Глава 10

– Ладно, Людочка, – академик Коноваленко стал собирать свои походные шахматы, тщательно укладывая небольшие фигурки в черный футляр, – списываю ваши последние поражения на недостаток кислорода и, как следствие, усталость. Объявляю исход встречи ничейным, – ученый подвел итог многочасовых матчей.

– Нет, Владимир Феоктистович, – возразила Людмила, – двенадцать – семь есть двенадцать – семь. Я на корабле у вас отыграюсь.

– Да-а, – невесело вздохнул академик, – вот только где он, этот корабль… Пора бы ему уже и быть, – с этими словами он передал девушке кислородную маску.

Со времени погружения батискафа прошли уже почти сутки, и экипаж с каждым часом все острее и острее ощущал нехватку воздуха. Правда, на борту спускаемого аппарата было три дыхательных комплекта, но два из них уже были использованы, и вот сейчас члены небольшой команды время от времени прикладывались к последнему, чтобы охладить разгоряченные легкие.

– Черт бы побрал эту технику, – сидящий поодаль Георгий зло треснул кулаком по металлическому корпусу встроенного бортового компьютера, – ни черта не хочет функционировать. – Он еще раз приложился кулаком к металлу.

– Георгий, – на правах руководителя экспедиции строго обратился к подчиненному Коноваленко, – перестаньте издеваться над техникой. Она нам еще пригодится. И возьмите дыхательный аппарат, – добавил он, обратив на подаваемые Людмилой знаки, но Портнов в ответ только нетерпеливо махнул рукой, снова неистово застрочив пальцами по клавиатуре.

– Владимир Феоктистович, – Плужникова понизила голос до шепота и наклонилась к академику поближе, – его надо заставить подышать кислородом. Это я вам как врач говорю. Он уже второй час не подходит к маске.

– Да как же я заставлю, если он отказывается? – пожал плечами академик. – Драться с ним, что ли?

– Прикажите, – настойчиво порекомендовала Людмила. – Я кроме врачевания еще занимаюсь альпинизмом и знаю, к чему может привести кислородное голодание.

– И к чему? – поинтересовался Владимир Феоктистович, скорее, от нечего делать, нежели от любопытства.

– В начале 80-х в Андах потерпел аварию военно-транспортный самолет ВВС Боливии, – страшным голосом начала рассказывать Людмила, – по счастливой случайности экипаж выжил. Не пострадал никто. Даже аппаратура. Они послали сигнал бедствия, получили ответ и стали дожидаться спасателей. Казалось бы – полный порядок. Все живы, все работает, еда есть. Холодновато только, но два часа можно потерпеть…

– Ну и что же случилось? – нетерпеливо перебил девушку академик.

– А то, – многозначительно произнесла Людмила. – Когда прибыли спасатели, спасать уже было некого.

– Это как это? – заинтригованно спросил Коноваленко. – Почему?

– Потому что в условиях нехватки кислорода мозг разных людей реагирует по-разному, – пояснила врач. – Один из членов экипажа сошел с ума и перестрелял своих же товарищей по экипажу, – закончила Плужникова.

– Серьезно? – с недоверием переспросил Владимир Феоктистович и пристально посмотрел через плечо девушки на хлопочущего у компьютера техника.

Тот злобно ворчал что-то неразборчивое, ругался на технику и непрерывно поочередно то включал, то выключал какие-то тумблеры и кнопки. После одной из таких операций батискаф ожил. Двигатели, правда, не включились, но где-то за бортом, извне стало что-то происходить. Глубоководный аппарат задергался, завибрировал и стал медленно ползти по дну.

– Георгий, что там случилось? – Академик попытался грозным окриком остановить действия техника, но тот не обратил на Коноваленко ровно никакого внимания. Зато Владимир Феоктистович, выдвинувшись из-за девушки, увидел на мониторе камеры внешнего наблюдения нечто такое, от чего у геофизика внутри все похолодело.

Рука механического манипулятора, вооруженная острым металлическим наконечником, словно припадочный, испортившийся робот, со всего маху молотила по скалистому грунту. И от каждого такого удара батискаф подавался вверх и назад, скатываясь к чернеющему внизу пролому – устрашающей, многокилометровой котловине Амундсена…

Еще десяток таких ударов…

– Жора! – рявкнул Коноваленко, силясь оттеснить техника от компьютера, но Портнов глянул на академика совершенно обезумевшими глазами и продолжил колдовать над клавиатурой. Геофизик попытался остановить спятившего подчиненного, схватив того за кисти рук, но Портнову было тридцать пять, а академику до пенсионного возраста оставалось чуть больше двух лет, и схватку он никак не смог бы выиграть. Краем глаза Владимир Феоктистович заметил на экране все тот же огромный, непонятный силуэт подводного монстра, о котором они говорили накануне, потом батискаф дернулся в последний раз и, заваливаясь на бок, стал неотвратимо погружаться в бездну…

– Ти-ра-та-та-а-а-а! – страшным криком безжалостного победителя заорал Георгий. Он высвободился из рук академика, сам схватил ученого за кисти, с силой отшвырнул от пульта и уставился в экран. Правда, разглядывать там было особенно нечего. В свете прожектора еще раз проплыл и исчез загадочный продолговатый объект, да виден был все еще дергающийся, в кромешной темноте манипулятор. – Ти-ра-та… – снова заверещал Портнов и мешком шлепнулся на палубу, закатив глаза. Рядом с видом хладнокровного убийцы стояла Людмила, держа в руке вместо окровавленного тесака медицинский одноразовый шприц.

– Это его успокоит, – без малейшей дрожи в голосе произнесла девушка, и все таким же спокойным голосом добавила: – Мы куда-то падаем. Владимир Феоктистович, надо что-то делать.

– Да-да, – согласился академик, проворно вскакивая, – сейчас мы что-нибудь придумаем…

Думать ему, правда, было особо не о чем. В бортовой аппаратуре Коноваленко был не очень силен. Это не его епархия. А техник-пилот валялся на палубе, и, судя по всему, еще долго будет неспособен что-то делать, не то чтобы помогать. Батискаф с каждой секундой все глубже и глубже проваливался в котловину Амундсена, до дна которой не добирался еще ни один аппарат. Не доберется и их корабль. Его раньше просто раздавит давлением воды, как яйцо в ладошке…

Шланги и тросы, прикрепленные к понтону, уже давно оборвало, но, слава богу, автоматика вовремя перекрыла клапана. Видимо, не все испортил бесчувственный техник. В такой ситуации, когда никто из оставшихся членов экипажа не знал, как запустить двигатели, как подключить остальную аппаратуру, в конце концов, как управлять батискафом, выход оставался только один – аварийное всплытие.

Каждый из команды спускаемого глубоководного аппарата проходил перед погружением инструктаж и отрабатывал действия при чрезвычайных обстоятельствах. Поэтому академик колебался недолго. Это было единственное, что ему было хорошо известно в управлении батискафом.

Проделать нехитрые, заученные манипуляции не составляло особого труда, и Коноваленко быстро справился с этой задачей. Оставался последний этап – нажать на зеленую кнопку под слюдяным колпаком. Если техника в порядке – они сейчас начнут выбираться, а если Портнов что-то успел нахимичить, то…

Размышлять было некогда. Владимир Феоктистович сорвал пломбу, откинул прозрачную крышку и плавно вдавил кнопку в панель.

По экрану компьютерного монитора быстро-быстро забегали какие-то цифры и символы, осветилась лампочками вся доска панели управления, затем что-то тихо хлопнуло, и капсула батискафа наполнилась жизнерадостным тарахтением двигателей. На панели хаотично зажигались и гасли лампочки, бестолково дергались стрелки приборов, но это только на первый взгляд могло показаться, что все это происходит бездумно и бестолково. Это работала компьютерная программа, и спустя несколько десятков секунд падение прекратилось.

– Слава богу, – облегченно выдохнул академик, откинулся на жесткую спинку портновского стульчика и вытер ладонью со лба пот, – слава богу, – еще раз повторил он и глянул на девушку, которая так и стояла с зажатым в кулаке шприцем, – а вы молодец, Людочка, – он благодарно улыбнулся врачу, – не растерялись…

– Я растерялась, – честно призналась Плужникова. – Это я все от растерянности, – она показала академику использованный шприц. – Испугалась очень.

– Да ну? – ободрил девушку Коноваленко. – Вот если бы все от испуга так соображали и действовали… А то вон, – он с долей презрения и сожаления кивнул на бесчувственное тело техника, – и без испуга таких дров чуть не наломал…

Батискаф остановился, и академик встревоженно глянул на приборы, боясь даже до чего-то дотронуться. Но переполошиться ни он, ни девушка не успели. Вскоре аппарат начал медленно подниматься, и Владимир Феоктистович понял, что такое осторожное всплытие с остановками заложено в компьютерной программе. Слишком быстрое всплытие грозило экипажу серьезными проблемами со здоровьем, среди которых кессонная болезнь – не самое страшное. Поэтому батискаф не спешил выбраться на поверхность, а время от времени зависал над бездной, чтобы уровнять давление.

– Людочка, подайте мне, пожалуйста, маску, – попросил академик, все еще тяжело дыша. После ожесточенной рукопашной в разреженном воздухе глубоководного аппарата дыхание восстанавливалось с трудом, – и сами подышите, – порекомендовал Коноваленко. – Подниматься на поверхность нам еще не меньше часа, так что кислорода у нас с вами вполне хватит. Эх, Георгий, Георгий, – с сожалением произнес академик, глядя на нерадивого техника. И этими словами был поставлен крест на всей дальнейшей карьере Портнова. С таким на ответственное задание второй раз больше никто не пойдет.

– Людочка, – снова обратился к девушке Коноваленко, – пока есть время, проверьте свое радиохозяйство, – попросил он. – Там над «Академиком Королевым» было ледяное поле… Нас, конечно, течением отнесло в сторону нешуточно, но кто знает, каков там размер этого поля. После всех наших злоключений не хватало только на какую-нибудь льдину напороться, – резонно заметил он и добавил: – И вообще, в нашем положении связь стала делом первостепеннейшей важности.