Глава 27
Вопреки надеждам пленников, отомкнуть замки Калмыку до ужина не удалось. Бурый планировал произвести нападение на охрану в тот момент, когда принесут ужин. Время было очень удобное. Еще не совсем темно, и видимость позволила бы сориентироваться на местности и выбрать самый оптимальный путь побега. А приближающаяся темнота обеспечила бы дополнительную возможность замести следы. Поэтому он рассматривал именно на это время. Усыпил бдительность охранников своим немощным видом, подготовился насколько мог физически. Дело оставалось за малым: освободиться от цепей.
Калмык заверил, что с легкостью справится с этим заданием. Тем более с помощью чудо-гвоздя — пара пустяков. Но, как оказалось, он сильно переоценил свои способности медвежатника.
В сгущающихся сумерках он долго ковырял гвоздем замок. Свой, потом Глеба. Но добился лишь того, что взмок от пота и стер себе до крови пальцы.
— Ну что? — спросил Бурый в сотый раз, слушая в темноте его возню.
— Не знаю, — ответил Калмык, садясь бессильно на пол. — Это какие-то нестандартные замки… Наверное, сами в кузнях ковали. Тут система непонятная, никак нельзя подцепить язычок.
— Ясно, — покивал Глеб.
Мозг его стремительно работал. Итак, снять цепи не получилось. Что дальше? Попытаться напасть так? Если они вдвоем неожиданно накинутся на охранников, возможно, кому-нибудь из них удастся завладеть оружием. А если не удастся? Вон как эти волкодавы их пасут: стерегут малейшее движение. А учитывая их опыт обращения с оружием, вряд ли стоит надеяться, что они расстанутся с ним легко.
— Что будем делать? — спросил Калмык.
Парень пока духом не падал, но голос его выдавал разочарование. Он уж было уверовал, что спасение — вот оно, рукой можно пощупать. Ан нет, не вышло.
«Как бы опять не захандрил, — подумал Глеб. — А то придется начинать все сначала. Не хотелось бы…»
— Думать, — спокойно сказал он.
— А что тут думать? — возразил Калмык. — Нам остается только одно: пойти на риск…
— Можем, — согласился Глеб. — Но имеем ли право?
— А кто нам запретит? — вскинулся Калмык.
— Никто, Артур, — вздохнул Глеб. — Но я не об этом. Я думаю: если мы поспешим и все испортим, потом или ты, или я до конца жизни не простим себе этой ошибки.
— Но что нам остается делать? — спросил Калмык.
— Думать, — повторил Бурый. — У нас в запасе как минимум вечер и ночь. А это не так уж мало.
— Не знаю, — проворчал Калмык. — По мне так лучше…
Он не договорил. Послышались шаги и негромкие голоса. Охрана несла ужин.
— Возвращайся на место, — шепнул Бурый. — И не глупи!
Калмык молча вернулся на свои нары, сердито дернув по дороге цепь. Она издевательски прозвенела в темноте — в тон раздавшемуся за дверями звону ключей.
Загремели запоры, вошла давешняя четверка, щетинясь дулами автоматов. Один из них повесил фонарь над дверью, на минуту ослепив пленников, другой поставил на пол алюминиевую миску с едой и пластиковую бутылку с водой. Вели они себя бдительно. Никто оружия не опускал, на линию огня не заступал: сказывался большой опыт.
Бурый, лежавший на боку и следивший за ними из-под полуприкрытых век, отметил, что застать их врасплох с цепями на ногах практически невозможно.
Он покосился на Калмыка: как тот?
Калмык, щурясь на свет, весь напрягся, как для прыжка. Он сидел на краю нар, вцепившись в них руками, и поза его свидетельствовала о готовности броситься в атаку в любую секунду.
«Дурак, — подумал Глеб, — что он делает?»
Калмык бросил на него лихорадочный взгляд. Бурый качнул головой: остановись!
— Эй! — громко крикнул в этот миг один из охранников, тот самый бровастый носач, которого днем зацепил Калмык, — русская свинья! Бери, жри…
Он ногой толкнул миску, громко при этом заржав.
У Калмыка вздулись мышцы на плечах, он еле удерживался на месте. Хотя он не мог не видеть: до охранника три метра, а цепь была длиной только в два — до ямы, прикрытой фанерой и служившей парашей.
— Жри! — хохотал носатый охранник, скаля крупные белые зубы, особенно белые в густой черной бороде, обрамлявшей его смуглое лицо. — Ты, свинья!
— А ну перестань! — вдруг негромко, но отчетливо произнес Бурый.
Сейчас же внимание носатого переключилось на него.
— Шьто-о? — взвизгнул он.
— Что слышал, — сказал Бурый. — Уходи, ты мешаешь мне отдыхать.
Он правильно рассчитал. Его жизнь была дорога Мураду. Отсюда хорошая пища, чистая вода и относительно мягкие условие содержания. И он мог позволить себе диктовать условия — в известных пределах. Что и доказали последующие события.
— Ты! — взревел носатый. — Ты мне приказываешь?! Грязная собака…
Он уже поднял автомат, собираясь, должно быть, прошить наглеца очередью. Но тут ему резко что-то сказал один из охранников, его поддержал другой.
Носач, сведя в одну линию свои и без того сросшиеся брови, угрюмо их выслушал, плюнул на пол, в сторону Бурого, и быстро вышел вон.
Вслед за ним вышли другие охранники, забрав фонарь и тщательно заперев дверь.
Некоторое время пленники сидели молча, не видя друг друга в сгустившейся тьме. Бурый слышал только дыхание Калмыка, учащенное, как будто тот быстро взбежал на гору.
— Ты сильно рисковал, — заметил он вполголоса.
— Ты больше, — отозвался Калмык, звякнув цепью, как будто извинялся. — Зачем?
— А чтоб тебе веселей было, — сказал Бурый.
— Да уж, весело… — проговорил скрипучим голосом Калмык. — Дальше некуда.
Бурый повозился в темноте, сел на нары. Потом встал и начал ходить взад-вперед.
— Что ты делаешь? — спросил Калмык, не сразу определив на слух, что происходит.
— Гуляю, — ответил Бурый.
Он в самом деле гулял: четыре шага в одну сторону, четыре в другую, — насколько позволяла цепь. И прислушивался к своему организму. Пока вроде ничего, ноги, во всяком случае, держат. И то неплохо.
— Отличное время для прогулки, — фыркнул Калмык.
— Главное, не мешает никто, — серьезно заметил Глеб.
— Гуляй не гуляй, дальше цепи не уйдешь.
Бурый помолчал, ритмично отмеряя шаги.
— Не пойму я тебя, Артур, — сказал он. — Вроде молодой, веселый, а ворчишь как дед.
— Потому что о завтрашнем дне думаю, — немедленно ответил Калмык.
— Завтрашний день не хуже и не лучше сегодняшнего, — возразил Глеб. — Как и любой другой день. А у тебя их будет много, этих дней, и запариваться по поводу одного из них я тебе не советую.
— Это потому что… — запальчиво начал Калмык.
— Не надо, Артур! — перебил Глеб. — Когда все закончится, тебе стыдно будет. Я знаю. Не надо.
Калмык замолчал, не подавая в темноте признаков жизни. Даже дыхания не было слышно, как будто он умер или улетучился сквозь стены.
Бурый еще какое-то время ходил взад-вперед, мерно позванивая цепью. В одну сторону он шел прямо на дверь, едва светившуюся узкими щелями и прорезью вверху, в другую — шагал прямо в темноту, до тех пор, пока не натянется цепь. Потом разворачивался и шел обратно. И думал. Думал, думал безостановочно.
Замок нет смысла ковырять дальше. Тут народ ушлый, они прекрасно знают, что пленники — все одинаковые, и первым делом будут стараться освободиться от цепи. Поэтому замки тут надежные, шпилькой или гвоздиком не откроешь. Значит, этот вариант отпадает. К тому же прозевали самое удобное время для нападения — ужин. Когда все охранники были вместе и всех их можно было разом положить в этом сарайчике.
Теперь об этом бесполезно и думать. Надо пробовать следующий вариант. А именно: тот, который изначально предлагал Калмык. Лучшего все равно нет. А тут процентов тридцать на успех все-таки имеется. Особенно если этот план несколько подкорректировать, с учетом полученного опыта.
— Артур, — остановившись посреди камеры, сказал Глеб, — начинаем работать.
В темноте звякнула цепь Калмыка.
— То есть? — спросил он тихо.
— То и есть! — весело сказал Бурый. — Твой вариант. Только с моим сценарием.
— Не понял…
— Сейчас поймешь.
Глеб подробно объяснил Калмыку, что он задумал. Тот слушал вначале молча, затем постепенно тоже начал подавать голос.
Заканчивали обсуждение они уже вместе, тщательно распределяя роли и порядок действий.
— Главное, не торопись, — наставлял Бурый. — И помни про длину цепи.
— Помню, — заверил Калмык жарким шепотом. — Пусть только он ко мне приблизится…
— Ко мне, — строго поправил Бурый. — Ко мне, Артур. И никакой импровизации. В данном случае это может обернуться… сам знаешь чем.
— Знаю, — отозвался из темноты Калмык. — Я понял.
Он был несколько перевозбужден, но сейчас это самое подходящее для затеянной ими авантюры состояние. И играть не надо, все по-настоящему.
— Все, — сказал Бурый, — расходимся. Через пять минут начинаем.
— Прости, — огрызнулся Калмык, — часы забыл.
— А ты считай секунды, — пошутил Бурый, — не ошибешься.
Его порадовало состояние Калмыка. Злобен, решителен, настроен на схватку, но и нет излишней агрессивности, способной помешать делу. В общем, то, что нужно.
Он лег на нары, расслабленно вытянул руки, закрыл глаза: все равно смотреть не на что. И обратился в слух. Теперь главное — слушать.
Пять минут текли мучительно долго — как и любой промежуток времени, после которого судьба может круто измениться, вплоть до самого худшего и уже непоправимого исхода. Но думать так — только близить этот исход. Поэтому Бурый, не тратя напрасно время, вылавливал чутким ухом из темноты каждый звук, могущий увеличить их шансы на спасение еще на один процент.
Затих в ожидании и Калмык — точно в камень превратился. Должно быть, действительно считал секунды. А что, помогает держать нервную систему в норме. И слушать не мешает. Тем более что слух у Калмыка — как у совы. В чем Бурый спустя короткое время и убедился.
— Это он! — прошептал Калмык, сдерживая нетерпение в голосе. — Я его узнал.
— Точно? — спросил Бурый.
Пять минут еще не прошли, и он боялся, как бы спешка Калмыка не объяснялась банальной игрой нервов. Но Калмык настаивал на своем.
— Он! — уверенно повторил он. — Они там курят, и он стоит. Я его поганый голос за сто километров узнаю.
— Любишь ты его, — вздохнул Бурый.
— Не то слово! — подхватил Калмык. — Зацеловал бы до смерти.
— Ладно, — сдался Бурый. — Начинай. Но только…
Он не договорил. Потому что Калмык, резко поднявшись, вдруг прокричал в темноте короткую фразу на местном языке, почти в совершенстве подражая гортанному выговору горцев.
«Полиглот, — мелькнуло в голове у Глеба. — Такие способности пропадают…»
Некоторое время было тихо.
— Что ты ему сказал? — спросил Бурый.
— Сказал, что он трусливый шакал, — ответил Калмык, вслушиваясь в тишину. — И сын шакала.
— Хорошее начало, — одобрил Бурый. — Только как-то мягковато…
— Сейчас добавлю, — заверил Калмык.
Он снова что-то прокричал, прибавив к сказанному злой, глумливый смешок.
«В точности как они, — усмехнулся про себя Бурый. — Ну хорошо же он у них поучился!»
Калмык, войдя в раж, снова заорал, прибавив к местным ругательствам пару слов на великом, могучем.
«Как всегда, вся надежда на русский мат, — мелькнуло у Глеба в голове. — Если и это не поможет, тогда я не знаю…»
— Ты, свинья, закрой свой рот! — послышалось вдруг под самой дверью свирепый рык.
Носатый!
Бурый, как ни закален был, а тут невольно вздрогнул: до чего бесшумно подкрался! Как есть бандит. Но все-таки пришел! Пришел! А это уже полдела! Ну, Калмык, милый, дожимай его, родимого, дожимай, не дай сорваться. Сейчас или никогда!
Калмык словно услышал мольбы Бурого.
— Сам закрой! — заорал он в ответ. — Баран вонючий! От тебя и здесь воняет!
И пару слов вдогонку на местном — чтобы уж наверняка.
Носач за дверью захрипел, заревел себе в бороду, выкрикивая угрозы и встречные ругательства. Он включил фонарик и через прорезь двери направил луч света на лицо Калмыка, надеясь, должно быть, что это подействует на него отрезвляюще.
Но Калмык и не думал замолкать. Напротив, его вдруг понесло, и он вывалил на своего противника целый ушат самых обидных оскорблений, щедро приправленных ядреным российским матом (тут Калмык, наплевав на все этикеты, и про мать носатого вспомнил: гулять так гулять).
Однако, вопреки ожиданию, тот не влетел немедленно в камеру. Видимо, полученные им инструкции были сильнее распиравшей его ярости. Он лишь шипел и харкал словами, стуча ногой и кулаком в дверь. По лицу Калмыка метались молнии от фонаря, но дальше этого увы, дело не шло.
«Ладно, — подумал Бурый, — моя очередь».
События разворачивались так, как он и предсказывал. Но следовало их срочно подогнать, пока не вмешались посторонние лица. Тогда все намного усложнится, и хоть гипотетически шансы останутся, практически реализовать их будет почти невозможно.
— Заткнись уже! — грубо приказал он Калмыку. — Из-за тебя мы погибнем.
— Это я погибну! — немедленно закричал в ответ Калмык. — А тебе они ничего не сделают, потому что ты с ними заодно.
— Замолчи, сволочь! — возмущенным, хотя и слабым голосом (больной же!), сказал Бурый. — Ты просто трус, и ты кричишь так от страха…
— Я трус? — возмутился Калмык. — Ах ты, сука!
Вне себя от злости, он подскочил к Бурому. Цепь его громко зазвенела в темноте, и этот грозный звон не мог не слышать охранник за дверью.
— Я тебе покажу, кто здесь трус! — пообещал Калмык.
Он навалился на Бурого в обеими руками вцепился ему в горло.
Вцепился, надо сказать, натурально, так что Бурый невольно вынужден был ухватить его за руки, чтобы не оказаться задушенным.
Они принялись возиться в темноте, звеня цепями и хрипя и ругаясь.
— Эй! — крикнул охранник. — Вы что делаете?
Он направил луч фонаря на дерущихся и увидел, что Калмык, оседлав лежащего, душит его и вот-вот придушит в силу физической немощи последнего.
А если это случится, то всей охране придется отвечать — и отвечать собственными головами!
— Врешь, сука, — рычал Калмык, — это ты сейчас сдохнешь. А я буду жить, потому что нужен им!
Услышав такие слова, носач забыл обо всем на свете, открыл дверь и вскочил в камеру.
— Назад! — закричал он Калмыку, направляя на него автомат. — Брось его! Я буду стрелять!
Понимая, что охранник действительно осуществит свою угрозу, Калмык теснее прильнул к Бурому, сливаясь с ним в полутьме сарая. Охраннику было плохо видно, что происходит, луч фонаря метался по лицам и плечам пленных, прицелиться было трудно, а тут еще Бурый захрипел так жутко, что сомнений не оставалось: он вот-вот отправится на тот свет.
Снаружи закричали, видимо предостерегая носатого.
«Ну, — взмолился про себя Бурый, — иди же!»
Он захрипел еще страшнее, отпустил Калмыка и уронил руку с нар, чисто покойник.
Видя такое, охранник забыл об осторожности и шагнул вплотную к нарам, приставляя автомат к боку Калмыка, чтобы не промахнутся. Но как только он оказался на расстоянии вытянутой руки от Бурого, тот снизу ухватил его, как капканом, за гениталии и рванул так, что носатый, ёкнув, мгновенно потерял сознание и осел на колени.
Бурый, перехватив его за шиворот, не дал ему сразу упасть на пол. Дверь открыта настежь, с улицы слышен каждый шорох.
— Автомат, — шепнул он Калмыку.
Тот уже соскочил с него и подобрал автомат носатого. Бурый, спрыгнув с нар, взял себе фонарик и нож. После чего лихорадочно начал обыскивать карманы охранника, пытаясь найти ключ от цепей. Но при себе у носатого ключей не оказалось. Должно быть, ими заведовал кто-то другой.
Снаружи послышались голоса — другие охранники, тревожась, звали застрявшего в сарае товарища.
— Ответь им, — шепнул Бурый.
Калмык, подражая голосу носатого, что-то крикнул в ответ, небрежно-невразумительно. По интонации типа: отстаньте!
Бурый замер: поверили?
Поверили не поверили, но тревоги пока не подняли. Тем не менее охранники, не понимая, почему их напарник так долго торчит в сарае, двинулись к нему, громко переговариваясь по дороге.
Носатый зашевелился и застонал. И теперь уже Бурый, не долго думая, сунул нож ему в сердце, не забыв зажать ладонью рот. На одного меньше. Но что толку, раз цепи все равно на ногах? Ситуация патовая. Придется принимать бой, другого выхода нет. Но бой, тем более затяжной, не в их интересах. Тут этих бандитов наверняка прорва, а с одним или даже двумя автоматами против всех долго не навоюешь. Тем более если их обложат в этом сарае. А что, если…
— По местам, — шепнул Бурый Калмыку. — Огонь по моей команде.
Ему пришла в голову одна идея, которая могла дать им преимущество в предстоящей схватке.
— Понял, — отозвался Калмык, кошкой метнувшись на свои нары.
Бурый рывком вздернул на ноги тело носатого, лег на нары и закрылся убитым, который, если смотреть на него со спины, стоял возле нар и что-то, склонившись, делал возле лежащего пленника.
Так, видимо, и подумал товарищ носатого, потому что, войдя в камеру, недоуменно застыл на пороге. Потом, увидев обоих пленных на своих местах, сердито закричал на своего напарника.
«Только один? — думал Бурый. — А где остальные? Они все тут нужны…»
Точно в ответ на его мысли, в камеру ввалились еще двое — все, кто были на улице.
Бурый только этого и ждал.
— Огонь! — скомандовал он Калмыку, отбрасывая убитого.
При этом он включил фонарь и направил его на бандитов, ослепляя их на короткое время. Его уловка удалась. Тех двух секунд, которые нужны были охранникам, чтобы прийти в себя, как раз хватило Калмыку на длинную прицельную очередь. Всех троих точно ураганом смело. Один, правда, начал вскидывать автомат, но нажать на спусковой крючок уже не успел.
Звеня цепями, оба спецназовца вскочили с нар и бросились к покойникам. И тут же Калмык застонал от досады: цепь натянулась и не подпускала его к телам.
Бурый, который был прикован чуть ближе к двери, сумел дотянуться до ближайшего трупа. Рывком он подтянул его к себе, принялся обшаривать карманы. Ключ! Им во что бы то ни стало нужно было раздобыть ключи от цепей! Можно, конечно, сбить замки пулями. Но это небезопасно. Замки расположены чуть не вплотную к ногам, и выстрелом можно легко ранить себя, что в их положении смерти подобно. К тому же замки, кованные в кузне, обладали повышенной прочностью, и кто знает, сколько на них нужно потратить патронов? Пока собьешь, точно калекой станешь. Поэтому — ключи в первую очередь!
На этот раз им повезло. У охранника, до которого сумел дотянуться Бурый, при себе оказалась связка ключей.
— Выбирай, — кинул он связку Калмыку, — быстро!
Калмыка не нужно было подгонять. Он начал живо осматривать ключи — и на этот раз его юношеский опыт сыграл пленникам на руку. Уверенно отобрав один из ключей, Калмык вставил его в свой замок — и с ходу открыл его. Цепь упала, он был свободен.
Соседний ключ подошел к замку Бурого, и вот они уже оба могли покинуть постылый сарай.
— Люди, — вдруг сказал Калмык. — Бегут сюда! Много.
— Что ж, — улыбнулся Глеб, — встретим как положено.
Опытные воины, они вмиг собрали с убитых магазины с патронами и гранаты. Бурый подхватил один из автоматов, старенький и надежный «АК-47», Калмык перезарядил свой «АКМ», подаривший им свободу, и они, плечом к плечу, выскочили из сарая.
И тут же, едва увидев фигуры бегущих, открыли по ним шквальный огонь. Бурый, дав длинную очередь, швырнул для пущего эффекта гранату — чтоб сбить у противника наступательный порыв.
Боевики и правда попадали кто куда, откатываясь за выступы домов и за камни. Двое или трое остались лежать на земле: эти уже отвоевались. И снова у беглецов оказались несколько секунд, которыми они не преминули воспользоваться с максимальной для себя пользой.
— Машина! — крикнул Калмык. — Туда!
У одного из домов, в тридцати метрах от сарая, стояла белая «Нива» — еще один легковой вездеход, пользующийся заслуженным почетом в здешних местах. Беглецы кинулись к нему, стреляя на бегу по залегшим боевикам. Но те уже пришли в себя и ударили в ответ из доброго десятка стволов. Бурый и Калмык одновременно метнули в их сторону по гранате, сопроводив броски щедрыми порциями очередей. Они играли ва-банк и не жалели боеприпасов. Залечь и принять бой с превосходящими силами — значит, обречь себя на вторичное пленение и, как следствие, на гибель, ибо тут их не спасет ничто, за смерть товарищей и побег им снесут головы на месте. Поэтому — только вперед! Даже при угрозе получить ранение от собственной гранаты.
Бог миловал, и, пока боевики прятались от взрывов, до машины они добежали невредимыми. Хотя осколки так и свистели вокруг, а автоматы боевиков, чуть помедлив, ударили с прежней силой.
— Давай за руль! — крикнул Бурый, бросаясь на пассажирское сиденье.
Он опасался, что, если поведет он, в дороге он может почувствовать дурноту. Пока она никак не проявлялась, но кто знает, что будет через несколько минут?
Ключ торчал в замке зажигания: кого здесь было опасаться? Калмык с полоборота завел двигатель, ударил по газам.
— Вперед! — закричал Бурый, хватаясь за скобу.
Это он правильно сделал, ибо Калмык, прячась от пуль, густо летевших в их сторону и уже разбивших заднее стекло, заложил с места крутейший вираж, уходя за угол дома. Чудом не перевернувшись, они выскочили на открытый участок и помчались вперед, все больше увеличивая скорость. Куда ехать — неважно, лишь бы ехать. Сначала уйти подальше, а там разберемся!
«Нива», как сумасшедшая, прыгала по камням и ямам, то и дело норовя выскочить за пределы дороги. Но Калмык держал руль твердой рукой, и его прищуренный взгляд видел все: и то, что спереди, и то, что сзади. Фары он не включал, различая каким-то образом дорогу чуть ли не в полной темноте. И гнал на всю катушку, не сбавляя скорости даже на поворотах.
Бурый почувствовал приступ дурноты. Начинается! Он не думал, что это придет так скоро, но, видимо, он переоценил свои силы и недооценил серьезность контузии. И вот результат.
— Как ты? — спросил Калмык, кинув на него тревожный взгляд.
— Нормально, — улыбнулся Бурый. — Рули…
Его мутило все сильнее, в глазах поплыли лиловые разводы. Усилием воли он заставил себя превозмочь подступающую слабость, сел ровнее.
— Нас догоняют, — сообщил Калмык.
Бурый покосился назад. Сзади из темноты на них надвигались автомобильные фары, одни, а за ними другие. Судя по скорости, боевики ехали отнюдь не на «Нивах», а на чем-то гораздо более быстроходном и устойчивом. И быстро сокращали дистанцию.
— Не уйдем, — сказал Калмык, косясь в зеркало заднего вида.
— Веди, — скрипнул зубами Глеб.
Калмык включил фары — в маскировке все равно не было смысла — и погнал машину на максимальной скорости, хотя она и так уже роняла на ухабах детали.
Бурый же, взяв свой «АК», повернулся назад и сквозь разбитое окно дал очередь по передней машине, целясь в промежуток между фар. Стрельба из подпрыгивающей «Нивы», конечно, была весьма условная. Шанс на точное попадание мизерный. Вся надежда на массовость: авось хоть одна из пуль прорвется к двигателю и что-нибудь там повредит?
Выпустив весь рожок, Бурый с разочарованием убедился, что напрасно истратил патроны. Хотя преследователи несколько сбавили темп: видно, автоматные вспышки из «Нивы» убавили их прыть. Перезарядив автомат, Бурый дал еще пару коротких очередей по лобовому стеклу. И снова напрасно: или промазал, или лобовое стекло было бронированным. Тогда он приказал Калмыку немного уменьшить скорость. И когда машина с боевиками приблизилась, он перегнулся через спинку сиденья и выбросил на дорогу гранату, рассчитывая, что она взорвется под передней машиной и остановит погоню.
Граната взорвалась слишком рано. Машина преследователей только вильнула, объезжая место взрыва, и снова устремилась в погоню.
— Что делаем, командир? — закричал Калмык.
Гранат больше не было. Патроны кончались. А тут еще боевики, потеряв терпение, открыли вдогонку огонь — и в переднем стекле «Нивы», хлопнув, образовалась дырка, от которой во все стороны побежали крупные трещины.
— Гони! — в отчаянии крикнул Бурый.
А что он мог еще придумать? Остановиться они не могли, оторваться от погони — тоже. Одна надежда на время. Вдруг там впереди что-нибудь случится и они сумеют спастись? Ведь все так удачно началось!
Но, похоже, удача, решив, что и так была к ним слишком щедра, ушла к другим счастливчикам. А их оставила одних на проклятой дороге, с кучей озверевших боевиков на хвосте.
Вдобавок Бурый отчетливо почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Но пока не потерял, ему в голову пришла идея. Последняя на сегодняшний день, но, возможно, она спасет хотя бы жизнь Калмыка.
— Я выпрыгну им под колеса, — сказал он. — А ты гони, не останавливайся. Дальше уходи горами. Вернешься с подмогой, дашь им прикурить!
Бурый рассчитал, что, если он выпадет из машины, боевики вынуждены будут остановиться, чтобы узнать, кто из двоих беглецов им достался. Командир спецназовцев им, скорее всего, нужен живым. Поэтому они на какое-то время задержатся. А Калмык успеет оторваться и, бросив машину, уйти в горы. Учитывая его опыт и подготовку, ему одному это будет нетрудно сделать.
Да, это самый лучший вариант! Бурый, пока не потерял сознание, последним усилием воли открыл дверцу и всем телом подался навстречу ударившему в лицо ветру. И тут же почувствовал, как что-то железной хваткой держит его за плечо, не пускает в черный провал. Он повернулся и увидел руку Калмыка, протянутую к нему. Потом он увидел, как Калмык качает головой и что-то кричит, скаля зубы, но что — Бурый не успел разобрать. Чернота вдруг окутала его, и больше он ничего не видел.
