Нет, ящик для скрытного пребывания на «Макаренко» не подходил по нескольким причинам. Он находился слишком близко к верхней палубе, и в его недра могли часто заглядывать «черти» – члены боцманской команды. Это я проходил еще будучи курсантом. К тому же внутри этого небольшого помещения было темно, сыро и неуютно. О настоящем комфорте я, конечно, не мечтал, но существовать несколько недель на баке по соседству с крысами и лужами морской воды не хотелось. Наконец, от ящика было далековато до камбуза, куда предстояло изредка совершать тайные рейды, дабы не опухнуть от голода. Данная причина являлась едва ли не главной – к этому позднему часу мой желудок прилип к спине, а перед глазами не раз всплывала картинка с жиденькой больничной кашкой.

В общем, выждав некоторое время, я поднялся по металлическому трапу, приоткрыл овальную дверцу и осторожно выглянул наружу. Буквально через секунду о поисках пристанища пришлось забыть – стоило высунуть в щель голову, как слух уловил многоголосый вой полицейских сирен.

«Что ж вы никак не угомонитесь?!» – чертыхнувшись, прикрываю дверцу.

Вернувшись по трапу в недра ящика, подбираюсь к клюзу, чтобы через его отверстие осмотреть причал. К трапу подкатывают несколько автомобилей. Помимо портовой таможни и пограничной службы, насчитываю как минимум шесть полицейских машин.

«Эти точно по мою душу», – в задумчивости потираю щетину на подбородке.

Спустя минуту приличная делегация людей в форме поднимается по трапу на борт «Николая Макаренко». Вновь перемещаюсь к овальной дверце и в неимоверном напряжении слежу за верхней палубой «грузовика». Через некоторое время из надстройки появляется группа людей. Четыре американских копа и пограничник в сопровождении двух членов экипажа медленно приближаются к баку, по пути заглядывая в каждый люк и в каждую шхеру.

Я сполз вниз и уселся на последнюю ступеньку трапа. Надо было что-то делать. В ящике спрятаться негде, и кто-нибудь из этой компании меня точно прихватит…

По корпусу прошла волна вибрации, гул надрывно работавших машин усилился. Это означало, что швартовые концы выбраны, и судно вот-вот отвалит от стенки.

Я опять болтался в воде у борта под висящим якорем. К сожалению, из-за полицейской облавы пришлось проделать тот же путь, только в обратном направлении: клюз, якорная цепь, прохладная водичка Атлантического океана. Зато здесь – в темном проеме между стенкой причала и бортом «Макаренко» – я почувствовал себя в полной безопасности.

Итак, таможня осмотрела груз и оформила документы, пограничники с копами обыскали все палубы, судно отшвартовано, машины натужно вращают гребные валы. Самое время вернуться на борт. Нацелившись на висящий якорь, разгоняюсь для выхода из воды и… не достаю до его лапы. Судно начинает медленно отходить от причала, и уровень воды между бортом и стенкой на несколько секунд уменьшается, увеличивая тем самым расстояние до висящего якоря. Повторяю попытку. И снова неудача. Щель становится шире. В спасительное пространство, где минуту назад царил абсолютный мрак, пробивается свет от портовых прожекторов. Готовясь в третий раз дотянуться до якоря, чувствую, как силы покидают уставшее тело. Неудивительно: в желудке пусто, весь день в бегах и на нервах. Ухожу под воду. Стиснув зубы, заставляю мышцы выложиться для последнего броска. Прыжок удается, и я повисаю, ухватившись руками за одну из лап якоря.

Причал удалялся; судно шло малым ходом к боновым воротам, а я лежал на мокрой холодной палубе цепного ящика и никак не мог отдышаться. Поднимаясь по цепи до клюза, пришлось отдать последние силы. Грудь ходила ходуном, из глотки рвались хрипы, руки и ноги были ватными.

«Пора сваливать! Иначе будет поздно…» С трудом поднялся и подошел к трапу. На верхней палубе, освещенной прожекторами с надстройки, не было ни единой души. Это не удивило – погрузка закончилась, стояночная вахта сменилась ходовой, большая часть экипажа отправилась отдыхать. В столь поздний час я мог относительно спокойно побродить по трюмным отсекам в поисках достойного убежища. Избегая пятен желтого света, я добрался до ближайшего трапа, спустился на три палубы и приступил к поискам…

Неплохое укромное местечко нашлось поблизости от машинного отделения. Это был склад большеразмерных запчастей для дизелей, генераторов, валов и прочих причиндалов из хозяйства старшего механика. Данные приблуды располагались на огромных металлических стеллажах, высотой метра четыре. Для перемещения махин под потолком был оборудован подвесной кран-балка, а на приваренных к палубе стальных рельсах стояла специальная тележка.

Отыскав ящик с ветошью, я обустроил подобие постели на вершине одного из стеллажей. Затем полностью разделся, развесил рядом для просушки одежду и наконец-то завалился спать. Да, желудок был пуст и настойчиво требовал пищи, но в данный момент мне больше всего хотелось забыться крепким сном.

Даже с огромной погрешностью я не сумел бы определить, сколько времени провел в забытьи. Часов не имелось, корабельных склянок на трюмных палубах не слышно. Проснулся я от острого голода, да и во сне меня одолевали сплошь гастрономические сериалы.

Напялив высохшую одежку, я спустился со стеллажа. Пора вспомнить босоногую юность и что-нибудь украсть. Осторожно выглядываю в коридор. Нижняя палуба пустовала, словно приглашая в опасное путешествие. На миг прикрыв глаза, припоминаю приблизительное расположение жилых палуб, камбуза и кают-компании…

За время службы во «Фрегате» мне довелось побывать на многих типах гражданских судов, и если не изменяла память, все эти объекты располагались в единственной кормовой надстройке. То есть чуть выше той палубы и того отсека, где пришлось заночевать.

Коридор слабо освещался тремя дежурными лампами. Машина гудела справа, стало быть, и трап, ведущий в надстройку, находился там же. Скоренько направляюсь к машине. Напряжение нарастает. Я в любую секунду готов прервать вылазку и юркнуть обратно в склад крупногабаритных запчастей. Вот и трап. Внизу, вероятно, самая нижняя палуба, где обитают одни крысы. Меня интересует пролет, ведущий наверх. Прислушиваюсь… Никого. Начинаю движение. Следующая палуба выглядит чище и светлее.

«Что у нас здесь?» – выглядываю в коридор. Мастерская и несколько подсобных помещений. Не то. Поднимаюсь выше… Жилая палуба с четырехместными каютами для матросов. Здесь следует усилить осмотрительность. Внезапно нос улавливает аппетитный запах жареного лука.

«Ура! Я на верном пути», – шагаю дальше по ступенькам.

Следующая палуба выглядит еще более цивилизованно: блестящий пластик стеновых панелей, чистый линолеум на полу, яркие плафоны ламп дневного света. Да, камбуз определенно где-то здесь! Краем глаза замечаю распахнувшуюся дверцу одного из помещений слева. Успеваю сделать шаг назад и спрятаться в проеме трапа. Шаркающие шаги удаляются по коридору. Выглядываю. Кок! Объемный мужик лет пятидесяти в джинсах, футболке и белом накрахмаленном колпаке тащит в обеих руках сетки с овощами.

Отлично. Кок забрал овощи из склада и несет их на камбуз. Готовлюсь к решающему броску.

Камбуз находился дальше по коридору, и в моем распоряжении имелось секунд шесть-семь. Бесшумно ступая по мягкому линолеуму, подкрадываюсь к раскрытой дверце склада. Жратвы вокруг чуть больше, чем до хрена, однако времени на изучение ассортимента и на обдуманный выбор нет. Хватаю без разбору все, что попадается под руку, и, выскочив в коридор, бегу прочь к трапу…

Улов оказался небогатым и несколько странным. Без приключений спустившись до своей палубы, я вернулся на склад, забрался на «полати» и принялся изучать добычу. Из овощей я украл две сырых картофелины, головку лука и морковку. Из консервов – две банки сайры в масле и две банки говяжьей тушенки. Бонусом стала палка сырокопченой колбасы. Мда-а… Ни хлеба, ни галет, ни сухарей, ни печенья. В задумчивости чешу затылок. Как любой русский человек я не привык обедать без хлебобулочных изделий. Ладно, не до капризов. Надеюсь, на пару дней этого хватит.

Потратив несколько минут на вскрытие банки тушенки и поиски чего-нибудь похожего на ложку, я сызнова забрался на стеллаж и с аппетитом перекусил, за раз уничтожив треть добытых припасов.

Так и потекла моя партизанская жизнь в трюмных отсеках «Николая Макаренко». Днями я отсыпался. По ночам питался и совершал вылазки за водой и провизией. Иногда, если позволяла обстановка, пробирался на верхнюю палубу и определял по звездам курс судна. Несколько дней оно шло в нужном мне восточном направлении – прямиком на Гибралтарский пролив.

Спустя пять суток я стал подумывать о бане или на худой конец об элементарном душе. Тело от соприкосновения со старой ветошью чесалось, бельишко с одеждой настойчиво требовали стирки. Идея нагрянуть в местную баньку была рисковой. Я долго ее обдумывал, прикидывал шансы; ходил на разведку, выясняя точное местоположение цели.

На шестые сутки для долгожданной помывки все было готово. Я выбрал наиболее подходяще время – посреди ночи, между сменами вахт; незаметно добрался до нужной палубы, заперся в душевом отделении и отлично помылся, устроив заодно и постирушку. Затем, натянув на себя лишь плавки, подхватил стопку постиранной одежды и отправился в кладовую кока, ибо запасы провизии подходили к концу. И тут меня ждал сюрприз.

Конечно, я предполагал, что кок замечает регулярные пропажи продуктов. Хороший кок в своей кладовой знает наизусть содержимое каждой полочки, каждого ящичка, каждой коробочки. Да, предполагал, но что с того? Жрать-то все равно хотелось! А потому через день-два совершал новый набег, унося пяток банок консервов, палку колбасы и пару килограммов овощей-фруктов. В общем, засады я исподволь ожидал, но не в самое ближайшее время. А зря.

Задержавшись по заведенной традиции на площадке трапа, я стал поджидать кока. По моим расчетам в данный час он как раз начинал готовить завтрак. Объемный дядька вышел из камбуза минут через пять и, как обычно, направился в кладовой отсек за продуктами. Он спокойно отпер ключом замок, спокойно вошел внутрь. И вскоре появился, нагруженный необходимым набором продуктов. Дверцу он, как всегда, оставил распахнутой.

Я прошмыгнул внутрь, мысленно отсчитывая семь секунд, имевшиеся у меня для совершения очередной кражи. Вдруг на четвертой секунде, когда левая рука уже была занята стопкой консервных банок, а правая тянулась за колбасой, сзади кто-то приставил к моей спине холодный острый предмет.

– Вот ты, шлемазл, и попался! Долго ж ты мне морочил то место, где спина заканчивает свое благородное название, – проскрипел низкий голос. И с нескрываемым удовольствием добавил: – Давненько я выслеживаю ту крысу, шо повадилась в мои закрома. Щаз я сделаю скандал, и тебе станет весело. А ну повернись! Токо очень плавно, шоб не расчесывать мне нервы.

Я исполнил приказ – медленно повернулся и впервые увидел лицо судового повара. До сего момента мне приходилось лицезреть лишь его широкую спину, пухлую задницу и толстые ноги.

Чем-то его внешность напомнила легендарного Леонида Утесова. Похожий овал лица, такой же хитрый прищур глаз, та же ехидная ухмылочка. И такой же одесский говор. В руках он держал довольно длинный красный металлический багор, позаимствованный с ближайшего противопожарного щита.

– О! – исказилось его лицо гримасой искреннего удивления. – А ты кто? Сдается, шо раньше на этом ковчеге мы не встречались!

Я замялся, не зная, что ответить. Потом пожал плечами:

– Наверное, «заяц».

– Какой еще «заяц»?! Не надо делать мне беременную голову!

– Ну, тогда безбилетник.

– Безбилетник… А как ты попал на «Макаренко»?!

– Залез во время погрузки по якорной цепи через клюз в ящик, позже перебрался в трюм.

Опасливо глянув на мышцы моего торса, кок почесал двойной подбородок.

– Ты шо, все деньги в американском казино проиграл или с мозгами поссорился?!

– Не то и не другое. Просто так сложились обстоятельства, и другого выхода у меня не было.

– Таки ты русский? – опустил он багор.

– Да.

– А шо ты делал в Америке?

– К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос.

– Почему? – снова удивился повар.

Посмотрев в глаза пожилому человеку, я решил сказать часть правды. Не знаю… чем-то он мне приглянулся. То ли открытостью лица, то ли умением искренне выражать эмоции и чувства.

– Я сотрудник одной из российских спецслужб, – тихо сказал я. – И поэтому очень прошу вас никому обо мне не докладывать.

В этот момент в коридоре послышались чьи-то шаги. Мы одновременно покосились на распахнутую дверь кладовки.

Отступив на шаг, кок прикрыл дверцу и дважды провернул в замочной скважине ключ.

– Таки ты у них шпионил?! – округлив глаза, показал он в сторону кормы, за которой остались берега Северной Америки.

– Не совсем, – качнул я головой. – У меня было другое задание.

– Слушай, не делай мне нервы, их есть тут кому портить. Расскажи все как было – я сгораю от любопытства!

Вернув украденные консервные банки на полку стеллажа, я тяжело опустился на ближайший ящик.

– Как вас зовут?

– Марк, – с готовностью представился он. И уточнил: – Коренной одессит, двадцать пять лет хожу на судах коком.

– А по отчеству? Я ведь вам в сыновья гожусь.

– Марк Моисеевич.

– Очень приятно. А я Евгений. Капитан первого ранга Евгений Черенков.

– Ого! И кстати, мой дед тоже был капитаном первого ранга. Участник войны, между прочим. А документы у тебя есть? – с остатками недоверия спросил дядька.

– У меня вообще ничего нет – ни денег, ни документов. И даже это из мусорного бака, – указал я на стопку недавно постиранной одежды.

Марк Моисеевич на минуту задумался… Я не отвлекал, ибо понимал, насколько ему сейчас трудно. Трудно поверить на слово незнакомому человеку. Трудно принять решение сохранить нашу встречу в тайне и не докладывать о ней капитану судна.

– Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь! – внезапно воздел он к потолку натруженные руки. – Даже если ты последний проходимец из Портленда, я не сдам тебя ни здесь, ни в родной Одессе. Пошли.

– Куда? – растерялся я.

– На камбуз! Ты же голодный, как тот приблудный пес с пляжа Ланжерон. Пойдем, Евгений, я тебя накормлю, как в лучшем ресторане Женевы…

– Таки шо ты хочешь в итоге от нашего путешествия? Просто сойти в Одессе? – пару минут спустя спросил кок, подливая в мою чашку горячего чаю.

– Ну да, – с удовольствием уплетая макароны с чудесным говяжьим гуляшом, ответил я. – Дальше как-нибудь доберусь до России.

Он всплеснул руками.

– Я с вас смеюсь, Евгений! Интересно будет посмотреть, шо такое «как-нибудь»!

– А в чем дело?

– Ты не в курсе, шо творится в Украине?

– Нет, – перестал я жевать.

Пару секунд Марк Моисеевич смотрел на меня, как на вернувшегося с орбиты космонавта. Потом протяжно вздохнул и сказал:

– Ну, тогда я расскажу, а ты послушай…

Мы сидели в уютном уголке камбуза. Дверь была надежно заперта, в объемной кастрюле на плите что-то варилось. На небольшом столике между нами стояло множество тарелок с салатом, с крупно нарезанной красной рыбой, с салом, с мелкими солеными огурчиками и помидорами. Посередине возвышалась бутылка водки, содержимое которой мы с новым знакомцем уменьшили ровно в два раза.

– …На востоке идет самая настоящая гражданская война: бомбежки, артобстрелы… Сотни погибших и раненых, тысячи беженцев, – печально вещал он. – А новое правительство, назначенное проклятым Майданом, как тот заносчивый гаишник с престижного перекрестка, не желает проявлять милосердие. Да-а… не за такое будущее Украины проливал кровь мой дед-фронтовик. Не за такое…

– Ну и дела, – изумленно покачал я головой.

– Вот-вот. И добраться до России будет не так просто, как ты себе думаешь, – уверенно заключил кок. И недоверчиво переспросил: – Ты, правда, ничего не знал?

– У меня не было связи с внешним миром более трех месяцев.

– Я уже много раз тебя знаю и не стесняюсь спросить: ты был в команде подводной лодки и с вами шо-то случилось?

Подивившись его прозорливости, я усмехнулся и неопределенно ответил:

– Почти угадали, Марк Моисеевич.

– Ладно, доедай, допивай, а я пока соберу кое-какие пожитки. До Одессы идти долго, а ты спишь в трюме, как тот бомж со старого вокзала…

Тяжело поднявшись с диванчика, Марк Моисеевич покинул камбуз. Спустя минут десять он вернулся и подал аккуратно сложенную стопку, в которой я рассмотрел два одеяла, махровое полотенце, несколько простыней и свитер.

Прощаясь со мной, пожилой одессит напутствовал:

– В общем, Женя, я имею кое-что тебе сказать. Каждую ночь – часика в два-три – ты будешь тайно приходить сюда. Я обеспечу спокойную помывку и вкусный ужин. Ну, а в Одессе мы шо-нибудь придумаем. Договорились?

Улыбнувшись, я пожал ему руку, подхватил стопку вещичек и выскользнул в коридор.

Изрядно набив желудок, я проспал весь следующий день на замечательно устроенной мягкой и теплой постели. Проспал отменно, как выздоравливающий после тяжелого ранения.