Глава восьмая
Российская Федерация, архипелаг Земля Франца-Иосифа, остров Солсбери. Шахта. День седьмой
На жилой уровень я возвращался около полуночи. В кармане лежали две упаковки лекарств, выданных доктором «на всякий случай». Не обнаружив у меня повышенной температуры, учащенного пульса, хрипов в легких, шумов в сердце и прочих отклонений, он все же выдал несколько рекомендаций, снабдив аспирином и комплексным витаминным препаратом. Почти все поставленные на вечер задачи были решены: я навестил Даниэля, разузнал о турнирах и даже засветился на приеме у дежурного врача, дабы у бдительной охраны не возникло вопросов.
В моем списке оставалось последнее на сегодня дельце.
Длинный коридор жилого уровня пустовал, первая смена отдыхала, вторая работала в штреках. Лишь в лифтовом холле, как всегда, торчали местные менты.
Я неслышно проник в спальное помещение. Внутри темно и тихо. Прямиком направляюсь к кровати уголовника Крапивина – единственное дельце, оставленное мной на десерт, связано именно с ним. Надо же доходчиво объяснить субъекту, что мое купание в ледяной каше из фекалий с рук не сойдет. И что все это рано или поздно закончится побоями со смертельным исходом.
На ощупь определяю спальное место засранца, делаю пару шагов к изголовью и почти без замаха, но резко бью кулаком в то место, где должна находиться голова. Кулак утопает в пустой подушке. Странно. Почему его нет на кровати?
Вернувшись к двери, включаю свет. Стива как не было, так и нет, он лежит в местном лазарете. А почему пустуют кровати Крапивина, Бахтало и Копчика? Они же, как и мы, работают в первую смену…
Чубаров поднимает голову, сонными глазами оглядывает пространство и замечает меня.
– Вы уже вернулись? Удалось навестить Даниэля?
– Удалось. А где наши соседи?
– Их комендант куда-то переселил. Пришел перед отбоем, поворчал, поругался, приказал собрать вещи и следовать за ним.
– С чего бы это?
– То ли в шутку, то ли всерьез он предположил, что вы захотите выяснить, кто обеспечил вам купание в подстволке, и добром это выяснение не закончится.
– Провидец, мать его, – снимаю надоевшую робу.
– А еще он сказал, что вы нужны ему для какой-то важной работы, поэтому он не хочет, чтобы вы гнили в карцере.
«И на том спасибо. – Гашу свет и забираюсь под одеяло. – Однако Крапивина я все одно найду. И проведу профилактическую работу на тему, что такое хорошо и что такое плохо…»
* * *
Второй день полноценной работы на шахте дарит новый сюрприз. Мы по-прежнему числимся разнорабочими и после завтрака должны предстать пред светлыми очами коменданта – именно он определяет объект работы и ставит задачу для нашей небольшой бригады. Так случилось и в этот раз.
– Явились? – грозно сводит кустистые брови прототип великого Бориса Андреева.
– Так точно, прибыли, – отвечаю за всех.
Наткнувшись на меня, его колючий взгляд внезапно теплеет.
– А-а, непотопляемый Ихтиандр! – басит он. – Здоровье в порядке?
– В полном.
– Молоток. Позже я предложу тебе хорошую работу, а сегодня пойдете на поверхность – проветритесь.
– Опять выпал снежок? – интересуется Степаныч.
– Нет. Сегодня вертолет выполняет рейс на соседний остров. Все, хватит болтать. Держите, – подает он тяжеленький пакет с металлическими цилиндрами. – Идите к лифту…
Мы заходим в кабину, однако комендант почему-то нажимает кнопку четвертого уровня. Выходим в медблоке, топаем по коридору.
– Сюда, – Осип Архипович открывает дверь морга и протягивает пару плотных пакетов.
– Опять грузить человечинку? – скисает молодой Антоха.
– Нужно всего два мешка. Набирайте быстрее и поехали в кочегарку…
В морге все по-старому: тусклый свет четырех ламп, сладковатый запах из смеси формалина и разлагавшейся плоти; низкий потолок, нависающий над рядами трехъярусных металлических стеллажей, устроенных вдоль левой стены.
В дальнем правом углу лежат останки двух или трех человек – при тусклом освещении не разобрать. Мы подходим ближе, начинаем набивать ими мешки.
Через минуту Антоха блюет на стену, комендант матерится. А мы торопимся покончить с адским занятием и поскорее покинуть морг, чтобы сменить обстановку, надышаться обещанным свежим воздухом и зажмуриться от яркого солнечного света.
* * *
Мешки наполнены, мы покидаем неприятное местечко. Однако вместо обещанной поверхности снова едем черт знает куда.
На аншлаге у лифта надпись: «Уровень № 9. Котельная».
– Тут вы еще не были, – отодвигает комендант решетку. – Девятый уровень или один из пробных штреков, с помощью которого изыскатели нащупывали в породе минералосодержащую жилу.
– А что здесь теперь? – вертит головой Чубаров.
– Небольшая угольная разработка и кочегарка.
– Значит, на шахте встречается и уголек?
– Встречается. Для отопления хватает…
Мы в стандартном лифтовом помещении. Стены, пол и потолок усилены бетоном, вдаль уходит прямой штрек, вдоль которого к стволу тянутся многочисленные трубы. Штрек ничем не отличатся от других, за исключением малоприметной детали – здесь немного теплее и пахнет горелым угольком.
Комендант решительно вышагивает по тоннелю, мы идем следом. Я несу тяжелый пакет с непонятными цилиндрами, в руках Гоши и Антохи покачиваются целлофановые мешки, набитые человеческими останками…
Осип Архипович останавливается у ряда чугунных котлов.
– А это наши кочегары, – указывает он на двух работяг в посеревших от угольной пыли робах.
Один из них открывает и закрывает дверки топок, второй набирает лопатой уголь из наваленной рядом кучи и закидывает его в пышущее жаром нутро.
– Что, Архипыч, опять возглавляешь похоронную процессию? – щерится он, отставляя лопату.
– Опять. Надо бы сварганить гостинец для родственников.
– Закидывай! – командует кочегар.
Помощник раскрывает одну из топок. Гоша с Антохой кидают в огонь пакеты. Топка закрывается.
– Перекур, – басит комендант.
– А тут разрешается? – достают наши работяги сигареты.
– В кочегарке можно.
Парни закуривают. А мы с Чубаровым стоим чуть поодаль и глядим на сверкающее в щелях топки пламя.
Бывший врач негромко философствует:
– Вот так… Пару дней назад эти люди ходили, смеялись, строили планы… А сегодня превращаются в пепел.
– Андрей Викторович, должен заметить, что ты мало похож на врача.
– Это почему же? – отвлекается он от мрачных мыслей.
– Было у меня по жизни несколько знакомых из вашей среды. Все как один производили впечатление законченных циников. Им в шутку пройтись про неизлечимые болезни или про смерть человека – все равно что малую нужду справить.
– Да, есть среди нас такие. Я тоже пытался приглушить в себе сострадание, сопереживание. Не получилось. Наверное, эта странность и помогла безболезненно расстаться с профессией врача…
За время нашего перекура третий паренек из команды кочегаров подвез к топкам тачку со свежим угольком. Опрокинув ее, он тут же исчез в тоннеле. Мужики курили, а мы с Чубаровым по-прежнему смотрели на языки бесновавшегося пламени…
Спустя несколько минут комендант достал из моего пакета несколько цилиндров и отвернул от них крышки.
«Теперь понятно, для чего эти штуки! – догадался я, когда он ровнехонько расставил их напротив топки. – Урны для человеческого праха».
Да, это были урны. На каждой имелась бумажная наклейка с фамилией, инициалами и датой смерти. А мы, стало быть, исполняли скорбную роль похоронной команды. Ну, или что-то вроде того.
– Готово, – берется за лопату кочегар.
– Не рано? – сомневается комендант.
– Сегодня хороший уголек идет. Температура – что надо!
Помощник открывает крышку топки. Лопата зачерпывает рыхлого и пока красноватого от высокой температуры пепла.
Дав ему немного остыть, кочегар равномерно распределяет останки по урнам. Комендант стряхивает остатки серой массы и наворачивает сверху крышки.
– Осип Архипович, как же так? – возмущается молодой Антоха.
– Чем ты недоволен?
– Ну, как же?! Урны подписаны конкретными фамилиями, а мы сыплем в них из одной кучи!
– В следующий выходной я пошлю тебя одного собирать останки, – посмеивается комендант. – И чтоб опознал каждую запчасть, понял?
– Их же отдадут родственникам, а там… прах другого. Не по-человечески это.
– Коль человек погиб, то родственникам уже без разницы – нет больше человека, и этот факт перешибает все остальные…
Насупившись, молодой парень молчит.
– Пакуйте и едем наверх, – приказывает Осип Архипович.
Я пакую урны в пакет и спешу за остальными к лифтам…
* * *
Следующий пункт – жилой уровень, на котором мы обряжаемся в теплую верхнюю одежду.
Перед приличным лифтом охранники, как и в прошлый раз, шмонают наши карманы, одежду и обувь. Освобожденный от унизительной процедуры комендант в это время мило беседует с офицером, периодически поглядывая в нашу сторону и посмеиваясь.
Охрана закончила, и мы занимаем чистенькую кабинку парадного лифта. Осип Архипович вновь жмет не верхнюю кнопку, а вторую по счету. Если не изменяет память, на втором уровне находится лаборатория.
Там мы еще не бывали…
Остановка. Выходим в сияющий чистотой и великолепной отделкой холл. Оглядываемся по сторонам.
Охранников здесь немного – единственный наряд из четырех вооруженных молодцов толчется в холле. Уровень устроен точно так же, как и все остальные: низкий потолок и длинный коридор с бесчисленным количеством холлов и кабинетов по обе стороны.
Далеко идти не приходится – в первом же помещении, на двери которого красуется табличка «Очищенный минерал», нас уже ждут. Помещение не похоже на лабораторный кабинет. Это скорее небольшое хранилище со стеллажами вдоль боковой стены, со стойкой, из-за которой едва виднеется лысина пожилого мужчины в очках и белом халате.
– Здравствуйте, Осип Архипович, – поднимается он и кладет на стойку журнал. – Двенадцать контейнеров готовы к отправке. Расписывайтесь…
Комендант ставит подпись на последней странице, забирает у меня пакет с урнами и приказывает нам взять контейнеры.
Вынимаем из ячеек стеллажа блестящие металлические чемоданы и несем их к выходу.
Они чертовски тяжелые – каждый весит килограммов по сорок. Здоровым членам бригады эта ноша под силу, а вот Чубаров с Антохой еле справляются.
Наконец мы в лифте и поднимаемся на поверхность.
* * *
Наверху у лифта встречает охрана и сопровождает нас до грузовой кабины вертолета, словно в блестящих чемоданах не куски черного минерала, а слитки чистого золота.
Крышка ангара сдвинута, пилоты на рабочих местах в кабине. Техники сворачивают длинные брезентовые рукава тепловой пушки, отогревавшей двигатели, редуктор и прочие внутренности винтокрылой машины. Она с минуты на минуту начнет раскручивать винты.
Над нами ясное небо, косые лучи низко висящего над горизонтом солнца едва освещают крышу металлического сооружения. Шумно втягивая в легкие свежий воздух, мы по очереди подаем технику контейнеры, комендант вручает ему пакет с урнами.
На этом наша миссия окончена. Жаль, что необременительное занятие с возможностью подышать нормальным воздухом такое непродолжительное. Сейчас комендант вряд ли поручит нам новую работу – скоро обед. А вот после столовой как пить дать погонит драить сортиры или придумает еще какую-нибудь пакость.
– Ждите меня у «дота», – басит Осип Архипович. – Я скоро…
Стоим, ждем. Курить внутри ангара строго запрещено, о чем красноречиво свидетельствуют яркие наклейки, поэтому наши курящие товарищи терпят, глазея на подготовку вертолета к пробному запуску…
Через минуту выхлопные патрубки выпускают облачко керосинового перегара; турбины быстро набирают обороты; вслед за ними раскручиваются и винты. Обслуга прячется от поднявшегося ветра за «дот»…
Вскоре пилот подзывает техника и что-то ему говорит. Техник бежит к лифтовому бункеру, встает перед маленьким монитором и нажимает кнопку вызова.
– Слушаю, – отвечает появившаяся на экране голова охранника.
– Вертолет к вылету готов. Можно поднимать пассажиров и провожающих.
– Отправляем. Встречайте…
Проходит еще некоторое время. Пронзительно взвывает сирена и мигает красная лампа над проемом лифта. Тяжелые бронированные двери медленно расползаются, из кабины вываливается толпа в оранжевых комбинезонах, среди которых я узнаю одного из счастливчиков, выигравших конкурс забойщиков. Он выделяется из толпы тем, что одет в обычную куртку.
Его фамилия либо Корниенко, либо Парамонов – я точно не знаю. Зато теперь – вблизи и при ярком естественном освещении – появляется возможность лучше рассмотреть его внешность.
У него открытое лицо с приятными правильными чертами, излучающее огромную и неподдельную радость. Немного смугловатая кожа, хорошее телосложение. И никаких особых примет, за исключением наколки на пальцах левой руки, придерживающей у плеча ремень дорожной сумки. Четыре фиолетовые буквы составляют имя «Саша» – вероятно, его. На Александре бежевый пуховик с капюшоном, джинсы и утепленные полуспортивные ботинки.
Провожающие шумят и по очереди обнимают счастливчика. А мы с завистью смотрим на него и представляем, как через несколько часов он спустится по трапу самолета в московском аэропорту, как встретится с близкими родственниками, как отпразднует возвращение. И, наверное, будет с ужасом вспоминать годовой контракт с компанией «Стратегия-Рен»…
– Чего застыли, как восковые фигуры? – возвращает в реальность бас коменданта. – Поехали вниз. Пора обедать и браться за настоящую работу…
* * *
Настроение за обедом было паршивым. Я молча хлебал из тарелки борщ, вспоминал первую половину дня и, как ни старался, не мог понять, что больше огорчало: участие в кремации погибших шахтеров, проводы на Большую землю удачливого парня или предстоящая уборка вонючих сортиров.
Покончив с обедом, выхожу в курилку, до начала работы остается несколько свободных минут. Народ вовсю дымит сигаретами. Я невольно вспоминаю страстного курильщика Даниэля, но он лежит в пятой палате медблока, и данный факт тоже не добавляет оптимизма.
Внезапно на плечо ложится чья-то рука. Оборачиваюсь.
Рядом стоит комендант и загадочно улыбается.
– Есть предложение.
– Валяйте.
– Хочешь заняться нормальной работой?
– Я не против, но хотелось бы узнать, что вы подразумеваете под «нормальной работой».
– У нас возникла проблема на тридцатом уровне – надо прочистить протоку от бута.
– От чего?
– От больших кусков неразмытой породы.
Мысль о купании в ледяной воде не согревает.
– А что случилось? Ведь в протоке было нормальное течение.
Осип Архипович с безнадегою машет рукой:
– Было. Оно и сейчас имеется. Но в подстволок за сутки сбрасывается с десяток тонн породы, и протока забивается бутом. Уровень воды уже поднялся метра на три. Ну что, попробуешь?
– А другие варианты есть?
– Да сколько угодно! – восклицает он. И опять лыбится, показывая нездоровые зубы:
– К примеру, вафлить.
– Чего? – грозно свожу брови.
– Вафлить – означает наводить порядок. А именно: драить сортиры на жилых уровнях, чем сейчас и займутся твои товарищи.
Задумчиво напоминаю:
– Вообще-то вонючих испражнений хватает и в подстволке.
– Но там работы каждый день на час-полтора! Три захода по пятнадцать минут – и свободен, – настаивает комендант. И, перейдя на шепот, добавляет: – А в перерывах я обеспечу банку.
– Какую еще банку?
– Эх, салага… – вздыхает он. – На шахтерском жаргоне «банка» означает «накрыть стол с алкоголем». Я чистого спиртика принесу для сугреву. Ну как, согласен?
Перспектива провести полчаса в вонючей и ледяной водице мне откровенно не нравится. Однако возможность пораньше освободиться и упоминание о чистом спирте становятся решающими доводами в пользу новой работы.
– Согласен.
– Тогда иди к лифту и жди меня…
Отдав необходимые распоряжения Степанычу, комендант входит в грязную лифтовую кабину и нажимает на кнопку двадцать восьмого уровня.
– Вначале навестим начальника участка, – объясняет он. – Теперь будешь работать под ним.
Он явно доволен моим согласием, я же пока не знаю, радоваться или огорчаться…
* * *
У лифтового холла на двадцать восьмом уровне заходим в небольшую каморку. Внутри у старого стола восседает дородный дядька лет сорока пяти. Он высок, статен и одет в такой же темно-зеленый комбинезон, как и комендант, что говорит о принадлежности к среднему руководящему звену.
– Здорово, Петрович, – гудит Осип Архипович. – Принимай под свое начало.
Тот небрежно окидывает меня равнодушным взором.
– Куда его? У меня на двух уровнях полный комплект.
– На тридцатый. Он займется очисткой протоки.
После этого уточнения начальник глядит на меня осмысленно и с любопытством.
– Это не он, случаем, проторчал в воде четверть часа?
– Он самый.
– Хм… ну что ж, большому кораблю – большое плавание. Как звать?
– Евгений.
– А меня можешь называть Петровичем, – тянется он к шкафчику и достает связку ключей. – Пошли…
Опускаемся до тридцатого уровня.
В кабине лифта Петрович жалуется:
– На турнире неплохо прочистили горловину протоки, и следующие два дня водяные чистили без передыху. Не помогает, – уровень поднимается. Один водяной слег от переохлаждения, два других наотрез отказываются идти в подстволок. Прямо беда, Архипыч.
– Что за «водяные»? – негромко спрашиваю коменданта.
– Водяной, или камеронщик, – рабочий водоотлива. Он же храпок, прелосос, насосник, жаба…
Боже, сколько на шахте прижилось жаргонных словечек! Не меньше, чем на зонах…
Сегодня на тридцатом уровне занята другая бригада, работая в похожем ключе и ритме: четверо рабочих в прорезиненных робах и касках катают тачки, один накидывает из грузовой клети породу, трое обслуживают корытную мойку. Руководит процессом знакомый бригадир Веня. Увидев меня, он расплывается в улыбке и первым подает руку.
Заходим в бытовку и прямиком направляемся в одну из клетушек, что напротив душа. Отперев внушительный висячий замок, начальник участка открывает дверку.
– Выбирай любой по размеру.
В шкафу висят неопреновые гидрокостюмы «мокрого» типа различной толщины – трех-, пяти– и семимиллиметровые. Все раздельные и все довольно потрепанные.
Прикинув размеры, понимаю, что самые толстые не по мне – слишком маленькие. Приходится остановить выбор на пятимиллиметровом. Переодеваясь, замечаю в нижней части шкафа скомканную резину бледно-оранжевого цвета. Подхожу ближе, вынимаю, разворачиваю, рассматриваю…
Узнаю в старой, покрытой заплатками надувной хреновине спасательный плот ПСН-6 М.
На самом деле от плота остались одно резиновое основание – надувное кольцо овальной формы – и днище. Ни стоек тента, ни баллона для наполнения, ни мешка с запасным якорем и веслами, ни карманов для полезной мелочи. Днище покрыто пылью, мелкими частицами породы и все теми же заплатками.
«А-а, припоминаю. – Возвращаю находку на место. – Даниэль говорил о резиновой штуковине, при помощи которой водяные поднимали из подстволка породу. Видимо, это она и есть…»
Пора браться за работу. Подхватываю моток нейлонового фала и простенькую маску с прикрученным на лобную часть фонарем. Выхожу к начальству.
– Я готов.
– Ты даже не обмазался жиром? – вскидывает брови комендант. – Там на столе целая банка…
– Обойдусь. Ненавижу жир.
– Тогда пошли…
Мы спускаемся по наклонной петле на площадку корытной мойки. Осип Архипович привязывает один конец фала к вмурованной в бетон стальной скобе. Другой конец я закрепляю на поясе. Надеваю маску, включаю фонарь.
Комендант хлопает по плечу:
– Удачи. Если будет худо, дергай фал. Вытащим…
Подхожу к краю. Здесь по-прежнему стоит жуткая вонь, от которой пощипывает глаза.
Смотрю вниз. Уровень воды по сравнению с предыдущим заплывом действительно повысился метра на три-четыре. Теперь с поверхности можно было вылезти по вмурованной в бетон металлической лестнице.
Прочистив легкие, прыгаю в воду.