33

Бежевый «Фольксваген-Гольф» свернул на проселочную дорогу. Машину вела Вероника. На заднем сиденье находились баронесса и Фердинанд. За «Гольфом» колесо в колесо ехал автомобиль «Ситроен» с эмблемой телеканала «Электрон».

Вероника увидела на обочине проселочной дороги желтую «копейку», показала правый поворот и остановилась.

– Приехали, – сказала она по-немецки.

Фердинанд вышел, помог покинуть машину баронессе.

За «Гольфом» остановился «Ситроен». Раскрылись все дверцы, выскочила тележурналистка. Ее голову украшала копна волос со свежим мелированием.

– Давайте, ребятки, живей, – подгоняла она съемочную группу.

К ним из лесу вышел Антон с остро отточенной лопатой в руке. Пытливый злой взгляд, поджатые губы, квадратный подбородок чуть выдвинут вперед. Его нос с широкими ноздрями страстно вдыхал лесной воздух. Он оделся в новенькую форму патриотического клуба «Летящий беркут» – полувоенная, защитного цвета гимнастерка с коричневыми разводами, на плече – нашивка с парящей хищной птицей, на ногах такого же цвета, как и гимнастерка, штаны со множеством карманов. А на его ногах – черные бахилы-болотники. Типаж – покорителя тайги.

На самом деле Антон отнюдь не был доволен, что о передаче останков папеньки пронюхало телевидение. Но раз его будут снимать – надо рисануться по полной.

– Это тихий, спокойный лес. Дальше идут поросшие деревьями холмы. В конце войны именно на этой земле шли ожесточенные бои, – начал рассказывать Антон немецким гостям, а заодно и телевизионщикам.

– Подождите. Терентий, давай отсюда, запишем.

Журналистка начала:

– Сейчас здесь тихий, спокойный лес. Вон там дальше виднеются холмы. В конце Великой Отечественной войны именно на этой земле шли ожесточенные бои. Впервые немцам пришлось драться и умирать на прусской земле.

– Идемте за мной.

Антон повел процессию за собой.

– Вот здесь были позиции Советской Армии. Вон там – Вермахта. Наши наступали.

– Остановимся, – скомандовала тележурналистка. – Терентий, камеру на меня. Работаем... Вот здесь были позиции Советской Армии – вон там фашистских захватчиков.

– Стоп... – сказал Терентий. – Ты же, Настя...

– Анастасия, – поправила его тележурналистка.

– Анастасия, ты же сама говорила, что впервые немецким войскам пришлось сражаться на своей территории. Поэтому надо говорить не «захватчиков», а просто «фашистских войск».

– Хорошо. Буду исторически корректна.

– Все-таки рядом с нами идут немцы.

Съемочная группа переписала на камеру фразу, украденную у Антона. Благо, Анастасия умела без запинки красиво и точно говорить.

– Работы – непочатый край, – распинался Антон. – Наших откопать. Столько пропавших без вести необходимо вернуть родственникам, истории.

– А как вы нашли отца этого барона? – спросила, пока без камеры, Анастасия.

– Случайно. Совершенно случайно, – с чувством собственного достоинства произнес Антон. – С холма после дождей оползень сошел. А мы тут на разведке были. У нас патриотический клуб «Летящий беркут», – Прокопыч ткнул пальцем в нашивку на плече гимнастерки. – Мы бойцов нашей армии разыскивам. Идем, смотрим, немецкий медальон. По нему и вышли на родственников. Копнули так, для достоверности. Определили, где и как останки лежат. Вот сообщили барону и баронессе.

Анастасия остановилась, быстро пересказала все на камеру.

– Возьми украдкой баронессу. Как она оглядывает это место.

Терентий «наехал» на фрау Энгельберту. Та была в смешанных чувствах. Видно, сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Ведь она шла по земле, которая стала последним пристанищем ее любимого человека.

Фердинанд ступал след в след за Антоном. Осматривать позиции ему не хотелось. Наверное, подозревал, что в земле могут быть неразорвавшиеся снаряды, гранаты, мины. Вообще, он хотел быстрее со всем этим покончить. Получить останки отца и распрощаться со всей этой суматохой. Ну, конечно, получить останки он хотел по всем правилам.

Наконец подошли к раскопу. Он был два на два метра по периметру, глубиной – сантиметров тридцать. Останки отца барона лежали в земле, покрытые свежей марлей.

– Здравствуйте, – поприветствовал всех из раскопа Николай Прокопьевич.

Рядом с ним на мешковине были аккуратно разложены археологические инструменты – лопата, маленький мастерок, щеточки и кисточки.

– Видите, как он лежит, – сказал Антон.

Баронесса, не отрываясь, глядела в раскоп, на то место, где под марлей лежал череп.

– Фердинанд... – прошептала она и схватилась руками за его руку. Ее малокровные губы вообще побелели.

– Наверное, полковник Пфайфельгофф поднялся над холмом, – предполагал Антон. – И тут его настигла пуля. А может, осколки от взрыва гранаты или снаряда. Это уже может сказать экспертиза.

– А что насчет генетической экспертизы? – поинтересовалась журналистка.

На этот раз она подставила микрофон ко рту Антона.

– Экспертиза сошлась... То есть, данные на идентификационном медальоне и теста ДНК подтвердили, что это именно барон Фридерик фон Пфайфельгофф, полковник Вермахта.

– Вы точно знаете, что этот медальон и эти останки принадлежат вашему отцу? – спросила Анастасия у Фердинанда.

– Да. Мы заказали экспертизу в двух лучших лабораториях Германии. Они с точностью до 99,6 процентов подтверждают, что здесь лежит мой отец. Конечно, мы еще раз перепроверим это.

«Вот сука, даже в двух лабораториях проверил, а мне Ваньку валял, фификус гребаный...» – подумал про себя Антон.

– И что вы сейчас, на этом месте, чувствуете? – не церемонясь, спросила Анастасия.

Вероника даже не смогла этот бестактный вопрос перевести.

– Что, что она спросила? – уточнил Фердинанд.

– Чувствуете ли вы горечь... Э-ээ: ужас истории, – попыталась хоть как-то исправить ситуацию Вероника.

– О, да. Это исторический кошмар, – подтвердил Фердинанд. – Двадцатый век – век костей и черепов.

– Он говорит, что чувствует, – якобы перевела Вероника, – как его накрывает кошмар истории. Он чувствует дыхание двадцатого века. Самого бесчеловечного века в истории человечества.

– А каково было нам, советским людям, потерявшим во время войны пятьдесят миллионов своих соотечественников, жить с чувством утраты, – начала комментировать перед камерой Анастасия. – Война разверзла пропасти между народами. Но среди нас есть бескорыстные люди, которые своим трудом и потом наводят мосты дружбы, – с пафосом произнесла Анастасия, а шепотом добавила: – Возьми крупно вон того дядечку в раскопе, а потом наезжай на этого, главного археолога-патриота.

Николай Прокопьевич, облаченный в форму «Летящего беркута», висевшую на нем как мешок, торчал без дела в середине раскопа. Он очень засмущался, глупо заулыбался, когда увидел, что камера уставилась на него и засиял красный огонек записи. Антон, наоборот, нисколько не смущался. Он принял позу стахановца и мечтательно посмотрел на холмы, будто готов все их перекопать.

– А теперь, – сказал Терентий, – предлагаю снять извлечение останков.

– Вы не против начать? – спросила Вероника у Фердинанда.

Он наклонился к матери, прошептал ей на ухо. Баронесса выглядела живой статуей. Глазами она согласилась.

– Давай, подавай, – крикнул Антон Николаю Прокопьевичу.

Тот своими мастеровитыми руками осторожно открывал марлю, с помощью своих инструментов извлекал кость за костью. Очищал. Клал на свежую марлю, передавал Антону. Тот укладывал их вместе. Последним извлекли пробитый осколком или простреленный пулей череп.

Баронессе, наверное, стало плохо, но она ничего никому не говорила, просто прижалась к груди сына. И хоть процедура заняла достаточно времени, она так вместе с сыном и простояла все это время.

Антон завернул кости, положил в цинковый чемоданчик, закрыл его и скорбно-торжественным голосом изрек:

– По русским обычаям близкие родственники не должны на похоронах нести гроб. Этот чемоданчик своего рода гроб вашего отца. Поэтому я предлагаю вам свою помощь. Пусть пока этот чемоданчик останется у меня. Я сам передам его в спец-учреждение на хранение. Когда уважаемая баронесса и уважаемый барон будут покидать Калининград, это чемоданчик будет их соправождать.

– Интересно отметить, что благодаря семейной трагедии и ее чудесному разрешению, – снова затараторила в микрофон Анастасия, – барон решился сделать инвестиции в наш российский анклав.

Тележурналистку совершенно не стесняло то обстоятельство, что баронесса изо всех сил обнимала сына, чтобы держаться на ногах, чтобы не «сорваться».

– Барон фон Пфайфельгофф вкладывает деньги в торговлю металлоломом.

Фердинанд попросил перевести слова Анастасии. Это странным образом отвлекло фрау Энгельберту.

– Сынок, какой металлолом? Ты же ничего в этом не понимаешь, – удивилась баронесса.

– Теперь возьми меня в раскопе – с наездом, – прошептала Анастасия Терентию.

– Ах, Настя, если бы я не понимал наш рабочий сленг, я бы тебя и в этом раскопе взял с таким наездом, – с придыханием прошептал ей в ответ Терентий.

– Ну-ну, – тележурналистка спрыгнула в яму. – Работаем...

Терентий выпятил губу, навел на нее камеру. Анастасия вдохнула воздух. Загорелся красный огонек записи.

– Так закончилась эта уникальная в своем роде операция – возвращение из небытия в семью, а потом и в семейный склеп, одного из отпрысков древнего немецкого рода.

– Ну что? Все? – спросил Терентий у Анастасии.

– Как будто бы да, – ответила она.

– Так, значит, все? – переспросил Терентий у Антона.

– Ну, блин, – Антон понял чрезмерно тонкий намек оператора.

Он пошел к «копейке» и вернулся с бутылкой водки и стаканами.

Николай Прокопьевич помог тележурналистке выбраться из ямы.

– Я не буду водку, – вспылила Анастасия.

– Мы тоже нет, – сказал Фердинанд и отвел баронессу в «Гольф». Сам сел возле матери.

С ними в машину направилась и Вероника.

Антон налил Терентию, его ассистенту и Николаю Прокопьевичу. Сам не пил, потому что был за рулем «копейки».

Терентий быстро выпил, подставил пустой стакан под вторую порцию. Не отказался от второй и Николай Прокопьевич. Да и ассистент тоже.

– Закуси нет, – сообщил Антон.

– Да ладно... Не впервой, – чмокнул губами Терентий.

– Эй, по машинам, – нервно крикнула Анастасия. – Нам еще камеру сдавать.

Телевизионщики собрались, сели в машину. «Ситроен» умело развернулся и, блеснув электроном – эмблемой телекомпании, – покатил восвояси.

– Вероника, едешь за мной. Скажи им, что я предлагаю что-то вроде поминок, у себя дома.

Та перевела для немцев приглашение Антона.

Фердинанд наотрез отказался.

– Нет, мой дорогой барон. Ваш папаша у меня. И нам надо подписать кое-что. Подпишите – и пожалуйста, можно не рассиживаться.

Вероника как можно удобоваримо для немецкого самолюбия перевела слова Антона.

– Хорошо, – кисло сказал Фердинанд.

«Копейка» поехала впереди, за ней «Гольф».

В особняке, на половине Антона за круглым столом Фердинанд выписал чек на десять тысяч евро.

– Но это только полдела.

– Да, да, – хмуро подтвердил Фердинанд.

Он очень беспокоился за свою мать.

– Держи, – теперь, невзирая на русские обычаи, Антон всучил барону чемоданчик и провел к «Гольфу».

– Значит, в четверг, – напомнил он Фердинанду.

– Да, конечно, – ответил барон.

– Вероника, отвези господ с чемоданчиком в судмедэкспертизу. Я там занял ячейку. Пускай папенька там пару ночей переночует. Правда, за это придется барону заплатить. Всего хорошего, баронесса.

Фрау Энгельберта ничего не ответила. Он была слишком измучена.

Вероника отвезла ее домой. Затем с Фердинандом отправились в судмедэкспертизу.

Уже поздним вечером девушка вернулась домой. Она сама еле держалась на ногах – столько была за рулем и столько переводила.

– Вероника, это ты? – спросил Антон.

Он был на их с отцом половине дома, пьяный.

– А где отец?

– Спит.

– Что, снова вместе бухали? – раздраженно спросила Вероника.

– Немного.

Вероника попыталась пройти к себе в комнату. Антон встал перед ней и без предупреждения со всего размаху дал пощечину.

– Это за то, что ментам стуканула. Запомни, у меня везде все схвачено.

У Вероники брызнули слезы, она схватилась за щеку.

– Ключи от «Гольфа». Быстро! – заорал он.

Вероника не могла их отдать, рыдала, закрыв лицо руками.

Тогда Антон попытался вырвать у нее сумочку, которая висела у нее на локте.

– Не дам. Я их в унитаз спущу. Но тебе не дам! – плакала она.

– Стерва! – Антон с силой вырвал сумочку, чуть ли не с рукавом кофты, замахнулся еще раз, на этот раз кулаком.

Его руку двумя руками перехватил Николай Прокопьевич. В каком бы он ни был состоянии, всегда ждал прихода дочери. Услышав плач и крик, Николай Прокопьевич вышел из своей комнаты. И как раз подоспел вовремя.

– Ах, ты, – Антон развернулся и врезал кулаком брату в челюсть.

Николай Прокопьевич упал.

– Папа! – закричала Вероника.

Теперь она сама бросилась с кулаками на Антона, но тот двумя руками сумел ее оттолкнуть. Она упала на пол. Сжалась калачиком и громко-громко зарыдала.

Антон раскрыл сумочку, вытряхнул все ее содержимое на стол. Зеркальце, кошелек, пудреница, расческа, тушь, тени, румяна, флакончик духов, губная помада, позолоченное колечко с фальшивым бриликом, сломанные наушники от MP-3 плеера, мелкие монетки, фантики от шоколадных конфет, затрепанный женский роман со страстно целующимися влюбленными на мягкой обложке, пачка жвачки «Wregley Spearmint», мобильник-раскладушка, ключи от квартиры, – рассыпались, зазвенели, забарабанили по поверхности стола, по полу. Конечно же, выпали и ключи от «Гольфа». Они выпали последними, потому что зацепились кольцом брелка за подкладку, словно не хотели покидать сумочку Вероники.

Антон подобрал их, положил в карман. Переступил через лежащего в полуобморочном состоянии брата и, зевая во весь рот, пошел на свою половину дома.