Глава 17
И сны дурные, и просыпаться тяжко
– Постой, дай отдышаться чуток! – взмолилась Флейта, навалившись всем телом на перила парапета. – Совсем загнал, окаянный!
– Некогда отлеживаться, бежать надо! – возразил запыхавшийся гном. – На руки больше не возьму, и не проси, самому туго!
Брезжил рассвет. В ранний утренний час набережная была такой же пустой, как и ночью. Первые лучи солнца с трудом пробивались сквозь низко нависшие над городом тучи и густую пелену ползущего с воды тумана. Пархавиэль устал. Тесная колючая кольчуга стесняла его движения и не давала возможности как следует отдышаться после долгой пробежки. До самого конца подземелья гному пришлось тащить на плечах бесчувственное тело Флейты. Только выбравшись наружу, девушка пришла в себя и, неожиданно вспомнив о девичьей гордости и прочей мещанской ерунде, изъявила желание передвигаться самостоятельно. Однако усталость и маленькое кровопускание, устроенное Бьянкой, взяли свое. Они не пробежали и двух сотен шагов от проклятого дома, как Флейта попросила об отдыхе.
– Ну ладно тебе, вставай! – уговаривал девушку гном, дергая ее за рукав кольчуги. – Уже совсем светло, скоро народ на улицы вывалит, а до берлоги вашей еще бежать да бежать.
– Отстань, – отмахнулась от гнома Флейта, поднявшись с перил и зачем-то стягивая с себя кольчугу. – Все равно не успеть, придется здесь переждать.
– Как здесь?! Какой еще переждать?! За нами стая вампиров гонится! – нервно задергал сросшимися бровями гном.
– Говорю тебе здесь, значит, здесь! – устало огрызнулась Флейта. – Прав ты, не успеть нам до таверны добраться, а если на патруль ненароком нарвемся, то пиши пропало! Ты, малыш, видать, двужильный, а я больше не могу, сил нет, спать хочу!
– Тогда бросаем кольчуги в воду и идем так, – упорно стоял на своем Зингершульцо. – Кольчуг нет, оружия нет, патруль не прицепится.
– А рожу мою куда девать?! – не выдержав, прокричала Флейта.
Пархавиэль не смог ничего возразить. Привыкший к боям и потасовкам, он как-то сразу не сообразил, что кровавое месиво на лице Флейты вызовет подозрение не только у солдат, но и у каждого более или менее добропорядочного горожанина. Конечно, поутру на улочках города можно было довольно часто встретить подвыпивших гулящих девок в грязных, разорванных платьях и с синяками под глазами, но свежие кровоточащие рубцы на щеках и лбу Флейты переходили тонкую грань допустимого и не могли сойти за случайные последствия бурной ночной гулянки.
– Не таращься, глазенки лопнут! – проворчала Флейта и, шатаясь, побрела в глубь Цехового квартала.
Зингершульцо послушно последовал за ней, на всякий случай сняв с себя кольчугу и подставив холодному утреннему ветерку голую, обливающуюся потом спину. Они больше не бежали, шли медленно, долго и молча. Девушка еле передвигала ногами и часто хваталась руками за стены домов и шаткие изгороди заборов. От помощи гнома Флейта отказывалась, что поначалу бесило Пархавиэля Он не мог понять глупого и неуместного упорства, с которым девушка пыталась продемонстрировать свою неженскую выносливость и независимость. «Пускай мучается, дура, если ей так легче, – сердился гном. – Ничего ведь зазорного нет дружескую помощь принять, когда тебе плохо и ты истекаешь кровью». В конце концов Пархавиэль махнул рукой на причуды спутницы и перестал предлагать ей помощь.
Сплошная пелена тумана поредела и превратилась в едва заметную дымку. Солнце поднималось все выше и выше, а по мостовой уже застучали башмаки первых прохожих, сонно бредущих в мастерские к началу нового рабочего дня.
«Ну, вот и все, опоздали», – тяжело вздохнул Пархавиэль, видя, как цеховой люд испуганно шарахался в сторону при взгляде на разукрашенную в багровые тона физиономию его спутницы. Однако вскоре им удалось скрыться от раздражающих взоров зевак. Флейта подала знак следовать за ней и нырнула в зазор между стенами стоявших по соседству домов. Протиснувшись боком через узкий проход, Зингершульцо оказался на заваленных мусором развалинах. Две стены разрушенного двухэтажного здания мрачно возвышались над грудой обломков кирпича, полусгнивших досок и вещей.
– Помоги! – выкрикнула Флейта, скрывшаяся от глаз гнома за трухлявым каркасом наполовину рассыпавшейся перегородки.
Осторожно перебирая ногами по осколкам битого кирпича, Пархавиэль вошел внутрь развалин. Флейта стояла на коленях и пыталась изо всех сил приподнять массивную дубовую доску, которая, судя по выцветшим расписным узорам на краях, была не так давно чем-то вроде боковой стенки внушительных размеров шкафа. Стоны и всхлипывания через сжатые от натуги зубы чередовались с проклятиями, но тяжелая доска оставалась на прежнем месте.
Подойдя вплотную, Пархавиэль крепко вцепился руками в мокрые, скользкие края и с силой рванул на себя. Доска поддалась и отъехала в сторону. За свою недолгую бытность в наземном мире Зингершульцо встречал только двоих людей, способных в одиночку справиться с подобной тяжестью: лесничего Радобержца и ныне покойного Громбера. На что надеялась Флейта, ухватившись своими изящными ручками за такую махину, для гнома так и осталось загадкой.
За доской скрывался люк. Подобрав валявшийся поблизости железный прут, Флейта ловко подсунула его под крышку и отодвинула железную плиту в сторону. Гном молча последовал за ней в темноту ямы.
– Люк закрой! – приказала девушка, как только Пархавиэль очутился на дне неглубокого колодца.
Железная плита протяжно заскрипела, возвращаясь на прежнее место, и погрузила гнома в кромешную тьму. Неожиданная яркая вспышка заставила Пархавиэля зажмуриться и прикрыть руками глаза. Флейта зажгла фонарь и, не проронив ни слова, направилась куда-то вдаль, по темному и узкому коридору. «Опять подземелья, опять туннели, – обреченно вздохнул Пархавиэль и засеменил вслед. – Нет, все-таки не понять мне людей. Им так повезло: живут под солнцем, кругом зелень да водная гладь, ветер щеки приятно обдувает, а их все под землю, к крысам и сырости тянет!»
Через минуту спутники оказались перед обшитой железными листами дверью. Флейта молча всунула в руки гнома фонарь и принялась возиться с висячим замком. Рука в черной перчатке умело заворочала в скважине отмычкой, и спустя несколько секунд дверь распахнулась.
Путники оказались в маленькой комнатушке, завешанной пыльными коврами. Три кровати, столик с подсвечником и древний, перекосившийся набок шкаф, вот и вся обстановка временного бандитского пристанища.
– Вопросы, переживания, планы и прочая лирика потом, все потом! – устало произнесла бывшая предводительница и, не снимая одежды, повалилась на ближайшую к входу кровать.
Видения накинулись на Пархавиэля сразу же, как только голова утомленного гнома соприкоснулась с подушкой, а отяжелевшие веки опустились. Зеленые сады в лучах восходящего солнца сменялись невзрачными пейзажами городских развалин. Оскаленные пасти кровожадных вампиров чередовались с невзрачными лицами равнодушных горожан, парусами над водной гладью, испортившимися овощами и прочими хаотично всплывавшими в голове всего на долю секунды предметами. Разноцветные картинки быстро менялись перед глазами, так и не складываясь в единое полотно абсурдного сна. Часто одно видение накладывалось на другое, создавая невообразимую мешанину цветов, звуков и расплывчатых очертаний фигур.
Пархавиэль мельком увидел акхра во сне. Его личный мучитель, Оме Амбр, только беззвучно зашевелил губами и хитро прищурился, собираясь преподнести гному какой-нибудь отвратительный сюрприз, как его лицо расплылось, а вместо коротких роговых наростов на голове появились надкусанные соленые огурцы. Отдельные фрагменты бесовской морды еще долго присутствовали на фоне речных пейзажей и городских улочек, но затем исчезли, растворились, как кусочек льда на горячей ладони.
Зингершульцо открыл глаза и, кряхтя, сел на кровати. Было холодно, голова болела, а навалившаяся усталость превратила его сильное тело в бесформенное, дряблое желе. Он хотел заснуть, но не мог. Всесильная панацея крепкого сна не собиралась лечить ни ноющие мышцы, ни перенапрягшийся рассудок.
«Годы берут свое, – подумал гном, массируя толстыми пальцами болевшие виски. – Впервой такое, что и спать хочется, и задрыхнуть не могу. Дает, видать, о себе знать походная жизнь. Во номер будет, коль ни топор, ни меч не возьмет, а от болячки какой загнусь!»
– Не надейся, мы сегодняшней ночью себе смертный приговор подписали, так что чинно и важно встретить смерть в постели нам не грозит, разве что во сне кто прирежет, – неожиданно раздался из-под пледа голос Флейты. – Сдохнем где-нибудь в канаве с перекусанной глоткой иль с ножом в животе, не сейчас, так через пару недель!
Боль внезапно прошла, а по телу пробежала холодная дрожь. Сердце Пархавиэля сжалось в груди. Он точно помнил, что только размышлял и ничего не говорил вслух, откуда же Флейта могла узнать его мысли? Поднявшись с постели, гном на цыпочках подошел к девушке и осторожно приподнял край пледа. Разбойница спала, глаза были закрыты, а грудь размеренно приподнималась. Ни легкое пощелкивание кончиками пальцев перед носом спящей, ни громкие покашливания не смогли нарушить покоя крепкого сна.
Внезапно охвативший разум гнома суеверный страх чуть ли не заставил его кинуться прочь, убежать со всех ног от скрывающейся под ликом обычной разбойницы коварной колдуньи. Однако через пару секунд здравый смысл восторжествовал. Пархавиэля вдруг осенило, что Флейта продолжала безмятежно спать, несмотря на все его душевные метания, и явно не слышала его последних мыслей.
«А может быть, дело вовсе не в ней, а во мне? – посетила голову гнома печальная мысль. – Помнится, сразу после укуса той твари я во сне филанийский язык выучил. Наверняка это яд вампирский по моей крови бродит и всякие фокусы творит. Куда это меня приведет? Ну ничего, там посмотрим, а сейчас надо бы еще с девчонкой поговорить попробовать, авось получится!»
Смелое предположение не подтвердилось. Флейта упорно молчала, несмотря на обильный поток сыплющихся на нее вопросов. Продолжая ломать голову над непонятным явлением, Пархавиэль вернулся на кровать. Внезапно, как удар молнии среди ясного неба, его осенила догадка.
«А что, если способности мои проявляются не всегда, а только при определенных стечениях обстоятельств. Я тогда, помнится, сидел на кровати и… и… тер виски». Пальцы гнома вновь коснулись головы, раздалось легкое гудение.
– Ты спишь? – мысленно задал вопрос гном, косясь на мирно сопевшую во сне девушку.
– А то не видно, придурок, дай отдохнуть! – прошептала Флейта, так и не открыв глаз.
Пархавиэль положил руки на колени и задал следующий вопрос. Ответом было молчание и тихий сап. Гном снова приложил пальцы к вискам и повторил свой вопрос слово в слово. На этот раз он получил ответ и, обрадовавшись, как малое дитя, запрыгал на кровати.
«Значит, точно, значит, могу! – пело сердце гнома, убедившегося, что он обладает чудесной способностью. – Интересно, а если ей что-нибудь предложить, точнее, приказать, исполнит или нет?!» и Д. – Встань с кровати и почеши нос! – зачем-то приняв важный вид, приказал гном.
– Да пошел ты! – рассерженно пробурчала девушка и перевернулась на другой бок.
«Командовать спящими не могу, а если просто поговорить? Помнится, Мартин трепался, что во сне люди не контролируют свой язык и выбалтывают секреты. Порой треплют даже такое, в чем бы никогда не признались в обычном состоянии. Надо попробовать! Интересно, а что Флейта думает обо мне?»
– Гномье ненавижу, а ты… ты… – замялась девушка и отчаянно заворочалась на кровати, – ты забавный и мне нравишься! – к удивлению гнома, призналась Флейта. – Но если сейчас не замолкнешь, то встану и чем-нибудь тяжелым по мордасям пройдусь!
Гном испуганно подскочил на кровати. Увлекшись исследованием, он совершенно позабыл убрать пальцы с висков. «Надо впредь быть более осторожным», – успел подумать Пархавиэль, прежде чем внезапно навалившаяся на него сонливость окончательно не завладела его мозгом и телом.
На этот раз Пархавиэль спал крепко и без сновидений. Крики о помощи и шум бушевавшей в каком-то метре от его кровати потасовки не нарушали отдыха гнома. Его разбудила чья-то рука, нахально трясущая за плечо, а в кратких перерывах отвешивающая звонкие пощечины по раскрасневшимся во сне щекам.
– Просыпайтесь, господин хауптмейстер, просыпайтесь! – пел незнакомый мужской баритон.
Еще не успев открыть глаза, Пархавиэль схватил руку наглеца, а правый кулак резко выкинул вперед и вверх, туда, где, по его расчетам, должно было находиться лицо обидчика. Покрытые мозолями костяшки пальцев со свистом рассекли воздух и замерли, так и не наткнувшись на преграду лица. Незнакомец перехватил руку гнома в запястье и крепко сжал ее.
Пархавиэль наконец-то открыл слипшиеся глаза, и его луженая глотка в тот же миг испустила крик, сравнимый по мощи разве что с ревом взбесившегося носорога. Он сидел на кровати в обнимку с тем самым загадочным воином, спасшим их с Флейтой от вампиров. Мутные слезящиеся глаза смотрели на него в упор, а коротко остриженная борода гнома едва не касалась белого, полностью покрытого неестественно глубокими морщинами лица.
– Хватит обниматься, – без малейшего намека на ненависть или злость произнес мужчина и легонько оттолкнул от себя Пархавиэля.
Не опасаясь ответных действий со стороны гнома, пораженного внезапным вторжением, воин скинул плащ и пересел на соседнюю кровать. Переливающаяся разными цветами чешуйчатая броня, которая так удивила гнома в подземелье, сменилась заурядной, сильно поношенной одеждой небогатого горожанина. Холщовая рубаха с протертыми рукавами и застиранным воротником, помятый, выцветший жилет и грязные, стоптанные башмаки как-то не сочетались с величественным образом небесного защитника и благородного истребителя кровожадных тварей.
Резким рывком Пархавиэль принял вертикальное положение, сел на кровати и, оторвав взгляд от незнакомца, огляделся по сторонам. Небогатая, но вполне опрятная комнатка превратилась и поле жестокого побоища: сорванная с петель дверь, перевернутая кровать и лежавшая посреди черепков разбитой посуды связанная Флейта с кляпом во рту говорили о том, что еще несколько минут назад здесь бушевали страсти и кипела борьба. Зингершульцо стало стыдно: он никогда не убегал от драки, не то чтобы проспать ее самым бессовестным образом.
– Чего надо-то?! – спросил гном, поднимаясь с кровати и готовясь к, возможно, последнему в его жизни бою.
– Поговорить, – сухо ответил незнакомец.
– Тогда девчонку раазвяжи и…
– Потом, все потом, – перебил его мужчина и неожиданно усмехнулся: – Горяча она у тебя больно, чуть что, сразу в драку кидается, не думая, на кого с кулачишками лезет!
– И на кого же?! – грозно нахмурив брови, поинтересовался Пархавиэль, миновавший стадию смущения и растерянности и плавно переходящий в состояние праведного негодования и злости.
– Имя Мортас тебе знакомо? – спросил незнакомец. – Так я и думал, – продолжил мужчина, получив вместо ответа интенсивное мотание головой. – Тогда это абсолютно не важно. Долго объяснять, да и к делу не относится!
– К делу, к какому делу?! Да и обо мне ты откуда знаешь?! – подозрительно прищурился Зингершульцо, искренне сожалея, что позабыл утреннюю звезду на поле боя.
– Я знаю, что тебя арестовали за преступления, которых ты не совершал, и отправили бы на каторгу лет так на десять – двадцать, если бы не вмешательство одного хитрого и изворотливого мага.
Звучному голосу незнакомца были чужды интонации, так же как его лицу игра мышц. Белая потрескавшаяся маска кожи сковала скулы, лоб и щеки, однако милостиво оставила человеку возможность шевелить обескровленными, слегка посиневшими губами.
– Меня не интересуешь ни ты, ни твоя ретивая подружка, – продолжал монотонно вещать незнакомец, гипнотизируя гнома пронзительным взглядом карих глаз. – Я болен, мне нужно встретиться с твоим покровителем-магом. Клянусь, намерения мои не злые, я его пальцем не трону!
– Как и ее?! – Пархавиэль кивнул в сторону ворочавшейся по полу и пытавшейся освободиться от пут Флейты.
– Мартин Гентар маг разумный. Ему и в голову не придет кинуться на человека с ножом, не дав ему перед этим возможности высказаться. До драки не дойдет, уверяю!
– Что тебе нужно от Мартина? – менее грозно, но так же недоверчиво спросил Пархавиэль, стараясь изо всех сил подавить нервную дрожь в ладонях и скрыть удивление поразительной осведомленностью странного человека.
– Помощь, помощь в рамках его истинного рода деятельности, так сказать, – темнил человек, искусно подбирая слова. – Взамен я предлагаю свои услуги.
Незнакомец попытался улыбнуться, но скорчился и закрыл глаза от пронзившей его щеки боли.
– Какую помощь ты предлагаешь и, главное, в чем? – продолжил разговор Пархавиэль, как только человек пришел в себя.
– Не мудри, Пархавиэль, не надо! – устало заявил собеседник. – Я тебя всего-то прошу помочь найти мага. Не усложняй!
– А если я откажусь?
– Тогда умрешь, – спокойно заявил человек, а затем кивнул в сторону Флейты: – И она тоже. Жестоко, конечно, но выбора у меня нет, как, впрочем, и времени.
Сказать, что решение было принято Пархавиэлем взвешенно и обдуманно, – значит наврать. Гном вообще в ту минуту был не способен соображать, хотя и пытался изобразить на своем суровом лице решимость и хладнокровное безразличие к угрозам чужака.
– Я согласен, – ответил Пархавиэль после минутного замешательства, которое со стороны можно было легко спутать с напряженным раздумьем.
– Тогда чего стоишь как пень?! Развяжи воительницу и пошли! – невозмутимо произнес незнакомец, как ни в чем не бывало вставая с кровати и направляясь к выходу.
– Не ругайся, соблюдай приличия! – через силу произнес гном и сам ужаснулся тому прискорбному факту, что пришлось опуститься до нравоучений. Пархавиэль знал, что общение с отбросами общества тлетворно влияет на молодые, неокрепшие умы: отравляет и мысли, и речи, но он не предполагал, что доведется услышать от Флейты такие сложнопроизводные слова и выражения, о смысле которых он сам-то с трудом догадывался. Троица уже приблизилась к мосту, ведущему в порт, а девушка так и не унималась: осыпала проклятиями идущего шагов на десять позади Мортаса и корчила грозные рожи, при виде которых даже у видавшего виды Зингершульцо бегали мурашки по коже.
– Приличия, какие там, псу под хвост, приличия. Не говори мне о приличиях и манерах! Этот мерзавец сорвал дверь с петель, ворвался, накинулся на меня, облапил, как деревенскую простушку, связал, а ты тут о каких-то приличиях пыхтишь! – ворчала девушка, то и дело оглядываясь и посылая мертвецки бледному спутнику многообещающие взгляды.
Больше всего Пархавиэль боялся, что кипевшая внутри Флейты злость толкнет ее на необдуманные поступки, сулившие неприятности не только ей, но и ему. Разъяренная девица могла в любое мгновение выхватить меч и накинуться на бредущего позади незнакомца. А потом могло произойти что угодно: мастер клинка и эффектных полетов расправился бы с ней за долю секунды, или бой затянулся бы, и на шум схватки прибежал бы патруль. И в том, и в другом случае исход был бы плачевным: каторга или смерть.
«Интересно, а что лучше, мгновенная смерть или долгие мучения в руках властей? – внезапно задумался Пархавиэль, не забывая, однако, регулярно кивать в знак полного согласия с гневными изречениями спутницы. – Пожалуй, каторга как-то душевней, – пришел к заключению гном. – Там хоть надежда есть при случае драпануть, а с того света не сбежишь!»
В мире нет абсолютной истины, как, впрочем, и идеальных решений. Не успел гном окончательно определиться, что же ему следовало делать при возможной встрече с превосходящими силами блюстителей закона, как в голове возник иной, не менее сложный и противоречивый вопрос: «А есть ли он вообще, „тот свет“, и его непременные причиндалы? Например, бессмертные боги, существуют ли они? В Махакане все просто было: Боги Великого Горна правят миром, и точка, а кто оспорит – кулаком в морду! Тут же сложно все как-то, непродуманно, запутанно: индорианцы, Единая Церковь, да и у эльфов с вампирами, поди, своих всесильных богов полный набор. А если они есть, то почему жизня такая поганая? За что они борются, чем занимаются, если их подопечные, как бесхозные овцы, по свету мыкаются? Кто из них прав, а кто нет? Во что верить, а главное, зачем, если по ночам вместо див прекрасных акхры волосатые являются?!»
– Заснул, что ли?! – прикрикнула на Пархавиэля Флейта, больно ткнув его костяшками пальцев в бок. – Бежать надо, говорю! Отделаемся от провожатого бледномордого и деру!
– Зачем?! – недоуменно спросил гном. – Не вижу смысла в бесплодных суждениях, человеку помощь от мага нужна, и только.
– Помощь, какая помощь, коротышка?! – зашептала Флейта в ухо гнома. – Ты что, маленький, ничего не понимаешь?! Мы живы только потому, что он не знает, как до мага твоего добраться. Выведем мы на него, укажем убежище, вот тогда он нас всех и прирежет, глазом не моргнет!
– Я обещание дал и от него не отступлюсь, – твердо заявил гном. – Больно уж ты подозрительна, девонька, в каждом пустяке заговоры да предательства видишь, а на самом деле нам от бледномордого помощь одна выходит!
– Ты чего это?! – изумленно захлопала длинными ресницами Флейта.
– От вампиров нас спас – раз, – принялся бойко загибать пальцы гном. – Одежонку нами позабытую назад возвернул – два, дальше помогать обещался – три, – закончил перечисление Пархавиэль и, громко шмыгнув носом, добавил: – К тому же не сладим мы с ним, силен, гад! Вон что в подвале натворил, резню вампирюгам отменную устроил!
– Так то в подземелье, а ты на него сейчас погляди! Еле ноги переставляет, иссякли силенки, видать, самое время наброситься!
– Нет, – возразил гном. – Я слова своего не нарушу и тебе вероломствовать не позволю!
– Это приказ, – вдруг заявила Флейта, поджав красивые губы. – Я командир отряда и…
– Какого отряда? – спокойно переспросил Пархавиэль и удивленно посмотрел на девушку исподлобья.
– Браво, господин хауптмейстер, хороший ответ! – раздался позади выкрик, сопровождаемый хлопками в ладоши.
Флейта насупилась и замолкла, Пархавиэль тоже не стал продолжать разговор. Как выяснилось, идущий позади человек обладал отменным слухом и наверняка слышал каждое слово их милой беседы.
Процессия растянулась, теперь Флейта быстро мчалась вперед, не реагируя на выкрики гнома и ни разу не обернувшись. Мортас тоже не горел желанием общаться и полностью сконцентрировался на ходьбе. Ускоренный темп передвижения давался ему с трудом, и уже к середине моста он порядком отстал.
Пархавиэль не считал себя виноватым в размолвке. Флейта сама нарвалась на грубость, не сумев избавиться от барски командных привычек после гибели преданных ей людей. Гном не собирался ей подчиняться и, как Громбер, безропотно кивать, когда ему грозят изящным дамским пальчиком. Тальберту – возможно, Флейте – нет, ей он не был ничем обязан, скорее уж она должна была благодарить гнома, вынесшего ее на руках с поля боя. Но все же именно Зингершульцо пришлось сделать первый шаг к примирению. Гнома подвела забота о ближнем. В очередной раз обернувшись, он не увидел в многоликой толпе своего компаньона. Мортас отстал, ему было плохо. Перегнувшись через парапет, грозный воин извергал изо рта в воды Леордедрона какую-то вязкую темно-синюю жидкость.
– Чего надо? – из последних сил огрызнулся вояка, вот-вот готовый упасть в обморок.
– Пошли, – ответил Пархавиэль и, обхватив человека за талию, находившуюся на уровне гномьей головы, потащил его вперед.
– Оставь меня, на нас глазеют! – отпрянул Мортас и снова свесил голову через парапет.
– Будь здесь! – ляпнул по глупости гном, прекрасно понимавший, что без посторонней помощи ему далеко не уйти.
Пархавиэль нагнал Флейту в самом конце моста. Подбежав к девушке, он схватил ее за рукав и, с силой рванув, развернул в свою сторону надувшуюся разбойницу.
– Пошли, ему плохо, надо помочь, один не могу, ростом мал! – на одном дыхании выпалил запыхавшийся гном и пытался увлечь девушку за собой.
– Пошел вон! – огрызнулась Флейта и отдернула руку. – Мне нет дела ни до тебя, недомерок, ни до твоего дружка!
– Это судьба, – внезапно произнес Пархавиэль, заставив Флейту замолчать и не сотрясать воздух бессмысленными злопыханиями. – Так должно было рано или поздно случиться, случилось вчера. Друзья умирают, а отряды распадаются. Глупо кого-то в этом винить, тем более самого себя!
– Мы с ними… они для меня… – не выдержала навалившегося горя Флейта и тихо, жалобно зарыдала, прикрыв руками глаза.
Пархавиэль молча стоял и ждал, когда слезы иссякнут. Ему так хотелось подставить девушке свое богатырское плечо, крепко прижать к себе, успокоить, но приходилось сдерживать порывы дружеских чувств. Окружающие и так взирали с подозрением и опаской на ревущую красавицу рядом с гномом, а уж если он осмелился бы обнять ее, то вообще не избавиться от бед. «Чертов город, проклятые тупоголовые ханжи, змеи в человечьем обличье!» – злился гном, нервно покусывая нижнюю губу. Приобретенный за последнюю неделю опыт удерживал Пархавиэля от радикальных суждений типа «Все люди сволочи!». На общем фоне человеческого свинства встречались и хорошие люди: Мартин, Тальберт, Флейта… однако филанийский люд в целом, с его религиозным фанатизмом и наплевательским безразличием, вызывал в сердце гнома только ненависть и глубокое отвращение.
– Поверь, могло быть хуже, намного хуже, – заговорил гном, когда всхлипывания начали затихать. – Я был хауптмейстером в торговом караване. Большую часть отряда перебили огромные пещерные псы, а многие из выживших в бою умерли потом, притом умирали долго и мучительно, страдая от ран и трупного смрада.
– Но кто-то ведь все равно выжил? – произнесла Флейта, вытирая рукавами заплаканные глаза.
– Можно сказать и так, хотя для меня они умерли, – ответил гном и замолчал, видя, что его слова подействовали, и девушка больше не плакала.
Когда они подошли к Мортасу, то помощь воину была уже не нужна. Ему удалось очистить легкие от темно-синих накоплений и привести в порядок сбившееся дыхание.
Неизвестное существо в обличье человека, способное летать и совершать головокружительные прыжки, слегка улыбнулось при приближении к нему комичной парочки: он – маленький и толстый, она – высокая и худая.
Зала таверны была шумна и полна, как столичный базар. Громкие раскаты хохота, звон посуды и возбужденные голоса посетителей казались чем-то неестественным и враждебным после тишины улочек вечернего города. Стараясь как можно быстрее и незаметнее миновать застолье веселившихся моряков, Флейта напрямую направилась к стойке Агнессы. Физиономия неприветливой старушенции в потрепанном чепце вытянулась от удивления, когда вместо могучего торса Громбера за спиною Флейты появилось изможденное, бледное лицо Мортаса.
Несколько слов, тихо прошептанных разбойницей на ухо трактирщице, чуть не лишили старую женщину чувств, однако многолетний опыт воровской жизни и железная выдержка хозяйки портового кабака взяли верх над женской сущностью Агнессы. Она не упала в обморок и не зарыдала, только быстро затеребила костлявыми пальцами истрепанные края засаленного фартука.
– Все в порядке, полковник внизу, – сообщила Флейта после недолгого разговора со старухой и, не тратя времени на дальнейшие объяснения, направилась к кухне.
Вкусные запахи, бьющие в нос остротой специй, и угар от огромных котлов, болтовня поваров и ритмичные удары ножей о деревянные доски, все в одночасье перемешалось в голове гнома. После ночного приключения кухня показалась Пархавиэлю не комнатой для приготовления блюд, а местом разделки тел недавней бойни. Ком рвоты подкатил к горлу, но он сдержался. Побороть подступившую тошноту помог Мортас, сильно сжавший его плечо.
– Сейчас не время, пошли, – произнес компаньон и потащил Зингершульцо прочь из кухни, подальше от запаха жаркого и вида разделываемых свиных туш.
Загроможденная корзинами и прочим хламом подсобка сменилась коридором, а затем винным погребом. Все тот же маршрут, что и чуть более суток назад, только в этот раз впереди была не неизвестность, а за спиной не громыхал бас усатого великана.
Комната была пуста, если не считать спавшего за столом Тальберта. Обнаженный по пояс полковник заснул прямо во время трапезы, точнее, тризны, и весьма походил на один из предметов мебели, разве что стулья не храпят и не пускают во сне пузыри.
Привыкшая к общению с мужчинами и их глупой привычке напиваться до чертиков при каждом удобном случае Флейта подошла к столу и, устало вздохнув, вылила на голову спящего Тальберта кувшин холодной воды. Пархавиэль поморщился и передернул плечами, Мортас ехидно улыбнулся, а Тальберт мгновенно принял вертикальное положение и пробежался опухшими глазами по лицам присутствующих в комнате.
– Кто таков будет? – спросил полковник у Флейты, кивнув в сторону Мортаса.
– Да так, союзник, наверное, – ответила Флейта, опустившись на скамью рядом с другом отца и без стеснения стаскивая с ног сапоги.
– Не понял, – переспросил удивленный полковник, – что значит «наверное»?!
Пархавиэль хотел было встрять в разговор и ответить за девушку, но не смог произнести ни слова. Так сильно его поразила закалка старого солдата. Всего несколько секунд назад пьяный мужчина был сейчас абсолютно трезв, невозмутим и спокоен, несмотря на весьма радикальный способ Флейты будить перепивших соратников.
– Я тот чудак, что спас их от смерти, – пропел за спиною гнома приятный мужской баритон, – хотя, возможно, этого не стоило делать…
– Где остальные?! – строго спросил Тальберт, глядя на растиравшую отекшие ноги Флейту.
– Дом на набережной пуст, – уклончиво ответила девушка и погрузила ступни в чан с горячей водой.
– Значит, все полегли, – причмокнув губами, произнес Тальберт и потянулся за кувшином с вином.
– А может быть, хватит бельма заливать?! – повысила голос Флейта и, на мгновение отвлекшись от ухода за ноющими ногами, одарила своего наставника выразительным взглядом.
– Молчи, женщина, я не себе, а гостям! Садитесь, господа! Парх, чего стоишь? И ты, как там тебя, давай к столу!
Пархавиэль замялся, он чувствовал напряжение, повисшее в комнате, и не хотел преждевременно расслабляться. Бледный человек, напротив, принял приглашение и, вальяжно расположившись за столом, налил себе вина.
– Мортас, – представился гость и пригубил вино. Тальберт вскочил, чуть не опрокинув скамью. Посуда полетела со стола.
– Ты?! – вырвался крик из груди полковника.
– Да, господин Арканс, именно я, – невозмутимо ответил юноша, подобрав луковицу из опрокинутой набок тарелки, и, обтерев ее о сомнительной чистоты рукав, отправил в рот.
– Я тот человек, за которым послал вас следить сиятельный герцог Лоранто. Наверняка он описывал мою внешность немного по-другому, но поверьте, я не ожидал вас здесь увидеть, да и времени гримироваться не было.
– Не может быть, чудеса, – прошептал полковник, возвращаясь за стол.
– Наша первая встреча была весьма романтична: ночь, кладбище возле глухой деревушки, эдак в верстах десяти – пятнадцати от имперской столицы, а вот расставание, к сожалению, не удалось. Вы просто не заметили, как я вышел из кабинета герцога, хотя не спали, а были начеку.
– Хватит, – произнес Тальберт, убедившись, что собеседник не врал. – Ты меня убедил, что дальше?!
– Дальше? – задумчиво прошептал Мортас, вертя в руках пустой кубок. – А дальше, собственно, ничего. Если господин казначей послал тебя расправиться со мной, когда я закончу работу, то придется немного подождать. Так что Убери, пожалуйста, руку с меча, еще не время. Тальберт поморщился и нехотя положил на стол правую ладонь, которая всего мгновение назад сжимала обшитую шершавой кожей рукоять.
– Успокойся, – как ни в чем не бывало продолжал говорить Мортас, – наша встреча произошла преждевременно и совершенно случайно. Я пришел не по твою душу. Наоборот, радоваться должен: облегчил себе жизнь, узнал меня в лицо!
– Так вот оно, твое чертово задание: всего лишь одного зарвавшегося молокососа прирезать! А ты нас с вампирами стравил, всех моих людей положил! – взорвалась от негодования Флейта и, опрокинув чан с кипятком, кинулась на полковника.
Пархавиэль среагировал мгновенно: он бросился разбойнице наперерез, перехватил руку с кинжалом и принял вес летевшего тела на свою богатырскую грудь. Толчок был сильным, Флейта сбила гнома с ног, и они оба кубарем покатились по полу. Борьба на пыльном ковре продолжалась до тех пор, пока Пархавиэлю не удалось вырвать из рук Флейты нож, а саму девушку крепко прижать к полу.
– Горячность тебя когда-нибудь погубит, – печально покачав головой, произнес Тальберт, затем встал из-за стола и одним рывком поднял гнома и девушку на ноги.
Не дождавшись оправданий или объяснений, Флейта вырвалась из рук мужчины, оттолкнула его и убежала прочь, даже позабыв надеть сапоги. Пархавиэль хотел кинуться вслед, но Тальберт остановил его, властно положив руку на гномье плечо.
– Не стоит, без сапог все равно дальше стойки Агнессы не убежит. Дерябнет для успокоения стаканчик да поворкует с тетушкой о том, какие все мужики дряни да сволочи. Дело житейское, почти семейное, не беспокойся, садись-ка лучше послушай!
Зингершульцо послушался, хотя не разделял уверенности Тальберта, что бывшая атаманша не натворит сгоряча бед.
– Ну и зачем ты тогда сюда приперся, неужто только морду мне свою показать?! – спросил Тальберт, когда трое мужчин оказались за столом.
– С магом пошептаться, – честно признался Мортас – Тебя увидеть не ожидал, хотя, если честно, мне от твоего присутствия ни жарко, ни холодно.
– Понятно, – закивал Тальберт, а затем пристально посмотрел на наемника. – Лоранто не приказывал убивать тебя, только присматривать и помочь, если вдруг попадешь в беду.
– И ради этого ты собрал вокруг себя целую банду?
– Приказ герцога.
– Какая трогательная, я бы даже сказал, отеческая забота! – усмехнулся юноша. – Хотя с другой стороны, возможно, ты и не врешь. Ход мыслей сильных мира сего неисповедим и туманен. Я действительно попал в большую беду, но помочь ты мне ничем не можешь, предлагаю просто не мешать!
– Потом, когда я не смог найти тебя в Альмире, – продолжил полковник, не обращая внимания на слова собеседника, – со мной связались агенты герцога и переда ли новый приказ.
– Какой же? – Мортас попытался изобразить на лице удивление, но ссохшаяся кожа причинила ему новую боль.
– Доделать за тебя работу: Самбина и Норик, – произнес Тальберт два заветных имени, услышав которые до этого момента равнодушный к людским делам гном навострил оттопыренные уши.
– С Нориком разберусь сам, если хочешь, присоединяйся! – жестко расставил точки над «i» убийца. – Тронешь графиню – умрешь! – Не стоит забегать вперед, покончим с маркизом, а там посмотрим! – спокойно ответил Тальберт, ничуть не испугавшись угрозы.
– Ты прав, всему свое время, – согласился наемник и попытался улыбнуться в меру своих скромных возможностей.
В комнате воцарилась тишина. Наемникам было больше нечего сказать друг другу, Флейта не возвращалась, а Пархавиэль размышлял, пытаясь оценить ситуацию частичного несовпадения интересов и гадая, какую же позицию в этой сложной, запутанной игре займет Мартин.
– Ну и где же твой ученый друг? – прервал затянувшееся молчание Мортас.
– Придет скоро, – ответил за гнома Тальберт, – по друзьям столичным пошел да по аптекам, арсенал склянок пополнять!
– Жаль, не успели, – произнес Мортас, отбросив в сторону вилку, которой уже проковырял в скатерти внушительную дыру. – У меня была бы для него парочка весьма полезных заказов.
Тальберт презрительно фыркнул. Он, как и Пархавиэль, полагался только на выучку и силу и не воспринимал магические хитрости и уловки всерьез, поэтому и был искренне удивлен интересом именитого наемника к алхимическим порошкам.
– Кстати, а у вас как прошло, книгу нашли? – воскликнул Пархавиэль, неожиданно вспомнив, что позабыл спросить, увенчалась ли успехом ночная вылазка.
– Да какой там, – отмахнулся Тальберт. – Мы и на сто шагов к мастерской подойти не успели, как нас окружили. Со всех сторон твари поперли, чудом отбились!
– Иного и не следовало ожидать, – загадочно произнес Мортас, поправляя сбившиеся на лоб длинные волосы. – Маркиз не дурак, он предвидел вашу попытку и принял все меры предосторожности. Налеты, облавы, кража к результату не приведут. Нужен нестандартный ход, шаг, который он не сможет предугадать, что-то такое, чего никогда раньше не было. Сложная комбинация с несколькими неизвестными, отвлекающими маневрами и с посторонними игроками… – заумно выражался Мортас, не столько пытаясь донести свои мысли до собеседников, сколько просто размышляя вслух.
Возможно, едва уловимые нити раздумий в конце концов сложились бы в замысловатый узор интриги, но усилия Мортаса были прерваны донесшимися с лестницы шагами и отчаянными чертыханиями.
Дверь открылась, на пороге стоял Мартин, уставший и злой, но в новом костюме. Пархавиэля начинало беспокоить нездоровое стремление мага к постоянному изменению внешнего вида. Они прожили в столице всего несколько дней, а Мартину уже неоднократно удавалось поразить гнома то залихватским беретом, то щегольскими отворотами сапог, то диковинным цветом одежд. К примеру, на этот раз в элегантном одеянии мага присутствовала по крайней мере половина известных гному цветов и оттенков.
Ходячий витраж медленно прошествовал к столу и осторожно поставил на него маленький сундучок. Легкое по-звякивание стекла и та сосредоточенность, с которой маг совершил простое действо, навели Пархавиэля на мысль, что внутри находились весьма хрупкие и опасные реагенты. Приоткрыв резную крышку и убедившись в сохранности ценного груза, Мартин наконец-то обратил внимание на появление в компании соратников нового и совершенно незнакомого ему лица.
– С кем имею честь, милостивый государь? – корректно и сдержанно произнес Мартин, ощупывая острым взглядом внимательных глаз каждую морщинку на лице незнакомца.
– Мортас, мэтр, – прозвучал односложный ответ, как говорящая сама за себя прелюдия к серьезному разговору. – И чем же мы обязаны вашему присутствию, молодой человек? Вы, похоже, серьезно больны, так какое же срочное дело подняло вас с постели и привело в этот сырой подвал?
– Вы весьма проницательны, мэтр, – произнес Мортас и, приложив немало усилий, сложил свои непослушные губы в неестественно натянутое подобие улыбки. – Вы, подобно древним мыслителям, зрите в суть и не растрачиваетесь по пустякам. Да, я действительно болен и пришел к вам за помощью.
– Я не аптекарь и не знахарь, молодой человек, вы ошиблись! – резко окончил разговор маг и, потеряв интерес к собеседнику, демонстративно повернулся к нему спиной.
– Моя болезнь не обычный недуг, излечить ее не сможет никто, даже вы, мэтр.
– Так чем же тогда могу помочь?
– Для приготовления лекарства, что облегчит мои страдания, нужны некоторые компоненты, которые очень трудно достать. Вы их достать сможете. Вполне возможно, некоторые из них находятся прямо в этом ларце.
– Исключено, молодой человек, почему бы вам самому не сходить к аптекарю? – спросил маг, удосужившись повернуться к Мортасу лицом.
– Мне нужны концентрированные растворы триния, докольвия и амбии, – со знанием дела перечислял мудреные названия жидкостей наемник. – Теперь вы понимаете, почему я не могу последовать вашему совету?
– Сочувствую, – холодно произнес Мартин, но все же интонация его голоса не смогла скрыть удивление глубокими познаниями Мортаса в лекарском деле. – Достать эти реагенты трудно, нет, просто невозможно в Альмире В основе триния лежит двухлетняя выдержка из мышечной ткани вампира, а докольвий и амбия – производные, они добываются в процессе сложной реакции, одной из необходимых составляющих которой является костный мозг, притом не животного, а высокоорганизованного существа: эльфа, гнома, человека, на худой конец, орка. Здесь вам этих растворов не найти, езжайте в Герканию, а лучше всего посетите Долину Магов в Кодвусе! Там-то уж точно достанете все необходимое.
– Спасибо за еще один ценный совет, мэтр, но я достану компоненты здесь, точнее, вы достанете их для меня, – самоуверенно заявил Мортас после того, как внимательно дослушал до конца лекцию мага. – Конечно, вы правы. Никто из городских аптекарей не сознается, что у него в запасах имеются растворы подобного рода. Индорианские власти придерживаются высоких моральных принципов: за расчленение трупов – смерть, а за покупку составляющих у иноземных купцов – пожизненная каторга. Что уж говорить о выжимке из мышц вампиров, которых, по мнению служителя Храма Истинной Веры, просто не существует…
– Ну вот видите, вы сами прекрасно осознаете положение дел, – развел руками Мартин. – А сейчас я попросил бы вас удалиться, у меня очень много дел.
– Господин Гентар, не считайте меня идиотом! – Лице Мортаса мгновенно стало серьезным, а на губах заиграла хищная ухмылка. – На крышке ларца, который вы только сейчас принесли, вырезаны три буквы: «ДКЛ», аббревиатура имени известного столичного аптекаря и алхимика Докоция Кадвия Ларета. Вчера вечером ваш друг с такт отнюдь не филанийским именем лечил принца Генри от весьма пикантного заболевания. Для приготовления мази он использовал много редких компонентов, в том числе те, что я только что назвал. Вы, господин Гентар, может мне помочь, но не хотите, позвольте узнать почему?
– Не вижу к тому причин, – честно признался Мартин, которого только что ловко поймали на лжи. – С какой стати я должен помогать первому встречному нахалу (потрескавшейся мордой и ужасными манерами?! Мартин перешел на крик. Будь на его месте кто-нибудь другой, то повышенные тона непременно сопровождались бы интенсивным размахиванием рук. Ладони же мага постоянно находились за спиной, что создавало определенную дисгармонию в привычном стереотипе поведения взбешенного человека. «Наверняка чудодей за поясом колбу какую припрятал, чтоб при опасности в морду швырнуть!» – подумал Зингершульцо и вопросительно посмотрел на Тальберта. Полковник изогнулся, заглянул магу за спину и кивнул в знак того, что гном не ошибся.
– Простите, мэтр, наверное, по моей вине между нами возникло маленькое непонимание, – по-прежнему спокойно произнес Мортас, как только раскричавшийся маг сделал недолгую паузу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. – Мне нужно было сразу назвать ту причину, из-за которой вы должны отвлечься от важных дел и снизойти до помощи страждущему.
– И убогому, – с издевательской усмешкой добавил маг.
– Всего три слова: два имени и одна цифра, которые в корне изменят ваше ко мне отношение. Не желаете, чтобы я назвал их с глазу на глаз, мэтр?
– Отчего же? – гордо сложил руки на груди Мартин. – У меня нет тайн от друзей.
Два кратких, звучных имени: «Конт» и «Анри» заставили самоуверенного мага стереть с лица надменную ухмылку, а последовавшая за ними цифра «одиннадцать» придала коже Мартина куда более бледный оттенок, чем у страдавшего неизвестным недугом Мортаса.
– Откуда? – едва слышно прошептали трясущиеся губы мага.
– Вы хотите, чтобы я прилюдно ответил и на этот вопрос, или вначале все же посетите тайную лабораторию вашего эльфийского друга?
– Потом, мы поговорим потом! – задыхаясь от гнева, выкрикнул маг и быстро направился к выходу. – И не надейся что-нибудь от меня получить, пока не ответишь на ВСЕ вопросы! – припугнул воина маг и, прежде чем скрыться за дверью, зачем-то пригрозил ему пальцем.
– Сурово ты с ним, не ожидал! – покачал головой Тальберт, как только со стороны лестницы перестал доноситься топот шагов. – И что это за словеса такие волшебные?
– Не твое дело, – резко прервал расспросы праздно любопытствующего Мортас.
Получасовое пререкание с занудой Мартином могло не только полностью истощить запас хороших манер, но и ввергнуть решившегося на такой отважный поступок в пучину безнадежного пессимизма. И Тальберт, и Пархавиэль не понаслышке знали об этом, поэтому оставили хамское высказывание без соответствующего ответа.
Вскоре на лестнице снова раздался шум. «То ли Мартин разулся, то ли Флейта с девичника возвращается», – едва успел предположить Зингершульцо, как дверь с треском распахнулась, и в комнату вбежала не на шутку перепуганная атаманша.
– Солдаты! – выкрикнула Флейта и стремглав кинулась к камину.
Сидевшие за столом мужчины одновременно повскакали с мест и ринулись вслед за девушкой. Легкое нажатие на один из камней кладки привело в действие скрипучие механизмы. Камин отъехал в сторону, в стене открылась дверь, и заговорщики устремились в пыль и темноту убежища. В возникшей суматохе только Пархавиэль додумался схватить со стола ларь мага. Крепко прижав к груди шкатулку с драгоценными эликсирами, Зингершульцо подхватил с пола свою любимую утреннюю звезду и поспешил к спасительному проему, в котором уже успели скрыться его товарищи.
