Глава 26. Пропуск в рай
С Гремлином работали психологи, но все равно он был не в лучшем состоянии. Глаза навыкате, в них плескалось безумие, но какое-то — вялое, когда человек не совершает дикие поступки, а всего лишь уходит в себя, погружаясь в пучину бездействия и созерцания выдуманных миров.
Если дать провалиться ему в свои грезы, извлечь его сознание оттуда будет трудно. Поэтому врачи пичкали его лекарствами.
Время от времени нам давали его допрашивать.
К сожалению, он знал мало.
Гремлин охотно поведал, как с детства его тянуло ко всему необычному, таинственному, как он мечтал распечатать сокровищницу своего сознания, усовершенствовать себя, и таким путем прошел через различные шарлатанские школы, секты. Он старательно пытался раскрыть сверхспособности, учился разглядывать ауру, вспоминать прошлые жизни, воздействовать на окружающих силой мысли. Он постигал скрытое от простого взгляда. И раз за разом терпел сокрушительные поражения. И не понимал, в чем причина — в нем или в тех гуру, которых он считал светочами.
Одно время ему это наскучило. Он пришел к выводу, что не в порядке дело обстоит все-таки с учителями и что всю жизнь он нарывался на шарлатанов. И тогда отошел ото всей этой ерунды.
Выдержал недолго. Осознал, что незачем подниматься в непостижимые выси. Можно просто тупо и грубо программировать сознание на успех, которого ему так не хватало. И наткнулся на объявление клуба творческого развития «Инсайт». Брошюрка, которую ему вручили у метро, будто повторяла его мысли. И он очутился там.
Никаким потрясением и откровением лекции и семинары не стали. Но они помогали немножко утолить голод того настырного червячка, который точил сознание Гремлина.
А потом случилось то происшествие. Поздно вечером он возвращался домой из «Инсайта». К нему подкатили узкоглазые басмачи, которым срочно понадобилась мобила, и просто необходимо было спустить пар на «русском баране». Видимо, Гремлин под определение «русского барана» подходил как нельзя лучше, поэтому получил увесистый удар под дых.
— Может, жопа драть будем? — захохотал — басмач.
Потом что-то произошло. Послышался мат с акцентом. Глухие удары. Топот ног.
Крепкая рука помогла ему подняться.
— А где эти? — прохрипел Гремлин.
— К стоматологу пошли записываться, — сострил невысокий усатый мужчина.
— Спасибо.
— Да не за что, — улыбнулся добродушно усатый. — Если что, заходи.
И собирался отчалить, но вдруг взгляд его зацепился за лицо Димы:
— Оп-па, а мы знакомы.
— Не припомню, — буркнул Гремлин.
— Три года назад. Общество Лотоса. Я писал про них статью и посетил несколько занятий.
— Я ушел от них. Они обманщики.
— В какой-то мере. А в какой-то и нет. Истина рассыпана, и надо уметь собирать ее по зернышку. Тогда она даст всходы.
Гремлин с интересом посмотрел на спасителя.
— Ты все в поиске? — спросил тот.
— Ну, как-то так…
— Что главное сейчас на Земле?
— Не знаю, — пожал плечами Гремлин. — Наверное, всемирное потепление.
— Главное — изгнать ЛОЖЬ.
— Ложь? — Почему-то при этом слове Гремлина пробрал озноб.
— Ложь… Нам есть что обсудить. Встретимся, — протянул усатый визитку с указанием фамилии, телефонов, а также рода деятельности — независимый журналист.
А еще он добавил какие-то слова — теперь уж и не вспомнишь, какие именно, но вроде бы ничего не значащие. Однако Гремлин после них понял, что встретится с этим человеком. И ничто в мире не помешает этой встрече.
Они быстро нашли общий язык. То, что говорил новый знакомый, будто уже было прописано в подсознании Гремлина и ждало своего часа, чтобы подняться наверх.
Подготовительная стадия длилась недолго. Потом начались групповые встречи.
Обычно Гремлин приходил в назначенное время в центр — к метро «Тургеневская» или на «Охотный ряд». Там встречался с усатым. Тот приглашал пройти в фургон «Соболь» с наглухо закрытыми окнами, где уже ждало человек пять. Они ехали в неизвестном направлении. Приезжали в пригородный дом, который именовали часовней.
Там кроме усатого бывали другие учителя, которые при тусклом освещении очень ласково и добросердечно говорили о высших истинах, о тернистом пути к ним и о жертве. Благосклонно выслушивали паству, развеивали сомнения. В процессе бесед все вместе пили чай, открывающий врата. Похоже, мощный наркотик.
Постепенно остальной мир для Гремлина сужался в тесный коридор, в конце которого маячил свет истины.
Их готовили к тому, чтобы стать избранными и войти в божьи Врата. Гремлин верил, что это его назначение. И свято соблюдал основной закон — секретность. Нести свет истины может только Ангел Заката и его апостолы. Остальным надлежит ни под пыткой, ни под обманом не открывать причастность к Братству.
Вскоре он уже не мог представить, как до этого жил без Братства судного дня. Вся прошлая жизнь была лишь подготовкой к тому, чтобы жалкой песчинкой войти в фундамент великой пирамиды этого сообщества.
Группа из десяти человек прошла первую ступень посвящения. После этого до них донесли структуру Братства.
На вершине пирамиды Ангел Заката, воплощенное во плоти высшее существо, спустившееся на землю приблизить божий суд и забрать с собой Избранных. Ниже — его приближенные двенадцать апостолов божьего Гнева.
Ниже апостолов стояли херувимы, являвшиеся в основной массе руководителями групп. Один из херувимов был тот самый усатый.
Еще имелись бичи господни — те, кто выполнял самые различные, в том числе грязные поручения.
И была многотысячная, как заявляли наставники, паства.
Обрабатывали неофитов в загородном доме где-то месяц. А потом объявили, что настала пора перейти на следующий уровень — уединиться с братьями вдали от цивилизации и отринуть все мирское.
— Обруби нити привязанностей. Сбрось груз отношений. И твоя душа устремится вверх, к ей подобным, — долдонил сладкий, как патока, херувим. — Кто готов, пусть скажет свое слово!
— Я хочу, — поднял руку Гремлин.
— Ты готов для этого.
— Я хочу, — воскликнул еще один новообращенный.
Высказали желание все десятеро.
После получения согласия приехали двое блеклых типов и устроили кандидатам на убытие в монастырь настоящий медосмотр. Особенно интересовали реакции пациентов — зрачки, рефлексы. При этом «доктора» приговаривали:
— Нужно подготовить не только дух, но и — тело.
Троих из десяти отшили, и Гремлин был преисполнен искреннего сострадания к ним.
После этого он распрощался с семьей, учебой, девушкой. И в один прекрасный день отправился в обитель Истины в том же наглухо закрытом фургоне «Соболь» с узкими лавками и запахом ладана внутри.
Монастырь состоял из жилых и хозяйственных барачных построек. Был там храм — неказистое деревянное кубическое строение, лишенное всякой эстетики. Также на территории был аккуратненький кирпичный дом, где иногда проживал Пятый Апостол.
В монастыре все продолжалось примерно в том же ключе — многочасовые беседы, воскурения благовоний, хитрый чай. В результате свет «Истины» с каждым днем оставлял все меньше теней в закутках души Гремлина.
А однажды свершилось невероятно волнующее событие. Появился Ангел Заката.
Какой он был?
Обычный. На улице Гремлин не обратил бы на него никакого внимания. Средних лет человек, сухощавый, высокий, с залысинами и длинным острым носом, как у Буратино. Наверное, таким и положено быть деснице Господа Единого и Жестокого — не отличаться ничем и вместе с тем быть всем.
От Ангела Заката будто исходило сияние. Его уста источали истину.
Сознание Гремлина туманилось и пузырилось неясными высокими образами, когда этот человек говорил.
Гремлин не был никогда до этого так счастлив. Он был преисполнен воистину неземной радостью. Однажды, долго рассказывать, каким образом, ему удалось на территории монастыря получить доступ в Интернет, и он посетил свою старую страничку. И, все еще пребывая в эйфории, выдал в форуме, посвященном Ангелу Заката, — я видел его!!!
— Я погубил себя, погубил, — теперь стонал Гремлин, раскачиваясь из стороны в сторону на привинченной к полу табуретке.
Мы сидели в комнате для допросов, и на испытуемом было что-то вроде смирительной рубашки. Если решит откусить язык — рубашка не спасет. Но он вряд ли решит. Психолог, присутствовавший при беседе, заверял, что суицид, притом в такой дикой форме, маловероятен.
— Почему погубил? — поинтересовался я.
— Я не выполнил миссию. Это была первая миссия. Наградой мне были бы небеса.
— Ты был бы мертв.
— Моя душа рассталась бы с телом, а нога ступила в божий чертог, страну избранных. А теперь… — Он криво усмехнулся. — Пламень преисподней. На веки веков.
Да, крепко их там башкой приложили. Как говорили немецкие нацисты: «У меня нет совести ! Мою совесть зовут Адольф Гитлер!» У сектантов не было воли. Их волю звали Ангелом Заката.
Сейчас меня в его рассказе больше всего интересовало описание монастыря. Не в параллельном же пространстве он был. А если на нашей земле, то его можно найти.
Описания Гремлина были достаточно сумбурные. Погруженный в «духовное совершенствование», он не слишком много внимания обращал на низменную материю. Более-менее описал территорию, строения, водонапорную башню. Вспомнил, что в хозяйстве имелся трактор, а также две автомашины — легковой «УАЗ-469» и — фургон «УАЗ-969». Никакого шика, никаких «Порше Кайенов», никаких предметов роскоши. Аскеза.
Сам Ангел Заката не прилетел на крыльях, а приехал на скромной «Ниве». А Пятый Апостол божьего гнева, отвечавший за монастырь, обычно пользовался для передвижений легковым «уазиком».
Братии там было человек семьдесят, из них около полусотни новообращенных, остальные — херувимы и бичи божии. Никаких внешних атрибутов в одежде не было, все предельно демократично — хочешь, ходи в джинсах и рубашке навыпуск, хочешь — в спорткостюме, можешь даже в смокинге, если ума хватит и он у тебя в наличии.
В отличие от традиционных монастырей никакой работы послушники не выполняли, кроме необходимой, типа уборки помещений и территории. Еду привозили из города на «буханке». Кормили скромно, чтобы никогда не отпускало легкое чувство голода.
Видел Гремлин и арсеналы — однажды таскал туда ящики. На вооружении в монастыре было три автомата Калашникова, несколько карабинов и гладкоствольное оружие. И еще там был тротил. Притом в приличных количествах.
— Это единственная база? — спросил я.
— Какая база? — не понял Гремлин.
— Единственный монастырь?
— Херувим Алексий говорил, что их много. Что вся страна покрыта этими костерками Истины. Туда приходят самые достойные, избранные, те, которые уже ступили на путь и их надо только направлять. Придет время, и костерки вспыхнут пожаром, озаряя все вокруг и изгоняя ЛОЖЬ!
Когда я закончил разговор с Гремлином, того снова взяли в оборот психологи — теперь они отрабатывали мой заказ, собирая любую значимую информацию по монастырю. Они ввели задержанного в транс и копались в его голове.
Меня интересовало все: какие деревья там были, сколько времени ехали дотуда. Какие слышались звуки — железной дороги, тракторов.
Работали психологи с ним еще двое суток. Выудили кучу второстепенной информации. Но с реальными зацепками было неважно.
Какие общие выводы напрашивались? Монастырь располагался в Московской области, притом не слишком далеко от столицы. Возможно, был создан на базе какого-то сельхозпредприятия — отсюда и складские помещения, и электроснабжение. Вот только таких в столичном регионе без счета.
Что по пейзажу? Холмистая и лесистая местность, возвышенность вдалеке. Линия электропередачи где-то в километре за поселением.
— Больше ничего не выжать, — развел руками психолог. — Ничего по таким данным не найдешь.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Был у меня козырь — тот самый билет до станции Кусковка Курского направления, который мы обнаружили в квартире Третьего Апостола. И из тех же мест приезжали нейтрализованные нами боевики.
Я доложил Куратору о своих соображениях и донес до него, что нам нужно.
На следующий день я и Робин в сопровождении армейского полковника на белой «Волге» с черными военными номерами проехали на секретный подмосковный объект в районе Мытищ. Там нам выделили комнату и доступ к спутниковой и иной информации по Подмосковью. А еще дали в помощь малоразговорчивого капитана, который посматривал на нас настороженно. Похоже, явление здесь двоих странных типов выбивалось из принятых правил достаточно сильно.
Несколько часов мы провели, просматривая спутниковые фотографии и компьютерные карты местности.
Да, беда по стране прошла. Московская область — кладбище колхозов, совхозов и пионерских лагерей, на месте которых грибами-поганками растут коттеджные поселки — страшненькие и бестолковые, но жутко престижные.
Я просматривал изображения — вон линии электропередачи, вон холмы, вон дороги…
Через некоторое время мы примерно очертили местность, где мог располагаться монастырь. Пространство получалось немаленькое, но найти там монастырь — теперь лишь вопрос времени.
— А жизнь-то налаживается, — усмехнулся я.
— Поглядим.
— Поехали-ка в столицу, Робин.
На той же белой «Волге» мы выехали с территории войсковой части и добрались до Мытищ. Там пересели в «Рено» Робина.
Я отзвонился Куратору и сообщил, что мы примерно очертили поле поиска.
— Молодцы, — похвалил начальник. — Сергей, двигайте на первую площадку. Тут Гремлин дальше поплыл.
— Что наговорил еще? — полюбопытствовал я.
— Да ничего хорошего. Двигай быстрее.
Когда я прибыл на базу в Медведково, клиент спал, наколотый по самое «не балуй» препаратами.
Куратор ждал нас в кабинете. Пригласил сесть в кресла и произнес, нажимая на кнопку пульта дистанционного управления:
— Вон, послушайте сказки венского леса.
Экран загорелся.
— Ты не знаешь, зачем яд? — спрашивал дознаватель.
— Яд? — недоумевающе спрашивал Гремлин.
— Сильнодействующий яд. «Синий иней».
— Иней? Я знаю. Это слезы Господа нашего.
— И кого решили омыть этими слезами?
— Готовится Вознесение.
— Что за Вознесение? Кто вознесется? Отвечай!
— Я не знаю. В ближайшие дни будет Вознесение.
— Кто вознесется?!
— Те, кому посчастливится умереть и вознестись.
— Что еще знаешь?
— Я слышал только это.
