22
Убежище с горем пополам было приведено в относительный порядок. Полностью справиться с последствиями возгорания мужчинам все-таки не удалось. Залатанные остатки рубки мотобота сохраняли тепло гораздо меньше, чем до пожара. Запасы топлива, использовавшегося для горелки-обогревателя, заканчивались. Погода же не желала стабилизироваться. Сильные порывы холодного ветра проникали в щели и норовили выстудить помещение. Локис сидел на лежанке рядом с умирающей лаборанткой. Его напарник расположился чуть в стороне на ящике. Связист безучастно восседал на рюкзаке неподалеку от выхода.
То, что Дворецкая умирает, каждый из мужчин принял как данность. Ничем помочь ей было невозможно. Новые инъекции морфия не могли ничего исправить, кроме временного прерывания невыносимой боли. Женщина лежала в бреду. Она то что-то шептала, то безуспешно пыталась закричать. На короткое время она приходила в сознание и смотрела своими бездонными голубыми глазами на Володю. Она его помнила и улыбалась, будто видела родного ей человека. От этой улыбки контрактнику становилось не по себе. Но он тоже отвечал ей улыбкой, не желая омрачить последние часы ее жизни.
Приходя в сознание, Наталья еще начинала что-то говорить.
– Если вам больно разговаривать, то лучше молчите, – посоветовал ей сержант.
– Нет, мне уже не больно, – отвечала она. – Я бы с удовольствием с вами поболтала. Я ведь по жизни болтушка. Правда, не все это знают. Понимаете, о чем я?
Владимир ничего не понимал, но все же кивнул ей утвердительно и к своему жесту добавил на словах:
– Да, конечно. Если вы сейчас хотите со мной о чем-то поговорить, я возражать нисколько не буду. Расскажите мне что-нибудь о себе.
– А что именно? Что бы вас заинтересовало? У меня ведь, в сущности, очень банальная биография. Родилась, училась, работала… Правда, смерть… – женщина осеклась и на мгновение замолчала. – Смерть уж точно выходит не банальной…
– Не говорите так. Вы еще переживете всех нас, – изобразил уверенность собеседник. – И я убежден, что жизнь ваша не такая уж и банальная. Вы просто скромничаете. Расскажите о каком-нибудь ярком воспоминании. Я не поверю, что у вас такого нет.
– Есть. Действительно, есть. Знаете, я с самого детства слишком много времени уделяла учебе. Была отличницей. Переживала за оценки. Хотела медаль золотую получить. И когда пришло время думать о мальчиках, я не могла переключиться. А они меня побаивались почему-то. Внимания не обращали. В смысле, обращали только для того, чтобы попросить списать «домашку» и не более того.
– Может быть, у них была заниженная самооценка?
– Это не мешало некоторым из них гулять с другими отличницами. Вот… У всех одноклассниц кавалеры и романтические встречи. А у меня только логарифмы, законы Менделя и Сталинградская битва. Вроде ж не уродка была, а ничего с парнями не получалось. Так и поступила в университет девочкой нецелованной… А там… Как сейчас помню, самая первая лекция. Органическая химия. Ждем преподавателя. Входит молодой обворожительный мужчина. Жгучий брюнет. Я подумала, что это наш запаздывающий сокурсник. А оказалось, что это и был преподаватель. Боже, как же я в него влюбилась! Я была просто без ума от него. Я испытывала настоящее счастье уже только от того, что он смотрел на меня. Мне казалось, что он не мог не заметить моего особенного отношения к нему.
– И вы не пытались каким-то образом намекнуть ему о своих чувствах?
– Как же… Пыталась. Я ему столько писем с признаниями в любви написала! Но ни одно из них так к нему и не попало. Не решилась я на это. А уж о личном разговоре даже и речи быть не могло. Я бы просто сгорела от стыда.
– То есть все так и завершилось, не начавшись?
– Нет, Володя, нет. На первом курсе в конце осени у нас был праздник факультета. КВН, концерт, дискотека. Сначала я не хотела туда идти. Но затем передумала. Так как знала, что и он там будет. И вот на дискотеке случилось чудо. Он подошел ко мне и непринужденно пригласил на танец. У меня чуть ноги не подкосились. Я и танцевать толком не умела. Он на это внимания не обращал. Вел меня в танце, смотрел в глаза и улыбался. А у меня сердце просто вырывалось из груди. И рассудок мутнел. Тогда я и не сумела сдержать своего порыва и прикоснулась губами к его гладко выбритой щеке. Он ничуть не отстранился от меня и поцеловал в губы. Такого счастья я до того никогда в жизни не испытывала…
Дворецкая внезапно замолчала. Локис наклонился, стараясь услышать ее дыхание.
– Не беспокойтесь, я еще жива, – снова заговорила женщина.
Сержант не нашелся, что сказать, и поэтому спросил:
– А что же было дальше?
– Дальше? Дальше было несколько месяцев необузданной страсти. Я забеременела. Он был не против жениться. Поехали подавать заявление в ЗАГС. На перекрестке перед нами неожиданно выскочила маршрутка. Мой возлюбленный пытался избежать столкновения с ней… Но врезался в столб… Он скончался на месте. Я была ранена и потеряла ребенка…
Глаза Натальи наполнились слезами. Казалось, что она снова переживала те события как реальность.
– Простите, я не хотел вызывать в вас эти трагические воспоминания, – спохватился Владимир.
– Не надо извиняться, – спокойно отреагировала женщина. – Я все равно обо всем этом вспомнила бы. С вашей подачи или без нее. Ведь скоро я встречусь со своим возлюбленным. Очень скоро. Еще пару недель назад я не могла себе этого представить. А сегодня это реальность. И все благодаря ему…
Локис никак не мог понять ее мысль. В надежде на то, что слова Дворецкой не были горячечным бредом, он на всякий случай переспросил:
– Благодаря кому?
– Вы не думайте, что я несу ахинею, – заверяла она. – Наоборот, такой ясности мысли, как сейчас, у меня никогда в жизни не было. И я отчетливо помню последнюю ночь на базе полярников. Еще нас не начало трясти, а он уже усаживался в мотобот. Хотел уплыть. Вот только мотор никак не хотел заводиться. Когда начались подземные толчки, я попыталась забраться на борт мотобота. Но я там была лишней. Поэтому он схватил меня и выбросил назад на льдину. Так-то я и разбила себе голову…
– Наташа, ради бога, скажите, кого вы имеете в виду? – не выдержал сержант.
– Какой же вы непонятливый. Я говорю о Дмитрии Никитенко – нашем связисте, а по совместительству лгуне и, получается, убийце. Я ведь уже не жилец…
Оба десантника живо подскочили со своих мест и переглянулись.
– Выходит, что он знал о «толчках» заранее, – заметил Александр.
– Интересно, кто его предупредил и какую роль он выполнял во всей этой катавасии, – вслух размышлял Владимир и вдруг понял, что связиста в укрытии нет. – Погоди, а куда он подевался?
– Точно. Он же с минуту назад вышел. Гад ползучий! – дал волю эмоциям Галченков.
Он немедленно бросился к выходу. Рюкзака, на котором сидел Никитенко, на месте не было. Десантники устремились наружу.
К тому времени Дмитрий успел добраться до моторной лодки, лежавшей в нескольких метрах от кромки льда. Он принялся толкать ее к воде. Благодаря скольжению она очень легко перемещалась. Беглец даже радовался этому обстоятельству. Не пришлось особо напрягаться и тратить драгоценные силы. В считаные секунды моторка оказалась на воде. Связист запрыгнул в нее и завел двигатель. На льдине раздались крики. Спасатели бежали в его сторону и призывали остановиться. Слушаться их он явно не собирался и прибавил скорости. Лодка быстро стала отходить ото льдины.
Локис подбежал к самому краю льдины, вскинул автомат, передернул затвор, прицелился и нажал на курок. Моторка еще не успела скрыться в тумане и представляла собой весьма простую мишень. Пули почти ровной полоской вспороли ее борт. Из надувной лодки начал стремительно выходить воздух. Она медленно погружалась в холодную океаническую воду. Растерянный беглец не знал, что делать. Ведь никаких вариантов для маневра у него не было. Он беспомощно барахтался в ледяной воде. Хватило бы нескольких минут, чтобы распрощаться с жизнью. Спасти его могло только чудо.
Десантники осознавали, что теряют серьезного свидетеля и соучастника чудовищного преступления. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Володя не стал долго размышлять или советоваться с напарникам. Он схватил обломок рубки мотобота и бросил на воду. Будучи утепленным пенопластом, обломок остался на поверхности. Плавсредство получилось, наверное, самым ненадежным из всех плавсредств в мире. Но иных под рукой не было. Сержант спустился к воде и лег животом на брошенный обломок. Прихваченным с собой куском он начал грести, плывя в сторону тонущей лодки. Дмитрий уже вовсю орал, взывая о помощи. Его барахтанье вот-вот должно было закончиться. Намокшая одежда влекла его на дно. Холод заставлял цепенеть тело. Тонущий с трудом шевелил руками и ногами. Студеный океан был готов навсегда поглотить его со всеми секретами, которые он мог бы раскрыть спасателям или представителям спецслужб.
Никитенко в очередной раз ушел под воду с головой. Однако Локис успел резко схватить того за волосы и потащить на себя. Задача была не из легких. Пришлось изрядно поднапрячься, рискуя потерять равновесие и свалиться с обломка мотобота. Тем не менее сержант все-таки сумел втащить связиста на свое тесноватое плавательное средство.
«Один на обломке, не считая собаки», – только и успел ухмыльнуться Владимир. Обломок успело подхватить течение. Каким-то образом противодействовать этому не получалось. Течение оказывалось сильнее. Оно несло обломок мотобота с мужчинами вдоль льдины. Но с каждой новой секундой он от нее отдалялся все больше и больше.
– Володя, хватай веревку! – послышался голос Галченкова.
Все это время прапорщик не бездействовал и нашел едва ли не единственный в данной ситуации способ спасения напарника. Именно о напарнике он думал в первую очередь. Судьба подлого беглеца его совершенно не волновала. Александр ловко бросил веревку. Владимир с не меньшей ловкостью поймал ее конец. Подтянув ее, он намотал ее на заостренный край обломка и завязал узлом. Вместе с тем ему не хотелось лишний раз испытывать судьбу. Поэтому сержант на всякий случай не отпускал веревку из правой руки.
Прапорщик обрадовался ловкости своего напарника и начал тянуть веревку на себя. Благодаря его усилиям обломок мотобота постепенно возвращался ко льдине. Сержант все это время с ухмылкой смотрел на беглеца. Тот дрожал от холода и крепко держался за край плавсредства, будто его вот-вот должны вытолкнуть в воду. Через несколько минут они вдвоем стояли на льдине. Одежда связиста промокла. Вода не успевала стекать, превращаясь в лед.
– Давай в укрытие, иначе этот субчик окоченеет. А это для нас, сам понимаешь, нежелательно, – заявил Локис.
– Да ты сам хоть не промок? – справился о состоянии товарища Галченков.
– Я в норме, – живо ответил тот и сразу же добавил: – А вот ему не мешало бы просушиться. Нужно будет хотя бы небольшой костер развести. Иначе он рискует умереть раньше времени.
– Шлепнуть бы его без суда и следствия, да патрона на эту мразь жалко, – с нарочито суровым тоном рассуждал Александр.
– Вы не имеете права решать мою судьбу! – засуетился Дмитрий. – Отведите же меня, наконец, в рубку. Я весь продрог.
– Тебе, между прочим, слова никто не давал. Когда мы прикажем, тогда ты и будешь говорить, – предупредил сержант, забирая у напарника свой автомат. – Шагай к укрытию!
Никитенко хотел снова возмутиться. Но передумал. Два автомата Калашникова со стволами, направленными в его сторону, обладали воистину волшебной силой.
В полном молчании все трое добрались до рубки. Лаборантка спала. Мужчины отчетливо слышали, как она посапывала. Они не стали тревожить ее сон. Недалеко от входа десантники развели костер из кусков ящиков, на которых они еще совсем недавно сидели. Для того чтобы дым не отравлял помещение, пришлось слегка отодвинуть брезентовую завесу в дверях. Беглец не пожелал снимать с себя верхнюю одежду. Он стал практически вплотную к довольно скудному огню.
Чтобы тепло задержалось в рубке хоть на короткое время, спасатели пошли на небольшое ухищрение. Прямо в костер они поместили средних размеров металлический лист, который нашелся в снегу среди остатков мотобота. От огня он изрядно накалился. Связист завороженно смотрел на покрасневшие части листа. Его по-прежнему пробирала дрожь. Он невольно стучал зубами. Спасатели не сводили с него глаз. Бежать ему было некуда.
– Может, уже хватит играть в молчанку? – настойчиво поинтересовался Локис. – Или ты думаешь, что мы удовлетворимся только своими догадками на твой счет?
– Вы все-таки предвзято относились ко мне с самого начала, – промямлил он. – И сейчас эта предвзятость достигла своего пика. Вы меня пытаетесь то запугать, то в чем-то обвинить…
– А, так, значит, ты у нас бесстрашная невинная овечка? Ничего не боишься и ни в чем не виноват, – ухмыльнулся Володя.
– Давай колись, сука! Какого черта лысого ты пытался смотаться на нашей моторке?! – не выдержал церемоний Александр и ткнул допрашиваемого автоматным дулом в бок.
Связист дернулся. Его пугливый взгляд забегал.
– В том-то и дело, что я не такой уж и смелый, – выдавил он из себя первую фразу, претендующую на начало чистосердечного признания. – В действительности мне было очень страшно. С момента трагедии, случившейся с нашей экспедицией. А тут еще это затянувшееся ожидание спасения. Я очень сильно боюсь, что нас здесь не сумеют найти. Рация сгорела. Связи никакой. Мне не было понятно, на что вы вообще надеетесь. Как можно ждать какой-то призрачной помощи? Меня это сводило с ума. Я просто не выдержал. Решил: вы себе оставайтесь, а я буду спасаться сам. Как смогу…
– Послушай ты, страхопудило, – завелся Владимир, – твой лепет звучит неубедительно. Ты врешь чаще, чем дышишь. И я так думаю, что с самого начала ты не боялся, а врал. Всем. И коллегам по экспедиции. И этой бедной женщине, которую выбросил из мотобота на лед. И мне с моим товарищем ты тоже вешал на уши лапшу. Возникает закономерный вопрос: ради чего все это вранье было необходимо? Уж явно не для спортивного интереса. Очень хотелось бы услышать ответ. Ты готов его нам дать?
Повисло тревожное молчание. В рубке стало тихо. Можно было расслышать треск догоравших ящичных досок и шипение растаявшего льда. Вместе с тем от Дворецкой не исходило ни звука. Галченков подошел к ней и взял ее за запястье. Рука женщины была холодной. Пульс не прощупывался. Прапорщик наклонился к ее лицу. Уловить дыхание не удалось. С горьким сожалением пришлось констатировать тот факт, что Наталья мертва.
По выражению лица напарника Локис понял, что произошло.
– В ее смерти виноват ты, – выпалил он связисту.
– Да что вы на меня всех собак вешаете?! Нашли козла отпущения. Я ее не убивал. Ее убил ваш чертов центр, который не спешил и до сих пор не спешит прислать помощь. Все как в песне: к нам подмога не пришла, нас с тобою накололи, – не хотел признавать своей вины Никитенко.
Это наглое упорство не на шутку разозлило обоих десантников.
– Хватит нести чушь! – грозно вскричал сержант. – Сгоревшая рация ведь тоже наверняка на твоей совести. Возгорание явно случилось не без твоего вмешательства. Ну? Скажи снова, что мы тебя держим за козла отпущения! Скажи!
Он резко передернул затвор автомата и навел ствол на связиста.
