Книга: Наследие орков
Назад: Глава 8 Через тернии в Старгород
Дальше: Глава 10 Ночное рандеву

Глава 9
Зимние игрища

Лютый мороз ударил по щекам и сковал дыхание. Глаза мгновенно заслезились, а руки раскраснелись и затряслись, пронзенные насквозь безжалостным холодом. Минус сорок пять по Фареллу, это вам не шуточки, не ерунда! Птицы замерзают в полете, а двигатели энергомобилей глохнут и больше не заводятся. Такая холодина даже для Полесья редкость. К примеру, неделю назад, когда съемочная группа Франца фон Хубера покидала промерзшие стены старгородского павильона, было всего минус двадцать. Актеры кутались в теплые шубы и вынуждены были то и дело прибегать к изнурительной процедуре внутреннего согрева. Исполнительница главной роли жаловалась на судьбу, не рискуя использовать в борьбе с жестокосердным режиссером свой излюбленный и самый действенный аргумент – слезы. Избалованная примадонна кинематографа не пускалась, как обычно, в продолжительные стенания исключительно из соображений самосохранения. Слезы мгновенно замерзли бы на ее милом личике и сделали бы жизнь еще более невыносимой и отвратной.
До отлета в Полесье Дарк предвидел, что ему придется стойко перетерпеть несколько неприятных мгновений, выдержать двадцати-тридцатиметровую пробежку по морозу от дверей аэробазы до дверцы такси, а затем еще столько же от машины до заветной секции меховых изделий первого попавшегося на глаза магазина. Но минус сорок пять было уж слишком, такой чудовищно низкой температуры не ожидал даже он, привыкший постоянно быть одетым не по погоде и стойко переносить резкие изменения климатических условий.
Первая попытка забега до энергомобиля окончилась позорным провалом: он только вышел наружу и тут же вернулся обратно. Плотно прижавшись к горячей панели, по счастью, работающей отопительной системы, Дарк с ужасом наблюдал, как закаленные лесовики поднимали вороты курток и отважно шли навстречу морозу. Сколько бы веков ни прошло, как бы ни назывался этот уголок Континента, а для Дарка местные жители так и остались лесовиками: гордым, свободолюбивым народом, привыкшим к стуже и прочим невыносимым для других условиям существования. Ежась и хлопая рукавицами по замерзшим ногам, местные жители страдали от холода и пронизывающего ветра, но, невзирая на погодные капризы, шли по своим делам, в то время как он прилип к теплой панели отопления и не находил в себе сил оторвать от нагретого полифлама окоченевшие ладони.
Полет, в общем, прошел успешно, хотя пятидесятиминутная тряска стала достойным дополнением к пятичасовому ожиданию вылета. Странно, девушка вела себя в самолете пассивно и большую часть времени мирно проспала на своем месте в хвостовой части. Потом она бесследно исчезла, ее мешковатый пиджак, еще более холодный и продуваемый, чем его куртка, не промелькнул в толпе выходивших из дверей.
Моррон устал от тайн и загадок, у него все равно не хватало информации, чтобы просчитать возможные варианты действий неизвестного противника. Коллективный разум не подарил ему также и дар предвидения, который позволил бы величественно закатить к небу глаза и мгновенно узнать, какие сюрпризы преподнесет ему судьба в течение нескольких ближайших дней. Когда командир окруженного отряда не знает ни местности, ни замыслов превосходящего по численности противника, он не тратит времени на бессмысленные попытки выяснения положения дел. Он отдает солдатам приказ укреплять занятые позиции и готовиться к отражению неизбежного штурма. Так и Аламез не гадал, куда запропастилась таинственная девица, а просто констатировал факт, что в радиусе пятнадцати метров ее не наблюдалось, и перешел к решению более насущных проблем.
Через пять минут руки уже согрелись, а по спине и ногам прекратила прокатываться волнами дрожь. Вторая попытка выхода наружу была бы такой же неудачной, как и первая. До стоянки такси приблизительно тридцать пять – сорок шагов, а прямо к выходу местные «извозчики» почему-то не подъезжали. Дарк обвел глазами небольшой зал провинциальной аэробазы и тут же нашел, что искал, – маленькое кафе, отличающееся от дешевой привокзальной пивной лишь наличием видавшего виды стола для бильярда и парочки еще работающих игральных автоматов в дальнем углу. Несмотря на ранний час – полвосьмого утра, почти все столики в заведении были заняты. Играла заунывно-скрипучая музыка, неопрятного вида мужчины в тулупах и кожаных куртках на меху пили чай, вяло перекидывались в карты и о чем-то гудели, то ли сплетничая, то ли делясь опытом по ремонту машин в походных условиях.
«Излюбленный уголок таксистов, отъездивших пока свое, притон энергомобильных страстей и небывалых дорожных историй… Как раз то, что мне нужно!» – подумал моррон, открывая стеклянную дверь и переступая через высокий порог.
Появление в забегаловке вызывающе одетого иностранца послужило причиной гробового молчания и недоверчиво настороженных взглядов хищно прищуренных глаз. Последовавшие потом выкрики: «Во, чудо привалило!» и «Не туда залетел, стервятник импортный!» – только подчеркнули общий враждебный настрой отдыхавших после тяжелой трудовой ночи водил.
Отличная от окружающих одежда, небогатырское телосложение и молодость часто затрудняли моррону плодотворный процесс задушевного общения. Дарку уже много раз приходилось наталкиваться на подобный прием и доказывать свои права, ломая скамьи о хребты заносчивых грубиянов. Однако на этот раз побоище не состоялось, у моррона было много дел, а сладостный час развлечений еще не наступил.
– Чего те надо, чувырло заморское?! – проголосил здоровенный бугай из-за крайнего стола. – У нас сегодня только для орлов, попугаи в другой клетке!
Дружный хохот прокатился по залу, даже официантки смеялись над ним, не пытаясь скрыть отвращения к разукрашенной клепками да аксельбантами куртке и голубым глазам, по-детски наивно смотревшим на мир из-под длинного козырька кепки.
– Сто континенталок… до центра! – прервал моррон всеобщее веселье и бросил на ближайший столик три помятые бумажки.
Гомон моментально утих. Вид наличных привлек внимание весельчаков, а звуки нарочито подчеркнутого южногерканского акцента заворожили слух.
– Иди на стоянку, сейчас их смена! – не отрывая взгляда от стола, произнес угрюмый мужчина, по-видимому наиболее авторитетный и уважаемый среди джентльменов извоза.
– Сто пятьдесят! – Моррон бросил на стол еще одну бумажку.
– Панорыч, паренька, похоже, приперло! Морозняк сегодня вишь какой, а он… – неуверенно произнес бородач в тулупе.
– На стоянку! – более жестко проговорил старший и для подтверждения окончательности своего решения обвел лица присутствующих строгим взглядом.
– Триста! – принял Дарк вызов главаря водительской шайки и тут же подкрепил свои слова новой порцией измятых купюр.
– Да чтоб тебя с твоими правилами! – взорвался бородатый верзила с крайнего стола и в негодовании обрушил кулачище на пустующую рядом с ним скамью. – Мы же с ночи совсем пустые пришли, нет клиенту… нету! А жрать-то надо!
Главарь стиснул зубы и собирался устроить зарвавшемуся оппозиционеру показательный разгон, однако прокатившийся по корчме недовольный ропот заставил его пойти на уступку требованиям изголодавшихся без навару масс.
– Хорошо, но правила ты знаешь. Если что, с Щавием сам объясняться будешь!
– Не пужай, ученые! – буркнул в ответ здоровяк, поднялся в полный рост и, захлестнув на могучей груди тулуп, направился к выходу, не забыв, конечно же, по дороге сгрести в карман валявшиеся на столе деньги. – Пошли, геркашка околелый! Сколько вас, чудил, не учишь, что в руки деньги давать надо… в руки… все без толку!
– Подгонишь машину к выходу, даю тебе пять минут! – голосом, не терпящим пререканий, скомандовал Дарк, как только они с водителем покинули забегаловку.
– Не положено! – буркнул на ходу великан, даже не замедлив шаг.
– Еще сотня сверху, – стоял на своем Дарк, – или машину к выходу, или гони свой тулуп, зря я, что ли, деньги плачу?!
Последний аргумент оказался убедительным и весомым. Таксист остановился и зачесал в бороде. В конце концов, желание получить бумажки с портретами великих деятелей Континента перевесило страх перед запретами дорожной полиции.
– Уговорил, но только шустро, без проволочек! – нехотя произнес великан и выскочил на морозную стужу.
Беглец и не думал медлить. Находиться долго на одном и том же месте было чрезвычайно опасно, к тому же впереди было много дел. Заплатив водителю в пять-шесть раз больше, чем на самом деле стоила поездка, моррон заботился не только об удобствах изъеденного холодом тела. Его могли поджидать. До стоянки такси было сорок шагов, тридцать метров по открытой, немноголюдной в утренний час местности. Подстрелить бегущего человека мог любой новичок, впервые взявший в руки снайперскую винтовку. Слишком много вокруг было непонятного, чтобы халатно относиться к вопросам безопасности и подставляться под удар.
К выходу, тарахтя, подъехал энергомобиль, водитель открыл дверцу, и Дарк, сделав глубокий вдох, кинулся к спасительному сиденью. Замерзнуть он не успел, получить пулю в голову тоже. Очередной этап злоключений был успешно завершен.
* * *
Сто веселых чертенят поселились в голове Дарка и, отмечая новоселье, устроили отменную вечеринку с танцами, игрой на барабанах и подвываниями. Так громко и грозно работал мотор такси, спутанного поначалу не разбирающимся в марках местных энергомобилей морроном с виверийским «Ланканселом 733», снятым с производства лет эдак тридцать назад.
Заполняя салон жутким гудением, мощный мотор тащил приплюснутую по бокам кучу металлолома, называемую полессцами энергомобилем, по наезженной колее. Они пятнадцать минут назад выехали из зоны аэробазы. Дорога шла через заснеженную рощу, встречных машин не было, а метрах в ста позади уже минут пять как маячила какая-то маленькая машинка, по-видимому тоже местного производства.
Стало скучно, однообразие дороги навевало грусть, а верзила-водитель, как назло, молчал, то ли не зная, о чем говорить с залетным «попугаем» из далеких стран, то ли напрашиваясь на дополнительную плату за болтовню в дороге.
– Странное имя «Пандорыч», – напрягая голосовые связки, произнес моррон, чтобы завязать хоть какое-то подобие разговора, – вроде бы не полесское…
Бородатый водитель на мгновение оторвался от созерцания дороги и окинул пассажира снисходительным взглядом. Секунд через двадцать он все же пришел к выводу, что должен удовлетворить праздное любопытство лихо переплатившего чудака.
– Это не имя, а прозвище, – пояснил бородач, перекрикивая рев мотора. – Старшой наш родом из Конопорья, из юго-западных земель, значит. По-улесски, то есть на тамошнем говоре, «пандо» – это барин, хозяин. Вот отсюда и прозвище!
– Уважаете, что ли, особо? С чего это вдруг хозяином прозвали?!
– Замашки у него уж больно барские, а в жизни самый что ни на есть хрыч, вот и окрестили Пандорычем! – пояснил бородач и, радостно захохотав, огорошил Дарка встречным вопросом: – А ты где по-нашему трепаться так научился?
– Да так, бывал раньше, – уклончиво ответил моррон, не вдаваясь в подробности, когда и при каких обстоятельствах ему довелось изучить полесский язык.
Уж больно неправдоподобной и сказочной могла показаться история его жизни этому простаку с ощетинившейся на морозе бородой и огромными ручищами, едва помещавшимися на руле. Сколько таких парней перевидал Дарк на своем веку: сотни две-три, не меньше. С виду суровый и злобный, а на самом деле честный и добродушный, пытающийся выжить, пряча ранимость души и покладистость характера за маской напускного безразличия и холодной жестокости. Такие люди могут стать верными и преданными друзьями, но всегда держатся в стороне от других, боясь быть наказанными судьбой за свою доверчивость и открытость, которые, увы, в мире людей никогда не считались признаками ума и добродетели.
– Ну ты только глянь! Что творит дура?! – пробасил таксист, резко крутанув руль вправо и ударив по тормозам.

 

Мотор надсадно взревел, машина закрутилась на скользкой дороге и, не успев сбросить полностью скорость, как подводная лодка, погружающаяся в набегающую волну, въехала в сугроб. Дверца со стороны Дарка оказалась заваленной снегом, а выбраться наружу через занимающее большую часть салона тело великана не представлялось возможным. Подрезавший их энергомобиль остановился на обочине метрах в десяти и начал медленно давать задний ход, неторопливо подъезжая к месту происшествия.
– Удавил бы того идиота, что этой дамочке права выписал! Да и хахаль хорош: подарил коробчонку, а другие мучайтесь! – пыхтел от злости великан, которому в результате неимоверных усилий все-таки удалось открыть заклинившую дверцу и, подобрав длинные полы тулупа, выбраться наружу. – Ты где права покупала, милая, подскажи?! – прокричал водитель кому-то извне. – У меня бабка слепая, тоже за руль просится. Посоветуй, к кому обратиться!
В ответ грянул выстрел. С веток ближайших деревьев повалил снег, а встревоженные вороны заголосили на всю округу. Повинуясь чьим-то безмолвным приказам, таксист поднял вверх руки и отошел от машины шагов на пять. Сколько Дарк ни изворачивал шею, ни крутил головой, но так и не смог увидеть, где точно стояла решительно настроенная женщина с пистолетом, как минимум десятого калибра, в руке.
– Вылезай, нечего прятаться! – раздался звучный голос. – Дурить не советую, выползай медленно, по частям, сначала руки… Ну, пошел!
«Столько усилий, столько трудов, и все напрасно!» – злился моррон, коря себя за беспечность. Он расслабился слишком рано и только исключительно по халатности не воспринял всерьез тащившуюся за ними таратайку. Именно из-за таких досадных мелочей рушатся грандиозные планы, погибают лучшие из лучших, случайно застигнутые врасплох.
– Эй, уснул, что ли, или головкой треснулся?! Не зли меня, ползи наружу. Горю от нетерпения увидеть твои холеные ладошки!
– Вылезай, парень, дамочка, вроде того, не шутит! – встрял не на шутку перепуганный таксист.
– Заткнись, твое дело лапы кверху держать да в сугроб поглубже урыться! – поставила его на место женщина, которой явно не нужны были добровольные помощники в подобных вопросах.
«Говорит на общеконтинентальном, без акцента. Голос молодой, звонкий, не старше двадцати пяти. Судя по манере общения, из полицейских, привыкла иметь дело с глупой самоуверенной шпаной, кидающейся грудью на дуло пистолета. Позицию выбрала умело: она видит меня, а я ее нет, значит, ранее бывала в переделках. Может, коллега убиенного кондуктора? Не исключено, но не факт. Придется подчиниться!»
– Вот молодец, вот умничка! Теперь головку вслед за лапками тяни. Особо пугаться не надо, больно не сделаю! – издевалась девушка, держа под прицелом медленно появляющуюся из машины голову в кепке. – А теперь давай и остальное тельце подтягивай, шустрее, шустрее!
Повинуясь приказу, Дарк выбрался наружу. Грозной захватчицей транспортного средства и двух находившихся в нем мужчин оказалась та самая девица с аэробазы, только сейчас поверх нелепого пиджака была надета теплая шуба, а на голове красовалась пушистая шапка со свисающим лисьим хвостом.
«А выглядит даже очень… прямо красавица с журнальной обложки, правда, вот с оружием зря балуется, но что уж тут поделать – тотальная феминизация загнивающего общества. В женщинах ценятся воля и сила, а мужчин любят за душевность и отзывчивость», – поскакали не в том направлении мысли моррона, вместо того чтобы выстроить в голове цепочку быстрых и решительных действий.
– Хватит пялиться, диск гони! – приказала незнакомка, умудрившись всего четырьмя словами пресечь на корню возможность сексуального домогательства и высказать свое требование.
– Шесть шагов, красавица целится точно в лоб, – пробормотал моррон, переводя взгляд с девушки на дуло пистолета и медленно запуская руку во внутренний карман куртки. – Ну вот, диск в руке, что дальше делать? Командуй!
– Достань, положи на капот и топай в сугроб к своему дружку! – лаконично произнесла прекрасная грабительница, нутром профессионала чувствуя в поведении моррона какой-то подвох.
Уж больно покладистым и послушным показался ей этот лысый парень в кепке, слишком уверенным в себе. Его жизнь висела на волоске, а он трясся от холода, но не от страха.
Дарк в точности выполнил предписанный алгоритм действий, и квадратный железный футляр с проклятым диском сменил владельца. Перепуганный таксист что-то пробормотал себе под нос и вжал голову в плечи. Он был уверен, что вот-вот грянет выстрел и пелена небытия охватит сознание. Однако девушка почему-то не собиралась избавляться от ненужных свидетелей, она быстро подобрала диск и, не сводя дула пистолета со стоявших по колено в снегу мужчин, начала пятиться к своей машине.
– Кажись, пронесло! – облегченно вздохнул лесовик, схватив Дарка под руку и волоча его к застрявшей в сугробе машине. – Все, паря, кончено! Теперь главное – не одубеть на морозе, греться пошли!
– Свяжись со своими, пускай высылают машину. Мне в центр нужно, срочно! – ответил моррон, освободившись из лапищи великана и первым занырнув в не успевший остыть салон. – Кстати, ты напрасно испугался, она бы все равно не выстрелила!
– А ты почем знаешь? – искренне удивился бородач, залезая внутрь и захлопнув за собой дверцу.
– Морозы у вас уж больно лютые, а она без перчаток. Выстрелить в первый раз смогла, потом металл быстро стынуть начал… палец бы к курку примерз, а до нее всего шесть шагов было, я бы успел…
* * *
Вытащить энергомобиль на дорогу своими силами оказалось намного быстрее и проще, чем дожидаться помощи с аэробазы. К несчастью, они застряли именно там, где пересекались зоны покрытия сразу нескольких сигнальных подстанций. Шум, треск, механический скрежет и чужие разговоры лишь иногда прерывались рассерженными криками «алло!». Аккумуляторы телефона медленно, но верно разряжались, уровень заряда в батареях энергомобиля тоже приближался к нулю. Еще немного, еще каких-нибудь двадцать минут работы двигателя в экономном режиме – и салон нечем было бы греть, островок тепла среди зимней стужи мгновенно превратился бы в холодную западню. Получавшие неустойчивый сигнал абоненты не представляли плачевности их положения, поэтому злились, ругались, грозили и в конце концов вешали трубки.
Дорога, как назло, по-прежнему оставалась пустынной. Изредка появляющиеся на ней энергомобили проносились мимо, обдавая призывно размахивающего руками таксиста фонтаном ледяных осколков, таких же мелких и острых, как битое стекло. Лишь через полчаса бесплодных попыток остановить машину на горизонте появился маленький грузовичок. Водитель мусоросборщика, худощавый парень с сизым носом и в протертом до дыр пальто, согласился помочь.
Греясь в кабине грузовика, пока водители бегали кругами, кричали друг на друга, махали руками, спорили и тянули стальные тросы, Аламез размышлял, как бы поступил он, окажись на месте таксиста: затормозил бы, рискуя собственной жизнью, или протаранил внезапно появившуюся на пути машину. Применительно к его ситуации казался более предпочтительным второй вариант. Дарк ценил человеческую жизнь, но считал несправедливым, когда по вине одного страдает другой. Он не был обязан рисковать жизнью, резко сбавляя скорость на скользкой дороге, из-за какого-нибудь неумехи, задумавшегося в пути или просто заболтавшегося по телефону. Кроме того, за рулем преградившего ему путь энергомобиля мог оказаться враг. Он не заурядный водитель, чья жизнь – дорога, не обычный гражданин, садящийся в машину лишь для того, чтобы прокатиться с ветерком или доехать от дома до работы. Он играет в игры, ставка в которых – жизнь. Пусть она ему не дорога, но это не значит, что можно безрассудно рисковать ею по каждому пустяковому случаю.
«Прочь, человеколюбие и обманщица-мораль! С вами я уже достаточно намучился, вы не помогаете мне, только осложняете жизнь, как будто действуете заодно с врагом. Хватит полумер и мягких решений! Если я и дальше буду выбирать самый безопасный для окружающих вариант действий, буду хитрить и изворачиваться, словно уж, вместо того чтобы решительно атаковать и уничтожать врагов, то долго не протяну, растрачу силы в нескончаемом бегстве от неприятностей, которых, увы, не становится меньше. Выживают не сильные, а наиболее приспособленные, те, кто безжалостно расправляются со слабыми, усыпляют бдительность сильных и, главное, никогда всерьез не задумываются о морали, о которой зато очень любят говорить. Мораль – не абстракция, она реальна, она инструмент борьбы, такой же острый и безжалостный, как меч, и непременно убивающий того, кто в нее поверил. Отныне буду действовать, как все: выбирать самый легкий путь и заботиться только о собственной шкуре!» – принял решение моррон и мгновенно почувствовал, как с его рук свалились тяжелые кандалы гуманности.
* * *
Непредвиденная задержка в пути привела к плачевным последствиям – Дарк опоздал. Такси остановилось у ворот трехэтажного каменного особняка, арендованного съемочной группой под павильон, ровно в десять часов утра, слишком поздно, чтобы надеяться застать демонтирующих оборудование техников трезвыми. Каждое утро, ровно в 9.00 по местному времени, оставшимся на месте съемок членам технической группы имел привычку звонить Хубер. Наивный режиссер пытался ускорить процесс демонтажа и надоедал рабочим одними и теми же вопросами. С 8.30 до 9.30 хотя бы кто-то должен был оставаться на ногах и во вменяемом состоянии, затем разгульная попойка снова входила в привычную колею. Отъезд из Старгорода актеров и администраторских чинов, а также сорокапятиградусный мороз заметно расшатали дисциплину и увеличили дозы принимаемых внутрь горючих средств.
Маленький дворик с тремя чахлыми деревцами и переполненными мусорными баками – любимое место сборища облезлых дворняг, драных котов, ворон и прочей бездомной живности – пестрел фольгой разорванных упаковок, разноцветными кусками мусора неизвестного происхождения и, конечно же, грудой разбитых бутылок. Было мертвецки тихо, ничто не выдавало присутствия в доме живых существ.
Дарк вышел из машины и, на прощание махнув рукой поспешившему тут же отъехать водителю, направился к крыльцу. Отсутствие признаков жизни не удивило моррона, он слишком хорошо знал привычки киношной братии, чтобы ожидать чего-то другого.
Входная дверь оказалась лишь прикрытой, половина замков была сломана, а массивный стальной запор висел на единственном еще державшемся в двери болте. Грязь и куски штукатурки под ногами чередовались с порванными тряпками из невывезенного гардероба и поломанными частями штативов. Естественно, весь этот разгром был прикрыт сверху тонким слоем снега и инея. Тревожная мысль посетила моррона и начала быстро укрепляться в сознании. Решив на всякий случай действовать осторожно и не шуметь, Дарк приоткрыл дверцу, ведущую на склад осветительной аппаратуры и прочих технических средств.
Штабеля заколоченных ящиков с грозными надписями «Не кантовать!» занимали большую часть комнаты. Та же самая штукатурка и грязь под ногами, никаких признаков проведения работ или бандитского нападения. Все тихо и спокойно, все покрыто толстым слоем пыли. За соседней дверью когда-то находилась кухня. Туда не стоило совать нос: остатки припасов были наверняка уже давно съедены, а электрическую плиту и посуду вывезли в первую очередь. Единственное, что еще можно было обнаружить ценного среди куч пищевых отбросов, были случайно уцелевшие упаковки одноразовых стаканов и вилок.
В занимающем добрую половину первого этажа зале когда-то проходили съемки королевского бала. Некоторые из декораций еще находились на своих местах: копии портретов известных вельмож прошлого, заказанные у местных художников, муляжи дворцовой утвари и аппетитных блюд, макеты столов, стульев и прочего малоценного хлама, которые никто не собирался не только вывозить, но даже сжигать.
Не найдя на первом этаже ни одной живой души, моррон поднялся наверх. Перила старенькой лестницы шатались, ступени скрипели, а с потолка что-то капало. Дарк надеялся, что это всего лишь вода, а не содержание разбитой бутыли с каким-нибудь сложным реактивом для проявки пленок, а заодно и травли жирных полесских тараканов. В противном случае одежду пришлось бы выбрасывать. Всего за каких-то десять минут ядовитые капли, попавшие на куртку, смогут разъесть волокна кожи и окрасят ярко-зеленым ободком края отверстия. Человеку слабый раствор не причинил бы вреда, а вот гардероб пришлось бы срочно менять, если, конечно, не хочешь ходить в куртке с дырками, словно от бандитских пуль.
Среди бесчисленных маленьких комнатушек, закутков и чуланов второго этажа начали появляться косвенные признаки жизни. Бутылочный след привел Дарка на импровизированную кухню. Из открытого крана лилась вода, на переносной плитке выкипали последние остатки воды в чайнике, по заваленному чешуйками рыбы и обертками столу бегали окурки, переносимые тараканами.
Фенолет Гуннершанц, второй помощник администратора, и оставленные в его подчинении рабочие веселились на славу. Личный звонок Франца фон Хубера и угроза скорого появления на демонтируемой площадке самого Зануды Ди, по-видимому, были недостаточными основаниями для приостановки запоя и попытки разгребания бардака.
«В конце концов, кто я такой? Всего лишь консультант и друг режиссера. Звезды киноэкрана меня боятся, а у монтажеров, осветителей и декораторов свои божества. Им на мою мантию серого кардинала съемок откровенно плевать!» – пришел Дарк к осознанию жестокой правды жизни и, закурив сигарету, стал греть онемевшие пальцы над синим пламенем плитки.
Спешить было некуда, район поисков живых душ сузился до третьего этажа, откуда, кстати, изредка доносились легкое постукивание и нечленораздельные звуки, напоминающие недовольное ворчание. Наличие среди бесхозной стеклотары нескольких бутылок из-под легкого вина говорило о возможном присутствии на празднике жизни дам, хотя, зная привычки рабочих, сказать об этом со стопроцентной уверенностью было нельзя. Кисленькое винцо местного производства могло использоваться в качестве ингредиента какой-нибудь сложной убойной гремучей смеси, составлением которых славился Бульдог Жано – старенький морщинистый плотник, не просыхающий даже в самую напряженную пору съемок.
Завернув кран и выключив газ, Дарк выкинул в выбитую форточку догоревший до фильтра окурок и, стараясь не поскользнуться на разбросанных по полу бутылках, приступил к последнему этапу поиска.
Наверху не было ни комнат, ни перегородок, огромное пространство мансарды тянулось от края дома до края. Когда-то это был обычный чердак, на котором хранилось старье, но с приездом съемочной группы трухлявая мебель и тюки со сгнившей одеждой перекочевали на свалку. В результате долгой и упорной санитарной обработки, при которой использовались всевозможные моющие и дезинфицирующие средства, за исключением огнемета, из затхлой голубиной обители получилось вполне сносное цеховое помещение. Здесь делались макеты и муляжи, подготавливались отдельные части декораций, которые затем монтировались внизу. Во время съемок работа кипела днем и ночью, а отсутствие перегородок помогало техническому директору, взявшему на себя заодно и функции проворовавшегося администратора, следить за тем, чтобы его подчиненные монтеры, художники и плотники не слишком часто прибегали к спиртным допингам.
Сейчас же, через неделю после завершения съемок, чердачные просторы были похожи на пустынную степь, вдали которой виднелось одинокое становье кочевников. Вновь испеченных бедуинов было пятеро: двое сидели, покачиваясь, за импровизированным столом, составленным из нескольких перевернутых ящиков, а остальные, предположительно, спали в недрах горы из сваленных в угол шуб. Заградительного рва и ям-ловушек не было, но зато частокол из опустошенных бутылок поражал своими внушительными размерами.
– Чур меня, чур! – прогнусавил Бульдог Жано, испуганно вытаращившись на приближающегося к парочке самых стойких алкоголиков Дарка. – Анвер, пора на боковую!
– Что, старина, черти мерещатся?! – усмехнулся упитанный плотник, пополняя стакан с темно-коричневой жидкостью, напоминавшей с виду коньяк, а по запаху трехгодичный настой из протухших кабачков, свеклы и капустных листьев.
– Не-а… хуже, – протянул Жано, тыча для пущей убедительности пустым стаканом в нос собутыльника. – Ди… притом лысый, битый и в трех экземплярах!
– О-о-о-о, да ты совсем расклеился! Ди тот еще зануда, мы и одного-то с трудом выносили, а тут целая троица пожаловала… сдохнуть можно!
– Ничего не имею против! – выкрикнул Дарк и с разбегу ударил носком ботинка по свисавшему с табурета копчику рабочего.
Анвер взвыл и, разбрызгивая на лету содержимое стакана, врезался лбом в балку деревянного перекрытия. Дарку уже давно хотелось всерьез заняться воспитанием технического персонала, но как-то не доходили руки, да и Франц не позволял вмешиваться в чужие дела.
– Ди… настоящий! – заорал Жано, вскочил с места, но, не удержавшись на ногах, тут же шлепнулся на пол.
– Ну не плюшевый же, старая пьянь! – презрительно произнес Дарк, нагибаясь над бесчувственным телом Анвера. – Потерял сознание, скоро придет в себя и, как всегда, ничего не вспомнит…
– Ты, то есть вы… здесь… как… мы… тут… – невнятно забормотал начинающий трезветь Жано.
– Где Фенолет? – не тратя сил попусту, спросил Дарк и сделал многозначительную паузу, во время которой гипнотизировал старого пропойцу суровым взглядом и методично растирал костяшки пальцев.
– Там! – показал Жано на огромную кучу реквизитных шуб и пропахших спиртным одеял.
Проходя мимо стола, Дарк взял в руки бутылку с плескавшейся на дне мутной жидкостью и, морщась от отвращения, поднес горлышко к носу. В ноздри ударил букет резких запахов: спирт, красное вино, немного коньяка, брусничной настойки и цитинловой вытяжки. Смесь крепкая, но действует не очень долго, поскольку ни мебельного лака, ни клея, ни прочих токсичных добавок в ней не было. «Трудовая интеллигенция», – усмехнулся про себя моррон и, отбросив подальше источающую омерзительный аромат бутылку, решительно направился к коллективному лежбищу.
Выудить тело второго помощника администратора удалось с третьей попытки. Сначала рука, запущенная в глубь завала из шуб, наткнулась чье-то плечо, добычей оказался обыкновенный рабочий. Аккуратно отложив в сторону дергающее конечностями и недовольно фырчащее тело, моррон продолжил поиски. Во второй раз пальцы нащупали голую лодыжку. Дарк потянул на себя – появившаяся нога оказалась чересчур толстой, да к тому же женской. Видимо, тяжкий труд демонтажа и упаковки реквизита по ящикам никак не мог быть удачным и плодотворным без содействия профессиональных муз. Желания увидеть опухшую физиономию местной вдохновительницы на трудовые подвиги не возникло, Дарк поспешно запихал ногу обратно и принялся за раскопки с другого конца.
Выкопав наконец искомое тело в расстегнутой рубахе и с всклокоченной шевелюрой, юноша, не обращая внимания на пьяную ругань, адресованную в пустоту, взвалил рослого парня на плечо. Немного пришедший в себя Жано уже был способен выражать свое возмущение короткими предложениями с преимущественным употреблением ненормативной лексики вместо большинства слов и восклицательных знаков. Его речь походила на отрывистый собачий лай: тихое брюзжание – пауза – громкий выкрик – пауза – снова брюзжание. Не обращая внимания на попытки подчиненного спасти от жестокой расправы «уважаемое» начальство, Дарк уверенно направился к лестнице. Насколько он помнил планировку здания, где-то среди каморок второго этажа должна была находиться одинокая душевая кабинка.
К счастью, память не подвела, а воду после отъезда группы не отключили. Крайне низкая температура хлещущей из душа жидкости не являлась уважительной причиной для отмены экзекуции. Тело второго помощника сжималось в комок и перекатывалось с боку на бок по кафельному полу душа. Оно страдало, жалобно пищало и старалось прикрыться руками от низвергающихся сверху струй ледяной воды. На третьей минуте водных процедур безличностное «оно» начало превращаться в туго соображающего индивидуума по фамилии Гуннершанц.

 

– Напрасно ты так, не по-человечески, – жалобно простонал Фенолет, одновременно трясясь от холода и мучаясь от жуткого похмелья.
«Он даже не может себе представить, насколько прав. Человечности во мне маловато. Слава тебе, о великий и всемогущий коллективный разум, избавивший своих верных слуг от пьянства и прочих вредных пристрастий!» – подумал Дарк, протягивая замерзшему собеседнику чашку только что сваренного кофе.
Фенолету было плохо, опухшие глаза слезились, а тощее тело била мелкая дрожь. Длинная меховая накидка полесского егеря конца семнадцатого века помогала озябшему Гуннершанцу бороться с холодом, но не могла защитить от побочных эффектов вчерашнего веселья. В течение уже десяти минут парень корчился, раскачивался на шатком табурете взад-вперед и держал шею изогнутой под странным углом. Видимо, именно в таком неестественном положении его голова с обвисшими мокрыми паклями черных волос не чувствовала блуждающих болей, вызванных резким сужением кровеносных сосудов.
Они сидели вдвоем в маленькой комнатушке, на той самой кухоньке с выбитой форточкой и обезумевшими от обилия грязи тараканами, решившими ни с того ни с сего поиграть в переносчиков табачных отходов. Трудолюбие маленьких тварей не спасло их от горькой участи. Вместе с обертками, окурками и прочим хламом они были безжалостно сметены с нагретого плиткой стола на холодный пол, где многие из них тут же перевернулись на спинки и поджали тонкие лапки. Конечно, состояние помощника администратора было не столь плачевно, как у его усатых сожителей, но страдания парня пробудили в морроне отдаленное подобие чувства вины.
– Слышь, кутила, может, тебе коньячку принести? Опохмелишься, полегчает!
– Не-а… после «полесских грез» нельзя… только хуже будет! – поделился опытом Фенолет и, не успев окончить фразы, быстро рванулся к двери.
Минут через пять Гуннершанц вернулся, его по-прежнему трясло и мотало, но на губах играла умильная улыбка. Одной проблемой стало меньше, кризис похмельного синдрома успешно миновал, теперь бедолагу оставалось только согреть, и можно было продолжать разговор.
– Выпей кофе, сосуды расширятся, а заодно и согреешься!
– А ты чего это в нашу глушь пожаловал? – огорошил Гуннершанц Дарка внезапным вопросом, предварительно выхватив из его рук чашку с подогретым напитком. – Франц, что ли, послал?
– Не обольщайся, я здесь по своим делам, – ответил Дарк, не вдаваясь в подробности.
– А-а-а-а, – с пониманием и сочувствием протянул парень, жадно припадая пересохшими губами к горячей панацее от остаточных спазмов.
– Ну, уж и вас решил проведать. Не ожидал, что такое устроите!
– А что «такое»?! – неожиданно рассердился старший группы и, скорчив обиженную физиономию, стукнул чашкой по столу. – Ты хоть представляешь, каково нам здесь приходится?! Вы свою муру отсняли и укатили, а мы тут загибаемся! Холодина, горячей воды нет, отопления нет, инструмент к рукам примерзает, а этот жлоб… – Фенолет замялся, спохватившись, что не стоит жаловаться на начальство в присутствии друга режиссера.
– Ты имеешь в виду администратора, – продолжил за него Дарк. – Полностью с тобой согласен, куркуль известный: что плохо лежит – утащит, а свое сгноит, но не отдаст!
– Ну, в общем, грузовик был нанят только один, приходится барахло в два рейса вывозить, – высказал свою мысль в менее агрессивной форме Фенолет. – Вчера утром машина ушла, вот сидим и ждем. Дня через три отсюда выберемся, если, конечно, в дороге заминок не будет.
– Оптимист, – рассмеялся Дарк, ставя на плитку вторую порцию кофе. – Я утреннюю сводку погоды слышал. В Старгороде мороз еще несколько дней простоит, а западнее снегопады… думаю, вам еще дней пять, а то и шесть «греться» придется.
– Во… – воскликнул было сраженный печальным известием Гуннершанц, но осекся под строгим взглядом Дарка.
– Ругаться не надо, не поможет. Пьянство тоже не спасет, только почки да печень посадите.
– Тебе хорошо говорить, а мы тут…
– Ладно, – прервал Дарк жалобные стенания, – лучше скажи: оружие по каким ящикам распихано?
– То, что якобы огнестрельное, с первой машиной ушло, доспехи тоже, они вроде бы с муляжами отрубленных конечностей и париками в одном контейнере были, – принялся вспоминать Фенолет, хмуря покрытый морщинами лоб. – А тебя что конкретно интересует?
– Мечи, – отрывисто произнес Дарк, боясь услышать отрицательный ответ.
– А-а-а-а, эти побрякушки, а я-то уж думал, те что-то ценное нужно!
– Где они?!
– Ящики «А7», «Б12» и, кажется, «Е3». То, что сломалось, мы упаковывать не стали, в павильоне валяется! – отмахнулся Фенолет, весьма обрадованный тем обстоятельством, что Зануду Ди удовлетворил его ответ и водных процедур больше не будет.
Не тратя времени на дальнейшие расспросы, Дарк оставил помощника администратора наедине со спасительным кофе и побежал на первый этаж. Через полчаса он вернулся. На плече моррона висела черная полотняная сумка, в которой бряцал позаимствованный на время реквизит. Все еще восседавший на табурете Фенолет удивленно вытаращил глаза. Парень не мог понять, зачем такому серьезному человеку, как Ди, понадобился бесполезный бутафорский хлам.
– На, возьми, думаю, на пять дней вам хватит. – Дарк положил на стол рядом с парнем пачку сотенных купюр. – Снимите жилье поблизости и поживите по-человечески. Реквизит покараулить и один человек может, не стоит всем из-за старого барахла мерзнуть, тем более что дорогостоящую аппаратуру наверняка уже вывезли.
Гуннершанц утвердительно кивнул, не отводя изумленных глаз от денег на столе. Неслыханная щедрость консультанта вмиг разрушила все представления о скупости режиссеров, директоров и прочего начальства.
– Только не ночуйте здесь, слышишь, ни при каких обстоятельствах не оставайтесь в этой халупе на ночь! – пытался докричаться Дарк до шокированного баснословным количеством денег парня.
Щедрость моррона была вызвана не сочувствием, не заботой о здоровье людей, вынужденных в умопомрачительных количествах поглощать низкопробные спиртные «коктейли». Он не хотел, чтобы из-за него кто-то погиб, а вампиры в эту ночь обязательно посетили бы бывший съемочный павильон.
Вытравить из себя стремление к справедливости и сострадание к слабым оказалось не таким уж и легким делом, как это представлялось каких-то пару часов назад.
Назад: Глава 8 Через тернии в Старгород
Дальше: Глава 10 Ночное рандеву