Глава 11
Дамы приглашают кавалера
Сунув телефон в сумочку, Люда Пострелецкая извлекла оттуда сигареты, зажигалку и закурила, пуская дым к потолку. Ее новый знакомый, представившийся Евгением, только что позвонил и сказал, что заедет за ней где-то через полчасика. Как убить время? Заняться было нечем. Ресторан закрылся, смена посудомойщиц убирала со столов, швейцар смотрел боксерский поединок по телевизору, остальные официантки разошлись по домам. Кроме Люды, в темном холле оставалась только новенькая, с которой они почти не были знакомы. Совсем еще молоденькая девчушка, худенькая, стройная, с большущими глазами. Сегодня эти ее глаза, ставшие предметом зависти официанток «Венеции», были на мокром месте. Пристроившись возле окна на диване, девушка шмыгала носом и утирала салфетками слезы.
Развалившаяся на диване Люда повернула голову.
– Эй, – окликнула она, выпуская дым через ноздри. – Как там тебя? Алена? Ты чего? Ты это брось. Всемирный потоп устроишь.
Ничего на это не ответив, Алена всхлипнула и неожиданно разрыдалась. Ее обращенная к Люде спина вздрагивала, как от частых ударов плетки.
Швейцар равнодушно покосился на нее и включил телевизор погромче. Кто-то там у него проигрывал, а кто-то выигрывал. Швейцару непременно требовалось узнать, кто именно. Странный народ мужчины. Готовы целыми днями пялиться, как другие занимаются спортом, а сами высиживают геморрой да обзаводятся пивными животами. Нет, чтобы самим натянуть боксерские перчатки или футбольные бутсы.
Люда потушила сигарету в пепельнице, полной окурков, и подсела к Алене.
– Але, подруга. – Она положила руку на плечо девушки. – Что за трагедия?
Ответа не последовало.
– Нет никакой трагедии, – продолжала Люда. – Здоровая, красивая. Живи и радуйся.
– Мне нечему радоваться, – выдавила из себя Алена. – И жить не хочется.
– Ах, не хочется? А ты сходи к мужскому туалету, погляди, что там мелом нарисовано. – Люда имела в виду контуры трупа, оставшиеся после приезда полицейских. – Тому парню, может, тоже жить не хотелось, вот он своего и добился. Хочешь, чтобы тебя тоже мелом обвели?
Довод подействовал на Алену благотворно. Она даже нервно усмехнулась сквозь слезы.
– Что у тебя за трагедия, – спросила Люда. – Парень бросил?
Алена отрицательно помотала головой, комкая очередную салфетку.
– Подхватила? – понизила голос Люда.
Опять отрицательный жест.
Ну и хрен с ней, решила Люда. Пусть хоть обрыдается вся. Мне-то какое дело? Тоже мне, цаца. Ноги и грудь отрастила, а мозгов, как у дитя малого. Жизнь обтешет. А чужие неприятности Люде ни к чему.
Взяв Алену за плечи, Люда развернула ее лицом к себе, сунула в руки платок.
– На, утрись как следует. Да не реви ты, не реви. Не ты первая, не ты последняя. Всех обижают. Привыкай.
– К этому не привыкнешь.
– Можно подумать, у тебя какая-то особенная судьба и сама ты особенная. – Люда, считающая себя умудренной житейским опытом, пренебрежительно фыркнула. – У всех все всегда одинаково. Одни побогаче, другие победнее, но проблемы те же самые. Или ты с другой планеты прилетела? Может, ты гостья из будущего?
Сделав такое предположение, Люда саркастически рассмеялась. Ей, потерявшей невинность в четырнадцатилетнем возрасте и сделавшей первый аборт за год до совершеннолетия, было не до сказок. По интеллекту она немногим превосходила старшеклассницу, зато психически и физически давно была зрелой женщиной. Если бы Люду назвали стервой, она бы не обиделась. В современном мире выжить могут только отъявленные стервы, а не мягкотелые рохли, у которых глаза вечно на мокром месте.
– Ну, выкладывай, что там у тебя стряслось, – грубовато предложила Люда. Ею двигало не столько сострадание, сколько любопытство. Обычное женское любопытство, на котором зарабатывают свои триллионы владельцы желтых газет, глянцевых журналов и телекомпаний, штампующих передачи о похождениях звезд. Люда никогда в жизни не подглядывала в замочную скважину. Ей представлялось, что интересоваться подробностями чужой жизни – это совсем другое.
– Стряслось, – вздохнула Алена, постепенно приходя в себя.
– Что именно? – осведомилась Люда нетерпеливо.
Ей даже не жаль было испачканного платка, так хотелось вкусить горечи чужих огорчений. Женщины обожают остренькое не меньше, чем сладенькое.
Испустив прерывистый вздох, Алена достала зеркальце, косметичку и, приводя себя в порядок, приступила к рассказу.
* * *
Как и предполагала Люда, в истории злоключений Алены не было ничего экстраординарного или уникального. Она стала жертвой игровых автоматов, этих одноруких бандитов, оккупировавших города России, Украины и прочих стран, некогда известных под названием Советский Союз.
Игровой бизнес изменил города и поселки бывшего СССР до неузнаваемости. Разумеется, не в лучшую сторону. В начале двадцать первого века повсюду, как ядовитые грибы, стали вырастать казино, игорные залы и просто будки с «однорукими бандитами». Повсюду зазвучало непрекращающееся «тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом». Под этот перезвон пятая часть мужского населения незаметно превратилась в зомби, готовых на все ради обладания заветным жетоном. Иностранное словечко «джекпот» стало их заклинанием.
Однорукие бандиты вторглись в гастрономы, парикмахерские и даже в аптеки. Они подстерегают жертв возле школ, больниц, автобусных остановок и кинотеатров. В затемненных залах сидят бледные, как упыри, люди, потерявшие ощущение реальности. Руки нужны им лишь для того, чтобы бросать жетоны, дергать за рычаги и подносить к губам пивные бутылки.
Тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом.
Такие легкие, такие быстрые деньги делаются с помощью нехитрых механических ящиков с рисованными вишенками, бананчиками и ананасиками. Внутри – электронные регуляторы, с помощью которых вероятность выигрыша сводится до смехотворного минимума. Автоматы отрыгивают не более пятой части проглоченных денег. А чтобы посетители поменьше прислушивались к совести и благоразумию, в залах продается не только пиво, а водка, «травка» и «колеса». Полиция не вмешивается в кровавые разборки между одурманенными алкоголем и наркотиками игроками. Ее доля от выручки достаточно велика, чтобы смотреть на вопиющие безобразия с плотно закрытыми глазами. Ну а реальный контроль над игровыми залами осуществляют бандитские группировки. Так что школьники, просаживающие родительские денежки у автоматов, содержат уголовников. Их отцы, братья, дедушки и дяди занимаются тем же самым. И если кто-то недоволен таким положением вещей, то его запросто могут прирезать прямо в зале, чтобы ночью вывезти на ближайшую свалку.
Впрочем, таких возмутителей спокойствия довольно мало. Заразившиеся игроманией люди теряют волю и рассудок. Лишаясь машин и квартир, семей и человеческого облика, они готовы превратиться в бомжей, лишь бы иметь доступ к заветным автоматам. И их пускают. Проигравшись, они украдут деньги у своих близких, а нет, так возьмут в руки ножи и кастеты, чтобы снова пополнить карманы и приобрести игровые жетоны. А места осужденных займут новые ловцы счастья…
Поначалу старший брат Алены, Михаил, проходил мимо «одноруких бандитов» с пренебрежительной миной. Потом в его глазах загорелись искорки интереса. Наконец, он решил попробовать, просто так, забавы ради. Забава пришлась по вкусу. Спустя полгода его турнули с работы за присвоение крупной суммы из кассы. Три месяца назад Миша вынес из дома телевизор и покалечил отца, заслонившего грудью проигранный сыном холодильник. Еще через месяц он попытался переоформить на себя документы на квартиру, но был изобличен и, осыпая родителей проклятиями, скрылся в неизвестном направлении. А позавчера…
– Они встретили меня утром возле подъезда, – монотонно говорила Алена, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. – Одного зовут Тофиком, второго Муслимом, кажется. Армяне или азербайджанцы, не знаю точно. Симпатичные такие парни. Черноволосые.
– Был у меня один азер, – прокомментировала Люда. – Зверь. Кинет палки три подряд, искусает всю, засосов наставит и смеется: «Что, ваши так не умеют?»
– Они кусаются? – испугалась Алена.
– Может, и не все. Хотя почему бы им не кусаться. – Люда посмотрела на таймер мобильника, убедилась, что время ползет медленно, и попросила: – Ты не отвлекайся, ты рассказывай. Что там твои брюнеты жгучие? Хор предложили?
– Хор?
– Это когда вдвоем долбят. Или втроем.
Алена побледнела.
– Что-то в этом роде, – пробормотала она.
– И сколько платят? – полюбопытствовала Люда.
– Мне?
– Ну не мне же. Я с азерами стараюсь не связываться. Мне братьев-славян хватает. Один сегодня подкатил, весь из себя. Крутой и на бабки не жадный. Так сколько тебе брюнеты пообещали?
– Нисколько, – прошептала Алена. – Это я им должна.
– Не поняла, – протянула Люда. – Хотя… Тебя братик, что ли, подставил?
– Да. Он проиграл им тысячу баксов, представляешь? И сказал, что деньги можно получить с меня. – Алена нервно переплела пальцы. – Сам удрал, а им мой адрес сказал. И вот они явились. И дали срок два дня.
– В смысле, до сегодня?
– До завтрашнего утра. А у меня таких денег нет. И если я не отдам…
– Групповуха с получением от тебя расписки, – перебила Люда, которая не могла пожаловаться на отсутствие жизненного опыта. – Мол, я, такая-сякая, сама предложила малознакомым кавказским юношам вступить со мной в половую связь, желательно в извращенной форме, в чем нисколько не раскаиваюсь. И станут долбить они тебя во все дырки, а в перерывах заставлять тебя полы мыть и за чебуреками бегать. – Люда щелкнула языком. – Н-да, тебе не позавидуешь, подруга. Они эту тысячу на год растянут. А родственников и знакомых у них тьма-тьмущая. Гонорары тебе не светят, зато гонорея обеспечена. И походка соответствующая. – Людины пальцы изобразили шагающую враскорячку человеческую фигурку. – Как выкручиваться думаешь? Варианты есть?
– Был, – вздохнула Алена. – Я у тетки тысячу долларов заняла. Она их несколько лет собирала.
– Так чего же ты нюни распустила?
– Дело в том, что этих денег у меня уже нет…
– Куда же ты их дела? – изумилась Люда. – Потратила?
– Хуже, – произнесла Алена неестественно ровным тоном.
* * *
Она доехала электричкой до вокзала и вышла на площадь, размышляя, отправиться ли прямиком в зал игровых автоматов или сперва заскочить на работу, чтобы не засчитали прогул.
Неожиданно две брюнетки средних лет встали у нее на пути. Действовали слаженно и напористо. Пока одна озабоченно цокала языком, вторая трещала сорокой, легонько толкая Алену в грудь:
– Не спеши, сахарная, не спеши, бриллиантовая, ведь мимо удачи своей проходишь, на беду свою, эй, на беду страшную, близкую, неминучую.
– Плохо тебе, касатка, – подключилась цокотуха, – ох, плохо, опасность тебя подстерегает, совсем близко она, по пятам за тобой идет.
– Опасность? – встрепенулась Алена, обхватив сумочку с деньгами обеими руками.
Брюнетки дружно закивали: да, да, она не ослышалась.
– Ты думаешь, самое страшное уже позади, а оно только начинается, – грозила пальцем трещотка.
– Неприятности у тебя, верно? – допытывалась цокотуха.
Они были одеты в одинаковые темные плащи, цветастых юбок и шалей не носили, золотом на всю округу не сверкали, но, тем не менее, от них за версту разило нечистоплотностью, лживостью и подлостью. «Цыганки!» – обмерла Алена.
– Отстаньте от меня!! – вскричала она, уворачиваясь от мелькающего перед носом пальца.
– А ты нас не гони, сладкая, ты нас не бойся, сахарная…
– Нам от тебя ничего не нужно, что ты, что ты!
– Ты сама в нашей помощи нуждаешься, касатушка…
– Деньги свои при себе оставь, мы чужого не берем…
– Предупредить хотим…
– Уберечь…
У Алены голова пошла кругом от этого галдежа, но чей-то сочувственный взгляд, брошенный из протекающего мимо людского потока, привел ее в чувство. Не тратя слов даром, она оттолкнула цыганок плечом и успела удалиться на несколько метров, когда услышала фразу, заставившую его замереть:
– А! Теперь не будет тебе спасения от злых врагов, от предательства брата коварного…
– Что? – вырвалось у Алены.
– Близкий человек на тебя нож точит, в могилу загнать хочет, – вкрадчиво застрекотала цыганка, подъезжая к ней на своих волшебных сапогах, подошвы которых не отрывались от асфальта.
– Проклятие на тебе лежит, – подхватила товарка, не скользящая, как на коньках, а плывущая прямо по воздуху. – Посмотри на себя, миленькая: как высохла, как исхудала… Ну? Ну?
В нескольких сантиметрах от лица Алены возникло карманное зеркальце, круглое, как полная луна, и такое же яркое, серебристое, наполненное внутренним светом.
– Видишь? – зашипела змеей та цыганка, что прежде по-беличьи цокала. – Черно над головой, черно под глазами, а сама белая-белая, как саван, в который тебя укутают.
– И-и, – ужаснулась товарка, – вся мухами обсижена, червями источена, смертельной болезнью заражена…
– И недели не проживешь…
– Как в гроб ляжешь…
– Врагам на радость…
– Брату Мишеньке на потеху…
– Откуда… – шевельнула Алена губами, помертвевшими от осознания того, что цыганки действительно знают про брата. – Откуда вы знаете?
Она была как во сне. Все вокруг заволокло мглой, лишь два женских лица проглядывали сквозь нее, неправдоподобно четкие, строгие, всезнающие. Да еще вспыхивал порой прожектор зеркальца, не позволяя отвести взгляд.
– Все давно известно, все разгадано, – журчали голоса, наполняя сжавшееся сердце Алены невыносимой тоской. – Не трать время на расспросы, а трать время на спасение. Ну-ка, позолоти руку, чтобы волшебное слово против порчи узнать. Без денег нельзя, даром только кошки любятся.
Алена зачем-то расстегнула сумочку. Вернее, сумочка раскрылась сама собой, как заколдованная.
– Монетку дай, дай, – приговаривали цыганки. – Нет монетки? Тогда бумажку давай, эй, не бойся, не пропадет твоя бумажка, гляди, я ее в кулаке держу…
– Нет, – выдохнула Алена.
– Как же нет, когда да, – нашептывали ей. – Ты ведь знала, что так будет, когда остановилась. Теперь еще давай денежку… и еще… и еще…
Стодолларовые купюры одна за другой выскальзывали из безвольных пальцев Алены, сворачивались, комкались, скрывались в чужом кулаке, а она не могла воспрепятствовать этому, потому что зеркало светило в глаза, а в ушах звучала скороговорка, которую она пытался запомнить:
– Повторяй, повторяй, ни словечка не пропускай… Ходи-броди, беда, полями-лесами, стежками-дорожками, мимо меня, мимо…
– Мимо, – произнесла Алена голосом смертельно пьяного или смертельно больного человека.
– Ищи-свищи, беда, во других краях, во других городах, мимо меня, мимо…
– Мимо, – простонала Алена. – Деньги… Деньги верните…
– На! – разозлилась цыганка, сунув ей бумажный ворох. – Ай, дура бестолковая, голова садовая! Кукушка в последний раз кукует, а она о деньгах толкует. Ладно, так и быть, забирай, только крепче пальцы сжимай, а то уронишь, потом не догонишь. Деньги-то твои свободу почуяли, ожили, вырваться хотят. Слышишь, как шевелятся?
– Да, – пролепетала Алена, с трудом удерживая рвущийся из ладони ком. – Ходи-броди… Ищи-свищи…
– Молодец, – сказали ей. – Вот так и стой, красавица, пока не уляжется. А потом ступай куда глаза глядят, быстро иди, не оглядывайся.
Стало тихо. Людские потоки беззвучно текли мимо Алены, не затрагивая ее, вросшую в землю. Осторожно, словно в кулаке ее находилась змея или ядовитая жаба, она подняла руку и посмотрел на свои стиснутые пальцы. Приподняла один, другой, третий. Раскрыла ладонь. Тупо уставилась на смятую газетную бумагу, не веря своим глазам. И это все? Ее облапошили? Отняли тысячу долларов?
– Стойте! – закричала она так, что привокзальная площадь мигом наполнилась привычным тысячеголосым гамом, шумом, гулом, рокотом.
Но громче всего звучали шаги Алены, бросившейся за цыганками. Они не успели скрыться из виду и, обнаружив преследование, перешли с торопливой ходьбы на бег, проявляя удивительное для своей комплекции проворство. Прохожие останавливались, желая выяснить, кто за кем гонится. Подобно лыжнице, совершающей слалом, Алена ловко обминала человеческие фигуры и не задумывалась о том, как станет отбирать деньги, когда настигнет мошенниц.
Растерявшиеся цыганки не додумались юркнуть в какую-нибудь щель или скрыться в подворотне. Забежав за угол магазина, они наткнулись на высокий забор, где были вынуждены остановиться. Попались, подлые крысы, обрадовался Алена, замедляя шаг.
– Верните деньги, немедленно! – распорядилась она категоричным тоном учительницы, отбирающей сигареты у учеников.
Она протянула руку, и это было ее последнее осмысленное действие, поскольку на площадке, еще секунду назад выглядевшей такой тихой и пустынной, началось настоящее столпотворение. Стоило приблизиться к двум мошенницам, как тех поглотила пестрая толпа цыганок с детишками и без. Появившись, словно из-под земли, они вели себя соответственно: кривлялись, ругались, плевались, норовили пустить в ход когти.
– Какие деньги, ты! – кричали на Алену, щипая ее, дергая за плащ, вынуждая поворачиваться из стороны в сторону. – Что ты к порядочным женщинам пристала, проститутка бесстыжая? Проваливай!
Напор был столь яростным, что через минуту она уже не требовала, а просила, умоляла:
– Пожалуйста… Хотя бы часть отдайте… Мне долг отдать надо… Иначе хоть домой не возвращайся…
– А тебе домой и не надо! – завизжала распатланная бабища, поворачиваясь задом и задирая юбку. – Тебе сюда, гляди!
– Пятьсот долларов, – лепетала Алена, окончательно потерявшая из виду двух мошенниц. – Половину, хотя бы половину.
– Пятьсот баксов тебе? А это видела? Мне трусы купить не на что! – Еще одна юбка взлетела вверх. – Убирайся прочь, попрошайка несчастная!
– Не то проклянем, – сыпались со всех сторон угрозы.
– Сама сдохнешь и близких за собой в могилу потащишь…
– Родители есть?
– О родителях подумай!
– Убирайся! Убирайся!
– Верните деньги, ну пожалуйста, – клянчила Алена. – Мне иначе никак…
Выбрав в безумном хороводе старуху, не принимающую участия в травле, она адресовала возгласы ей. Седая цыганка наверняка являлась многодетной матерью и бабкой не одного десятка внуков. Неужели не сжалится, неужели не войдет в положение?
– Гражданка! – рвалась к ней Алена. – Мамаша! Не обеднеете ведь… Половину… По справедливости…
Несколько пар рук вцепились в нее, не позволяя сделать ни шагу. Кто-то укусил ее за предплечье, кто-то схватил за волосы, а одна чертовка даже хлестнула Алену по лицу щетинистой кисточкой хвоста. Но она, заметив замешательство старухи, смотрела только на нее, обращалась исключительно к ней:
– Мне нельзя без денег! Я все равно не отстану! Слышите меня?
Всклокоченная, растерзанная, исцарапанная, она выглядела не грозной, а жалкой, и прекрасно понимала это, но на что ей еще было рассчитывать, как не на милосердие? Драться с цыганским табором было все равно что рой разъяренных ос руками разгонять, и Алена больше не рвалась в бой. Она просто кричала, до предела вытянув шею:
– Женщина, нельзя так, не по-людски это! Слышите, женщина? Пожалейте меня!
Старуха отреагировала на предложение совершенно неожиданно.
– Деньги потеряла, достоинство не теряй, – сердито сказала она. – Деньги вернутся, себя не вернешь. Отпустите девчонку. Я ей кое-что сказать хочу.
Внимая ее голосу, цыганки расступились. Потеряв равновесие, Алена села на землю. «Конец, – пронеслось в мозгу. – Сейчас разбегутся во все стороны, и поминай как звали».
Алена ошиблась. Старуха подошла ближе:
– Ты совершила ошибку, а за ошибки платить надо. Поэтому деньги наши. Мы их не вернем, не надейся. Не держи зла.
– Ага, – кивнула Алена. – Не буду. Пусть брат меня проигрывает, пусть меня за его долги убивают, пусть меня среди бела дня грабят… А я вам всем только спасибо скажу. За науку.
– И правильно, – кивнула старуха. – Наука дорогого стоит.
– Правда? Тогда дайте мне тысячу долларов, я вас тоже чему-нибудь научу, хотите?
Алена встала, отряхивая плащ.
– Чему ты меня научить можешь, соплюха, когда сама как слепой котенок? Но я тебе глаза открою. Сегодня… – Старая цыганка сделала паузу, давая возможность уяснить важность того, что она намерена сообщить. – Сегодня жизнь твоя изменится. У тебя появится мужчина, который сумеет защитить тебя от беды. Люби его, и он тебя тоже полюбит. С ним ничего не страшно… Если…
– Что если? – спросила Алена. Осознание того, что ей продолжают вешать лапшу на уши, сделало ее неузнаваемо дерзкой. Но, может быть, дело не только в этом? Может быть, она услышала то, что давно мечтала услышать?
– Если ты его самого не испугаешься, – мрачно изрекла старуха.
– Он такой уродливый?
– Да нет, девонька. Снаружи он очень даже пригожий. А внутри…
– А внутри? – откликнулась эхом Алена.
– Душа у него искалечена. Ненависти много и злости. Оттого и силы у него, как у десяти других, – закончив речь этими словами, старуха погрозила коричневым пальцем, похожим на сук. – О тех деньгах, что сама проворонила, забудь. Таким, как ты, деньги ни к чему, все равно без толку потрачены будут. Жди сегодняшней встречи и ни о чем не беспокойся.
– Как в сказке?
– Как в сказке. А теперь закрой глаза, не то мое предсказание не сбудется.
– Не собираюсь я закрывать глаза, – строптиво заявила Алена.
Цыганки, стоящие поодаль, зашушукались, разглядывая ее и посмеиваясь.
Старуха что-то залопотала по-своему, водя руками по воздуху, словно отыскивая и дергая там невидимые нити. Алену охватила полнейшая апатия. Она бы не шелохнулась, даже если бы перед ней появились сейчас Муслим с Тофиком, явившиеся требовать долг. Все стало безразличным, душа оцепенела. Окружающий мир потемнел и сделался зыбким, будто во сне. Алена сама не заметила, как ее веки отяжелели настолько, что сомкнулись. Она судорожно зевнула.
Это продолжалось совсем недолго. Постояв минуты две, Алена вяло спросила:
– Ну что? Хватит?
В ответ ни шороха одежды, ни слова, ни вздоха. Не веря своим ушам, Алена открыла глаза и посмотрела по сторонам. На асфальтовом пятачке было пусто. Цыганки, что называется, как сквозь землю провалились. Вместе с теткиными деньгами.
* * *
– Я бы на твоем месте из города смылась, – сказала Люда, выслушав эту историю.
– Я бы на своем месте тоже, – попыталась пошутить Алена, уже не просто бледная, а белая как мел. – Только не могу я родителей бросить. У мамы диабет, ей лекарства нужны.
– Если останешься, лекарства тебе самой понадобятся.
– Догадываюсь… Слушай, а ты не дашь мне взаймы?
– Штуку баксов? Ха-ха-ха!
Люда расхохоталась, словно ничего смешнее в своей жизни не слышала. Словно на ее депозитном счету не лежала как раз та сумма, в которой так отчаянно нуждалась ее собеседница. Угрызений совести она при этом не испытывала. Вот только кошки на душе скребли. Так больно скребли, что хоть плачь.
Люда снова сверилась с таймером.
– Кавалера бы тебе богатого, подруга, – сказала она.
– Где его взять? – уныло произнесла Алена, плечи которой опустились, а голова поникла.
– Там, где цыганки нагадали.
– Глупости все это. Не верю я цыганкам. Наверное, самое лучшее для меня сейчас, это повеситься…
Люда медленно покачала головой, разглядывая Алену. Красивая, а дурочка. И совершенно беспомощная. Дернул же черт Люду связаться с этой малахольной!
– Ты уверена, что Тофик и Муслим не просто пургу гонят? – спросила она.
– Пургу? – не поняла Алена.
– Они действительно серьезные ребята или только строят из себя крутизну?
– В нашем микрорайоне их все знают. У них ресторан и игровой зал возле рынка. «Фортуна» называется. Там такая публика ошивается, что просто жуть берет.
– Н-да, не повезло тебе, – обронила Люда.
– Не повезло, – вздохнула Алена.
– Батя-то у тебя хоть крепкий? Заступиться сумеет?
– Я ему не стану говорить. У него голова повреждена. И сердце…
– У той диабет, у того сердце. Сынок мать родную готов продать. Семейка!
– А вот это не твое дело! – Алена вскочила с дивана. – Я свою семью люблю, и ты ее не трожь! У меня дороже никого нет.
Хотелось бы Люде иметь семью, про которую можно сказать, что дороже ее ничего на свете нет. Только где ее взять?
– Сядь! – Схватив девушку за руку, Люда потянула ее к себе.
– Зачем?
– Сядь, тебе говорят!
Алена подчинилась. В ее затравленном взгляде проступило что-то напоминающее надежду.
– Как у тебя с моральными принципами? – сердито спросила Люда.
– В смысле?
– Бережешь честь смолоду?
– Ну… – Алена замялась.
– Хахали были? – продолжала допрос Люда.
– Не на необитаемом острове выросла.
– А как насчет еще одного?
– Ты о чем?
– О том самом, которого тебе цыганки нагадали. Вот. – Люда достала из кармана ключи. – Это от моего дома. Запоминай адрес… – Подробно объяснив, как добраться до загородного дачного поселка, она сунула ключи девушке. – Держи. Еда в холодильнике, чистая постель в комоде, удобства во дворе. Печь топить умеешь?
– Печь? – совсем растерялась Алена. – Зачем печь?
– Куховарить. Или, скажем, водичку подогреть.
– Водичку?
– Слушай, ты меня совсем достала! – зашипела Люда, косясь на клюющего носом швейцара. – Не холодной же водой ты подмываться после этого самого будешь?
– Я? – пискнула Алена.
– Ох и бестолковая же ты! Я тебе зачем ключи даю? – Люда заговорила голосом учительницы, втолковывающей прописные истины самой глупой ученице своего класса. – Чтобы было, где с моим Евгением перепихнуться. Он при бабках и, похоже, готов швырять их направо и налево. От сердца отрываю. Такой мужик, м-м! – Люда закатила глаза. – Мечта идиотки! Идиотка – я. Потому что позволяю тебе пользоваться моей добротой.
– Мне этого не надо, – заявила Алена, вздернув нос.
– Тебе это как раз надо. Расскажешь Жене о своих проблемах, может, он тебе штуку и отвалит. Не за красивые глаза, конечно. Станешь на недельку его покорной наложницей. Секс, а в перерывах кекс.
– Неделю?
– А ты хотела за одну ночь штуку срубить? – восхитилась Люда. – Ты что, королева красоты? Или всемирно известная модель? Нет? Ну так не привередничай. Цаца какая выискалась! Предпочитаешь чернозадым бесплатно давать?
Ответ был молчаливым, но отрицательным. Люда перевела дух.
– Тогда договорились, – решила она. – Дом в твоем распоряжении.
– А ты где жить будешь? – спросила Алена.
– У своего ненаглядного, – ответила Люда. – Он только рад будет теплой бабе под боком, да и мне надоело на электричках мотаться. Туда-сюда, туда-сюда. – Она поморщилась. – Ты, главное, тютей не будь, не упускай своего. Задаток не забудь потребовать. Тебе ведь завтра долг возвращать?
– Угу, – загрустила Алена.
– Вот и вернешь. А потом принимай рабочую позицию и отрабатывай. От тебя не убудет. Во вкус войдешь, потом еще сама за мужиками охотиться будешь.
– Не буду.
– Не будет она! Все охотятся, а ты нет?
– А я нет.
Люда почувствовала себя задетой. Не очень-то приятно, когда кто-то считает себя лучше тебя.
– Еще как будешь, – мстительно пообещала она. – Я тебя насквозь вижу. С виду тихоня, а по натуре – кошка мартовская. Небось только и ждешь, чтобы тебе вставили как следует!
– Прекрати, ладно? – попросила Алена.
На ее скулах расцвели красные пятна.
– Ладно, – согласилась Люда, меряя девушку презрительным взглядом. – Прекращаю. Возвращай ключ и катись к своим больным предкам. Только завтра перед уходом не забудь предупредить их, что задержишься допоздна. Они ведь больные. Как бы не приключилось чего от волнения. – Люда протянула ладонь, продолжая свою саркастическую тираду. – И в самом деле, зачем тебе деньги? Лучше честно отработать перед азерами, чем ложиться под нашего мужика. Подумаешь, делов-то! Глядишь, тебе даже понравится.
Вспыхнув от шеи до лба, Алена помотала головой, отчего ее светлые волосы закачались из стороны в сторону, как уши охотничьей собаки.
– Извини, – горячо воскликнула она, хватая протянутую подругой руку. – Это все стеснительность моя дурацкая. Давно надо было переломить себя, а не получается.
– Тогда другие переломят, – философски заметила Люда. – В наше время недотрогой не прожить. А раз так, то выбирай наименьшее из двух зол. Хотя… – Она невесело усмехнулась. – Хотя, честно говоря, я бы с этим Женей задаром переспала, без всякой оплаты труда. Классный мэн.
Алена хотела что-то спросить, но в это время зазвонил телефон.
* * *
После всех приключений, выпавших на его долю в ночном Курганске, Таран не пришел в восторг, услышав, что официантка Люда предлагает себе замену. С какой стати? Может быть, Тарану собираются подсунуть какую-нибудь супервумен, владеющую приемами сексуального единоборства? Или эта таинственная Алена умеет превращаться в паучиху, пожирающую самца после спаривания? Однако, выслушав сбивчивую речь Люды, Таран успокоился.
Официантка сказала, что ее бойфренд заподозрил неладное, так что лучше она переночует у него… Ага, и сегодня, и завтра, и послезавтра… В общем, там видно будет, а пока компанию Тарану составит красивая девушка, лучшая Людмилина подружка, за которую Люда ручается… Крыша над головой предоставляется бесплатная, а вот койка… Короче, Таран ведь не обидит Алену? Она не проститутка, просто сейчас ей очень нужны деньги… Нет, никаких тарифов и почасовых оплат… Все строится на доверии.
На доверии? Минут десять назад Таран позвонил Шестипалому и высказал все, что думает о его соратниках, в частности о Грифоне. Выслушав историю про очередную засаду, Шестипалый помрачнел и пообещал разобраться.
Перезвонил он сразу после того, как Таран закончил разговаривать с Людой. Тон у Шестипалого был озабоченный. Оказалось, что Грифон не берет трубку. То ли до него самого добрались, то ли дрыхнет, то ли ушел в подполье, сообразив, что окончательно спалился. Но Тарану-то от этого легче не стало.
– Что молчишь? – спросил Шестипалый. – Продолжаешь игру или как?
Он пытался говорить равнодушно, но голос его охрип от волнения.
– Я не из тех, кто на половине пути спрыгивает, – сказал Таран. – Кажется, я это тебе уже говорил.
– Спасибо, браток.
– Благодарить потом будешь, Шестипалый. А пока просьбочка у меня одна к тебе будет.
– Слушаю.
– Не приставляй ко мне больше ни прикрытия, ни советчиков, – твердо произнес Таран.
– Но один ты не справишься, – возразил Шестипалый. – Мои люди Соловья отследят и тебя на него наведут.
– Грифоны твои? Лучше уж я сам.
– Не пори горячку. У Соловья есть особняк, городская квартира и два офиса. Как ты его отслеживать будешь?
– Справлюсь, – сказал Таран. – Ты же с самого начала хотел, чтобы я в одиночку сработал.
– Оно-то так, – ответил Шестипалый, – но лишняя пара ушей и глаз не помешает.
– Слишком много ушей и глаз. Лишних. Своими обойдусь. Деньги есть, информация есть, стволами обзавелся. Что еще надо?
– Удача. Фарт тебе нужен, братишка.
– Нужен, значит, будет, – ответил Таран.
Попрощался с вором он сухо и коротко, как если бы не испытывал никаких сомнений или тревоги. Конечно же, это было не так. Однако Таран не привык проявлять истинные чувства. Не барышня. Да и жалобами делу не поможешь.
