, вошел к себе, вырвал из рук Стольникова запотевшую – из холодильника – бутылку минералки и вышел. Бросил ее Костычеву.

– Хорошо работают ваши люди, – усмехнулся он. – Одного капитана удержать не смогли.

– Он чокнутый. И опасен, – делая паузы между глотками, ответил Костычев. – Вы вызвали Есникова?

– Разумеется. Что намерены предпринять?

– А вы?

– Я намерен продолжать командовать бригадой. Если думаете, что начну, как и вы, ловить в Чечне сумасшедших и опасных типов, нас здесь скоро моль заест. А вы что думали?

– Как вы считаете, – вмешался Мякишев, – куда может направиться Стольников?

– А вы у своих врачей спросите. Они про него все знают. Если им верить, то Стольников сейчас на полпути к Северному полюсу.

– Нам не до смеха, – заметил Костычев.

– А я и не смешу вас. Это вы сказали, что он сумасшедший. А логика сумасшедших мне недоступна. Мне доступна логика боевого офицера капитана Стольникова, который, если я его хорошо знаю, может в скором времени появиться в бригаде. Или в Москве, в штабе командования внутренними войсками.

– Что вы сделаете, если он появится здесь?

– Выслушаю.

– А потом?

– А потом приму решение.

– Не принимайте его без нас, хорошо? – попросил Костычев и посмотрел на Зубова. – Товарищ генерал-майор, если до вечера у меня не будет навигатора, я вынужден буду беспокоить свое начальство.

– Эка удивили! А то вы его не беспокоите каждые полчаса! – Зубов сел на стол. – Товарищ майор, теперь послушайте меня. Если вы не оставите меня в покое, я буду вынужден побеспокоить командующего. И пусть он там с Патрушевым сам разбирается. Хорошо?

– Хорошо, – не сводя с Зубова глаз, согласился Костычев и забрал со стола автомат. – Спасибо за воду. Вы поранились, – произнес Костычев и показал на генеральскую ладонь.

Этой рукой несколько минут назад Зубов держал за локоть Стольникова.

– Пустяки. До связи.

Удальцов остался, Костычев с Мякишевым вышли.

– Прибыл человек из Москвы, – доложил начальник штаба. – Ждет на аэродроме. «Вертушка» только что опустилась.

– Отправь за ним кого-нибудь. Достать из подполья Есникова. С навигатором его – ко мне. И приведи ко мне начмеда…

– Что с вами? – насторожился Удальцов.

– Не со мной. На Стольникове живого места нет.

Некоторое время Удальцов молча смотрел на комбрига.

– Он… здесь?

– В моей комнате. Поторопись.

Когда Зубов вернулся в комнату, Саша, сидя на стуле, а не на кровати, вытирал рукавом разодранной во многих местах куртки губы. При появлении генерала он встал, но тут же был прижат сильной рукой к стулу.

– Спасибо за обед.

– А что это ты ел? – насмешливо поинтересовался генерал.

– Вода, печенье. У вас печенье вкусное, – Саша сделал попытку улыбнуться.

– А-а… Это жена нарочным прислала.

– Товарищ генерал, мне бы в баню сходить.

Зубов задумался. Баня, или просто комплекс душевых ячеек, работала с утра до вечера. «Урал» подвозил воду, и она грелась, на выходе подавалась едва теплая, но это все равно был душ, под которым можно было помыться. Подразделения водили в баню поочередно, комплекс вмещал в себя одновременно не более одного отделения, мылись, как правило, больше.

– Я мигом, – пообещал капитан. – Ну, не могу же я в таком виде ходить. Меня от самого себя тошнит. Пройду аккуратно, никто не заметит.

– Полчаса тебе на все, – разрешил генерал. – Вопрос, пока не ушел… Ты сам-то кого в предатели занес?

Стольников помял в руках кепи, чудом сохранившуюся после атаки смертника на колонну.

– Чтобы занести, нужны основания, у меня их нет. Но я чувствовал, что все мои планы сдаются Алхоеву. Пушков тоже чувствовал… Мы хотели поговорить об этом после моего возвращения. Не вышло…

– Ты на самом деле видел его?

– Да. Алхоев, пытая, замучил его насмерть, судя по переломам. А потом заморозил. Хотя мог закопать. Это для меня Магомед Кровавый старался… Чтобы я понял, что меня ждет.

– Магомед Кровавый?..

– Так называют его Там.

– Ладно. Иди, отмойся. Полотенце… – Зубов наклонился, вытянул из-под кровати чемодан. Вынул из него новое махровое полотенце и кинул Стольникову. Следом в руки капитана полетели мыло и шампунь.

Сложив полученное от генерала в лежащий у входа вещмешок, Саша подождал, пока Зубов отошлет дежурного майора по несуществующей надобности в сторону, противоположную банному комплексу. Закинув вещмешок на плечо, вышел из домика, осмотрелся и быстрым шагом пересек дорогу, ведущую к аэродрому. Целлофановые пакеты в военных частях не носят.

Мылся капитан, стараясь не задевать ран и ссадин, лишь осторожно водя по ним мочалкой, чтобы смыть грязь, здоровые же участки тела он тер с таким усердием, словно собирался содрать кожу. Голове после мытья полегчало, и он расслабился. Теплая вода успокоила, стало клонить в сон.

Он мылся с совсем еще пацанами из роты материального обеспечения, судя по их разговорам – третьего батальона. Поглядывая на Стольникова, на шрамы на его теле, давно затянувшиеся и свежие, они с уважением говорили вполголоса, косясь на татуировку на плече капитана: летучая мышь на фоне земного шара. Стольникова «накалывал» Ермолович четыре года назад, и Саша сейчас уже жалел о тогдашней лихости, но краска из жженого каблука солдатского сапога, вбитая под кожу иголкой, сделанной из гитарной струны, въелась навсегда.

– Это Стольников… – донеслось до слуха капитана. Кто-то прошептал, а он услышал сквозь шум бьющих в дощатый пол струй.

Где-то далеко в таких случаях берут автографы. Сейчас же, когда Саша шел мимо солдат в раздевалку, они опустили мочалки и вытянулись. Ему стало смешно.

Выйдя, капитан быстро оделся и краем глаза заметил, как в раздевалку входят несколько человек.

Сложил туалетные принадлежности в вещмешок, поднял с пола сухую тряпку, вытер ботинки и поднялся. Он даже успел обернуться, чтобы броском послать тряпку в угол, где стояла пустая коробка из-под мыла «Слоненок» – самое ходовое мыло на войне. Успел и приблизиться к выходу. Коробка была пуста и предназначалась для мусора. Но когда взялся рукой за край прорезиненного отворота палатки, чтобы откинуть в сторону и выйти, затылком почувствовал холодный металл.

– Не дергайся, – послышался совет. – Здоровее будешь.

Логика проста. Если не убили сразу, значит, он нужен для разговора. Послали «молодняк», значит, те просто обязаны довести его до нужного человека живым. Соответственно, убивать не станут ни в коем случае. Это давало некоторую свободу в действиях. «Дергаться» Саша, конечно, не стал. Просто повернулся на сто восемьдесят градусов и сразу увидел два взволнованных лица. Третий стоял у входа в душевую на тот случай, если бойцам захочется выйти.

– Сейчас дойдем до машины, и ты в нее сядешь.

«Берут средь бела дня, в бригаде, – пронеслось в голове Стольникова. – ФСБ или Алхоев?» Если бы ФСБ, то манерничать и скрываться не стали бы. Значит, люди Алхоева. Хотя ребята на вид – русские. Но Стольников видел много похожих на славян ребят, которые были чистокровными чеченцами. Опустив взгляд, он увидел на внутренней стороне запястья у одного из троих полумесяц и звезду между его рогов. Чехи…

Нервничают. Понимают – выполняют важное задание. Если не выполнят – пострадают. Знаков различия нет. Как будто бы – рядовые… Как будто бы – контрактники, судя по возрасту. А возраст у них был между двадцатью двумя и двадцатью восемью годами. Выбриты чисто. Страдали и молились, наверное, страстно, когда брились. Но чего не сделаешь ради Аллаха.

Перед глазами Стольникова продолжал дрожать дульный срез пистолета. Он мешал хорошо разглядеть перед ним стоящих, но вполне позволял сопоставить силы и возможности. Вот этого, что перед ним, Саша уберет одним ударом. Но вот второй… Второй весил около девяноста килограммов, и сцепиться с ним означало потерять время и, как следствие, инициативу. Теперь их нужно немного расслабить…

– Что за шутки, военные?

Расслабились… Саша прикинул, где стоит их машина. Вообще, конечно, глупо. Брать капитана-разведчика в месте дислокации боевой части. Капитан в любой момент может привлечь внимание, заорать, например. Или дать деру. Что они будут делать? Стрелять? Это не часть в Подмосковье, здесь все вооружены. Любой идущий мимо офицер просто вскинет автомат и начнет палить от бедра. Нервы у всех ни к черту… Непонятно, в общем.

– С тобой никто не шутит. – Владелец пистолета аккуратно взял Сашу за рукав куртки и потянул к выходу. – Двигайся на улицу. Только плавно. Тогда все будет в порядке. Откроешь рот – сразу выстрел в печень. Понял?

– Понял, – ответил капитан. Но с места не сдвинулся.

«Работать, Стольников, работать…»

Увидев, как к нему стал приближаться самый высокий из бандитов, Саша понял, что пора действовать. Если они сейчас завладеют его обеими руками, рассчитывать будет уже не на что…

Короткий удар с выдохом через нос! Пистолет летит в одну сторону, татуированный – в другую. Громила согнулся и сунул руку за короткое голенище ботинка.

Нож?.. Стольников коротким ударом раскроил обе губы бандита. Удар был настолько силен, что кровь из рассеченных губ брызнула еще тогда, когда кулак капитана не успел отлететь от головы жертвы. Но для стокилограммового тела этого было мало. Человек лишь на мгновение потерял ориентацию в пространстве.

– Голым вам меня брать надо было, суки, – спокойно произнес Стольников. – Голым. В бане.

Татуированный, собрав в кучу растрясенные мозги, уже поднимался с пола. Его рука, как в фильме ужасов, медленно ползла по доскам пола к пистолету…

Стольников с размаху опустил на нее свой каблук и одновременно уклонился от летящего кулака здоровяка. Покалеченный чех пытался столкнуть капитана со сломанной руки, но Саша стоял твердо. Наконец-то активировался тот, что торчал у входа и сторожил бойцов в душевой. Он бросился к Стольникову, вынимая что-то из-за ремня сзади. Саша откачнулся и головой ударил его в лицо. Раздался треск – наверняка сломаны не только хрящи носа, но и кости.

– Это я удачно зашел! – бросил разведчик и, сняв ногу с руки татуированного, коленом другой ноги врезал ему за ухо.

Получив удар в одно из самых уязвимых мест на голове, тот сразу оказался в нокдауне. Теперь Саше нужно быстро решать вопрос с остальными. За пять секунд мужской драки высокий чех потерял способность ориентироваться, татуированный – возможность работать правой рукой. Но оставался еще третий. Обхватив Стольникова сзади обеими руками, он прижал капитана к груди, выдавая в себе борца-вольника. Вырываясь из сильных рук, разведчик обратил внимание на две вещи: он оказался спиной к выходу и двое его врагов теперь были вооружены ножами. Отброшенный к стене коленом бандит, видимо, выхватил его из заправленных внутрь брюк ножен.

«Плохо дело, – успел подумать Саша, – совсем плохо…» Казалось, еще одно мгновение, еще пара мощных ударов ногами… Неважно куда, главное – в цель. На поражение… Но руки разведчика были плотно прижаты к туловищу. И в этот момент Саша почувствовал, как стал терять опору под ногами. Его отрывали от пола, и он знал, что это значит. Сейчас борец бросит его прогибом через себя, стараясь приземлить так, чтобы капитан встретил пол шеей. Сломаться шея скорее всего не сломается, но после этого падения с ним можно будет делать все, что угодно.

И Стольников, нагнувшись вперед, на мгновение притормозил бросок. А потом, распрямляясь, как пружина, ударил затылком – наугад, назад.

По боли в темени и ослабшей хватке он понял, что попал, но не по носу, куда хотел, а в лобовую кость. И теперь оставалось только понять: кому от этого удара стало хуже – ему или бандиту.

Развернувшись и путаясь в собственных ногах, Стольников машинально поднял перед лицом руки. Его противник, шагая куда-то в сторону, смотрел в потолок и двигал нижней челюстью. Стольников бросился вперед. Удар, еще удар!.. Хватило бы и одного, первого. Кулак капитана врезался в подбородок борца, и тот, дернув головой, стал заваливаться на бок. Апперкот застал его уже в фазе падения. Клацнув челюстью, борец упал и локтем сломал пополам одну из досок пола. Упав на него, капитан выхватил из ножен на его поясе нож и всадил чеху в сердце.

Оставались двое. Поочередно бросаясь то к одному, то ко второму, Стольников бил изо всех сил, особо не целясь. Когда они потеряли сознание, он в изнеможении опустился на скамейку.

Но в этот момент один из чехов с криком вскочил и бросился на капитана. Саша перекатился в сторону, и нож бандита вспорол ткань палатки. Толкнул чеха ладонью в голову, чтобы сбить с ритма движения, и всадил ему нож в горло по самую рукоятку. Провернул лезвие и выдернул. Кровь фонтаном метнулась вверх и окрасила «белку» – внутреннюю часть раздевалки – в красный цвет. Чех упал на колени, держась руками за горло, а потом завалился на спину. Да так и остался лежать с подвернутыми ногами.

Добравшись на непослушных ногах до третьего, разведчик вынул из его руки финку и вбил ее в грудь бандиту.

– Сходил в баню…

По телу его лился пот, руки снова были в крови, словно он вынимал кому-то внутренности. Затылок разламывался от боли, перед глазами плыли круги. Поднявшись, он поднял «макаров» и нож. Пистолет сунул за пояс, за спину, осмотрел нож. Дрянь, магазинный, охотничий, который гнется, как вилка, когда пронзает плоть и упирается в кость. Зато гравировка на лезвии: «Брату Умару от Рустама», по-русски.

В этот момент раздалась отчаянная чеченская речь. Стольников перевернул труп татуированного и увидел рацию. Антенна компактной «Моторолы» торчала из заднего кармана брюк убитого.

– Пусть фээсбэшники разбираются, – пробормотал Стольников и сунул рацию в карман трупу.

Он еще раз рассмотрел нож, сел и плюнул в угол. Второй нож был хорош: закаленный, самодельный, с рукояткой из сосны или ели. Вынимать его из чеха Стольников не стал. Как и третий – финку кустарного производства.

Дверь, обклеенная дерматином, откинулась, и из нее, покрытые каплями воды, как росой, вывалились семеро веселых и чистых, как новорожденные, «срочников».

Увидев Стольникова с залитым кровью лицом и разглядев обстановку, они в оцепенении остановились. Все как один смотрели на разбросанные по раздевалке тела в камуфляже, но основное их внимание было приковано, конечно, к еще не отдавшему Аллаху душу боевику в центре помещения. Лежа на спине, распыляя кровь, как фонтан воду, не имея возможности двигать в агонии подвернутыми под себя ногами, он скреб пальцами доски, словно хотел содрать с них краску. В углу застыл с финкой в груди и сатанинским оскалом третий мужчина.

Саша сидел, не вытирая крови с лица, и разглядывал солдат. С них капала вода, мокрые волосы стояли на голове, как иголки на ежиках. Тонкие руки и ноги, припухлые животы, шеи, как у бройлеров. Стольников оценил: зато у каждого на ноге или плече – «скорпион», солдатский знак участников боевых действий. Рота материального обеспечения. За все месяцы службы редко кто из них покидает территорию бригады, если только в Ханкалу под присмотром боевой техники за новыми лопатами.

– Всадники Апокалипсиса, – не выдержал Стольников. Посмотрев на замершие в странных позах тела чехов, он поднял взгляд на клиентов банно-прачечного комплекса. – Кто-нибудь еще хочет взять мое мыло без спросу?

Стайка голых солдат дружно помотала головами.

– Тогда сейчас все внутрь. Быстро!

Солдаты заскочили обратно в баню. Зашел туда и Стольников. Солдаты шарахнулись в дальний угол.

– Придурки, – миролюбиво заметил капитан, вывернул кран и, согнувшись, отмыл лицо.

На входе взял полотенце одного из парней, вытерся и положил на место.

Иса умирал страшной смертью. В тот момент, когда Тимур и его команда лежали, распластавшись на полу раздевалки бригадной бани, он отчаянно цеплялся за жизнь. Речи о том, чтобы спасать свободу, уже не было. После того как машину окружили сотрудники ФСБ, Иса схватил с сиденья автомат и нажал на спусковой крючок. Очередь оглушительно прогрохотала, пороховая гарь ударила в лицо, и один из сотрудников ФСБ, пойманный пулей на противоходе, опрокинулся на спину, и из раны на его шее забила струя крови. После этого если и было у сидящих в кузове «ГАЗ-66» какое-то желание сопротивляться, то оно испарилось после грохота выстрелов оружия «федералов». Иса понял, что операция по изъятию Стольникова из бригады проваливается. Малейшее движение в кузове расценивалось как попытка убить еще одного из сотрудников ФСБ.

Иса дернул рукояткой, пытаясь включить скорость, но было поздно. Одна из брошенных под машину гранат разорвалась и, не причинив никакого вреда ему, разбила коробку передач. Трое покинувших кузов боевиков были расстреляны почти в упор и теперь ворочались в лужах крови.

Подозрительный «ГАЗ» был замечен сотрудниками ФСБ на территории части уже после того, как был отдан приказ оцепить место атаки на колонну федеральных сил, и после того, как Иса миновал заставу лейтенанта Андреева у отстойника. Андреев, не проверяя документов, проводил прищуренным взглядом «ГАЗ», а водитель сидел за рулем и улыбался, глядя мимо лейтенанта.

«ГАЗ» не привлек бы внимания ФСБ, если бы не атака на колонну и не дагестанские номера. И тогда один из федералов остановил машину и провел формальный осмотр документов. Он кинул взгляд на водительское удостоверение Исы, посмотрел ему в глаза и краем глаза на туго обтянутый тентом кузов. Кивнул своим, и машину пропустили. Иса успокоился, и это спокойствие помешало ему заметить, что «ГАЗ» с его приятелями, следующий в бригаду за капитаном Стольниковым, находится под контролем. В суете машин на войне трудно обнаружить ту, что следует за тобой с определенной целью. И Иса не обратил внимания на «уазик-таблетку» с окнами, на которых висели бронежилеты. «УАЗ» сопровождал машину Исы по территории бригады до бани. Там «ГАЗ» остановился, из кузова показались трое, спешились и двинулись дальше. Как ни старался сотрудник Конторы, отследить их быстрое перемещение ему не удалось. Но саму машину федералы окружили. Будь Иса повнимательнее, он непременно заметил бы бойцов в сферах, окружавших машину. А потом подтянул к себе ПК, выставив его ствол в окно. Этим глупым маневром Иса выдал себя, и теперь бойцы «Альфы» уже не сомневались в скорой добыче. Водители машин ротными пулеметами не вооружаются и с ними в кабинах не ездят.

Когда началась стрельба, Иса еще не понимал, что обречен. Сколько раз уже было, когда перестрелка с федералами заканчивалась удачно. Но не теперь. Машина была повреждена, бежавшие из кузова боевики убиты, и теперь оставался он один. Все выходы были перекрыты. В правую дверь из-за конфигурации кабины он выскочить не мог, оставалась только водительская дверь. Но снайпер «Альфы» выстрелом вбил «личинку» замка внутрь двери, и ее заклинило.

– Сдохните, собаки!.. – закричал Иса в окно и стал стрелять из пулемета, с которым с трудом управлялся в кабине, наугад, крест-накрест, очередями.

Обезумев от собственной крови, он метался в кабине, как крыса в клетке. Его до сих пор не убили только потому, что он был нужен живым. Заняв позицию между раскалившимся двигателем и дверью, Иса в одной руке сжимал пулемет, а в другой – рацию. Он запрашивал тех троих, что ушли в баню, но они не отвечали.

Сдаться ему не позволяло странное свойство. Трусость. Именно потому, что он боялся попасть в руки русских, оказаться в клетке на всю жизнь, Иса бился до последнего. Он умирал страшной смертью. Его брали Мякишев со спецназом. Выстрелы кололи в щепки доски кузова и с глухим стуком дырявили дверь. Врывающийся в кабину через разбитое пулями ветровое стекло ветер охлаждал лицо бандита, но раскалившийся справа двигатель жарил ноги и туловище. Он уже не слышал выстрелов вокруг, слышал только удары пуль. Они рикошетили от приборной доски, стоек кабины, и он машинально закрыл глаза. Любой из этих рикошетов мог подвести черту под его жизнью, а русские стрелял и стреляли…

Рукав куртки Исы окрасился в красный цвет, крошки стекла давно посекли в кровь его лицо. Но он, дико крича, стрелял наугад из кабины. Было очевидно, что доставалось и спецназу. Кто-то вскрикнул, выматерившись, и Иса понял, что попал.

Боевик и русские остервенело убивали друг друга. И каждый из них верил, что занимается настоящей мужской работой: он убивает врага. Когда наступило затишье, Мякишев и несколько бойцов спецназа поднялись с земли. Держа перед собой раскаленные, еще дымящиеся после выстрелов автоматы, подошли к машине.

Вся кабина изнутри была залита кровью. Из окна, свесив руку, висел Иса. Мякишев рванул дверь на себя, она не поддалась. И тогда один из спецов дважды ударил по замку, выбивая его окончательно.

Иса вывалился из кабины, и за ним с пола полилась кровь. В луже, сбегающей на землю, лежали граната и выпавший из кобуры пистолет.

– Не пригодились… – сухими губами прошептал Мякишев.

У Исы, упавшего на землю, на губах была улыбка. Видимо, он уже видел гурий, склонившихся над ним. Или просто смеялся над своей глупостью и бесцельно прожитой жизнью. Из его ран сочилась кровь, а сердце бандита уже не работало. Он так боялся оказаться в плену…

Мякишев стоял над трупом и размышлял, что нужно было этим четверым в бригаде. Вскоре он получит информацию, что в раздевалке бани находятся еще трое, и двое из них живы. Через пять минут после этого он разыщет солдат из роты материального обеспечения.

– Третий на «Севере», – кусая губы, доложил Мякишев в рацию.

«Третий» – это был позывной Стольникова. Мякишев только что доложил своему начальнику, что капитан обнаружен в бригаде.

– Он под контролем?

– Нет. Но он здесь.

– Организуй все. Я буду через полчаса.

«Организуй. Хорошо сказано, – подумал Мякишев. – Попробуй организуй! Организовать что? Блокировать выходы из бригады? Но когда это для Стольникова было неразрешимой проблемой? Поднять часть и прочесать все окрестности? Нет уж, пусть Костычев сам приезжает и все организовывает».

Стоя у входа в баню, Мякишев осмотрелся и направился к передней линейке – первым палаткам подразделений, у которых под грибками несли службу дневальные.

– Солдат… – обратился капитан к тому, кто находился в зоне видимости банного комплекса. – Да не ори ты!.. – оборвал он вопль парня: «Дежурный по роте, на линию!» – Чего орешь?

– Приказано. Устав.

– Не надо орать. – Появившегося сержанта-дежурного он отослал обратно. – Сколько уже на тумбочке стоишь?

– Минут двадцать.

«Значит, мог видеть, как Стольников выходил из бани», – понял Мякишев.

– Ты знаешь, кто я?

– Никак нет.

– Я из Федеральной службы безопасности. Как дома?

– Хорошо.

– Мать пишет?

– Пишет.

Мякишев начал понимать, что после перестрелки еще не пришел в себя и выглядит нелепо.

– Ты внимательный солдат?

– Так точно.

– Тогда скажи, куда направился капитан Стольников, когда вышел из бани?

Мякишев мог бы спросить, видел ли дневальный Стольникова. Но это предполагало отрицательный ответ. А вопрос, который он задал, прямо указывал на то, что сотрудник Федеральной службы безопасности знает, что дневальный видел Стольникова. И сейчас ему просто интересно, куда он пошел.

– У нас совещание, а его нет. Куда он пошел?

– Я не знаю капитана Стольникова, – огорченно пробубнил боец.

– Неужели в этой бригаде есть кто-то, кто не знает отважного разведчика Стольникова?

– Нет, я слышал об отважном капитане Стольникове, но не знаю, как он выглядит.

– Хорошо, – подумав, согласился Мякишев. – Вон оттуда, – он показал на баню, – вышел офицер. Куда он пошел?

– А, офицер? Вон туда, – солдат показал рукой в сторону столовой.

– Ты уверен?

– Так точно.

Мякишев поднес рацию к губам и двинулся в указанном направлении.

Дневальный потоптался на месте. Он только что обманул сотрудника Федеральной службы безопасности. Но совесть его не мучила. Ему не терпелось смениться и как следует рассмотреть вставленный за голенище сапога нож с гравировкой на лезвии «Брату Умару от Рустама».

Заметив начавшуюся суету у бани и в ее центре Мякишева, Стольников решил не соваться к генералу сейчас. Нужно выждать. А лучшего места, чем полуразрушенное здание аэровокзала, было не найти. Даже теперь, когда саперы проверили его несколько раз, заходить в это строение на краю взлетной полосы мало кто решался.

Во времена Дудаева в подвале здания расстреливали людей. Спустившись вниз, а Стольников бывал здесь уже не менее десятка раз, он то и дело натыкался на разбитые пулями стены. Как правило, для расстрелов использовались дальние стены комнат. Три стены имели бежевый цвет. Четвертая, у которой стояли жертвы, была вспахана до бетонного основания. И вдоль всех стен – черные потеки запекшейся крови… Бетонный пол тоже был изрыт пулями. Раненых добивали сверху.

Каждый раз, оказываясь здесь, Стольников задавался мыслью, почему теперь, когда все минуло, этот подвал не уничтожат? Не взорвут это здание к чертовой матери или хотя бы не отремонтируют? Чем дольше он служил, тем тяжелее ему было смотреть на эти хранящие страшные тайны сотен смертей стены. Хотя, казалось, все должно быть наоборот – привыкнуть бы. Но Саша не мог.