Глава 3

Два раскатистых взрыва прогремели в ущелье синхронно. Шедший за «Уралом» бронетранспортер с пехотой на броне налетел на радиоуправляемый фугас внешней стороной правой гусеницы. Машину развернуло перпендикулярно дороге, а три катка отлетели начисто.

Шедшей в авангарде бээрдээмке повезло больше. То ли детонатор дал осечку, то ли ответственный за подрыв боевик прошляпил нужный момент, но БРДМ проскочил, оказавшись вне эпицентра взрыва. Машину лишь основательно тряхнуло, швырнув вперед на несколько метров. Правда, десантникам на броне от этого было не легче. Сметенные взрывной волной, они попадали на каменистую поверхность.

Одновременно со взрывами капитан Верещагин нажал ногой на тормоз. Он видел, как вздрогнул и уткнулся лицом в лобовое стекло лопоухий водила. Схватив бойца за тонкую шею, капитан повернул Ивана лицом к себе.

– Эй, парень, что с тобой? – выдохнул капитан.

Ответа не последовало. Мертвые глаза паренька уже увидели вечность, а правую сторону его лица заливала кровь. Пуля попала парню в висок, и смерть наступила мгновенно. В бессильной ярости капитан вскинул автомат. Его ствол уткнулся в проем окна дверцы с приспущенным стеклом.

– Ловите, твари, за Ивана, – гаркнул капитан.

Заряд из подствольного гранатомета ушел к лесу. Огненных сполох осветил стволы деревьев и бородачей, прятавшихся за ними. Но Верещагин этого не видел. Рванув ручку, он распахнул дверь и быстро выбрался из кабины. Выбрав позицию у колеса, десантник дал очередь, попытался вникнуть в ситуацию.

Подбитая бээмпэшка с разорванными гусеницами прочесывала лес огнем из башенной пушки. Стрелок, контуженный взрывом, все же не потерял способности ориентироваться. А вот водителю досталось. Верещагин видел, как тот попытался выбраться из люка. Чеченский снайпер, засевший совсем близко, снял бойца почти мгновенно. Водитель выгнулся дугой и сполз вовнутрь бронемашины.

Рядом с подорвавшимся бронетранспортером лежали распростертые в пыли пехотинцы. Только несколько человек сумели прийти в себя. Они-то и оказывали хоть какое-то сопротивление.

Привстав, Верещагин крикнул:

– Бойцы, за камни, за камни прячьтесь! Не дайте себя перестрелять как куропаток.

Со стороны остановившегося впереди «газона», подволакивая раненую ногу, как-то боком полз усатый прапорщик. Когда до Верещагина оставалось метров двадцать, прапор перевернулся на спину, хватаясь ладонями за грудь. Десантник, невзирая на разбойничий посвист пуль, подполз к прапору. Тот лежал, опрокинувшись навзничь. Его куртка успела набухнуть от крови, став черной. Прапорщик был жив и не выпускал из руки автомат.

– Капитан, помоги перевернуться, – едва шевеля губами, попросил он.

Верещагин немедленно исполнил просьбу. Прапор уперся локтями в землю, приподнялся, приложил к плечу приклад и расчетливыми скупыми очередями ударил в темноту. В паузах между очередями прапор слабеющим голосом шептал:

– Дело дрянь, капитан.

– Держись, – отвечал Верещагин.

Почти у самой обочины возникли три фигуры. Боевики вели огонь из положения стоя, стремясь прорваться к машинам. Верещагин перекатился через спину и тоже вскочил. Вскинув автомат, он веером пустил длинную очередь. Трое бандитов, срезанные свинцом, рухнули наземь. А капитан уже выбирал новую цель.

Вдруг с правой стороны раздалась серия взрывов. Гранатометчики, засевшие на позициях, били по бронетранспортеру.

«Пулеметчика хотят придушить», – понял Верещагин.

Он заметил и другую особенность – по машинам с грузом боевики огонь не вели. Они явно берегли машины или груз, находящийся в них.

«Так вот что вам надо», – мелькнула догадка в мозгу капитана.

Где-то за его спиной раздался долгий пронзительный крик. Капитан обернулся. На дороге в предсмертных судорогах корчился прапор, перерезанный пополам автоматной очередью. И сразу же за криком последовала очередная серия взрывов. Пристрелявшись, гранатометчики накрыли бронетранспортер. Огненный вал прошелся по корпусу машины. Искореженная башня стала похожей на вскрытую консервную банку, а спаренная с пулеметом гладкоствольная пушка замолчала.

«Четко, сволочи, сработали», – стиснул зубы капитан, отступая к голове атакованной боевиками колонны.

…Оглушенный взрывом, сержант Васильев, сжав зубы от боли, приподнялся на выпрямленных руках. Сквозь пелену порохового дыма, плывшего над дорогой, он попытался рассмотреть «Урал», в котором ехал его командир. Но из-за плотной дымовой завесы ничего не было видно.

– Сержант, ты живой?..

Крик с трудом доходил до сознания Васильева. Он повернул голову и увидел ползущего по-пластунски Стропу. Тот, иногда поворачиваясь на бок, огрызался короткими очередями из «калаша», стреляя в сторону леса.

– Стропа, не дергайся. Я в норме, – приходя в себя, рявкнул сержант.

Отщелкнув предохранитель, он лязгнул затвором, досылая патрон в патронник. Первую очередь сержант пустил наугад. Затем, различив сполохи огня за деревьями, он стал выбирать цели. Откуда-то из глубины черного леса ударил станковый пулемет. Пулеметчик работал грамотно, стараясь превратить уцелевшую бээрдээмку в решето.

– Сука, – прошептал Васильев.

Стараясь не промахнуться, он выстрелил в сторону строчащего пулемета. Выстрел не достиг цели. Подавить огневую точку одним выстрелом из подствольного гранатомета не так-то просто. Но судьба даже в самых страшных ситуациях любит подбрасывать неожиданные подарки. Внезапно сержант увидел валявшийся в пыли длинный предмет. Это был ручной противотанковый гранатомет, снаряженный по приказу командира термотурбулентным реактивным зарядом. Кто-то из бойцов при взрыве выронил оружие.

Стремительным броском сержант добрался до гранатомета. Встав в полный рост, он положил гранатомет на плечо. Пальцы Васильева легли на спусковой крючок.

– Получите гостинец от сержанта ВДВ, – сквозь зубы процедил он.

Двухкилограммовая граната с надсадным воем ушла к лесу. Склон озарился огненной вспышкой. Трещавший до сих пор пулемет захлебнулся и умолк.

– Словил, падла, – с торжествующей яростью воскликнул сержант.

Но тут же в канонаду выстрелов добавились новые ноты. Резервный расчет боевиков вышел на позиции, чтобы сменить умолкший пулемет. Свинцовый смерч заплясал на дороге с новой силой. Но в этой круговерти сержант вдруг почувствовал себя необычайно уверенно. Даже вопли боевиков, доносившиеся из леса, его не трогали.

– Командир! – закричал сержант, узнав в человеке, озаренном сполохами выстрелов, капитана Верещагина.

Первая часть атаки была завершена. Боевики ослабили огонь, достигнув желаемых результатов. Зажатая в узкой горловине колонна, блокированная сожженным бронетранспортером и побитой бээрдээмкой, стала легкой добычей. Главную часть операции «чехи» провели как по нотам: четко и хладнокровно. Сейчас они перегруппировывали силы. Несмотря на фактор внезапности, федералы оказали ожесточенное сопротивление, на которое боевики, видимо, не рассчитывали. Но перевес сил был на их стороне. Они не торопились, надеясь сохранить своих людей и довести начатое до конца.

– Сейчас попрут. – Сержант лежал рядом с Верещагиным.

– Сколько у нас людей? – присоединяя к автомату новый рожок, спросил капитан.

– Немного. Стропа на левом фланге оборону держит. Возле «коробочки» двое наших. А сколько пехоты уцелело, я не знаю, – подвел грустные итоги сержант.

Обстрел не прекращался ни на минуту. Уверенные в победе, боевики что-то гортанно кричали. Иногда к крикам примешивались угрожающие ругательства и призывы сдаваться:

– Эй, федералы, сейчас вам головы резать будем!

Сержант в сердцах сплюнул:

– Раскудахтались, душманы.

Верещагин молча смотрел на позиции противника. Он уже представлял, как со склона сойдут боевики. Судя по плотности огня, превосходство в живой силе было на их стороне. Спустившись к дороге, они уничтожат оставшихся в живых, захватят груз и растворятся в лесу. Этого капитан допустить не мог.

– Васильев, ждать помощи нам неоткуда, – спокойно произнес капитан.

– Рация наверняка загнулась, – сказал сержант.

– Даже если сумеем связаться с нашими, помощь придет не скоро. До прихода «вертушек» нас перережут как цыплят.

Последнее сравнение вызвало у сержанта приступ гнева:

– Ну уж ни хрена. Я и мои ребята на пернатых не похожи. Еще сумеем дать жару.

«Храбришься, сержант! Сколько ребят уже погибло», – горько посетовал про себя капитан.

Ущелье наполнилось мраком. В горах ночь наступает внезапно. На небе уже высыпала россыпь мелких, тускло блистающих в разрывах между тучами звезд. Такая темнотень была на руку попавшим в засаду федералам.

Капитан, посмотрев на небо, принял решение:

– Значит так, Васильев. Собирай людей.

– Будем отступать? – желая убедиться в правильности своей догадки, спросил сержант.

Верещагин с трудом выдавливал из себя слова:

– Да. Пойдем по склону. Придется кого-то оставить для прикрытия. Иначе не оторваться.

– Тому, кто останется, верная крышка, – вздохнул сержант.

Командир упрямо повторил:

– Иначе не оторваться… Но прежде, Васильев, надо уничтожить машины. Ты видел, что там за груз. «Духи» эти игрушки не должны получить.

– Это и коню понятно, – согласился не терявший головы даже под огнем сибиряк.

Через несколько минут, воспользовавшись паузой в атаке, бойцы собрались возле командира. Они расположились вдоль линии обороны, так что каждый мог передать соседу слова Верещагина. Справа и слева от капитана находились сержант и Стропа. Через них он отдавал последние приказания перед броском в темноту.

– Поднимаемся по склону группами по двое, – быстро говорил капитан. – Не останавливаться! Идти строго на север. Когда дойдете до ручья, повернуть вправо. Там будет тропа, которая ведет к окраине мертвого аула. Там стоит старая башня. Возле нее встречаемся. – Прервавшись, Верещагин посмотрел по сторонам. – Снарядить магазины трассерами! Поднимемся по склону и ударим из всех стволов по бензобакам. Но главная надежда на тебя, сержант, и на тебя, рядовой. – Он взглянул на лежавших рядом бойцов.

Васильев и Стропа, за плечами которых виднелись трубы снаряженных гранатометов, понимающе кивнули. Такое же оружие передали и Верещагину. Именно их выстрелы должны были уничтожить машины с бесценным грузом.

Оставался самый сложный вопрос – вопрос, похожий на приговор. Но Верещагин ради всех остальных должен был задать его:

– Кто останется прикрывать отход группы?

Долговязая фигура придвинулась к командиру.

– Товарищ капитан. Я останусь, – срывающимся от волнения голосом произнес Стропа.

Капитан протянул руку и на ощупь поймал ладонь своего бойца. Та была скользкой от крови. Стропа то ли поймал шальной осколок, то ли заработал пулевое ранение, но вида не подавал. Капитан достал из разгрузки несколько гранат и передал их подчиненному.

– До склона дойдешь? – спросил он.

– Как-нибудь докандыбаю. Я там отличный валун присмотрел. Буду за камнем, как у бога за пазухой, – с деланой беззаботностью ответил десантник.

– Куда тебя?

– Бочину порвало и, кажется, по низу живота осколком садануло. Кишка пока не лезет, но амуниция мокрая от крови.

В темноте Верещагин увидел, как побелели губы солдата. Капитан подавил в себе вспыхнувшее чувство жалости. Война – жестокая штука. На ней слишком часто случается, что ради жизни других кто-то обязан пожертвовать своей. Сегодня такой выбор сделал Стропа.

Присоединив полный рожок к автомату, капитан скомандовал:

– Рассредоточиваемся! По моему сигналу – две короткие очереди трассерами в воздух – отходим в горы.

Капитан понимал, что оторваться от боевиков шансы невелики. Единственным союзником выступал мрак. Был еще один шанс, делавший погоню маловероятной – «духи» хотели захватить машины с грузом в сохранности. Жизни нескольких солдат вряд ли были для них главной целью. Но Верещагин уже сделал выбор.

Неожиданно ущелье загудело тысячью голосов. Поднявшийся некстати ветер шумел в верхушках деревьев, играл с языками пламени, поднимавшимися над подбитым бронетранспортером. В разрывах между тучами предательски вынырнула луна.

Верещагин крепче сжал автомат.

– Не вовремя светило решило покрасоваться, ох как не вовремя, – прошептал он.

Две очереди красными строчками вспороли ночное небо. На дороге зашевелились фигуры поднимающихся бойцов. Сначала короткими перебежками, а достигнув обочины и встав в полный рост, они пробирались к склону горной гряды. Одновременно оживились засевшие в лесу боевики. Ведя огонь по отступающим солдатам, они спускались к брошенным на дороге машинам.

Верещагин видел, как падают бойцы, сраженные пулями снайпера. На секунду он усомнился в правильности выбранного плана. Может, стоило остаться на позициях и подороже продать свою жизнь. Но события развивались с неукротимой стремительностью.

Взобравшись на склон, Верещагин положил на землю автомат. Расчетливым движением он сбросил с плеча трубу гранатомета с остроносым жалом заряда. Где-то в темноте то же проделал сержант Васильев. В пламени пожарища и мертвенном свете луны капитан видел долговязую фигуру Стропы, примостившегося чуть ниже, за облюбованным валуном. Тот тоже приготовился открыть огонь по заданной цели.

– Не подведите, ребята, – как молитву повторял капитан.

Тщательно прицелившись, он произвел пуск. Граната, пробуравив тьму, с характерным шипением ушла к покинутому «Уралу». Следом раздались еще два резких хлопка.

– Есть!!! – не сдержал ликующего возгласа Верещагин.

Кузов «Урала» разворотило взрывом. Тент, казавшийся в темноте крылом гигантской летучей мыши, взметнулся вверх и, скомканный пламенем, тут же свернулся. С интервалом в долю секунды еще две машины утонули в огне, а со склона, по которому карабкались солдаты, к кострам протянулись нити трассирующих пуль.

Встав в полный рост, Верещагин закричал:

– Отходим! Всем отходить!

В это время оставшийся внизу Стропа готовился принять свой последний бой.

Он аккуратно разложил возле себя несколько гранат и запасные рожки. Покопавшись в карманах, десантник достал стропорез, который берег на дембель. Эта штуковина необходима при приземлении, когда дует сильный ветер, а купол парашюта невозможно погасить, и он тянет тебя на ствол векового дерева или бетонную стену. Тогда единственным шансом на спасение остается перерезать стропы. Он был для десантника талисманом. Стропорез солдат хотел подарить младшему брату, бредившему службой в воздушно-десантных войсках.

– Не судьба, – выдохнул Стропа, приподнимаясь из-за камня.

Боевики выскакивали на дорогу, как черти из табакерки.

– Куда торопитесь, муслимы?! Погуляли бы в лесу, воздухом подышали, – беря на прицел ближайшего боевика, прошептал Стропа.

Он бил короткими очередями, вызывая огонь на себя. Камень, за которым прятался десантник, казалось, визжал от боли. Пули откалывали от его поверхности летевшие во все стороны осколки. Стропа не чувствовал, как по его лицу струится кровь, а внизу уже образовалась лужица из вязкой красной жидкости, вытекающей из раны в боку.

– Врете, небритые, десантуру голыми руками не возьмете, – все шептал Стропа.

Противник обходил десантника с флангов, смыкая кольцо. Часть отряда поднималась по склону вверх. Стропа не мог видеть, что чеченцы начали преследовать отступавших товарищей. Десантник знал одно – он останется до конца на отведенном рубеже.

Когда пуля раздробила лучевую кость плеча и правая рука повисла безжизненной плетью, Стропа перевернулся на спину. В его широко открытых глазах отразилось небо. Желтый диск луны, выглядывающий в разрывах туч, был похож на купол раскрывшегося парашюта. Вдруг это видение исчезло. Вместо луны перед глазами десантника возникло лицо человека с густой взлохмаченной бородой, а затем его сменили другие.

Трое боевиков, держа оружие на изготовку, склонились над умирающим солдатом.

Один из них пнул Стропу ногой:

– Собака!

Десантник разомкнул губы, склеившиеся от запекшейся крови.

– Пусть твой ваххабитский бог разбирается, кто из нас животное, а кто – человек, – внятно произнес он.

В ту же секунду левая рука солдата, ладонь которой согревала ребристую поверхность гранаты, оказалась возле его черного от крови лица. Вырвав зубами чеку, Стропа прижал гранату к груди…

На очередной взрыв, прозвучавший за спиной, Верещагин не обернулся. Он бежал по склону, стараясь удержать равновесие. Капитан специально замедлял шаг, чтобы не терять из виду двух солдатиков, двигавшихся справа от него.

– Давайте, братки, поддайте, – подгонял бойцов капитан.

Но те, похоже, его не слышали. Коротконогий крепыш постоянно поднимал спотыкавшегося товарища. Тот, бывший физически послабее, задыхался на крутом подъеме. До гребня горы было еще порядочно, и капитан решил поддержать бойцов. Изменив маршрут, он нагнал пару и крикнул крепышу:

– Уходите! Уходите, не оглядываясь. Я прикрою.

Доходяга, поднимаясь в очередной раз с колен, прохрипел:

– Не могу.

Но крепыш, с благодарностью посмотрев на капитана, рявкнул:

– Пошел, Серега. Иначе я тебя собственными руками придушу.

Эта угроза придала бойцу новые силы. Он всхлипнул и с неожиданным проворством принялся карабкаться по каменистому склону. Верещагин же смотрел вниз. Пылающие машины освещали дорогу и мельтешащие на ней фигуры боевиков. Разрывы сотрясали полусгоревшие, оплавившиеся остова кузовов.

Долго любоваться фантасмагорическим зрелищем капитан не стал. На вершине гребня на фоне ночного неба появились фигуры. Видимо, группа боевиков, посланная обойти федералов с тыла, вышла на позиции. Колонна уже горела, но путь к отступлению федералам был отрезан. Обосновавшись на гребне, бандиты поливали отступавших из всех стволов.

Заметив опасность, капитан крикнул крепышу, поддерживающему за локоть ослабевшего приятеля:

– Назад… мать вашу, ребята, назад…

Но солдаты, не видя опасности, пробирались к гребню горы. Капитан видел, как расчет боевиков устанавливает пулемет. Проделывая характерные движения, «чехи» явно не торопились. Они занимали огневую позицию с неспешностью людей, уверенных в своей победе.

Эти минуты Верещагину показались вечностью. Капитан понимал, что пулемет свинцовой лавиной сметет всех, кто карабкался по склону. Но и путь вниз был отрезан. Со стороны дороги, по следу федералов, поднималась стая «духов».

– Ложитесь, прячьтесь за камни, пацаны! – кричал капитан, посылая очереди то вверх, то вниз.

Но его никто не слышал. Слова капитана тонули в общем грохоте боя. К автоматным очередям добавилось басовитое тарахтение. Это заговорил установленный на гребне пулемет. Лавина свинца пошла вниз по склону.

Сметенный огнем крепыш отпустил товарища и покатился по камням вниз. Его приятель, достав из «разгрузки» гранату, размахнулся, нелепо взмахнул руками и упал навзничь. Через секунду тело подняло над землей взрывом оказавшейся под ним гранаты.

С остальными дела обстояли не лучше. Залегший наверху расчет свое дело знал отменно. «Духи» работали в секторе обстрела с размахом, не жалея боеприпасов.

Капитан почувствовал, как ему обожгло плечо. Проведя ладонью, Верещагин понял, что пуля прошла по касательной, не задев кость. Лишь разорванная куртка топорщилась на левом предплечье петушиным гребнем.

А дальше произошло непредвиденное. Стоявшая в голове разгромленной колонны охваченная пламенем «бээрдээмка» вдруг ожила. Башня машины вздрогнула, повернулась, а ствол пушки хищно уткнулся в линию горизонта. Какие нечеловеческие силы держали при жизни стрелка, позабытого в пылающей машине, наверное, даже сам Господь не мог знать. Десантник, заживо горевший в этой стальной коробке, видимо, на какое-то время пришел в сознание. Сквозь багровые от отблесков огня триплексы он видел, как умирают его товарищи. Он и сам был обречен, запертый заклиненным люком в чреве машины.

Пушка, соединенная со спаренным пулеметом, еще раз качнулась, изменила угол наклона и задрожала от выстрелов. Стрелок бил по пулеметному расчету, засевшему на гребне горы. Похожий на выгнутую спину доисторического чудовища, гребень озарился сполохами огня. Разрывы грохотали один за другим, вызывая камнепад. Его грохот заглушал предсмертные крики боевиков, попавших под неожиданный обстрел. Второй залп накрыл пулеметный расчет. Изрубленные осколками боевики катились вниз по склону, присоединяясь к погибшим федералам.

Наступавшие от дороги «чехи» резко развернулись, почувствовав у себя за спиной присутствие несломленного противника. Они бежали к бээрдээмке и что-то кричали. Со стороны казалось, что стая одичавших псов пытается окружить упавшего медведя.

Верещагин видел, как враг в упор расстреливает из подствольных гранатометов обреченную машину. Слабая броня бээрдээмки лопалась, словно фольга от шоколада. Через минуту все было кончено.

В бессилии капитан опустился на землю и закрыл ладонями лицо. Верещагин заскрипел зубами, сдерживая нараставший где-то внутри, в самой глубине души, яростный крик. Он видел, как гибнут его ребята, и ничего не мог сделать. Если и существует для десантников особое место в аду, то, наверное, оно выглядит так, как эта дорога с машинами, охваченными огнем, так, как этот склон, усеянный телами убитых, и так, как эта бээрдээмка, развороченная взрывами.

– Товарищ капитан. – Голос, похожий на стон, прозвучал совсем рядом.

Верещагин вздрогнул, убирая ладони с лица. Он всмотрелся в темноту. Рядом, чуть ниже по склону, примерно метрах в тридцати он увидел лежащего на земле человека.

– Сержант?! – вскрикнул капитан.

Он быстро съехал вниз вместе с осыпающимися камнями.

Васильев попытался встать на ноги. Опираясь на приклад автомата, сержант немного приподнялся, застонал и, не в силах превозмочь боль, опустился на камни.

Оказавшийся рядом капитан торопливо спросил:

– Ранен?

– Пулеметчик, сука, достал, – прохрипел Васильев.

– Куда попали?

– По ногам прошлись…

Нагнувшись, капитан как можно спокойней произнес:

– Давай посмотрим.

– Уходите, товарищ капитан, меня капитально зацепило, – простонал Васильев.

– Здесь приказы отдаю я, – усмехнулся Верещагин, хотя смеяться ему хотелось меньше всего.

Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, насколько серьезна рана. Пули раздробили кости и коленную чашечку правой ноги сержанта. С такими ранениями он не то что встать, даже стонать не должен был. Но крепкое здоровье сибиряка помогало ему держаться.

– Что, капитан, хреново? – тихо спросил сержант.

– Хреново, Василий Васильевич, – Верещагин впервые назвал подчиненного по имени и отчеству.

– Кирдык нам, командир. – Голова сержанта безвольно свесилась на грудь.

Капитан приподнялся, осматривая поле боя. Он заметил, как померк под набежавшими тучами диск луны. Спасительная темнота спустилась на горы, на лес, на весь окружающий их мир. Только дорога багровела внизу кострами пожарищ.

– Погодь, Васька, умирать. Какие наши годы… – выдохнул капитан.

Взвалив на плечи сержанта, Верещагин двинулся вдоль склона. Он стремился использовать навалившийся мрак, чтобы добраться до выбранной позиции. Верещагин сам себе не мог объяснить, почему он решил идти к торчащему, точно пеликаний нос, выступу. Его словно магнитом притягивал этот нелепый отросток, повернутый к дороге. Иногда человеком руководит какая-то высшая сила, направляя и указывая путь, о котором никто не догадался бы.

Под ногами капитана шуршали и сыпались камни. Земля убегала из-под ног, но Верещагин ни разу не споткнулся. Даже сержант за плечами казался необычайно легким, почти невесомым. В минуту опасности такое случается. Сила приходит из ниоткуда. Но, может, это злость, желание доказать врагу, что ты еще жив, что ты не сдаешься, не подставляешь покорно голову под топор, удесятеряет наши возможности?

Оказавшись под выступом, капитан остановился. Осмотревшись, он начал подниматься.

Сержант перестал хрипеть. Дыхание Васильева стало тихим, как шелест прибрежного камыша в безветренный день.

– Сержант, ты живой? – не прекращая подъема, спросил капитан.

В ответ донеслось невнятное бормотание.

– Бля, Васек, не вздумай. Слышишь, сержант, не вздумай умереть. Разве зря я тебя на такую верхотуру тащу? Сейчас передохнешь, – зачастил капитан.

Для него вдруг стало очень важным сохранить хотя бы одну жизнь. Без этого и его собственная теряла смысл. А уж если и суждено было умереть, то Верещагин собирался дорого продать и свою жизнь, и жизнь сержанта.

Словно почувствовав обеспокоенность командира, Васильев откликнулся:

– Жив я, жив…

– Вот и лады. Мы с тобой еще дадим чаду по жизни. Мы, Васька, пока свое не отгуляли, – задыхаясь, говорил Верещагин.

– Да уж, хотелось бы пожить малек, – тихо признался сержант.

Когда они добрались до выступа, канонада на склоне и на дороге почти утихла. Изредка грохотали одиночные выстрелы. По крикам умирающих и ликующим возгласам нападавших можно было без труда догадаться, что происходит.

– Раненых добивают, – скрипнул зубами сержант.

– Все, Васек, теперь ребятам ничем не поможешь, – опуская подчиненного на землю, откликнулся капитан.

Они лежали на холодном камне, стараясь не смотреть вниз. Враги могли прийти вслед за ними по склону. А значит, следовало подготовиться к обороне. Прижимаясь к камню, Верещагин осмотрел новую позицию. Они с трудом умещались на узкой площадке, на которой и одному-то было сложно развернуться. Неожиданно за спиной, в казавшейся монолитной стене скалы капитан увидел темный проем.

– Кажется, пещера, – прошептал он.

Стараясь ничем не выдать своего присутствия на выступе, капитан подполз к пещере. Но еще до того, как проникнуть внутрь, он наткнулся на лежавшего неподвижно волка.

Покрытые свалявшейся шерстью бока зверя тяжело вздымались. Видимо, хищника достал шальной осколок, прилетевший с места боя. При приближении человека раненый зверь даже не поднял седой морды. Только верхняя губа зверя задралась, обнажая пожелтевшие клыки. Взгляды хищника и человека встретились.

– Что, серый, и тебе досталось? – прошептал капитан.

В это мгновение в глазах зверя зажегся и потух желтый огонек. По его телу прошла волна мелкой дрожи, а лапы вытянулись и, вздрогнув в последний раз, замерли. Верещагин отчетливо увидел развороченный осколком лоб хищника.

Осторожно перевалившись через тушу зверя, капитан пробрался в пещеру. Сначала она показалась ему слишком узкой, но чем дальше он продвигался по каменному желобу, тем больше становилось пространства. В этом каменном мешке вполне могли укрыться и он, и раненый товарищ.

Решение капитан принял не задумываясь. Передвигаясь все так же по-пластунски, он вернулся за сержантом. Схватив его за ворот куртки, капитан поволок Васильева внутрь укрытия.

Внутри пещеры царила могильная тишина. Только сквозь проем входа доносились крики, треск горящих машин и совсем уж редкие выстрелы. Оставив потерявшего сознание бойца в глубине пещеры, капитан вернулся. Он подтащил уже коченеющий труп зверя к самому входу. Это была слабая маскировка, но, как известно, утопающий хватается и за соломинку.

Вернувшись к сержанту, Верещагин отстегнул автоматные ремни. Быстро и сноровисто он наложил жгуты на перебитые ноги солдата. Эта мера хоть на какое-то время должна была остановить кровотечение.

Васильев громко в забытьи застонал.

– Тихо, Василий Васильевич, – с почти материнской лаской произнес капитан.

Его пропахшая порохом ладонь прикрыла губы сержанта. Со стороны, откуда они пришли, послышался шорох камнепада. Кто-то шел по склону. Верещагин прислушался. Люди переговаривались между собой, перемежая чеченские и русские слова. Свободной рукой капитан взвел затвор. Положив возле бедра автомат, Верещагин достал из карманов «разгрузки» оставшиеся гранаты. Потом он быстро обыскал карманы сержанта, извлекая из них последние запасы.

Внезапно голоса смолкли. Люди, добравшиеся до выступа, что-то рассматривали. Вдруг один пробасил с властными нотками в голосе:

– Борз!

Второй незамедлительно откликнулся:

– Ты смотри, Ахмед, действительно, сдохший волк. – Через секундную паузу боевик, говоривший на чистом русском языке, попросил: – Пошли отсюда! Чего падаль рассматривать…

– Это не падаль! Это волк. Все ночхой произошли от волков. А вы, русские, от собак и свиней.

– Ага, – весело согласился невидимый наемник. – Мы от свиней, чукчи от моржей, арабы от верблюдов, а америкосов вообще Бог вылепил из жевательной резинки… Пошли, Ахмед, пора сматывать удочки. И так Сулейман с катушек слетел от бешенства: груз упустили, людей потеряли. А тут еще Сулейман какую-то зажигалку обронил.

– Новую купит, – пробасил боевик.

По удаляющимся шагам Верещагин понял, что боевики уходят. Их укрытие осталось необнаруженным. Более всего капитану хотелось выбраться из каменной норы, передернуть затвор автомата и всадить в спину боевикам длинную очередь. Но Верещагин знал, что бесполезный героизм такая же паршивая штука, как и патологическая трусость. Чтобы побеждать на войне, нужно соизмерять свои возможности с обстоятельствами. А обстоятельства были не в пользу двух уцелевших десантников.

Внизу догорала колонна, возле которой крутились несколько бородачей. Главные силы банды уже отошли в лес, чтобы по тайным тропам уйти к своим волчьим логовам…

Через несколько часов ночь отступила.

Сначала алый клин восходящего солнца вспорол горизонт, окрашивая верхушки гор в розовый цвет. Затем над изломанной линией верхушек показалось и само светило.

Солнце безразлично взирало на расстрелянную колонну.

Где-то за горизонтом раздался клекот винтокрылых машин. Этот звук нарастал, эхо металось между каменными стенами ущелья. Вертолетчиков подняли по тревоге после того, как офицер с позывными Таможенник не вышел на связь. Пара боевых вертолетов, прозванных в войсках «крокодилами», пролетела над местом сражения. Пилот головной машины, заметив спускавшихся по склону людей, пошел на вираж. Описав круг, «вертушки» зависли над дорогой. Из них в вихре поднятой пыли выпрыгивали бойцы.

Капитан Верещагин сидел на обочине. Его руки поддерживали голову раненого сержанта. Глаза капитана были красными от усталости, боли и ненависти.

Когда десантировавшиеся с «вертушек» бойцы подбежали к нему, капитан поднял голову.

– Раненого – в «вертушку»! Быстро, – приказал Верещагин и, помолчав, добавил: – Здесь больше некого спасать.