26
Юго-восточная оконечность о. Куба, август 2011 года
Орехов рывком развернул кубинца, испуганное и злое лицо которого заливала кровь, обильно сочившаяся из раны, еще разок буквально вбил его спиной в переборку и прошипел, надавливая локтем на горло:
– Где пленник? Ты слышишь меня, урод? Где команда с моего судна?
– Капитан и моторист там, на месте – наверное, нажрались рома и спят, – хлюпая носом, которому, похоже, тоже досталось, кубинец на секунду замялся, но тут же добавил: – А ваш человек в машинном отделении…
– Тритон, слетай, посмотри, – не ослабляя хватки, распорядился Орехов и тоном, не сулящим ничего хорошего, приказал: – Рассказывай, краснокожий ты наш, как все было! Какого черта вы моих людей арестовали?
– Это не я! – отводя глаза, в очередной раз хлюпнул носом кубинец и тут же заработал жесткий удар по ребрам. Задохнулся, дернулся и, получив еще один тычок, начал сбивчиво и торопливо объяснять: – Ну да, арестовал я! И мои люди. Но навел на ваше судно ваш же капитан! Мы с ним давно уже знакомы… Он к нам часто ходит на своем корыте…
– Ясно, – догадливо кивнул спецназовец, – он контрабанду таскает в трюме, так?! А ты со своими людьми на его милые шалости глаза закрываешь, потому что в доле… Дальше!
– Командир, оставь этого урода… – в дверях рубки темнел силуэт мичмана – лица было не рассмотреть против света, но в голосе пловца было что-то такое, что Орехов сразу же оттолкнул капитана сторожевика и вопросительно посмотрел на товарища. – Идем, там дело плохо…
В темноватом и тесном машинном отсеке, куда подполковник нырнул вслед за Трояновым, остро и душно пахло солярой и маслом. И еще чем-то… Сергей, на своем веку насмотревшийся немало раненых и убитых, сразу понял – пахнет несвежей кровью.
Сначала Орехов увидел скорчившегося в уголке за одним из дизелей моториста с белым от страха разбитым лицом. Капитана Каткова подполковник разглядел секундой позже. Скат лежал на второпях брошенном на деревянную решетку пола куске брезента. С первого взгляда стало понятно, что мичман прав на все сто – дела Славкины были плохи. До сих пор Орехов считал, что выражение «кровавое месиво» уместно лишь в дешевых боевичках, написанных теми, кто и пальца-то порезанного в глаза никогда не видел. Но сейчас эти слова как раз точнее всего отображали увиденное спецназовцами.
– Я его вон с той трубы снял, – кивнул в сторону Троянов. – Они его типа распяли – руки к трубе прикрутили. И пытали. Я побоялся все общупать, но, по-моему, рука сломана, ребра… Лицо – сам видишь. Дышит вроде ровно, но черт знает, что там внутри – может, отбито все. Его срочно в госпиталь надо, иначе… В общем, сам понимаешь.
– Понимаю, – подполковник присел на корточки, из нарукавного кармана достал узенькую коробочку, из которой извлек разовый шприц и ловко воткнул иглу в бедро раненого. – Вот ему промедол пока – сейчас полегчает малость и мы его на воздух вытащим, а потом… Как думаешь, он нас слышит, нет? В сознании или в облаках плавает?
– Сс-слышу… Я с-слышу, – Скат попытался открыть заплывшие от темных, сине-багровых гематом глаза, и даже на губах дрогнуло что-то похожее на слабую улыбку. – Они про ящики все допытывались… Но я… ничего. Вот хрен им…
– Ладно, герой, молчи уж! Потом все расскажешь, – грубо оборвал капитана Орехов и скомандовал мичману: – Давай-ка, за брезент с той стороны берись! Так, тихонько, а теперь к трапу идем…
При ярком свете Скат выглядел, пожалуй, ничуть не лучше – скорее наоборот.
– В общем, так… – Орехов торопливо закурил и, поглядывая то на близкий берег, то на судно, якобы арестованное пограничниками и на котором, по словам кубинца, могли дрыхнуть капитан и моторист. – Я на наш крейсер наведаюсь. Попробую связаться с моим пареньком из консульства – Каткова надо срочно переправить туда, и пусть они врачей вызывают. А ты пока за пленными присматривай. И сразу предупреждаю, товарищ старший мичман: чтобы мне ни одного трупа не было! В морду дать, если уж так невтерпеж и душа просит, – дай, но без летальных, как говорится, исходов. Приказ понятен? Не слышу!
– Да понятен, товарищ подполковник, – хмуро отмахнулся Троянов, – что я, совсем тупой?
На судне, куда с помощью своей лодчонки перебрался Орехов, все оказалось в точности так, как и предположил капитан кубинского пограничного катера. Едва подполковник вошел в помещение ходовой рубки, в нос шибануло такое густое амбре, состоявшее из сложной смеси запаха пота, табачного и винного перегара, что спецназовец на миг задохнулся. Минутой позже, окинув взором капитана и моториста, состояние которых, пожалуй, наиболее точно описывали старые русские выражения «нажраться в дрова» и «в хлам пьяные», Орехов одобрительно покивал и пробормотал себе под нос:
– И кто-то еще про русское пьянство вякает! Видели б они этих мореманов…
К счастью, вся аппаратура оказалась на месте и в исправном состоянии. Подполковник, после недолгих колебаний плюнув на все соображения секретности, быстро связался с российским консульством в Сантьяго-де-Куба и в нескольких словах обрисовал ситуацию. На том конце цепочки из радиоволн выслушали внимательно, некоторое время как-то недовольно помолчали, но потом все же согласились помочь и пообещали врачебную помощь. Невидимый сотрудник консульства разговаривал довольно сухо, но Орехову на проблемы и амбиции чиновника было решительно наплевать, о чем он, отбросив всякий политес, заявил открытым текстом:
– Я понимаю, уважаемый, что это несколько не по правилам, но мне по барабану, удобно это для вас или нет! Часа через полтора я приеду. И честно предупреждаю: если врача на месте не окажется, я всю вашу контору по кирпичику разнесу! Все, отбой связи, ждите!
Следующим пунктом программы должен был стать звонок капитана сторожевика своему начальству. Подполковник Орехов прикинул, что было бы неплохо ткнуть кубинцу ствол в затылок и очень вежливо предложить упросить своих командиров позволить ему некоторое время не возвращаться на базу. Начальство, естественно, поинтересуется причиной – на это кубинец скажет, к примеру, что он начинает преследование судна-нарушителя и какое-то время не сможет выходить на связь. По-любому, прикидывал Орехов, нужно что-то придумать, дабы кубинские погранцы не встревожились и не наслали сюда вертолеты и роту спецназа. Война с «революционной армией Кубы» сейчас ни к чему – других забот хватает…
Старый пикап пригодился еще раз – не зря Орехов без сожаления заплатил за него приличную, по кубинским меркам, сумму. Оставив все «хозяйство» на Троянова и Томпсона, подполковник кое-как пристроил бесчувственное тело Каткова в кузове мини-грузовичка и, выжимая из дребезжащего и подвывающего двигателя все, на что тот еще был способен, рванул по направлению к Сантьяго-де-Куба. План был прост: поскольку на ржавом «пепелаце» в город заявляться было крайне нежелательно, Орехов хотел сначала доехать до старого знакомого Рамиреса, а уж затем на грузовике кубинца доставить раненого капитана в консульство, где их должен был ждать врач. Правда, когда пикап с грунтовки вырулил на более приличную дорогу, подполковнику пришла в голову смутившая его мысль: а вдруг Рамиреса попросту дома не окажется? Может быть, водила в очередной рейс ушел – и что тогда? А время дорого – кто знает, действительно, какие там у Ската внутренние повреждения есть…
Троянов и Томпсон в целях облегчения задачи по охране пленных перевезли не вязавших лыка капитана и моториста на катер к кубинцам. Не обращая внимания на легкий ропот недовольства, и пьяниц, и пограничников загнали в маленький трюм в носовой части. Несмотря на открытый люк, в трюме было неимоверно душно и жарко. Но удобства бытия и уж тем более комфорт для «объектов охраны» мичман создавать и не собирался. Сейчас его интересовало другое. Тритон спрыгнул в трюм и, почесывая висок реквизированным у пограничников пистолетом, обвел пленников долгим тяжелым взглядом.
– Значит, так, голуби вы мои… Здесь душновато – если я начну каждого из вас бить и допрашивать, я много времени затрачу и вспотею. А я этого не люблю. Давайте так договоримся: вы мне сообщаете имя человека, который бил моего друга. Если кто между делом разок стукнул – он для меня не интересен. Мне нужен тот, кто бил его всерьез. Минута вам на воспоминания. Через минуту я уйду. Закрою наглухо люк. Найду рукав от пожарного брандспойта и подведу сюда один конец, а второй пристрою к выхлопным патрубкам движка. Потом двигатель запущу. Через час мотор заглушу и люк открою. Но вам свежий воздух уже не понадобится… Надеюсь, компаньеро, я все внятно объяснил. Итак, минута пошла…
Ровно через сорок секунд кубинцы назвали имя. Троянов небрежно засунул за пояс пистолет и, нехорошо темнея лицом, поудобнее перехватил заранее приготовленную монтировку.
…Сначала Орехов хотел было присмотреть на трассе более приличный агрегат, остановить его и упросить водителя доставить раненого до места назначения. Добром договориться не получится – вытряхнуть хозяина из кабины и доехать самому. Хорошо бы, прикидывал подполковник, машину «Скорой помощи» встретить – или как тут они называются… Нет, не пойдет – с официальными больницами связываться не стоит.
Решение пришло, когда Орехов увидел на обочине стационарный пост дорожной полиции, рядом с которым стояли сразу два транспортных средства: старенький джип, в котором подполковник без труда узнал российский «УАЗ-469», и тяжелый мотоцикл без коляски. На сиденье мотоцикла бочком небрежно восседал молодой паренек с нашивками сержанта, курил и увлеченно пускал в нежно-синее небо аккуратные кольца дыма.
– Сержант, ко мне! – подполковник лихо подрулил к посту, подняв облако беловатой пыли, и подал команду, не глядя на полицейского – голосом, на который у любого человека в форме срабатывает только один рефлекс: вытянуться по стойке «смирно», а мгновением позже послушно бежать к начальству. Что кубинец и сделал с похвальной поспешностью. – Капитан Фернандес, пограничная стража! У меня раненый – ему нужна срочная помощь. Давай, сынок, быстро заводи свой драндулет и кратчайшей дорогой проводи меня до города!
– Слушаюсь, капитан! Только сейчас старшему доложу, что…
– Бегом, сержант! Докладывайте хоть самому дьяволу, только побыстрее – он кровью истекает!
Однако бежать пареньку никуда не пришлось, поскольку из будки появился привлеченный криками полицейский со знаками различия «суб-тениенте», что соответствует примерно младшему лейтенанту, и коротко распорядился:
– Давай-давай, пепе, поезжай – раз такое дело, надо помочь капитану!
Катить с сопровождением, которое подмигивает синими всполохами огней и заставляет других водителей вздрагивать и прижиматься к обочине, что по шоссе, что по городским улицам – милое дело. Мало того, что можно без опасений выжимать из машины все, на что способен ее двигатель, так еще можно и не бояться, что какой-нибудь лихой паренек не уступит дорогу и, что называется, со всей дури вмажет своим драндулетом в бок или в какую другую часть автомобиля.
Мотоциклист резво летел впереди, мигая фарами и подвывая сиреной, а Орехову оставалось лишь без устали нажимать на педаль акселератора и стараться не отставать от сержанта. Правда, полицейский, учитывая почтенный возраст сопровождаемого объекта, гнал не очень быстро и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы удостовериться, что ржавый ветеран исправно пыхтит сзади, а не помер от непосильной гонки.
Примерно за квартал от «места дислокации» российского консульства подполковник посигналил мотоциклисту фарами, предлагая остановиться, и, выскочив из машины, торопливо поблагодарил и объявил сержанту, что тот может быть свободен. Робкие попытки парня возразить и задать какие-то вопросы Орехов мгновенно пресек. Потом с чисто испанской горячностью поблагодарил за помощь, наплел что-то совершенно несуразное про замечательный госпиталь, который есть неподалеку, и приказал слегка оторопевшему полицейскому убираться. Сержант обиженно пожал плечами, козырнул и, оседлав своего стального мустанга, с ревом умчался…
«А зря, вообще-то, я на парня бочку катил, – покидая консульство, устало размышлял Орехов, раскуривая сигарету и прикидывая, как бы теперь без особых проблем вернуться в поселок, где сейчас хозяйничали Троянов и Томпсон. – Хороший мужик. Зануда, конечно, но и врача организовал, и все, что положено. За Славку теперь можно не опасаться – док сказал, что ничего такого уж страшного не произошло. Месяц поваляется, в гипсе да в повязках поотдыхает, а там, глядишь, и снова, как молодой жеребец, забегает… И ладно, гора с плеч! Эх, сейчас бы в душ, потом стакан добрый махануть, пожрать да спать завалиться – обрыдло все, сил уже нет…»
Сесть в машину, послушно отдыхавшую после непосильного забега, Орехов не успел, поскольку за спиной неожиданно прозвучало:
– Капитан Фернандес? Задержитесь, пожалуйста!
