Глава 5
Прямой авиарейс компании GA — грузинская Georgian Airways — из Амстердама совершил посадку в аэропорту Тбилиси точно по расписанию: в 17 часов 15 минут по местному времени. Среди спускающихся по трапу пассажиров находился мужчина в строгом светлом костюме, кремовой рубашке и бордовом галстуке. В руках он держал средних размеров черный кейс. Глаза закрывали модные темные очки в толстой черепаховой оправе, а на лоб легкий вечерний ветер небрежно сбрасывал длинные пряди вьющихся каштановых волос. Время от времени мужчина элегантным жестом головы отбрасывал их в сторону, но они тут же возвращались на место. Красивый овал лица завершала аккуратная эспаньолка.
В числе первых мужчина прошел таможенный контроль. Другого багажа, кроме ручной клади, у него не было. По документам Маркус Бремер числился сотрудником головного офиса Гринписа, находящегося в Амстердаме. А прибыл он в Тбилисский национальный зоопарк в служебную командировку с очень ответственным заданием: способствовать зачатию здорового потомства у южноафриканской белой львицы Клеопатры и доставленного недавно из Кении ее благородного сородича. В этих вопросах голландский подданный был всемирно известным специалистом.
Претензий к профессору-зоологу у миграционной службы не возникло никаких.
Зато прочтение вслух таких официальных документов вызвало неудержимый хохот у Вадима Аракчеева и легкую улыбку у Виталия.
— Ха… ха… ой! Ты сам такое придумал, командир?! «…и способствовать зачатию!»
Талеев лишь небрежно пожал плечами.
— Бюрократы всех стран, соединяйтесь! «Способствовать» льву и львице в интимных утехах! Ой, не могу!!
— Не в утехах, — строго сказал Талеев, — а в сложном и ответственном деле воспроизведения полноценного потомства у редких видов животных!
— О-о-о! После таких слов я начинаю верить, что ты и причину сам выдумал. Видел, видел я это воспроизведение. «В мире животных» показывали! Чудесные игрища! Только вот сомневаюсь, что в такой момент к этим добрым и отзывчивым «редким видам» можно подойти ближе чем на километр. А ты у нас собираешься «способствовать». — И Вадик невинно поинтересовался: — Свечку-то приобрел?
— Понимаешь, мой друг, — Талеев был по-прежнему серьезен, — это процесс чрезвычайно ответственный. Я тут поинтересовался…
— У львов, что ли?!
— …как… э… происходит…
— А до этого не знал, как именно?!
— …и понял…
Талеев сделал небольшой шаг вперед и произвел такие замысловатые манипуляции обеими руками, что Вадим просто зашелся в новом приступе хохота. Но он потерял бдительность. Талеев крепко обхватил его торс, прижав «намертво» руки к бокам, чуть приподнял от пола и легко кинул на диван. Сам оказался сверху и освободившимися руками притянул обе ноги Вадика к ягодицам, а его руки вытянул между колен. Одновременно он захватил сгибом колена шею своего подчиненного и загнул его голову вниз, заставив сильно согнуться в пояснице вперед.
Выждав секунду, отпустил свою «мертвую» хватку, легко распрямился и весело заключил:
— Вот как-то так, по-моему!
Он миролюбиво протянул ладонь, помогая запыхавшемуся Аракчееву подняться с дивана.
— Но пусть это «воспроизводит» профессор Маркус Бремер.
Талеев снял с себя неудобный строгий костюм, очки и каштановый парик и избавился от элегантной бородки.
Теперь он стал непритворно строг. И Вадик не осмелился на громкий ропот недовольства, лишь показав исподтишка кулак ухмыляющемуся Снайпу.
В маленькой двухкомнатной квартире в новостройках, куда определил Аракчеева и Виталия «оружейный благодетель», Талеев появился со всеми предосторожностями прямиком из аэропорта. Теперь он устроился в кресле сбоку от низкого журнального столика и закурил свою неизменную тонкую черную ароматную сигару:
— Положение сложилось критическое. Ситуация, судя по всему, приближается к финалу, а мы не контролируем и не имеем практически ничего, кроме догадок и собственных умозаключений. — Заметив, что Вадим хочет что-то возразить, добавил: — Ладно-ладно, пусть умозаключения и правильные, но это не приближает нас к цели. Ты хочешь еще поинтересоваться, с чего я заговорил о скорой развязке? Так это не я, а сами американцы. Они активизировались в интересующем нас направлении уже на государственном уровне. Их госсекретарь на саммите открыто заявила, что Иран производит биологическое оружие. Вот так, без размышлений и знаков вопроса. А их президент во время недавнего визита в Европу призвал мировое сообщество применить к Ирану самые жесткие санкции. Европейские политики потребовали вещественных доказательств, чтобы, не дай бог, не вышло, как в Ираке. И президент пообещал, что в самое ближайшее время представит неоспоримые факты! Поэтому, мол, готовьте своих официальных представителей от общественных организаций, ученых и прочих «борцов за мир во всем мире», поедем разбираться на месте. А сам уже связался с наиболее заинтересованной стороной — Израилем. Наверное, чтобы те первые, разумеется, по американской наводке, нашли эти самые «неоспоримые факты». Вот такая вот развязочка стремительно приближается. — Талеев быстро закурил следующую сигару. — А у нас Гюльчатай пропала!
Он вздохнул и тут же поинтересовался у Виталия:
— Ты сделал то, о чем я из Москвы просил?
— Да, командир. Вот здесь на листке расписаны все действия Чочуа в повседневной жизни. Мы с Вадимом очень осторожно наблюдали, ничем себя не проявили. Да, кстати, вот еще список, который передал по Интернету Чочуа. Всего четыре фамилии. И Алексеева среди них, разумеется.
Талеев взял в руки бумаги и глубоко задумался, внимательно вглядываясь в них. Подчиненные ему не мешали. Наконец положил листки на столик. Еще пару минут он, не вставая с кресла, задумчиво смотрел в окно и лишь потом начал говорить:
— Гюльчатай вышла на связь всего один раз и сообщила, что благополучно прибыла в Центр и уже приступила к выполнению своих служебных обязанностей. На контакт с Чочуа не выходила и что-либо разузнать за столь короткий срок не успела. Говорила она бодро и надеялась на скорые подвижки. Больше никаких сообщений. Ни экстренных, ни по обговоренному расписанию. Все возможные сроки вышли.
— Да ЧП у Галки, что тут неясно?! Выручать надо!
Талеев спокойно посмотрел на Аракчеева:
— Безусловно. Важно понять, что за ЧП. Найти изъяны в ее «казахстанской легенде» практически невозможно. Допустить какую-то личную промашку она вряд ли могла. Пойти на необдуманный, а главное, на не согласованный со мной шаг не способна. Как я ни прикидываю, выходит единственный возможный вариант: ее узнали. Причем узнали как Анахит. То есть кто-то в Центре видел ее «в другой жизни». У вас есть другие предположения?
Он по очереди взглянул на Виталия и Вадима, оба в ответ отрицательно покачали головами. Талеев кивнул:
— Значит, примем это за рабочую гипотезу. Собственно, к такому заключению я пришел еще в Москве, и за прошедшее время контрдоводов не появилось. Дальше логика нам ничем не поможет. Ответы находятся внутри Реферальной лаборатории. А хода у нас туда нет. — Талеев долго молчал, потом произнес: — Ниточка, ведущая в лабораторию, — Чочуа.
— Засланный это казачок! Все же ясно стало после встречи в кафе, — не успокаивался Аракчеев.
— И это верно. Чочуа работает на грузинские спецслужбы. Я в Москве попросил сделать предметную экспертизу текстов его донесений. Вывод специалистов был однозначным: лажа! Хотя явной дезинформации в текстах не обнаружилось, но указанные там исследования, опыты, эксперименты, математические расчеты и химические формулы — это позавчерашний день. Подобным могут заниматься студенты на какой-нибудь институтской кафедре, а не ученые в новейшем секретном Центре.
— А мы что говорим?!
— То есть грузины узнали о неудачном «чекистском» прошлом своего сотрудника и решились на игру с российскими спецслужбами. Но быстро поняли, что и те ни в грош не ставят шпионские способности бывшего офицера своего военно-морского флота. Так и началась бюрократическая тягомотина для отчетной галочки в итоговом донесении: «…агент Х регулярно сообщает…»
— Изъять Чочуа и допросить! С пристрастием, — изрек Вадик.
— Вот именно за быстрый ум я тебя и ценю. Ты опять оказался точен и почти прав.
— Что значит «почти»?
— По поводу изъятия — да, а допросить с пристрастием — нет. Нам нужно быть на сто процентов уверенными, что об изъятии и допросе он сам никому ни словечка не расскажет. И ведь есть еще одно немаловажное обстоятельство. Раньше Квели Чочуа был просто никому не нужен. Я имею в виду, в плане его охраны. Зато теперь, вероятно, ему пристроили круглосуточный «хвост». Так, Вит?
— Я указал это в бумагах…
— Видел. Поэтому предлагаю несколько иной путь.
— А если все-таки добровольно не расколется?
— Будем верить науке: опять же, еще в Москве я попросил психологов на основании изучения личного досье Чочуа и конкретных фактов его теперешней «жизни и работы» ответить на кое-какие мои вопросы. Получился психологический портрет: интеллектом не блещет, способности ниже средних, безволен, неинициативен, труслив. Вывод: на вопросы ответит добровольно, под прессом неблагоприятных — для него или для его семьи — обстоятельств будет молчать о контакте, как рыба.
После секундной заминки Виталий негромко произнес:
— Я полагаю, что ключевое слово здесь «…для его семьи»?
Талеев, не отвечая на вопрос, сказал:
— Сегодня среда. В твоих записях указано, — он коснулся листов бумаги на столике, — что по четвергам Чочуа после работы заезжает за своим сыном во Дворец детского творчества, где тот занимается игрой на кларнете. На этом факте и будет строиться наша операция. На ее разработку у нас в распоряжении, — Талеев посмотрел на часы, — уже меньше суток. Так что приступим, господа, к обсуждению немедленно, не забывая, что надо решить еще технические вопросы.
* * *
Гюльчатай медленно открывала глаза. Она хотела рассмотреть окружающую ее обстановку как можно незаметнее, сквозь «шторку» длинных, полусомкнутых ресниц. Однако перед глазами продолжала оставаться лишь какая-то светлая муть. Попытка перевести взгляд в сторону принесла нарастающую боль в висках, от которой пришлось зажмуриться. Тогда девушка попыталась хотя бы определить положение своего тела в пространстве. Это удалось лучше: затылок опирался на что-то умеренно мягкое, а ноги и руки явно покоились на чем-то горизонтальном. Значит, она лежала, а перед глазами был белый потолок.
Решительная попытка сесть не увенчалась успехом, зато принесла осознание, что ее руки и ноги удерживаются прижатыми к лежаку мягкими широкими ремнями. И тут же чуть в стороне раздался голос:
— Очень мобильный организм. Я еще не видел, чтобы так быстро приходили в себя после…
Его перебил другой голос, тоже мужской, но ниже и грубее:
— Она уже слышит нас?
— Безусловно! Лекарство прекрасно действует. Минут через пять вы сможете побеседовать с ней.
Туман в голове быстро рассеивался. Мозг стремительно возвращался к своему обычному активному состоянию. Стоп, почему «возвращался»? Значит, он был отключен? Несомненно. Но как долго? Медленно и последовательно Галина «прислушалась» к своему организму. Похоже, что долго. Часы, дни? Она легко разомкнула губы — странно, что они не запеклись, — и шепотом выдавила:
— Г-где… я?
— Ну, говорю же: это не человек, а машина! Минуты не прошло, замечательно!
— Оставьте свои восторги! Лучше приведите ее в сидячее положение.
Гюльчатай услышала металлический скрип каких-то рычагов и почувствовала, как поднимается спинка ее ложа. Выше, выше, почти вертикально…
— Ну, вот, так устраивает?
— Вы свободны, доктор. Однако не уходите далеко, побудьте в холле, а сюда пришлите сестру.
Послышались шаги и тихий щелчок дверного замка. Приготовившись к новой вспышке боли, девушка резко распахнула глаза. Боль была, но совсем не такая острая, как в первый раз, а затухающая, тягучая… Картинка перед глазами, хоть и изменила цвет и насыщенность, продолжала оставаться мутной.
В это время мягкая влажная ткань коснулась ее лба, прошлась по бровям и бережно вытерла оба глаза. Остаток влаги на ресницах и веках промокнул сухой тампон.
— Достаточно! Вы свободны, идите к доктору.
Галя подняла веки и сразу увидела скрывающуюся за дверью женскую фигуру в белом халате. Потом ее взгляд переместился влево, на человека, стоящего в изножье кровати. Это был коренастый, грузный мужчина, во всем облике которого, несмотря на возраст — хорошо за сорок, — ощущалась недюжинная сила. Грубый голос принадлежал, без сомнения, именно ему.
Боковым зрением Гюльчатай мгновенно зафиксировала всю аскетичную обстановку помещения: кроме ее кровати, лишь тумбочка на некотором удалении, одинокий стул и штатив для капельниц. Окна в комнате не было. Свет исходил от нескольких люминесцентных ламп под невысоким потолком. Все было окрашено в белый «больничный» цвет.
Мужчина посмотрел на наручные часы, потом на входную дверь и повернулся к кровати.
— Если бы моя воля, стер бы тебя в порошок. — Мужчина не обращался к пленнице, он тихо говорил сам с собой. — Ненавижу террористов! Мразь!! — Его старательно приглушаемый голос все равно заполнял все помещение и отдавался в ушах раскатами неблизкого грома. — Мне плевать, скажешь ты что-то или нет. Сдохла бы, как собака или грязная свинья, по вашим мусульманским понятиям. Такие, как ты, должны исчезнуть с лица Земли! — Мужчина громко выдохнул. — Что ты помнишь?!
Черные глаза Алексеевой в упор разглядывали квадратное лицо с чуть подергивающимся в нервном тике левым углом плотно сжатого рта. «Интересно, это хронически или только в минуты сильного волнения?» Девушка помнила все. И вызов к профессору Хочалава, и потерю сознания в кабине лифта, и потом… Именно этот человек пытался заставить ее говорить. Ну, а методы… Что ж, вполне приемлемые методы для таких случаев. Она не обижалась. Ха-ха! Галя даже помнила, что его зовут Владимир Панов и он руководит в Центре службой безопасности. Она молчала.
— Вижу, что все помнишь. Прав доктор. Уточню, что несколько дней мы продержали тебя в состоянии искусственного сна. — Губы Панова чуть раздвинулись. Наверное, это означало улыбку. — Исключительно в целях собственной безопасности. С таким-то послужным списком, — он неторопливо покачал мощной головой, — я не рискнул бы оставлять тебя даже связанную под охраной целого караула. — Он снова взглянул на часы. — Но сейчас тебе предстоит встреча с… большими людьми. У них другие методы.
Именно в этот момент открылась дверь и в палату вошли двое. Гюльчатай знала обоих. Не по встречам в лаборатории — такой чести она не успела еще заслужить, — а по изученным ею фотографиям и кратким досье. Женщина была директором Реферального центра общественного здравоохранения Анной Жвания. Более интересная для Галины в другой ипостаси: начальника Специальной службы внешней разведки до 2008 года. Мужчина — Оливер Ллойд, официальный представитель ЦРУ при посольстве США в Грузии, неофициальный куратор Реферальной лаборатории.
Они остановились рядом с ее кроватью и какое-то время безмолвно разглядывали девушку. Заговорила, на правах старшей, Жвания, обращаясь к начальнику своей службы безопасности:
— Я вижу, ты все-таки попытался разговорить ее своими методами.
«Значит, следы на лице еще остались, — подумала Алексеева. — Не слишком долго я спала».
— Или просто вымещал злость?
Панов ничего не ответил, он одним пальцем легко поднял стул за спинку и аккуратно поставил рядом с кроватью. Потом вежливым жестом предложил директрисе сесть. Она поблагодарила кивком головы и аккуратно расположилась на краешке сиденья: спина прямая, руки покоятся на сдвинутых коленях, прикрытых юбкой миди.
— Думаю, что с первых слов нашей беседы следует расставить точки над «i». Знаю, что вы отлично владеете английским. Остановимся на этом языке, так как грузинский несколько затруднителен для понимания господином Ллойдом. — Она протянула руку назад, и цэрэушник тут же вложил в нее кожаную папку с торчащими листами бумаги. — Это ваше досье, Анахит, составленное в ЦРУ центром по борьбе с терроризмом. Наверное, вам следует гордиться, что находитесь в третьем десятке списка, который возглавлял бен Ладен. А как особа женского пола успешно претендуете вообще на одно из первых мест. Хотя, на мой взгляд, в собранных материалах имеется одна примечательная странность: вы уникальны отсутствием любых сведений, относящихся к вашей биографии. Нет ни единого упоминания о времени и месте рождения! Нет отрочества и юности. Да что там: точно неизвестна даже национальность! Не существует записи ваших антропометрических данных. Богиня кровавого возмездия Анахит, как и положено, явилась сразу, из ничего и начала действовать. Браво! А в ЦРУ умеют работать. Смотрите, на всех этих листах подробное описание ваших акций с весьма широкой географией. Хотя подозреваю, что здесь действительность щедро сдобрена легендами. Ведь ваше имя просто гремит по всему Востоку. — В голосе директрисы проскользнуло что-то похожее на уважение. — А вот контакты: это же просто краткая энциклопедия мировых террористических движений: «Хамас» и «Хезболла», «Аль-Каида» и «Аль-Джихад», уйгуры, Курдистан, ИРА, «Красные бригады» и «Серые волки» … Фу!
Жвания замолчала, и никто в комнате не нарушил возникшей тишины.
— Наше собственное оперативное расследование по горячим следам не дало никаких результатов. Абсолютно все нити обрываются в казахской степногорской лаборатории. Однако случайность это или перст судьбы, а может, провидение, но вас узнал один из наших новых работников. Поэтому вы и оказались сейчас в столь незавидном положении. Не станем устраивать здесь юридические дискуссии, нам не нужны неопровержимые доказательства. Посмотрите на господина Ллойда. Ему просто не терпится передать вас своим хозяевам в Лэнгли, а оттуда прямой путь в Гуантанамо.
Директриса взглянула на привязанные к койке руки и ноги Алексеевой:
— А знаете, я ведь могу вас вообще освободить. И отпустить! Только уверена, что время вашего пребывания на свободе будет ограничено часами. Удивлены? Значит, даже не подозреваете, что на ваш след вышла ФСБ России. Не просто вышла: ее агенты сейчас тайно находятся в Тбилиси, им известно ваше местопребывание, и уже налажена связь с их контактом в нашем Центре! Я не знаю, какое задание они получили от своего руководства, но у русских нет Гуантанамо. Нелегально вывозить вас из Грузии — большие хлопоты… Да-а-а, положение более чем незавидное.
И тут пленница неожиданно подала голос:
— Если все так безнадежно, позвольте узнать: зачем вы здесь?
— Браво еще раз, Анахит! Своим вопросом сэкономили нам уйму времени, не отрицая очевидного и проявив здоровый интерес к собственному будущему. Я хочу предложить вам выход из создавшегося тупика.
— С чего бы вдруг такая щедрость?
Жвания аккуратно положила ногу на ногу.
— Вы сделаете для меня, — она оглянулась на цэрэушника, стоящего за ее правым плечом, — для нас одну работу. Сразу уточняю: на этот раз вам не придется никого убивать.
Девушка на кровати удивленно и иронично подняла вверх резко очерченные брови, а подбородком указала на кожаную папку в руках Жвания:
— По-моему, там достаточно ясно указано, что я умею делать хорошо.
Директриса, не глядя, протянула через плечо бумаги обратно Ллойду:
— А еще вы прекрасно изучили этот регион, исходив его вдоль и поперек собственными ногами. Вы знаете все тропы наркотрафика. У вас здесь десятки осведомителей и достаточно много очень влиятельных персон, готовых в любое время снабдить оружием и людьми. Этого более чем достаточно, чтобы наверняка, без проблем, а главное, тайно выполнить несложную работу: доставить груз отсюда в некоторую точку на территории Ирана.
Гюльчатай отвернула голову в сторону, проронив при этом:
— Меня это не интересует.
Неподвижно застывший Панов дернулся, как от удара, и сделал резкий шаг к кровати.
— Остановись, Владимир! — послышался окрик Анны Жвания. — Я еще не исчерпала всех своих аргументов.
Начальник безопасности послушно застыл на месте, не произнеся ни слова, а директриса спокойно продолжила:
— И что же вы предпочитаете? Влачить жалкое существование за колючей проволокой, постоянно подвергаясь унижениям, или быстро умереть, встретившись с русскими? — Алексеева молчала, не поворачиваясь. — Или надеетесь и на этот раз обмануть судьбу? — Жвания слегка усмехнулась. — Посмотрите внимательно на господина Панова. Разве похож он на человека, способного передать вас кому бы то ни было в добром здравии? А, например, с переломанными ногами много не набегаешь!
Ответом ей было равнодушное молчание пленницы. Это, однако, вовсе не огорчило директрису. Она наклонилась и доверительно положила свою руку на предплечье Гюльчатай:
— Я бы удивилась, если бы вы вели себя по-другому. И приготовила небольшой сюрприз.
Женщина обернулась к своему начальнику службы безопасности. Тот молча кивнул и вышел из палаты. Вернулся он быстро. В руках Панов держал ноутбук, который раскрыл перед лицом Галины. Девушка неохотно перевела взгляд на экран и тут же напряглась всем телом. Ее сузившиеся глаза, казалось, вот-вот просверлят дыру в дисплее. Так сыграть было невозможно! Жвания была довольна:
— Смотрите-смотрите. Хотите, я позову человека, который узнал вас здесь, в Центре? Он наверняка сможет дать пояснения к изображению. Позвать?
— Не надо! — хрипло ответила девушка. — Теперь я знаю, кто он.
— Разумеется. Но кое-какие разъяснения все-таки нужны, и я сама их озвучу. Вы видели несколько фотографий и короткий видеоролик, на которых присутствуют три девушки. Совсем девочки…
…Конечно, Алексеева их знала. И прекрасно все помнила! Их везли в том караване с оружием, который предназначался Аббасу эль Амиру и который Гюльчатай с отрядом захватила и уничтожила. Они были невольницами, рабынями для утех самого Амира и его свиты. Их ожидала незавидная участь. Девочкам было 11, 12 и 13 лет! Кажется, две младшие были из Туркмении, а постарше — молдаванка. Нечего было и думать, чтобы бросить детей в чужой стране на верную погибель. Галя провела их тайными тропами через хребет Копетдаг. Они очень сдружились за несколько дней пути. Туркменки были сестрами из какой-то нищей деревни, жили в доме своей одинокой бабки после смерти родителей. А недавно и бабка умерла. Девочки попали в приемник-распределитель, а оттуда прямым ходом в оружейный караван для Амира Аббаса. Молдаванку просто продала вербовщику мать-алкоголичка и наркоманка. Короче, и за границей Ирана девочкам идти было некуда. Вывезти их в Россию у Алексеевой не было никакой возможности. Они и так с большим риском добрались до Ашхабада. Там Гюльчатай выбрала самый благоустроенный и богатый детский дом. Заплатила персоналу кучу денег, чтобы девочки ни в чем не нуждались ближайшие несколько лет. А вон как оно повернулось…
— Нам удалось отыскать тот детский дом: вы же не в одиночку шли туда через горы! Деньги в наше время делают очень многое, а в некоторых местах вообще все. Мы вывезли девочек из Ашхабада и разместили… Ну, это неважно. Пока, как вы видели на ноутбуке, их содержат в приличных условиях, хотя, конечно, с ограниченной свободой.
«Под замок посадили!» — подумала Галина.
— А вот их дальнейшая судьба находится полностью в ваших руках, Анахит. Конечно, никто не станет убивать детей! Но в мире есть столько разных мужчин, которые просто рвутся «облагодетельствовать сироток»! И для этого вовсе не надо ехать в Иран к Аббасу эль Амиру. Итак, для спасения трех невинных душ и юных непорочных тел вы готовы выполнить задание?
— Да, — чуть слышно прошептала Гюльчатай и отвернулась, закрыв глаза.
— Ну вот, а вы, Владимир, торопились. — Анна Жвания поднялась со стула. — Проводите меня.
Едва они оказались в холле, женщина повернулась к Панову:
— У тебя осталось совсем немного времени на подготовку. — Ее лицо приняло озабоченное выражение. — А вокруг этой девушки, — она кивнула на закрытую дверь, — появляется все больше тумана. Я только что получила сообщение из Москвы от моих друзей. Ни одно силовое ведомство России в настоящее время не проводит никаких официальных операций в Грузии. Я передала весьма подробное описание обоих «наших» агентов-бойцов: ни ФСБ, ни ГРУ, ни даже внешняя разведка не имеют никого подобного в своем штатном составе.
Начальник безопасности изобразил на лице что-то похожее на: «Подумаешь! Это ни о чем еще не говорит».
— Согласна. — Директриса правильно поняла невысказанные слова подчиненного. — Но вот по посланной фотографии контактера Чочуа в кафе пришла очень любопытная информация. Пару лет назад этот человек работал штатным ликвидатором в ФСБ. Снайпер от бога. И кодовое имя соответствующее — Снайп. По архивным документам числится погибшим при выполнении задания в Москве. Однако на самом деле он безупречно — впрочем, как всегда — выполнил серьезное задание по ликвидации какой-то большой шишки из российского Правительства. Свои же решили его «зачистить». Он лично уничтожил всю группу «зачистки». А это полдюжины отличных профессионалов! И исчез. Думают, сбежал за границу.
— Знаете, госпожа Жвания, — чуть подумав, сказал Панов, — иногда для наиболее ответственных заданий исполнителя намеренно объявляют погибшим, составляют все необходимые документы, чтобы в случае чего…
— Возможно, возможно… Тогда наиболее вероятным становится вариант уничтожения Анахит прямо здесь, у нас. И понятно, откуда у них пароль выхода на Чочуа. Но как удалось выйти на саму эту одиозную террористку, мои друзья не знают, никаких документальных отчетов по такой операции нет у силовиков. Для тебя лично все это должно означать только одно: форсировать подготовку Анахит к заброске, создать беспрецедентный режим секретности вокруг всей операции, а главное, обеспечить абсолютную тайну выхода всей группы с территории Грузии. Ты по-прежнему склоняешься к сухопутному «коридору» через Дагестан, а оттуда — по Каспию?
Владимир кивнул:
— Это наиболее проверенный и безопасный маршрут. До самого Ирана у нас там свои люди. Но кое-что придется согласовывать с Анахит.
— Хорошо. Иди работай. Да, Ллойда, думаю, не надо посвящать в детали…
— Я понял.
— Ну, а я пойду, озабочу Ломидзе. Думаю сообщить ему все, что удалось разузнать об «обидчиках» его «Соколов». То-то он в штаны наделает! Зато окружит наш Центр тройным кольцом защиты, а весь Тбилиси наводнит своими шпиками.
Жвания проследовала по коридору своей решительной мужской походкой, а Панов вернулся в палату.
* * *
Четверг. Значит, очередь Квели забирать сына из музыкальной школы. По вторникам и субботам это делала жена, но в четверг она допоздна работала на приеме в городской поликлинике, и обязанность ложилась на Чочуа. Он любил этот день. Любил приезжать во Дворец детского творчества, неторопливо проходил по многочисленным лестницам и коридорам, даже заглядывал ради интереса в некоторые залы и кабинеты, слушая то напряженную, сосредоточенную тишину, то громкий и веселый гомон детворы.
Его знали здесь многие педагоги. Останавливались, приветствовали, справлялись о здоровье и, конечно, не забывали порадовать счастливого отца добрым словом об успехах его единственного сына Автандила. Мальчик действительно подавал большие надежды. В общем-то, случайно попав в музыкальную школу на отделение духовых инструментов, он неожиданно выбрал кларнет и с первых дней по-настоящему увлекся игрой. Успехи не замедлили сказаться: это были и сольные выступления на ответственных концертах, и участие в конкурсах и смотрах, даже запись на радио.
Автандил был поздним ребенком. Он появился на свет, когда родителям перевалило за сорок. Конечно, его безмерно баловали и лелеяли, но это был тот редкий случай, когда чрезмерная родительская любовь не испортила мальчика. Он рос серьезным и ответственным. Наверное, такие качества и позволили проявиться его музыкальному дарованию. Родительской гордости отца, казалось, не было предела…
С окончанием рабочего дня Чочуа, ни минуты не задерживаясь, поспешил на лабораторную автостоянку к своему недавно приобретенному с рук «Шевроле». Отъезжая, он привычно оглянулся через заднее стекло. Ага, «почетная стража» на месте: двое или трое мужчин в серебристой «Хонде». Несколько дней назад, сразу после его встречи с агентом ФСБ в кафе, начальник службы безопасности Панов предупредил Квели, что теперь его постоянно будут сопровождать люди из криминальной полиции или департамента СОДа. Разумеется, абсолютно тайно, незаметно и в целях обеспечения его, Чочуа, полной безопасности. Вдруг русские чекисты отважатся на активные действия с целью похищения или даже ликвидации честного патриота Грузии! Тут-то их и…
«Да-да, конечно, все силовики России день и ночь не спят, а напряженно размышляют, как бы это исхитриться и устранить «врага номер один» Великой Державы! Не смешите, господин Панов! Просто вы определили для меня роль бессловесной наживки. Да и черт с вами со всеми, следите, сопровождайте. Как мне надоели эти «шпионские игры»! Ладно-ладно, непременно буду сообщать по тайному номеру телефона, куда пошел-поехал. Мне нетрудно».
Чочуа, не торопясь, вырулил со стоянки. Еще раз оглянулся, чтобы удостовериться: «стража» не спит, а медленно на приличном расстоянии покатила вслед за ним. Теперь Квели напрочь выкинул ее из своей головы и, набирая ход, устремился к Дворцу детского творчества.
На одном из перекрестков Чочуа притормозил у светофора: вот-вот должен был загореться красный свет.
Всеми мыслями он был уже в музыкальной школе со своим сыном, поэтому в первые секунды даже не заметил, как стремительно распахнулась правая дверца его автомашины. Опомнился он, когда на сиденье рядом с ним удобно расположился незнакомый мужчина средних лет с вьющейся каштановой шевелюрой и аккуратной бородкой.
— Вы… как… что…
— Не волнуйтесь, Николай! Никакой опасности нет. Если, разумеется, вы не наделаете глупостей.
— Да что…
Рука мужчины скользнула в карман брюк, и через мгновение в его ладони оказался небольшой автоматический пистолет, направленный снизу прямо в живот Чочуа.
— Повторяю: без глупостей! — голос незнакомца стал жестким и холодным. — Следите за дорогой, сейчас будет зеленый свет, проедете вперед один квартал и повернете направо.
— А… — Квели беспомощно оглянулся назад.
Мужчина, не оборачиваясь, произнес:
— А там все в порядке. Трогайте!
Порядок это или нет, но Чочуа не увидел позади привычного сопровождения. Он затравленно посмотрел на непрошеного пассажира, обмяк на сиденье и как-то обреченно надавил на педаль газа. Машина рванула с места…
Позади все действительно было в полном порядке. Смотря только, с чьей точки зрения.
Из небольшого переулка на магистраль прямо перед носом серебристой «Хонды» медленно выехал огромный грязный мусоровоз и… заглох! Водитель «Хонды» коротко бибикнул и, выждав пару секунд, дал уже протяжный автомобильный гудок. К нему разрозненно присоединились еще несколько водителей, вынужденно затормозивших позади.
Мусоровоз, оглушительно дребезжа всем корпусом, дернулся на месте и заглох вновь, теперь уже окончательно и бесповоротно. Дверца его высокой кабины чуть приоткрылась, и оттуда высунулась кудлатая черная голова. Зыркнув по сторонам глазами, голова спряталась обратно, и раздался негромкий щелчок запираемой двери.
— Я тебе… сейчас устрою! — С этими словами и еще присовокупив к ним длинный ряд абсолютно непереводимых выражений, на дорогу выскочил водитель «Хонды» с извечным оружием шоферов всех стран — монтировкой в руке. Он бросился к кабине мусоровоза. — А ну… открывай! Хуже будет… мерзавец! — Шофер с размаху ударил монтировкой по и так искореженной двери.
То ли вид хондовского водителя был столь ужасен, то ли его оглушительный удар пробудил к жизни какие-то скрытые механизмы загадочного автомобильного мотора, но неожиданно послышалось натужное чихание двигателя мусоровоза, потом туберкулезный кашель выхлопной трубы, и, наконец, трясясь всем кузовом, этот мастодонт городских свалок начал медленно пятиться обратно в переулок.
Жаждущий крови шофер «Хонды» резво отскочил от едва не отдавившего ему ноги огромного переднего колеса, оглянулся на свою машину и, махнув рукой, поспешил занять свое место за рулем. Когда он оказался в салоне, мусоровоз уже полностью скрылся из вида, а с заднего сиденья тут же послышался недовольный визгливый окрик:
— Чего встал, идиот?! Рви!! Попробуй мне только упустить наш объект!!!
«Хонда» стремительно прыгнула вперед, оставив после себя две черные полосы на асфальте, облако сизого дыма и неприятно резкий запах горелой резины.
— Во, смотри, кажется, догнали! — Водитель серебристой машины тыкал рукой в лобовое стекло. — Точно, он!
С заднего сиденья между креслами высунулись окуляры бинокля:
— Так… так… Похоже… Машина точно та… И наш клиент за рулем! Смотри, — это уже было адресовано к третьему пассажиру «Хонды», сидящему тоже сзади, — смотри. — Бинокль перекочевал в другие руки. — Видишь над спинкой водительского кресла желтую дыню с черными листочками? Это плешь нашего размазни! Вылитая дыня на бахче, поставленная на попа. И перья волос, которые, наверное, не успела повыдергать жена! — послышался грубый хохот довольного своей «остротой» мужика.
— Да, — согласился напарник. — Наш объект. Спокойно едет по маршруту, не торопится. Слава богу, не упустили. — На всякий случай он несильно ткнул кулаком в затылок водителю. — Смотри мне!
— А я-то чего?!
— Ладно. Теперь все по плану.
Водитель автомобиля «Шевроле», вглядываясь в зеркало заднего вида, удовлетворенно пробормотал:
— Съели, салаги?! Ну, прямо детский сад, да и только. Трюк начинающего фокусника на цирковом утреннике. А на машине даже свежая краска не успела просохнуть. Надо будет аккуратнее вести.
Пригнувшись к рулю, он незаметно поправил рукой чуть сбившийся на лоб парик и посмотрел на часы. Пока все идеально вписывалось в хронометраж операции.
— Остановите здесь! — приказал «бородато-каштановый» пассажир, указывая рукой на удобную площадку для парковки между двумя деревьями, растущими вдоль тихой улицы.
Когда Чочуа исполнил распоряжение, он, не выпуская из руки пистолета, повернулся к нему:
— Теперь поговорим. Спокойно, рассудительно, откровенно. Но помните: в нашем распоряжении не более десяти минут.
Трудно, однако, сохранять хладнокровие под стволом направленного на тебя оружия. Поэтому голос грузина непроизвольно дрожал:
— Д-да. К-кто вы?
Собеседник усмехнулся:
— Думаю, Николай, и сами об этом догадались. Особенно после переговоров в кафе.
«Неужели так быстро пришла расплата?! — подумал Чочуа. — Хотя он сказал «поговорим»…»
— Одно дело, когда вы раскрыли новым хозяевам историю своих тайных контактов с Особым отделом Вооруженных сил РФ, а затем и ФСБ и начали передавать в Москву дезинформацию под видом технических отчетов. И совсем другое, когда ввязались в настоящую шпионскую игру и серьезно подставили наших людей.
«Точно, пристрелит!» — мелькнула неприятная мысль, которую собеседник безошибочно прочитал на побледневшем лице Квели.
— Никто не собирается вас убивать. — В голосе мужчины звучали презрение и брезгливость. — А это, — он перехватил короткий взгляд Чочуа на пистолет, — превентивная мера, позволяющая мне на первых порах быть уверенным в вашем благоразумии. А вот в дальнейшем… Ну, об этом чуть позже. Не тряситесь! — Пассажир заметил откровенную нервную дрожь Чочуа. — Соберитесь и ответьте на несколько моих вопросов. Итак, выполняя приказ одного из наших агентов, вы составили список новых сотрудников Центра из четырех фамилий. Охарактеризуйте их, хотя бы поверхностно.
Разумеется, Талеева интересовала только Галина Алексеева, но он, как и недавно Виталий, в последний момент передумал называть ее фамилию.
— Но я ничего не знаю. Совсем ничего! Я практически не знаком ни с кем из них. Мы работаем в разных отделах, живут они пока в общежитии, а я имею квартиру в городе.
— И все-таки вы наверняка сталкивались хотя бы в лабораторной столовой или, там, в тренажерном зале. — Талеев скептическим взглядом окинул фигуру собеседника… Какой уж тут спортзал… Наводящими подсказками Талеев пытался подтолкнуть к откровенности собеседника: — Припомните какие-то отличительные привычки или, наоборот, что-то неестественное…
Чочуа выжал из себя пару ничего не значащих фраз и окончательно замолк. Талеев нахмурился: «кавалерийским наскоком» добиться ничего не удалось. Жаль! У него еще была надежда, что не придется прибегать к жесткому варианту, но, увы…
— Значит, помогать нам не хотите. — В спокойном голосе пассажира зазвучали явные угрожающие ноты. От этого действительно становилось страшно. — И сотрудничать не желаете… А с внешней разведкой Грузии — пожалуйста! С их оперативным департаментом — извольте!! Мы тоже, когда этого требуют интересы Родины, умеем быть жесткими! Даже жестокими!!
«Ну, это, пожалуй, весь мир знает. Наверное, сначала резать будет. Эх, где наша не пропадала!» — подумал Чочуа и сжался для последнего броска…
Но то, что он услышал дальше, мгновенно охладило его героический пыл.
— Где сейчас ваш сын?
— Ч-ч-что?
Талеев не стал повторять, а распорядился:
— Возьмите телефон и позвоните в музыкальную школу! Ну!!
Трясущимися руками Квели достал из кармана брюк мобильник и со второй попытки набрал нужный номер:
— Это папа Автандила говорит. Да-да, Чочуа. Где… как там мой мальчик? — Выслушивая ответ, он на глазах успокаивался. — Отлично! Значит, как положено, на занятиях. Слава богу! — Но затем лицо грузина озадаченно вытянулось. — Какое прослушивание? Где?! — По щекам начала разливаться мертвенная бледность, взгляд остекленел.
Талеев вырвал сотовый из его рук и отключил связь.
— Я сам скажу то, что вам хотела сообщить уважаемая Кетеван Абуладзе, заведующая музыкальным сектором Дворца детского творчества. — Чочуа, казалось, даже дышать перестал. — В отдельном классе на первом этаже, окна которого выходят в маленький тенистый внутренний дворик, сейчас происходит знаменательное событие: представитель Тбилисской государственной филармонии, которому кто-то сообщил о незаурядных способностях Автандила, лично явился во Дворец, чтобы прослушать юное дарование на предмет включения его сольного выступления в большой праздничный концерт, посвященный Дню независимости. Разумеется, «мэтру» потребовались абсолютная тишина и полное отсутствие зрителей и слушателей. Для чистоты, так сказать, эксперимента. Его с радостью проводили вместе с мальчиком в указанный класс и даже заперли на ключ дверь, чтобы, не дай бог, никто не помешал прослушиванию. Событие-то почти историческое: никогда еще ученики музыкальных классов в столь малом возрасте не выступали на крупнейшей сцене страны перед очами самого Президента!
По мере того как Талеев говорил, Чочуа впадал в оцепенение. Чтобы не доводить дело до полной прострации, Талеев был вынужден коротким стволом пистолета сильно ткнуть в бок онемевшего и окаменевшего Николая. Тот дернулся и завращал вытаращенными глазами.
— Вы меня слышите?! — Чочуа кивнул. — Надеюсь, не надо пояснять, что «представитель филармонии» — это наш человек, окна во двор распахнуты и под ними стоит мощный автомобиль с включенным движком? — На этот раз Чочуа отрицательно затряс поникшей головой. — Вот и хорошо. Теперь только от вашей памяти и наблюдательности зависит, как события будут развиваться дальше. Итак, вспоминайте мельчайшие подробности, говорите, говорите!!! — резко и отрывисто, в манере врача-гипнотизера заключил Талеев.
И Квели прорвало!
Один молодой парень-лаборант из списка ежедневно тайком «пьет горькую», запершись в номере общежития, а с утра дышит на всех перегаром. К тому же он часто бывает неадекватен, что может свидетельствовать и о наркотиках…
Мужчина средних лет, принятый на должность заместителя руководителя одной из лабораторий, едва освоившись на новом месте, начал регулярно посещать проституток низкого пошиба в одном из грязных притонов Старого города. А неделю назад, в пятницу, привез одну такую в багажнике своей машины в общагу, заперся с ней в номере и никому не открывал до самого понедельника! Извращенец!
Единственная женщина в списке — Гузель Илимова, то ли казашка, то ли черт ее знает — показалась птицей высокого полета: удостоилась личного кабинета в главном здании, всех сотрудников обязали являться на беседу к ней как к профессиональному психологу… И еще говорили, что теперь именно она будет «лицом фирмы», осуществлять «связи с общественностью». И тут на тебе: медная табличка с ее именем исчезла с дверей кабинета одновременно с самой Гузель! Ее никто нигде ни разу не видел вот уже больше недели. Наверное, уволили.
«Наконец хоть первое упоминание! Косвенное подтверждение, что с Гюльчатай случилась какая-то серьезная беда», — подумал Талеев, но не стал прерывать собеседника в надежде таким образом выудить что-то более ценное. И Чочуа на всех парах летел вперед!
Последний в списке, человек с труднопроизносимым именем — то ли Абулфази, то ли Албехруз. Кажется, откуда-то из Персии. Или афганец. Работает экспедитором. И по-русски, и по-грузински говорит очень плохо. Совершенно бандитский тип! Поговаривают, что он совсем не тот, за кого себя выдает. Какой же это шофер-экспедитор, если позволяет себе покрикивать на начальника гаража?! К тому же его часто видят за рулем машины самого Владимира Панова, всесильного шефа службы безопасности Центра. О, это страшный человек!! У него руки по локоть…
— Хватит!
Чочуа мгновенно затих.
«А вот это наблюдение более чем интересно! Странная фигура: иностранец из «неблагоприятных» районов. От таких всеми силами стараются избавиться, а этого берут на работу и доверяют самостоятельное экспедиторство. Сам (!) Панов сажает его за руль своего автомобиля. Да-а-а… Иран, Афганистан — это райончики из Галкиной «вотчины». Запросто могли пересечься где-то. С ним надо поработать!» — заключил Талеев, а вслух распорядился:
— Заводите машину, Чочуа, и подъезжайте к Дворцу с тыльной стороны. Остановитесь в полуквартале, я укажу, где точно. А пока мы едем, внимательно слушайте, что я скажу. Не дай вам бог хоть словом обмолвиться кому-то о нашей встрече! Молчите!! Не надо никаких заверений и дурацких благодарностей. Живите счастливо со своим вундеркиндом еще сотню лет. Только каждую секунду помните, как легко организовать очередное «прослушивание», которое может закончиться вовсе не так благополучно, как сегодня. Работайте по-прежнему на Панова, а мы понаблюдаем за вами здесь еще какое-то время.
Талеев спокойно спрятал пистолет в карман, достал мобильник и произнес несколько фраз очень тихим голосом. Потом сделал еще один звонок. Только затем он пристально осмотрел территорию за окном «Шевроле» и скомандовал:
— Стоп! Вылезайте и отправляйтесь вон через ту дверь, — Талеев указал на нее пальцем, — во Дворец. Это запасной выход, сейчас он открыт. Справа от главной лестницы в холле найдете своего сына. Не спешите, внимательно выслушайте его рассказ, похвалите и только потом выходите через центральный вход на автостоянку. Там вы найдете эту машину на том месте, где обычно паркуетесь. Надеюсь, помните? Отлично. Садитесь и поезжайте домой, стерев из памяти все воспоминания о нашей встрече. Это в ваших интересах. Вперед!
Чочуа выбрался из машины, не слишком уверенно обернулся и приложил правую руку к сердцу. Движением подбородка Талеев указал «Вперед!» и пронаблюдал за удаляющимся семенящей походкой неудавшимся шпионом. «Зато отец любящий получился». Возможно, что одно это с лихвой перекрывает все другие ипостаси. Кто знает…
Чочуа скрылся за серой железной дверью.
