Обратно бежим так, словно пираты нас вычислили и преследуют с прайдом голодных африканских львов. Вся фигня заключается в том, что изготовленное мной приспособление ввиду «исключительной сложности» не имеет градуированной шкалы временной задержки. То есть технология столь высока, что… Короче, задержка взрыва выставлена на глазок.

Я остался без футболки – пришлось пожертвовать ради общего дела. Бегу налегке и наслаждаюсь прохладой.

Позади почти километр рыхлого песочка. Осыпаемся в знакомое пересохшее русло, ползем вверх. Прежде чем выскочить на дорогу, притормаживаем: осматриваемся, отдыхаем и делаем по глотку воды из драгоценной пластиковой бутылки, случайно найденной у двери склада ГСМ. Понятия не имеем, зачем в хранилище бензина понадобилась вода: ополаскивать руки после заправки моторов или утолять жажду. Мы даже не знаем, какого она цвета и насколько чиста. Вкус обычный. А запах – дело третье.

Странное дело – на грунтовой дороге ни одного пикапа, ни одного грузовичка с солдатами. Впрочем, странного мало – сюда уже съехалось все взрослое мужское население гребаной Республики Сомали.

За дорогой стелется так называемая равнина, на которой мы опять спотыкаемся и проваливаемся в ямы. До холма бежать около двух километров, значит, с нашей невеликой скоростью потребуется минут восемнадцать-двадцать. Я периодически зажигаю экран часов и контролирую время, а назад мы с Валерой оглядываемся еще чаще – ведь если рванет раньше, то… Нет, о катастрофах лучше не думать.

Почти добежали. Преодолеваем овражек, вскарабкиваемся на верхушку холма. И падаем без сил.

В чувство приводит иронично-радостный голос Стасика:

– Здорово, пацаны! Мы тут без вас скучали.

На всякий случай интересуюсь, где черный шайтан.

– Шайтан связан, накормлен подзатыльниками и уложен спать. Вы склад заминировали? Кстати, где твоя футболка?..

– Распустил на повязки для одноглазых пиратов. В остальном у нас полный порядок.

– Когда жахнет?

Расстегиваю ремешок, в последний раз смотрю на освещенный экран часов и возвращаю вещицу хозяину.

– Скоро. На, попей водички. И Хайеру оставь.

– Вода?! Откуда? – хватает он бутыль, отвинчивает крышку и жадно глотает раз, другой, третий… Потом спохватывается: – А вы сами-то напились?

– Пей-пей…

В жопу эти импортные гранаты! А вместе с ними и бензин всех африканских нефтеперерабатывающих заводов!

Прошел час с момента нашего возвращения, а пиратская база так и не озарилась вспышкой взрыва или заревом пожара. Мы не сводим глаз с освещенного кострами побережья и ждем, ждем, ждем…

Не сдерживает эмоций даже Торбин с вытесанным из скальной породы терпением:

– Чухня какая-то, ей-богу! Я знаю, Глеб: внутри склада ГСМ ты пользоваться зажигалкой не мог, а в кромешной темноте легко ошибиться. Но почему до сих пор не сработала ни одна растяжка?! Их там вокруг сараев – целый десяток!

Я тоже этого не понимаю. Когда мы закончили установку «сюрпризов», у обоих была абсолютная уверенность в благополучном исходе дела, а сейчас… Сейчас я оцениваю оставшееся до рассвета время и лихорадочно ищу выход из кучи дерьма, в которую нас угораздило вляпаться…

Заканчивается второй час. От базы вдоль берега шагает очередное факельное шествие. Нацистский парад из конца 30-х, ей-богу. Дойдут до мыса, венчающего северную оконечность бухты, и, разделившись, повернут обратно. Половина пойдет тем же берегом, другая… для другой половины имеются варианты.

Надежда испаряется, и я все реже смотрю на западную окраину пиратской базы. Что произошло? Почему моя задумка не сработала?..

Суть ее примитивна до безобразия. Обычное «народное творчество», о котором армейский люд вспоминает в лихие времена – когда все кончается, пропивается или теряется. Короче, не остается ни черта, кроме одной гранаты и долгов по ипотечным кредитам. Берутся две наполненные легковоспламеняющейся жидкостью бочки, ставятся на расстоянии полутора метров, наклоняются и упираются друг в дружку ребордами. С первой отвинчивается крышка (чуток бензинчику прольется – не беда), внутрь пихается конец длинной тряпки, другой конец свободно свисает за край металлической тары. Под вторую бочку укладывается граната с выдернутой чекой – так, чтобы спусковой рычажок был аккуратно прижат донышком. Вот и вся популярная механика. Летучий бензин замечательно впитывается тряпочкой и отнюдь не каплями, а тонкой струйкой стекает с ее свободно болтающегося конца. Масса этой бочки становится меньше, и через какое-то время равновесие нарушается: вторая емкость, вес которой остался неизменным, побеждает в «бочковом армрестлинге», валится на проигравшую «сестрицу» и отпускает на волю спусковой рычаг. Тот, в свою очередь, освобождает ударный механизм… В общем, через три секунды воспламеняются сто семьдесят граммов адской смеси тротила и гексагена. Взрыв гранаты воспламеняет бензин, а тот запускает в ближний космос бочки, и все то, что неподвижно скучало рядом.

Я все сделал согласно этой схеме, использовав две (из пяти!) бочки бензина, подаренную мамой новую футболку и ручную оборонительную гранату «L2A2» английской разработки. Да, придуман сей девайс на Британских островах, однако производится где попало. Даже в Китае, Индии и Пакистане.

«Понятно. Видимо, задумка с бочками сорвалась из-за отказа гранатного запала. Других причин не вижу», – вздыхаю и отворачиваюсь мордой к морю.

Как же быть? Тут и без дешевых пакистанских гранат проблем было – ковшом не измерить. Допустим, срабатывает моя адская машина – отвлекает пиратов взрывом; мы затаскиваем Хайера в воду и плывем к «Тристану». А дальше-то что? На танкере нас ждут и встречают соратники? Ага, как бы не так! Старпом, боцман, радист, электромеханик. И с десяток сомалийцев, готовых стрелять по любому плывущему предмету, если за него не заплачен выкуп.

В тяжелые мгновения жизни я всегда вспоминаю мудрую немецкую пословицу: «Если стоишь по горло в дерьме – негоже опускать голову!» Но сейчас и она не помогает.

Часа через полтора начнет светать. Утром или днем обязательно сработает одна из растяжек – не могут же все гранаты оказаться «левыми»! И тогда нам придется…

– Смотрите!! – оглушает восторженный рев Стасика.

Мы одновременно поворачиваем головы, вскакиваем. И завороженно любуемся сумасшедшими завихрениями растущего над пляжем огненного гриба.

– Получилось! – трясет меня за плечи Торбин. – Сработала твоя фиговина, Глеб!!

Сработала. Я и сам вижу.

Вытираю мокрый лоб, расслабляю напряженные мышцы. Мое простенькое устройство все-таки привело в действие гранату. Много позже ожидаемого часа, но привело.

– Фух, – резко выбрасываю из груди лишний воздух. И, решительно направляясь к Хайеру, поторапливаю друзей: – Погнали, парни! Сейчас самое время организовать заплыв.

Тащим пиратского лидера под руки и радуемся, что приходится спускаться, а не лезть в гору. Хайер никакой. Амеба. Пьяный бомж с заплетающимися ногами. Мозг должен командовать мышцами тела, а его мозг лишился командных функций и превратился в мозг дауна, пускающего счастливые пузыри.

Спуск с вершины хребта закончен. Пересекаем неширокую песчаную косу, заходим в воду и радостно подмечаем опустевшую от огней прожекторов бухту. Все катера после взрыва разом приостановили патрулирование акватории и ринулись к берегу, наивно полагая, будто мы атакуем базу.

Когда вода доходит до колен, Хайер частично приходит в себя: что-то выкрикивает неприятным гортанным голосом, дергается, вырывается…

– Заткнись, блаженный! – хорошенько встряхивает его Величко и освобождает руки от веревок. – Еще раз пикнешь – прикус вывихну. И доживать будешь с рожей Псюши Косяк.

– Держите его крепче. Валера, давай автомат…

После короткого совещания бросаем все оружие, за исключением «беретты» и одного автомата с двумя последними магазинами. В противном случае рискуем не доплыть до танкера.

Сначала Хайеру помогают двое; убедившись в его адекватности, доверяем грести самостоятельно. Водичка ласкает нас теплыми волнами, и плыть поначалу легко и приятно. Валера лидирует в нашем заплыве; Стас держится рядом с пленником; я тащу на себе автомат и замыкаю группу.

Темно. Зарево на берегу дает слабые отблески на невысоких волнах. Стараемся не упускать друг друга из вида. Силенок от голодной диеты маловато – плыть тяжело. Часто переворачиваюсь на спину, даю отдохнуть рукам и посматриваю на берег. Оттуда с интервалом в несколько минут раздаются хлопки – пираты пытаются тушить пожарище и топчутся по растяжкам Торбина.

Мы почти посередине. Вдруг слышим со стороны берега взревевший лодочный мотор. Снова ложусь на спину, работаю ногами, всматриваюсь вдаль.

Дистанция около километра. На фоне горящих костров и пожарищ невероятно сложно определить детали.

Через некоторое время понимаю: по меньшей мере одна лодка отошла от берега и возобновила патрулирование. Прожектор настойчиво ощупывает акваторию, а сама посудина ходит галсами, постепенно приближаясь к танкеру…

Лодочный мотор тарахтит на низких оборотах метрах в двухстах, обшаривая лучом поверхность моря в опасной близости от нас.

Беспокойство нарастает с каждой минутой. Откуда-то появляются силы (видимо, последние), и мы гребем с удвоенной энергией. Не сговариваясь, поглядываем туда, где затих звук мотора – катер ушел слишком далеко. Мы с опаской ждем его возвращения; сознание рисует четкую картину, как он плавно разворачивается и ложится на обратный курс.

Оружие чертовски мешает плыть. Ремень сковывает движения, тяжелый автомат тянет вниз. Жаль, что Михаил Тимофеевич Калашников в конструкции своего детища использовал так мало древесины. Вначале пути он не беспокоил, а сейчас желание его бросить приходит все чаще. Мы преотлично знаем первейшую заповедь бойца на войне: пропей, продай, потеряй все что угодно, но оружие и боеприпасы сохрани. Это правильно. Согласен исполнять каждое слово. Но когда силы закончатся, мне придется его бросить…

Справа опять доносится шум – лодка приближается. Она идет точно на нас.

Прожектор слабоват. Его мощности хватает на то, чтобы осматривать пространство в радиусе сотни метров. Но нас это не спасет. Ветра нет, волна низкая. Спрятаться некуда, а надеяться на чудо бессмысленно.

Мы в растерянности. Что делать?

Поднимаю над водой автомат, вытряхиваю из коробки воду. Его механизмы исправны, а вот патроны… Патронам советского производства купание не страшно – тогда за брак в оборонке били долго и больно. Российским боеприпасам контакт с морской водичкой не рекомендуется – до тридцати процентов придется выкинуть. А вот китайской дряни прописан исключительно сухой режим.

Готовлюсь принять последний бой. Намереваюсь передергивать затвор и, прицеливаясь, нажимать спусковой крючок, покуда не прогремит выстрел. Уложу напоследок хотя бы одного.

Мы преодолели немногим больше половины пути – за спиной километр, до «Тристана» почти столько же. Катер идет точно на нас, и шансов разминуться нет…

И вдруг бухту озаряет короткая яркая вспышка. Настолько яркая, что отчетливо виден оранжевый борт и белая надстройка танкера.

Одновременно оборачиваемся, и в тот же миг до нас докатывается звук взрыва.

– Боеприпасы! – отплевываясь, хрипит Торбин. – Глеб, сарайчик с боеприпасами взлетел! Сработала твоя граната!..

– И твоя растяжка. Мы хорошо потрудились, Валера. Очень хорошо!..

Рядом Стас рубит рукой воду и приглушенно кричит:

– Он уходит! Смотрите, эта сука уходит!

Не дойдя до нас метров двести, катер резко поворачивает к берегу. Слава богу! Смертная казнь через утопление в соленом Индийском океане откладывается.

Мои друзья подталкивают Хайера и снова принимаются грести к танкеру. Я же с минуту завороженно смотрю вслед пиратской лодке. Показалось, будто в желтом свете прожектора на носовой части я заметил фигуру капитана Кравца.

– Ну и ночка, – спешу догнать друзей. – Тут в самого черта, пожалуй, поверишь…