Глава 15
Гоп-стоп

Ласковое весеннее солнышко постепенно клонилось к горизонту, заставляя пичуг заходиться тревожным щебетом: «Зачем, зачем, зачем?» Где-то монотонно тарахтел поезд, и ветерок доносил до Тарана металлический женский голос, требовавший что-то с чем-то сцеплять. Черные кусты были покрыты зеленью, как будто кто-то прошелся вдоль леса с пульверизатором. Среди травы, попершей из земли, сновали рыжие мураши.

– Привет, – сказал Таран в трубку мобильника, – это я.

– Куда запропастился? – недовольно спросил Грифон. – Почему на связь не выходишь?

– Трубу отключил.

– Зачем?

– Дела были.

– По-моему, у тебя сейчас одно дело.

– Им-то я и занимался, – загадочно произнес Таран.

Он смотрел на дом. Труп успели унести со двора, но настроение обитателей от этого не улучшилось. Кучка людей стояла у поврежденного окна, отчаянно жестикулируя. Из окна высунулся очкарик в красной футболке и что-то заорал, грозя кулаком. Двор опустел.

– Надыбал что-нибудь? – В голосе Грифона прорезалось неподдельное любопытство.

– А как же, – сказал Таран.

Грифон прочистил горло.

– Ну? – произнес он.

– Гну, – засмеялся Таран.

– А без понтов?

– А без понтов, кранты Соловью.

– Погоди. – Грифон волновался все сильнее. – Ты сказал, кранты? Разве его валить сказано?

– А разве нет?

– Но сперва ведь до общака добраться нужно.

– Доберусь, – сказал Таран беспечно.

– Знаешь как?

– Когда хата Соловья взлетит на воздух со всеми обитателями, останется только зайти туда и поискать.

– Э, э! Не так быстро! – вскричал Грифон. – Как на воздух?

– Я в саперном деле мастак, – доверительно сообщил Таран. – Короче, напичкал дом пластидом под завязку, установил взрыватели. Скоро нажму кнопочку и бах! Понеслась душа соловьевская в рай…

– Кнопочку?

– В наше время без дистанционного управления никак. – Таран издал смешок. – Вот я сейчас в пяти километрах от Соловьева нахожусь, а он не ведает, что его жизнь от нажатия моего пальца зависит.

– Ты псих! – заорал Грифон. – Кто тебя просил?

– А кто мне запрещал? Я не понял, ты наезжаешь на меня, что ли? Барыгу пожалел?

– Погорячился.

– Облейся водичкой, если такой горячий.

– Значит, ты дом заминировал, – уточнил Грифон.

– А сам пока смылся, от греха подальше, – подтвердил Таран.

– Когда рвать собираешься?

– Может, сейчас, может, ближе к вечеру. Пока не решил.

– Черт! Плохо тебя слышу.

– А я тебя – хорошо?

– Алле!!

– Я здесь, – сказал Таран.

Грифон несколько раз подул в трубку:

– Алле-у, алле-у? Не слышу ни хера! Погоди, братан, я, видно, в зону недосягаемости забурился. Сейчас перезвоню.

«Конечно, перезвонишь, – насмешливо подумал Таран, – куда ты денешься. Но не прямо сейчас, а чуток попозже. Сперва ведь тебе необходимо Соловушку своего ненаглядного предупредить, верно?»

Он угадал. Грифон вышел на связь не сразу. Не раньше, чем из гаража под домом начали выгонять машины.

– О! – фальшиво обрадовался он. – Теперь нормалек.

– Да нам вроде и говорить-то больше не о чем. – Таран изобразил зевок. – Пожалуй, пора кнопочку давить.

– Не гони лошадей, – занервничал Грифон.

– А чего ждать?

– В темноте надежней.

– Что мне темнота, – беспечно произнес Таран, наблюдая из кустов за человеческими фигурками, снующими по двору. – Я среди бела дня в соловьиное гнездо забрался и четверых птенчиков уделал. Пострелял, как куропаток.

– Пострелял? – удивился Грифон.

– А ты думал?

– Я… Ничего я не думал.

В сторожку у ворот забежал человек и так же быстро побежал обратно, размахивая на ходу руками. Собравшиеся во дворе занервничали и тоже стали передвигаться исключительно бегом. Из дома стремительно вышел мужчина в поблескивающих очках и светлом пиджаке поверх ярко-красной футболки. Его тут же обступили четыре телохранителя и, озираясь, повели к машине. Судя по почестям, оказываемым мужчине, это и был Соловьев. В руке он нес изящный серебристый кейс. Несомненно, там хранились те самые банковские карточки, на которых числились двадцать миллионов долларов. По лимону зелени на каждой. Лакомый кусок.

– Там у них, наверное, сейчас переполох, – поделился Таран своими наблюдениями с Грифоном. – Сунулись охранники в сторожку, глядь – трупак на трупаке, штабелями лежат. Беготня, суета, повышенная боевая готовность. А не знают того, козлы, что смерть у них под боком притаилась. Я столько взрывчатки заложил, что хрен кто уцелеет. Только клочки полетят по закоулочкам.

– Как бы сейф не разнесло, – озабоченно произнес Грифон.

– Соловей лавэ в ящике держит? – спросил Таран.

– Наверняка. Ты сейф ищи.

– На первом этаже или на втором?

– Говорят, в кабинете.

– А где кабинет?

Машины с набившимися в них пассажирами начали выезжать из ворот: черный джип, две легковушки, еще один джип, серебристый. Бедолага, открывавший ворота, испугался, что его бросили, и побежал за кортежем, размахивая руками над головой. Родовое поместье Соловьева опустело. План Тарана сработал. Кроме того, он лишний раз удостоверился в том, что Грифон с самого начала работал на врагов Шестипалого и против Тарана. А расшифрованный предатель все равно что змея, которой вырвали ядовитые зубы. Шипеть – шипит, а укусить не может, разве что выкусить.

Тарана так и подмывало сделать соответствующий выразительный жест, но ему мешала трубка, прижатая к уху.

– Хрен его знает, где этот кабинет, – произнес Грифон скороговоркой. – Слушай, братан, без обид. Потом созвонимся, ладно? Меня вызывают по второй линии.

– Без обид, – согласился Таран. – У меня, сам понимаешь, времени тоже в обрез. Ты на всякий случай подыщи мне толкового медвежатника, лады?

– Зачем тебе?

– Так сейф вскрывать. Я же специалист не по этой части.

– А, ну да, ну да, – рассеянно сказал Грифон. – Подгоню тебе медвежатника. Жди звонка.

– Я сам объявлюсь, – пообещал Таран, устремляясь бегом в том направлении, где оставил машину. – Мобильник на время отключаю, чтобы не отвлекаться. До связи.

Отвлекаться и впрямь не хотелось. Сегодня вечером господина Соловьева ожидал еще один сюрприз. Удрав из якобы заминированного особняка, он наверняка укроется в своей городской квартире. Охраны при нем будет немного. Кому охота, чтобы в комнатах толклись здоровенные прожорливые парни, которые будут потеть, дышать луком и прикидывать, что бы стибрить у хозяина незаметно. К тому же Соловьев с подачи Грифона вообразит, что Таран занят обследованием развалин, где и будет схвачен доблестными полицейскими корешами. Не стоит рассеивать его наивное заблуждение. Часок-другой спокойной жизни у него есть. Ну а потом…

Что ж, каждому известно, что наступает после жизни.

Когда Таран добрался до городского дома Соловьева, небо заволокло тучами, стало неуютно и пасмурно. Хлынул холодный дождь, асфальт сделался черным. В сумерках одно за другим зажигались окна. Природа сама позаботилась об идеальной маскировке для Тарана. Можно было вести наблюдение, не опасаясь быть обнаруженным.

Соловьев проживал в старинном доме, облагороженном капитальным ремонтом. Солидные оконные блоки на всех этажах свидетельствовали о том, что за ними обитает состоятельная публика. О том же предупреждали дорогие иномарки возле подъездов. Среди них Таран обнаружил «Вольво» Соловьева. Номеров машин сопровождения он не знал, но предполагал, что хотя бы одна поставлена на боевое дежурство.

Припарковавшись у соседнего подъезда, Таран курил сигарету за сигаретой. Первоначально он намеревался проникнуть в дом, когда кто-нибудь из жильцов откроет металлическую дверь с кодовым замком. Однако от затеи пришлось отказаться. В элитном доме наверняка несут вахту консьержи, а то и вооруженные охранники. К тому же за входящими в дом могли наблюдать парни Соловьева. Один звонок из машины, и финита ля комедия. Взять Тарана, пожалуй, не возьмут, а вот помешать ему – непременно помешают.

И как быть?

Выехав из двора, Таран отогнал «Ланос» подальше и, прихватив из багажника бутылку водки, отправился обратно пешком. Прогулка под проливным дождем была не слишком приятной. Холодные капли попадали за воротник, в рот и глаза, туфли промокли, сигарета в пальцах моментально раскисла. По пути Таран купил несколько зажигалок и предусмотрительно замотал их в целлофановый кулек. Добравшись до колодца теплового коллектора за углом дома, он промок до нитки. Чугунный люк давно сперли, так что колодец был накрыт тяжеленной бетонной крышкой размером с мельничный жернов. Поднатужившись, Таран приподнял его и немного сдвинул в сторону. Горожане, попрятавшиеся от дождя, ему не мешали, но и помочь было некому. Он совсем выбился из сил, пока справился с непослушной крышкой, выскальзывающей из рук. Затем, осмотревшись и отдышавшись, он полез вниз, нащупывая в темноте ржавые скобы.

Освещать себе путь зажигалками было не слишком удобно, да и ползанье по узким туннелям не доставляло удовольствия, но в конце путешествия Таран очутился в подвале того самого элитного дома. Выход оттуда перекрывала дверь с пижонским английским замком. Соорудив из проволоки примитивную отмычку, Таран применил на практике навыки, привитые ему в учебке спецназа. Возня завершилась полным успехом. Приоткрыв дверь, Таран увидел широкую лестницу, ведущую в парадную. Прикрыв дверь, он, крадучись, стал подниматься по ступеням, пока не увидел верхушку стеклянной кабинки охраны. Здесь он притаился.

Загудел лифт, стукнули раздвинувшиеся створки. Раздались гулкие шаги, а потом мужской голос:

– Добрый вечер, Петрович.

– Вечер добрый, Степан Кузьмич, – послышалось в ответ. – Куда это вы на ночь глядя? В такую погоду, хе-хе, хозяин собаку на улицу не выгонит.

– Дела, Петрович. Покой нам только снится.

Мягко хлопнула дверь подъезда, щелкнула задвижка электронного замка.

– Дела у него, – пробурчал Петрович, что-то жуя. – На блядки побежал. Седина в бороду, бес в ребро, хер морковкой.

В воздухе резко запахло чесноком. Таран улыбнулся. Полученной информации было вполне достаточно. Охранник дежурил один, был явно немолод, звали его Петровичем, а ужинал он домашними котлетками, заботливо приготовленными супругой. Вероятно, бывший мент. Вначале поведет себя нагло, но как только увидит пушку, станет тише воды, ниже травы.

Ну что, проверим, каков ты страж буржуйского добра, Петрович?

Сорвавшись с места, Таран в два прыжка преодолел оставшиеся ступени, пересек подъездную площадку и ворвался в кабинку, держа пистолет на уровне бедра.

– Привет, Петрович, – подмигнул он охраннику, краснорожему дядьке с пегой шевелюрой.

Тот захлопал глазами:

– Т… ты кто?

– Племянник твой, не узнал? – сказал Таран. – Если кто-нибудь из жильцов появится, то веди себя соответственно. Никаких трагических гримас и стенаний. Иначе, дядя, твои мозги забрызгают стол и котлеты, а это неважнецкая замена кетчупу.

– Я тут дежурю, – тупо произнес Петрович.

– Это я понял. – Ощутив зверский голод, Таран бесцеремонно отломил ломоть хлеба, накрыл его котлетой, сунул в рот и, почти не жуя, проглотил. – Не знаю только, что дальше с тобой делать.

Он лукавил. Классика жанра рекомендовала отвести Петровича в подвал и безболезненно прикончить. В крайнем случае оглушить, связать и заклеить рот скотчем. Но связывать его было нечем, а убивать не хотелось.

– Бери ручку и пиши, – распорядился Таран, принимаясь за вторую котлету.

– Ч… что писать? – спросил охранник.

– Ушел к дантисту. Такой-то, такой-то. Подпись, время.

– Но у меня не болят зубы!

– Сейчас заболят.

Доев, Таран вытер пальцы о плечо сидящего Петровича, а потом, мысленно извинившись, зарядил ему с правой в челюсть.

– Ну как? – поинтересовался он.

Схватившись за щеку, охранник нацарапал на листке продиктованный текст.

– Прилепить к стеклу есть чем? – спросил Таран.

– Есть, – закивал Петрович.

– Цепляй.

Трясущиеся руки не позволяли охраннику выполнить требуемое. Пришлось ему подсобить. Потом, ткнув пистолетным стволом в нагрудный значок Петровича, Таран сказал:

– Молодец. Теперь я тебя отпущу к дантисту. Вздумаешь поднять шухер, тебе кранты. Фамилия у тебя, как я погляжу, редкая. Свинарчук Савелий Петрович. С такой фамилией от меня не спрячешься. Я тебя на краю света достану, веришь?

Охранник верил. Он кивал так истово, что едва не остался без головы из-за своего усердия.

– Ну, тогда прощай, – сказал Таран. – И молись о том, чтобы не свидеться со мной снова. Через пару часиков можешь возвращаться на рабочее место. Если, конечно, возникнет такое желание.

Не переставая кивать, Петрович выбрался из кабинки и потрусил к двери. Было очевидно, что возвращаться на рабочее место ему совершенно не хочется. Ни через два часа, ни через два года, ни через ближайшие два века.

Прежде чем удалиться с горничной в спальню, Соловьев распорядился включить свет не только во всех пяти комнатах, но в кухне и даже в ванной и туалете. Так ему было спокойнее. А чтобы было еще комфортнее, он приказал Янычару и Гоше опустить все жалюзи и задернуть шторы.

Пока горничная расстилала постель, а парни шастали по квартире, Соловьев успел влить в себя полбутылки шотландского виски «Джонни Волкер». Страх отпустил. Не до конца, но отпустил.

– Раздеваться? – спросила горничная.

– Ты Лина или Лиля, никак не запомню? – произнес Соловьев, развалившись на кровати в футболке и брюках. Туфли он тоже не сбросил, а очки зашвырнул в угол спальни. Ему не нравилась оправа. Слишком давила виски и переносицу.

– Я Лера, – ответила горничная.

– Валерия, значит, – уточнил Соловьев.

– Валерия.

– Очень прошу тебя, Валерия, не задавай мне идиотских вопросов. Одетой будешь минет своему мужу делать, а я этого не люблю. – Соловьев приложился к бутылке. – И советую сегодня постараться как следует. Убираешь ты неважно, а сосешь вообще из рук вон плохо. Гляди, опять без зарплаты оставлю.

– Я еще не получала зарплаты, – пискнула Лера, торопливо избавляясь от немногочисленных одежек. – Я у вас только первую неделю.

«Не получала и не получишь, – подумал Соловьев, массируя лицо. – В конце месяца найду вместо тебя другую дурочку. Лиля, Лера, какая разница?»

– Давай. – Он призывно похлопал по кровати. – Докажи, что я не зря плачу тебе пятьсот баксов. Представь, что ты пылесос, бесшумный и безотказный. – Соловьев захохотал, довольный своей шуткой. – Ну? Включайся, девочка.

Аккуратно заправив пряди волос за уши, Лера склонилась над его выпуклым животом и расстегнула «молнию» на брюках.

– Пардон. – Придерживая девушку за макушку, Соловьев достал из кармана зазвонивший телефон.

– Слушаю, – произнес он.

Лера еще раз убрала волосы и сгорбилась, то исчезая из поля зрения, то появляясь вновь.

– Это я, – сказал Грифон. – Таран пока не объявился. Торчит где-то возле особняка. Почему-то не взрывает.

– Не так быстро, – попросил Соловьев, хлебнув виски.

Лера послушно сбавила темп.

– Я быстро говорю? – удивился Грифон.

– Это я не тебе. Продолжай.

– Продолжаю. В общем, взрыва пока мои люди не засекли.

– Так отправь их туда, пусть обезвредят хату, – предложил Соловьев.

– Кто ж туда сейчас сунется? – проворчал Грифон. – Камикадзе среди нас нет.

– А надо бы.

– Покажи пример, – съязвил Грифон. – А мы за тобой следом.

С тех пор как они на пару захватили общак Шестипалого, этот урка вконец обнаглел. Стал вести себя с Соловьевым на равных, показывать гонор, перечить, проявлять недовольство. Того и гляди долю свою потребует. Но самостоятельно распорядиться кредитными карточками Грифон не способен, поэтому вынужден подчиняться. Пока. Что он завтра запоет?

– Тарана ищут? – спросил Соловьев, решив не обращать внимания на подначку.

– В темноте бесполезно, – вздохнул Грифон. – Вот если бы ему маячок навесить, как тот, что в портфеле….

По обоюдной договоренности, шестипаловский кейс с бумагами и пластиковыми карточками был снабжен специальным радиоэлектронным устройством, именуемым в просторечии радиомаяком. Благодаря ему Грифон всегда знал, где находится Соловьев с общей кассой. Это не давало гарантии, что подельник попытается сбежать, но Грифон рассчитывал грохнуть Соловьева раньше, чем тот сделает ноги. Единственное, что объединяло их сейчас, это присутствие в городе Тарана, охотившегося за общаком. Горы трупов, оставленные посланником Шестипалого, заставляли действовать сообща.

– Если бы да кабы всех врагов сложить в гробы, – ответил присказкой Соловьев. – Ты спишь, что ли? – Он дернул горничную за волосы. – Больше жизни!

– Кто спит? – возмутился Грифон. – Я, блин, забыл, когда нормально кемарил из-за этого залетного жигана!

– Достань его, слышишь? – попросил Соловьев. – Достань, ладно?

Лера, решившая, что он обращается к ней, приподняла голову и, облизнувшись, захлопала глазами.

– Достану, – решительно сказал Грифон. – Как только он на твою фазенду сунется, ему крышка.

Соловьеву надоела эта игра в испорченный телефон. Тем более что стресс отрицательно сказался на его потенции. Распрощавшись с подельником, он поощрительно потрепал горничную по волосам и, откинувшись на подушку, прикончил виски. Захорошело. Соловьев уж было сосредоточился на получении удовольствия другого рода, когда дверь в спальню без стука приоткрылась.

– Андрей Игоревич, можно я на диване в гостиной вздремну? – прогудел Янычар, плотоядно уставившись на скрючившуюся Леру.

Подмывало послать его на хер, но Соловьев, даже будучи пьяным, не хотел конфликтовать с охранниками, от которых зависела его безопасность.

– Вздремни, – отмахнулся он. – И больше без стука не заходи. Видишь, я занят?

– Понял, – кивнул Янычар, не трогаясь с места.

– Исчезни! – заорал Соловьев, забыв о своих благих намерениях. – Что вылупился, бычара любопытная? Тебя сюда звали?

Дверь закрылась. Лера опять задвигалась, как заведенная, рискуя растянуть шейные мышцы. От усердия она сопела и вздыхала, но это мало помогало делу. С таким же успехом могла трепать кошка дохлую мышь, стараясь вынудить ее поиграть немного.

«Нужно расслабиться и получить удовольствие, – подумал Соловьев, смыкая веки. – Сейчас представлю какую-нибудь возбуждающую картинку, и дело пойдет на лад. Ага! Меня не Лера ласкает, а, скажем, молодая жена главы администрации Крякова Никанора Ефимовича. Причем он за этим наблюдает, а воспрепятствовать не может. Потому что глава администрации уже я, а он так, шалтай-болтай без прежних капиталов и связей».

Медитация мало-помалу начала помогать, когда вместо пышногрудой Маргариты Кряковой перед мысленным взором Соловьева возникла вовсе не похожая на нее журналистка Наталья Белова. Хотя и голая, но мертвая, а потому малопривлекательная. Как только удалось избавиться от этого навязчивого видения, в спальню деликатно постучали.

– Андрей Игоревич, – подал голос Гоша. – В подъезде под дверью ханыга отирается. Отлить собирается, что ли. Я за ним по монитору уже пять минут наблюдаю.

– Какой ханыга! – взревел Соловьев, садясь на кровати. – Вы сговорились сегодня? Издеваетесь? То Янычар дергает, то ты. Мне за вас ханыг гонять?

Временно отстраненная от исполнения обязанностей Лера села в ногах у хозяина, делая губами странные движения, словно разминаясь перед игрой на флейте. Во взгляде ее читались тоска и ненависть.

– На вахту позвонить? – осторожно спросил Гоша. – Или самому ханыгу турнуть?

Соловьев потянулся к бутылке, обнаружил, что она пустая, и устало махнул рукой:

– Турни. Можешь размяться немного, но не вздумай калечить. Все же Страстная пятница сегодня… или Чистый четверг?

– С утра суббота была.

– Ты еще здесь? – завопил Соловьев, после чего уставился налитыми кровью глазами на Леру. – Ни хрена у тебя не получается. Не умеешь ничего. Ступай в гостиную…

– К Янычару? – оживилась девушка.

– К бару, дура! Пузырь тащи, орешков каких-нибудь! С ума можно сойти от таких работничков бестолковых! Тот дрыхнет от зари до зари, эта еле языком ворочает, другой клоун без команды не способен ханыгу с лестницы спустить. Ну и народ, – покачал головой Соловьев, когда Лера вприпрыжку помчалась за выпивкой. – Обамы на вас нет, он бы вас живо к порядку приучил. В условиях жесточайшего, блин, экономического кризиса.

Отведя душу, Соловьев повалился на кровать и стал ждать… и дождался.

Прежде чем подняться на четвертый этаж, Таран тщательно осмотрел кабинку охранников. Запасных ключей, как он и предполагал, тут не было. Жильцы дома не настолько доверяли Петровичу и его напарникам, чтобы снабжать их ключами от квартир, где деньги лежат. Очень правильное решение. Легавые есть легавые, хоть и бывшие. Зазеваешься – пальцы оттяпают.

Открыв небольшой металлический ящичек на стене, Таран увидел там видеозаписывающую аппаратуру и уничтожил диск, хранивший информацию о том, как занемогший охранник элитного дома был отправлен к зубному врачу. Без этого диска камера на потолке могла сколько угодно пялиться на Тарана, не причиняя ему ни малейшего вреда. Подмигнув ей, он покинул опустевшую сцену.

Перед новым спектаклем было необходимо как следует войти в роль. Влив в себя граммов сто пятьдесят водки, Таран взъерошил волосы, перепачкал куртку мелом, растянул воротник свитера, а затем, поплевав на ладони, повозил им по ступенями и занялся макияжем. Убирали в элитном доме немногим лучше, чем в обычном, поэтому грим удался на славу. Брезгливо оглядев перепачканные руки, Таран приблизился к двери шестьдесят первой квартиры.

Глазок видеокамеры исключал повторение дублей, поэтому играть пришлось с полной отдачей и вживанием в образ. Побродив с бутылкой по площадке, Таран пару раз пнул соловьевскую дверь, бормоча грязные ругательства. Получилось это абсолютно естественно. Решив, что охрана медлит с ответными мерами, Таран стал пристраиваться к двери, делая вид, что готов расстегнуть ширинку.

Он уже думал, что видеокамера отключена или соловьевские молодчики плохо несут службу, когда защелкали замки и дверь распахнулась.

– Ты… – сказал Гоша, переступив порог. – Ох-х… – выдохнул он, стремительно пятясь в обратном направлении. – …уел…

Реплику он закончил, валяясь на полу с пробитым черепом. Это были последние слова в его короткой бестолковой жизни.

Перешагнув через труп, Таран вытер рукоять пистолета о пальто на вешалке и двинулся дальше.

Освещенная кухня оказалась пуста. В сортире и в ванной тоже никого не было. Зато в третьей по счету комнате Таран обнаружил совершенно голую девицу с квадратной бутылкой и здоровенного парня, свернувшегося калачиком на полукруглом кожаном диване. Девицу Таран поманил стволом пистолета, прижимая палец к губам. Когда она приблизилась с круглыми от ужаса глазами, он оглушил ее пистолетом, подхватил за талию и бесшумно опустил на пол. Проверил пульс. Ударил еще раз, чтобы напуганная дуреха не очнулась раньше времени.

Как ни старался Таран соблюдать тишину, парень на диване встрепенулся, почувствовав присутствие постороннего. Он потянулся за помповым ружьем на полу, но спросонья промахнулся, а Таран уже был тут как тут с прихваченной бутылкой виски. Удобная, увесистая, с четкими гранями из толстого стекла, она была словно специально создана для подобных случаев. Височная кость парня треснула со второго удара, после чего бутылка дважды обрушилась на подставленное темя. Пульс на этот раз Таран проверять не стал. Прежняя профессия научила его отличать живых от мертвых.

– Что за шум? – раздался далекий пьяный голос. – Лера! Гоша! Куда все запропастились, мать вашу?

– Иду! – откликнулся Таран, разгоняясь. В спальню он влетел с такой скоростью, что не успел затормозить и запрыгнул по инерции на кровать, поперек которой возлежал Соловьев в приспущенных штанах.

Многое хотелось ему сказать. О многом расспросить. Но для начала Таран ограничился тем, что пнул ногой в ненавистную харю с редким чубчиком и толстыми губами.

– Это чтобы ты не решил, что тебя разыграли, – пояснил он, стаскивая Соловьева с кровати. – На колени, сука. Догадываешься, кто я такой? Помнишь Наташу Белову?

Вид грязного, всклокоченного, небритого Тарана был грозен. Он мог бы держать в руке не взведенный пистолет, а, скажем, маникюрные ножницы, и все равно протрезвевшего Соловьева охватил бы мистический ужас. Наверное, он чувствовал бы себя увереннее на Страшном суде, очутившись лицом к лицу со своими многочисленными жертвами. Нависший над ним человек не был жертвой. Он был мстителем, палачом, и палец его лежал на спусковом крючке.

Разумеется, Соловьев повалился на колени. Разумеется, он был готов каяться и молить о прощении. Сколько угодно. Хоть до конца своих дней. Лишь бы дней этих осталось побольше. Пусть не дней… Часов… Минут… Секунд…

Таран не захотел слушать, как и зачем Соловьев в паре с Грифоном завладели общаком, хранившимся в банке Шестипалого. Не стал он выяснять и подробности смерти Наташи. Все это было в прошлом, в далеком прошлом. Тарана интересовало только настоящее.

– Кредитки, – перебил он Соловьева. – Где они?

– В кейсе. – Последовал кивок на стенной шкаф.

– Замки с циферками?

– Цифе… Что?

– Кодовые замочки? – рявкнул Таран, начиная выходить из себя.

– Да, – закивал Соловьев. – Но я не вводил шифр. Зачем? Не сейф. Портфель отверткой вскрыть можно.

– Тащи его сюда. Бегом.

Придерживая штаны, Соловьев выполнил приказ. В его взгляде читалась готовность угождать и прислуживать. Возможно, в этом и состояло его настоящее призвание. Возможно, напрасно он так рвался к власти и богатству. Из него мог бы получиться изумительный лакей. Нужно было только время от времени показывать пистолет.

– Открой, – сказал Таран, легонько пнув кейс, напоминающий какую-то деталь самолета из легкого серебристого металла.

Соловьев распахнул портфель. Его челка слиплась от пота, под редкими волосами отчетливо проступила залысина.

– Карточки с сопроводительными документами сюда, – велел Таран.

Получив требуемое, он пересчитал длинные узкие конверты. Их было ровно двадцать. В каждом хранился яркий пластиковый прямоугольничек и листок с реквизитами и кодами. На всякий случай Таран позвонил Шестипалому и подробно расспросил, как выглядит содержимое конверта, и удовлетворенно хмыкнул.

– Ты его достал? – осторожно спросил старый вор, боясь спугнуть удачу.

– Нет, – ответил Таран.

Он не привык праздновать победы раньше времени. Про кейс Шестипалый узнает утром, которое, как известно, вечера мудренее. А до утра еще дожить надо. Ох, как надо!

– Извини, Шестипалый, – сказал Таран в трубку. – Я работаю. Завтра доложу. Суеверный я.

Спрятав мобильник, он посмотрел на Соловьева у своих ног. В раскрытом портфеле было еще полно всяких бумаг. Конверты, сложенные аккуратной стопкой, перекочевали во внутренний карман Тарана. Ему было неясно, как поступить с остальной макулатурой, хранящейся в кейсе.

– Что это? – поинтересовался он, вороша страницы носком туфли.

– Контракты, – стал перечислять Соловьев, – учредительные документы, акты о передаче земельных участков. Все это можно переоформить на кого угодно. У меня есть надежный нотариус.

– Завещание накатал?

– За…? Вы хотите меня убить?

– Ты даже не представляешь себе, как сильно, – буркнул Таран. – Деньги.

– Деньги? – переспросил Соловьев.

– Станешь убеждать меня, что не хранишь в доме заначку?

– А! Конечно, конечно… – Покряхтывая от усердия, Соловьев забрался на кровать, сорвал картину над изголовьем и с видом фокусника распахнул вделанный в стену сейф. – Здесь около трехсот тысяч баксов, – похвастался он.

Таран выгреб из кейса бумаги и швырнул его через кровать.

– Загружай.

– Ага, ага!

Роняя пачки, Соловьев занялся работой. Его колотило от возбуждения. Какая удача! Какая фантастическая удача! Таран решил унести деньги в портфеле, оснащенном «Ангелом-хранителем»! Именно так назвали британские изготовители свое электронное устройство, позволяющее обнаружить похищенное имущество. Система слежения джи-пи-эс, вмонтированная в кейс, была включена. Маленькая черная коробочка размером со спичечный коробок, привинченная ко днищу внутри, не привлекла внимания Тарана. Может быть, он просто не заметил ее, может быть, принял за футлярчик для хранения всякой мелочи. Но теперь, куда бы он ни отправился с кейсом, данные о его местонахождении будут передаваться на ноутбук, с которым никогда не расстается Грифон. В его портативный компьютер введена специальная программа. Запрашиваешь у «маячка», где он сейчас находится, и получаешь подробный отчет: долгота, широта и адрес на виртуальной карте.

«Поиски займут некоторое время, – лихорадочно размышлял Соловьев, укладывая пачки долларов в портфель. – Координаты координатами, а погрешность от пятисот до тысячи метров остается. Но это пустяки. У Грифона хватает людей, чтобы оцепить и прочесать местность. В случае необходимости можно будет подключить к поискам ментов, которые точат зуб на Тарана. Одним словом, бандюге не уйти. Сегодня ночью он чувствует себя королем, а завтра утром нахлебается дерьма под завязку».

– Вот, – сказал Соловьев, протягивая кейс на вытянутых руках. – Есть еще кое-какие драгоценности. Принести?

– В задницу себе их запихни, – посоветовал Таран, забирая плоский портфель с деньгами.

– Я никому ничего не сообщу и не стану вас разыскивать.

– Естественно. Это было бы странно для трупа.

– Убьешь меня? – Голос Соловьева дрогнул. – Думаешь, тебе это поможет?

– Нет, не думаю, – качнул головой Таран. – Вот если бы тебе отрубить руки-ноги, бросить на съедение муравьям и послушать, как ты будешь вопить, тогда, возможно, мне стало бы легче. Но не намного. Поэтому не буду терять времени.

Глядя Соловьеву в глаза, Таран трижды нажал на спусковой крючок. Все выстрелы были направлены в живот, чтобы продлить агонию. Хватаясь за каждое новое пулевое отверстие, Соловьев рухнул головой вперед, ударился животом о спинку кровати и скатился на ковер.

– Передавай брату привет, – сказал Таран, прежде чем сделать контрольный выстрел.

Лицо у него было каменным. Словно он не человека убил, а раздавил клопа. Ни радости, ни удовлетворения, ни злости.