Глава 3
Когда-то в Антитеррористическом центре я проходил курс подводного диверсанта. Я до сих пор помню, как быстро и без проблем утопить любого, пусть даже тренированного противника. Для этого лишь достаточно… Впрочем, я давал подписку о неразглашении и потому не буду рассказывать, как это делается.
Глядя на гнусного коротышку, я очень хотел слегка притопить его пухленькое личико, а затем сладостно наблюдать, как воздушные пузыри остатками никчемной жизни всплывают на поверхность. Но теперь это было непозволительной роскошью.
Стараясь не поскользнуться на мокром кафеле, я, балансируя, приблизился к негодяю и, схватив его за оттопыренные уши, вытащил из воды. Он завертелся, как уж на сковородке, и быстро-быстро засучил коротенькими ножками.
Поставив его перед собой, я, на всякий случай, чтобы придать ему понятливости, врезал кулаком по сморщенной физиономии и сказал:
– Кто похитил дочь Кораблева и где она сейчас?
Вытирая тыльной стороной ладони сочащуюся из носа кровь, коротышка захныкал, как провинившийся школьник перед родительским собранием:
– Я не знаю, честное слово. – Заметив, что я собираюсь повторить дисциплинарное взыскание, он запричитал: – Правда-правда, ну поверь мне…
– Пионером был? – неожиданно участливо спросил я.
Он кивнул, размазывая кровавые сопли по щекам:
– Ага.
– Хоть это радует. – Ему было невдомек, почему я улыбаюсь; я же продолжил: – Приложи руку к голове в пионерском салюте.
Глуповато и непонятливо пялясь на меня, коротышка медленно приподнял правую руку наискось.
– А теперь скажи «хэк» – только резко, на выдохе. – Мое новое требование вызывало в нем самый откровенный протест.
– Зачем? – переспросил он, но, тут же получив резкий удар по печени, выдохнул: – Хэк!..
Мое терпение подходило к концу, и я зловеще протянул, в душе пугаясь собственного голоса:
– Или мы с тобой договариваемся по-хорошему, или ты сдохнешь. Но перед смертью еще восемь раз повторишь слово «хэк»! Решай, я не тороплю – у тебя есть целых пять секунд, и время уже пошло…
На лице коротышки отразилась работа мысли.
– Я правда, я действительно не знаю, где они ее спрятали, – голосок был торопливый и сбивчивый, но меня устраивал и такой, – но могу узнать. Сегодня мне надо будет подкинуть очередное послание о том, что сумма увеличилась…
– Почему? – перебил я говорящего.
Коротышка часто заморгал, решая, как поступить: сказать всю правду или чего-то утаить, – но, посмотрев на мои выразительные колотушки, он принял единственно правильное решение.
– В предыдущем письме было сказано, чтобы Кораблев не обращался к ментам, а он нарушил это условие, поэтому сумма увеличится вдвое. – Мужичонка смотрел на меня почти торжественно, гордый тем, что нашел в себе силы избежать очередного тычка.
Я в свою очередь переспросил:
– А откуда известно, что бизнесмен обращался в милицию?
– У нас в милиции свои люди.
– Кто? Где? Быстро! Как зовут главного?
– Его мало кто видел, но я знаю по рассказам, что он молодой и сильный и имеет волосатую руку в милиции…
Пришлось его перебить:
– У меня не очень волосатая рука, но, если ты будешь кочевряжиться и дальше, как теперь, она наверняка окажется в твоих внутренних органах. – Сделав внушительную паузу, я закончил: – Как его найти? Кто его знает?
Толстяк суетливо задергался и ответил:
– Сегодня ко мне придет связной с письмом – он знает почти всех…
– Его имя, ну живей вспоминай!
– Я знаю его как Алика, но наверняка это кличка. – Коротышка теперь откровенно трясся в приступе отчаянного ужаса. – Можешь прийти в мою квартиру к двум часам дня и сам с ним поговорить. Но умоляю, не выдавай меня, иначе я труп.
– Не бойся. – Мне пришлось сменить тон: теперь я вещал ласково и убаюкивающе. – Никто не узнает о нашем разговоре.
– А она? – Коротышка ткнул жирным пальцем на застывшую в бассейне проститутку. – Ты можешь за нее поручиться?
Меня так и подмывало громко заржать; подумать только – этот идиот требует, чтобы я поручился за его же телку. Кому рассказать – не поверят. Однако пришлось напустить на себя строгости.
– Это будут последние слова в ее жизни. – Я уставился на онемевшую Настю. – Тебе понятно?
Путанка поспешно закивала рыжей головкой, буквально поедая меня карими глазками, – она была готова на все, лишь бы никогда ее жизненный путь больше не пересекся с моим.
Я опять воззрился на коротышку, сказав:
– Сейчас я тебя отпущу, но если ты меня решил кинуть – вспомни о расширенной печени.
Толстяк поедал меня взором, подчеркивая холуйскую угодливость.
Я понял в эту секунду, что никуда он не денется, но на всякий случай произнес:
– А чтобы к тебе не закралась мыслишка о побеге, я загляну в твои документы. – Мой взгляд скользнул по наручным часам. – До назначенного времени остался час сорок пять – за это время тебе будет проблематично покинуть пределы Крыма. Так вот, если в назначенное время ты не окажешься дома, я сообщу все Кораблеву, а у него найдется возможность надавить на милицию. Тогда тебе светит несколько лет на нарах, а скорее под ними. Тамошние ребята очень любят толстожопых мужичков, особенно тех, которые сдают своих подельников.
Господинчик хранил покорное молчание, лишь часто хлопал маленькими ресницами.
Прежде чем уйти, я подвел его к краю бассейна и слегка подтолкнул, сказав:
– Осторожно, не поскользнись. – Ответом мне был громкий всплеск воды от упавшего тела.
Не оборачиваясь, я покинул этот домик чудес и волшебства, запомнив данные паспорта, оказавшегося в кармане спортивных брюк коротышки.
Меня слегка рассмешила фамилия неудавшегося мафиози, и я повторял ее несколько раз, как бы пробуя эту фамилию на вкус:
– Зюзечкин, Зю-зеч-кин, Зю-ю-юзечкин.
Спустя минут сорок я неспешно подъехал к воротам виллы, где работал садовником. Охрана без разговоров пропустила мою машину на территорию особняка. Я оставил машину и пошел к себе.
Пока я готовил себе коктейль, распахнулась входная дверь и на пороге появился Анатолий Иванович. Он тяжело уселся за стол, вытер посеревшее лицо платком и спросил приглушенно:
– Виталий, вам удалось что-нибудь узнать относительно… – Ему было тяжело произнести имя похищенной дочери, поэтому он затих.
Молча наполнив еще один стакан, я протянул его Кораблеву.
– По моим личным данным, Анатолий Иванович, против вас действует весьма хорошо организованная структура. У нее есть связи в милиции. Поэтому я не делаю ставки на правоохранителей. – Мне пришлось прерваться, чтобы сделать глоток алкоголя, после чего я продолжил: – Скорее всего вы получите еще одну записку, в которой они потребуют увеличить сумму…
– Откуда вы знаете? – перебил меня собеседник.
Не вдаваясь в подробности, я коротко ответил:
– Поверьте мне, и все. Никаких других объяснений я вам не дам. – Мне, конечно, было его жаль, но и распространяться по поводу собственных действий не хотелось, поэтому я сказал лишь одно: – Меньше чем через час у меня важная встреча, которая может все решить в ту или иную сторону.
Кораблев понятливо кивнул.
Я посчитал своим долгом предупредить его о том, что волновало и меня:
– Постарайтесь на это время надежно спрятать остальных членов вашего семейства, – я имел в виду жену и малолетнего сына, – и сами не лезьте на рожон. Если же в мое отсутствие вам позвонят или еще каким-то образом свяжутся с вами, не предпринимайте ничего, пока не убедитесь, что Инна жива. Я понимаю, что вам важнее дочь, чем злосчастные деньги, но это будет иметь смысл только в одном случае – если с вами ведут честную игру.
– Вы думаете, что они могут ее… – встревоженно спросил он.
Резко перебив грустную тираду, я ответил:
– Ничего наверняка знать нельзя. Но пока у меня в руках есть хоть какая-то маленькая ниточка – не теряйте надежды на лучшее. – Успокаивая расстроенного отца, я был противен сам себе – мне это напоминало сцену, когда я увещевал первую свою девочку не горевать по поводу безвозвратно ушедшей девственности.
Анатолий Иванович устало поднялся и направился к выходу, бросив через плечо:
– Если понадобятся деньги или что-нибудь еще – звоните напрямую мне… В любом случае звоните. – Он сделал короткий шажок и остановился, обернувшись в мою сторону: – Я предупрежу начальника местной ГАИ, чтобы вам был зеленый свет.
– А вот этого делать не нужно. – Я просто вскипел от злости на его непрактичность, но списал все на горестное затмение коммерческих мозгов и объяснил: – Если у них действительно везде свои люди, то я стану лишней фигурой и меня просто уберут. И хотя моя жизнь не стоит многого, мне ее все же жаль.
Он криво улыбнулся.
– Вы не согласны?
– Вы все шутите. – В следующую секунду захлопнулась дверь, и я остался один в пыльной, неприбранной берлоге, где до сих пор витал пьянящий аромат девичьих духов.
* * *
Коротышка жил в старой пятиэтажке у рынка. Человеку, который тут родился и вырос, не следовало на что-то надеяться – его жизнь навсегда будет насыщена коммунальными склоками и запахом жареной рыбы.
Я долго терзал дверной звонок, но мне не открывали. В сердцах сплюнув, пнул дверь, обитую дерматином. И тут дверь неожиданно распахнулась настежь, открывая моему взору весьма тесный коридор с веселенькими обоями и овальным зеркалом на противоположной стене.
Крадучись, я тихо переступил низкий порог и вошел внутрь, готовый каждую секунду отразить любое неожиданное нападение.
Но, к счастью, ничего не произошло, если не учитывать самой малости: из просторной комнаты на меня уставился внимательный и слегка смущенный взгляд коротышки – его широко открытые глаза изучали меня в первый и последний раз сверху вниз.
Модные кожаные туфельки болтались на уровне журнального столика. Зюзечкин показывал мне иссиня-лиловый язык, распухший до размеров стопы борца сумо. Он был мертв.
Чьи-то бережные руки аккуратно сняли хрустальную люстру, заменив ее на более модерновый «светильник». То, что это не могло быть самоубийством, подтвердил бы даже первокурсник юридического колледжа. К нагрудному карману жмура была приколота записка с веселым и размашистым росчерком: «Привет, Виталька!»
Чувствуя противную сухость во рту, я прошел на кухню и заглянул в холодильник, но там, кроме бутылки минералки, ничего не было. Мгновенно откупорив пробку, я жадно присосался к стеклянному горлышку.
– Упокой, господи, душу никчемного засранца, – произнес я, поглядывая на качающийся труп.
Осушив посудину до дна, я вышел на лестничную клетку и лицом к лицу столкнулся с какой-то бабулькой, чьи бдительные глазки с профессионализмом сыщика ощупали мою фигуру.
– Пока, дружище, – крикнул я в мертвую квартиру, имитируя на своем лице теплые, приятельские чувства к коротышке, – звони, если что…
Захлопнув дверь, я запрыгал по ступенькам под пристальным взглядом вездесущей старушки.
Когда я уже спустился на один пролет, пожилая женщина пробурчала себе под нос, но достаточно громко для моего чуткого слуха:
– Вот квартирка – то девки визжат как резаные, убегая от каких-то мужиков сломя голову; то алкаш…
Напоминание о девках меня в первый момент совсем не тронуло, но, оказавшись на улице, я вспомнил рыжеволосую Настю, и меня прошиб холодный пот – а что, если она была свидетелем убийства и ее тоже хотели прикончить, но ей удалось смыться?
Широко шагая, я торопился к оставленному в соседнем дворе «жигулю». Выйдя из-за угла дома, я обнаружил около своей тачки свору ребятишек. Завидев меня, размахивающего ключами и приближающегося к водительской дверце, мальчишки отошли в сторону.
Вдруг один из них сказал:
– Дядь, а вашу машину хотели украсть. – Звонкий голосок десятилетнего паренька колокольным боем ударил в мозг – я замер на месте, держа двумя пальцами вставленный в замочную скважину ключ.
– Когда? – переспросил я, не узнавая собственный голос.
Мальчишка охотно пояснил:
– Открыл дверцу, повозился, но, видно, не смог завести и ушел. Он даже в капот залезал. – Мальчик был горд собственным знанием деталей кузова и некоторых технических возможностей машины. – У вас, наверное, есть специальная секретка от угонщиков, да?
Я порылся в кармане, извлек на свет новенькую купюру в десять гривен и протянул ее мальчугану.
– Купи себе мороженое, – сказал я, щедро разбазаривая чужие деньги.
Малец обалдело уставился на купюру, не веря собственному счастью.
– Лучше пива!
Буквально обползав всю машину снаружи и не найдя ничего особенно подозрительного, я осторожно, словно боясь, приоткрыл дверцу водителя. Салон был таким, каким я его оставил пятнадцать минут назад: то же кресло, те же приборы, тот же руль, та же магнитола – и никаких следов пребывания постороннего.
Дернув рычаг капота, я аккуратно приподнял крышку и облегченно вздохнул – к бачку стеклоомывателя шла пара цветных проводков, начинавшихся сразу же под крышкой трамблера.
Заглянув в бачок, я обнаружил противопехотную американскую мину, срабатывающую от электродетонатора. С такой системой мне не единожды приходилось сталкиваться на службе в Антитеррористическом центре. Не тратя времени на разминирование, я просто оборвал провода.
Адскую машину я упаковал в снятый с пассажирского сиденья чехол и забросил в багажник – просто так, на всякий случай, чтобы дети не вздумали поменять ее на пиво.
Теперь предстояло вновь ехать в Алупку…
Моя поездка в Алупку, увы, оказалась напрасной – изощренной в сексуальном разнообразии Настеньки дома не было. Ее перепуганная мамаша, купившаяся на просроченное удостоверение и подчеркнуто официальный тон, поведала мне по секрету, что скорее всего Настя у какого-то Димы. Но ни адреса, ни фамилии, ни даже профессии последнего женщина не знала.
Несолоно хлебавши я завернул обратно. Заскочив по дороге к интуристовскому бармену, я узнал, что тот благополучно загорает на пляже и готовится к ночной смене; но где именно грел свои косточки долговязый Толик, мне так и не сообщили.
Мое напряженное тело вдруг безумно запросилось в море, и я поехал к облюбованной гостинице «Ялта» – только там можно было выгодно сочетать природный сервис соленой воды с сытной кормежкой, холодными напитками и деликатными услугами в массажном кабинете. Однако в последнем я нуждался меньше всего, а вот остальное бы не повредило.
Припарковав машину на платной стоянке, я подошел к взмыленному от жары сторожу и, протянув ему сто гривен, сказал:
– Сдачи не надо, но к машине никто не должен подходить ближе чем на два метра.
Старик оценивающе осмотрел мою тачку – с раздолбанным левым боком и толстым слоем пыли по всему корпусу – и спросил, покрутив в руках серую купюру:
– Вы ее на месяц оставляете?
– Нет, – спокойно отозвался я, – на пару часиков. Пойду перекушу, поплаваю и назад.
Прежде чем приступить к активному отдыху, я отыскал городской телефон и набрал «02». Когда в трубке послышался казенный голос дежурной телефонистки, я назвал адрес коротышки и сказал:
– Хозяин квартиры висит под потолком, как новогодняя гирлянда. Приезжайте скорее, пока от него не провонял весь дом…
– Кто говорит? – перебила меня диспетчер.
Воистину человеческой наивности нет предела – мои губы самопроизвольно расползлись в широкой улыбке, я ответил:
– Директор Всемирного банка реконструкции и развития, – и повесил трубку.
Плотно перекусив чашкой горячего бульона, поджаристым шницелем и блинчиками с творогом, я вошел в бар, уже в третий раз за сегодня.
Решив ограничиться бокалом немецкого пива, я сделал соответствующий заказ лысому Боре.
Бармен проворно исполнил мою просьбу и перегнулся через стойку, зашептав в самое ухо:
– Тебя ищет Настя. Просила передать, что она в первом секторе пляжа…
Не дослушав до конца и не рассчитавшись за выпивку, я почти побежал в указанном направлении. Сердце учащенно колотилось в моей груди, рискуя выпрыгнуть наружу, но я этого не замечал – мой взор был направлен на разомлевшую толпу, раскидавшую свои кости на горячих камнях.
Кто бы мог подумать, что я с таким остервенением буду искать обычную шалашовку, которой рубль цена в базарный день. Но день, по-видимому, был неторговый – мои глаза выискивали ярко-рыжую копну длинных волос, а ноги переступали через расплавленные тела.
Вдруг рядом послышался тихий, очень вкрадчивый голосок:
– Виталя, ложись рядом со мной.
Голос принадлежал жгучей брюнетке в огромных солнцезащитных очках; ее каре едва прикрывало маленькие ушки.
Присев на корточки, я насмешливо произнес:
– Мадам, желание женщины, пусть даже и незнакомой, для меня закон. Конечно, я лягу, однако боюсь, что нам будет неловко заниматься этим самым при таком огромном количестве советчиков.
– Перестань паясничать, – проворковал голосок, – это я, Настя.
Упав ничком на жесткое ложе, я пододвинулся поближе к собеседнице.
Она сбивчиво затараторила, обводя окружающих подозрительными взглядами:
– Я там была и все видела. Зюзю кончил какой-то лысый жлоб. Я тогда очень испугалась и побежала… Внизу стояло такси…
– Подожди-подожди, – перебил я испуганную пташку, – не так быстро и по порядку.
Настя поправила съехавший парик и начала все с самого начала:
– Сразу после твоего визита в охотничий домик мы вызвали такси и поехали к Зюзе домой. Я жутко вспотела и залезла в ванну. – Она прикурила дрожащими пальцами тонкую сигарету, а затем продолжила: – Минут через пять раздался звонок в дверь. Кто пришел, я сперва не видела, но слышала практически все.
– Он не знал, что ты в ванной?
– Спешил, не заглядывал. Сказал, что принес какую-то бумагу, потом прошел на кухню и попросил кофе. Какое-то время шумела вода в кухонной раковине, а после этого раздался голос Зюзи – мол, почему вы мне, Алик, не доверяете? Может, мне тоже охота поучаствовать непосредственно в деле…
– Наверное, вспоминал меня? – предположил я.
– Конечно. И еще вставлял Зюзе – мол, почему сразу не рассказал? Тот и рассказал об охотничьем домике… Тогда этот Алик его перебил – мол, ты что, дебил конченый? Какого хера навел его на эту хату, а если он мусоров притащит? А Зюзя говорит – мол, не притащит, ему девчонка нужна. Говорит: «Через час он пожалует – можно будет с ним кончать».
Я слушал и не верил собственным ушам – как могло получиться, что этот жирный кретин обвел меня вокруг пальца?
– Что было дальше, помнишь?
Настя задумалась, смешно сморщив курносый носик, и произнесла:
– Они стали называть какие-то имена, кричали друг на друга. Честно говоря, я подумала, что Зюзе опять достанется.
– Какие имена, – перебил я, – вспомни, пожалуйста, это очень важно. Я заплачу тебе столько, что ты не заработаешь и за месяц кропотливого пыхтения под клиентом.
Она обиженно отвернулась, но потом сказала:
– Нужно мне твое бабло! Я рассказываю все только потому, что хочу жить, а ты единственный человек, способный мне помочь.
– Сделаю все возможное и невозможное, – честно пообещал я и попросил: – Только вспомни имена.
Девушка опять задумалась и ответила:
– Вроде бы какой-то Артик упоминался, хотя я точно не помню… Да, они еще говорили о тебе, что взорвут твою машину.
– Да, их любезный подарок я уже получил. А имена, какие имена еще назывались?
– Вроде бы о пионерах каких-то говорили, – невнятно промычала путанка, пожимая плечами, – но я толком не помню, потому что дальнейшее было просто кошмаром. – Она нервно поежилась, как будто лежала не на Черноморском побережье, а на льдине. – Возня началась жуткая! А потом кто-то захрипел – противно так, по-поросячьи, – и я узнала задыхающийся голос Зюзи. Минут пять я сидела в воде как пришибленная, но потом вылезла из ванной и, накинув махровый зюзинский халат, выскочила в коридор. Вот тогда-то я его и рассмотрела: лысый, противный, страшный, руки в наколках, а на лице огромный шрам, вот такой, – она показала на себе, перечеркнув наискось левую щеку от уха до подбородка.
Большего я не мог из нее выжать. Встав на ноги и предварительно скинув с себя одежду, я пошел к воде.
Проплыв метров сто, я вернулся к перепуганной Насте и сказал:
– Собирайся, и поехали.
– Я готова, – тут же отозвалась она, влезая в прозрачные шорты и натягивая футболку с неприличной надписью.
Спустя пять минут мы уже садились в «жигуль».
Когда я въезжал в распахнутые ворота кораблевской дачки, Настя по моему совету сползла на пол, чтобы не подставляться любопытным взглядам тупоголовых мастодонтов-охранников.
Остановив машину у парадного входа, я вошел в особняк, оставив рыжую в непривычной для нее позе. Навстречу мне выступил личный телохранитель Кораблева, спросив:
– Тебе кого, Виталик?
Это был единственный боец из всей дворовой своры, который ни разу не попытался меня зацепить, а наоборот, относился ко мне почтительно и поэтому вызывал во мне ответную симпатию, – звали его Андрей.
– Позови шефа, Андрюша, – попросил я и добавил: – Скажи, что это срочно.
Широкая спина исчезла в двери роскошного кабинета. Тотчас на пороге появился сам хозяин с красными от переживания глазами. Подойдя ко мне, он спросил:
– Ну что, есть какие-то сведения?
– Есть, – почти не соврал я, но в очередной раз уклонился от подробностей, – нужно спрятать свидетеля. Только прошу вас – никаких вопросов.
Он согласно кивнул, сказав:
– Терять все равно больше нечего – я полностью доверяюсь вам. Где свидетель?
Вместо ответа я неопределенно махнул рукой в сторону застывшей машины. Кораблев непонимающе уставился на меня.
Пришлось дать пояснения.
– Свидетельница в машине. Пусть Андрей, – я указал на застывшего в отдалении телохранителя, – загонит тачку в подземный гараж, а оттуда введет свидетельницу в дом. Но больше никто не должен о ней знать – только я, вы и ваш охранник.
– Хорошо, – устало отозвался Анатолий Иванович и повторил мои слова охраннику, но уже в форме приказа.
Я передал ключи, подошел к боковой дверце и зашептал:
– Настя, тебя сейчас спрячут. Доверяй этим людям как мне и ничего не бойся. Единственное неудобство заключается в том, что тебе придется пару дней пересидеть вдали от аплодирующей публики. И никаких контактов, никаких и ни с кем, поняла? Мобилу отдай…
– Поняла, – отозвалась девушка сдавленным голосом и протянула мобильник. – Только ноги затекли, быстрее бы выбраться отсюда.
Меня слегка насмешила прозвучавшая фраза, и я ответил:
– Пусть лучше затекут ноги, чем отекут мозги.
Вернувшись к своей хибаре, я насторожился. Ведь я помнил: когда уходил, дверь была приоткрыта. Теперь же она была плотно заперта.
Постояв пару минут в задумчивой нерешительности, я все же осмелился войти. Но думаю, это слово не вполне точно передало мои действия: я не вошел, а влетел – резко пнув несчастную дверь, которая едва не слетела с петель, я ворвался в собственное жилище так, будто хотел себя же и ограбить.
Взгляд мгновенно различил сидящую на кухонном табурете мужскую фигуру, которая еще только оборачивалась на грохочущий звук.
В два прыжка преодолев трехметровое расстояние, я со всего маху влепил локтем по стриженому темени незнакомца.
Незваный гость мерзко засопел – будто собирался высморкаться мне на штаны – и тут же рухнул на пол.
Это был оперативник ялтинского угро Артур Прелясковский. Судя по всему, хук вырубил его всерьез и надолго.
Пришлось перевернуть его на живот и изо всех сил стукнуть по спине. Наконец кашель стал здоровым и обрел вполне сносную форму отрывочных слов:
– Кхе-кхе… как не стыдно, нападение на сотрудника при исполнении… – Посмотрев на меня вполне осмысленно, он поинтересовался: – А Зюзечкина ты так же зверски бил перед смертью?
Я зло ответил:
– Во-первых, Зюзечкина я не убивал, а если бы и сделал это, то при вскрытии обнаружилась бы лопнувшая печенка. Во-вторых, извиняться за случившееся я не собираюсь, потому что нормальные люди, перед тем как войти в чужое жилище, стучат; а уж коль им не открывают – они уходят. Правда, на милицию это, по-видимому, не распространяется. Каждое правило имеет свои исключения.
– В следующий раз буду действовать строго в соответствии с твоими инструкциями, – пообещал капитан и, поднимаясь, закончил: – Но смотри, Виталя, – в его устах мое уменьшительно-ласкательное имя звучало как-то неприлично, – держи свою задницу в кулаке, пока до нее не добрались мои ребята.
– А у вас там что, все педики?
Прелясковский буквально вскипел.
– Я тебя научу хорошим манерам, Виталя…
Дальше я не расслышал, потому что захлопнулась дверь.
А я, спокойно раздевшись, завалился на скрипнувшую кровать и мгновенно заснул…
