18
Территориальные воды о. Сент-Люсия, август 2011 года
Не вчера сказано мудрыми, что человек с удивительной быстротой привыкает ко всему – даже к вещам, которые еще вчера казались ему совершенно невообразимыми. Чисто теоретически каждый из нас может попасть, например, в тюрьму или на больничную койку. И там через весьма короткий срок приходит понимание, что и за колючей проволокой, и в унылых палатах, пропитанных запахами лекарств, живут люди. Живут и даже умудряются находить в откровенно невеселом существовании какие-то приятные моменты. Кто-то радуется глотку чифиря и забористой папироске, кто-то – вечерней партии в шашки-шахматы с соседом.
Санитар привыкает к малопривлекательному виду мертвецов в морге, для солдата становится обыденностью окровавленный труп, оставшийся на поле боя. Принято считать, что первый убитый оставляет в душе солдата неизгладимый след. Может быть, и так, но на войне за первым следует второй, третий – и так до конца, до последнего выстрела. Или до тех пор, пока пуля достанется не врагу, а тебе. И в какой-то момент человек с автоматом в руках просто привыкает к тому, что, в конце концов, война – такая же работа, как и любая другая. Просто потяжелее, поопаснее и погрязнее, чем прочие. Да, война – это страшно, но и она является всего лишь частью жизни людей. Еще точнее – это другая жизнь, малознакомая обывателю, но слишком хорошо известная тем, у кого в руках оружие, а на плечах погоны.
Орехову, еще будучи молодым лейтенантом, как-то довелось выпивать с одним майором, к тому времени прошедшим Афганистан. Майор, мужик под сорок и в обычной жизни очень немногословный, в тот раз выпил чуть лишнего и сказал молодому взводному то, о чем знают все, но предпочитают об этом особо не разглагольствовать. И Орехов накрепко запомнил не очень-то связную, но, по сути, правильную речь матерого комбата.
«Лейтенант, слушай сюда! – толковал майор, покачивая граненым стаканом и варварски расплескивая водку. – Как там тебя? Сергей Викторович? Ну, до Викторыча тебе еще дорасти надо… Так вот, Серега, если отбросить в сторону все условности и идеологическую хрень, то солдат – это просто убийца, главная цель которого состоит в том, чтобы убить как можно больше врагов и самому при этом остаться целым и, по возможности, невредимым. Так вот, спецназовец – это, прежде всего, высококлассный убийца. Да, звучит жутковато, но войну выигрывает тот, кто лучше остальных сумел отобрать и подготовить армию классных, хладнокровных бойцов, способных быстро и умело уничтожать противника. Уничтожать, понял?! И упаси тебя Бог кого пожалеть! Был у меня случай – в Афгане еще… Не, долго рассказывать… Короче, пожалел я бачу одного сопливого – отпустил пацана. А он, сука, тут же на нас своих бородатеньких навел. Мы тогда пятерых потеряли. Я, я потерял! Ты знаешь, что это такое – матери бойца, которого ты не уберег, в глаза смотреть? Еще не знаешь… А мне пришлось. И тогда я зарок дал – никогда и никого! Пожалеешь одного – десятерых потеряешь! Так что запомни: хочешь выжить – стреляй, а уж потом думай, стоило ли…»
Тогда Орехову казалось, что кое в чем майор все-таки не прав, но со временем пришел к выводу, что седина опыта всегда мудрее юных кудрей, теряя которые человек расстается и с многими глупыми иллюзиями. Жизнь показала, что кругом прав был комбат…
Более того, Сергею за время службы и нескольких командировок доводилось видеть и такие ситуации, когда командир вынужден был решать еще более неприятные задачи, чем уничтожение случайного свидетеля, от которого могла исходить опасность засветить и погубить разведгруппу. Что делать, если группа нашумела больше положенного и за ней гонится враг – причем с самыми серьезными намерениями? Естественно, уходить и как можно быстрее. Но, положим, вражеская пуля серьезно ранила бойца и он автоматически становится тяжелой гирей на ногах остальных. Что делать? Решение принимает командир: действовать по старому правилу, что велит «самому погибать, а товарища выручать», или… Потащишь заведомо обреченного – погубишь всех. Да, спецназ своих не бросает, но есть и там свои, особые законы. Если ты ранен и не можешь идти дальше… Оставайся и прикрывай товарищей… Так что видел Орехов и такое, о чем ни вспоминать, ни думать вовсе не хотелось.
В жизни каждого солдата, делающего на войне свою работу, наступает момент, когда убитый враг уже не приходит во снах. Ведь на войне точный выстрел снайпера – это… просто работа.
Подполковник проделал свою работу блестяще – спас товарищей от пуль Егорова и Боцмана. И по поводу преждевременной гибели господина профессора и его подручного не испытывал каких-либо особых сожалений.
«Нечего было считать себя умнее всех и пистолетами размахивать – вредно это бывает для жизни и здоровья, – холодно подумал Орехов во время «морских похорон» двух брезентовых свертков с телами убитых. – Как сказал товарищ Саша Невский, наблюдая за рыцарями, пускавшими прощальные пузыри в черной воде Чудского озера: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Так что извиняйте и спите спокойно, дорогие товарищи враги…»
С капитаном никаких проблем не возникло – покладистый толстячок молча и внимательно выслушал пространные пояснения Орехова о том, что «джентльмены крепко выпили, повздорили, подрались и совершенно случайно поубивали друг друга», глубокомысленно кивнул и с достоинством удалился в свою каюту.
Подполковник поначалу решил было, что морской волк не очень-то понял, что произошло на его судне, но потом сообразил-таки, что капитану плевать на то, что кто-то там кого-то пырнул ножом. Дело-то житейское, как любил говорить товарищ Карлсон. Для пузатого морехода гораздо важнее было то, что арендаторы аккуратно платили и за суденышко, и за работу. Второму уцелевшему на кораблике товарищу – мотористу – и вовсе ничего объяснять не пришлось. Механик, до неправдоподобия перемазанный в мазуте и прочих горюче-смазочных материалах дохленький мужичонка неопределенного возраста, кроме своего мотора, казалось, вообще ничего не видел, не понимал, да и не желал замечать. Или умело делал вид, что не замечает.
В том, что капитану все же свойственно что-то человеческое, Орехов убедился очень быстро. Как только подполковник попытался намекнуть толстяку на то, что совсем не обязательно, согласно строгой морской традиции, заносить в судовой журнал все подробности происшествия, тот для начала сердито засопел и насупил брови.
– Капитан, мы же умные и взрослые люди! – терпеливо и настойчиво убеждал Орехов первого после Нептуна, невольно вспоминая, как Ося Бендер уговаривал Эллочку Щукину расстаться с заветным стулом. – Вам нужны неприятности с полицией? Ясное дело, что нет. И нам, поверьте, они ни к чему! Зачем расписывать драку этих сумасшедших, порезавших друг друга? Ведь можно обойтись парой слов о несчастном случае, не так ли?
– Можно, – капитан прищурил правый глаз и, многозначительно вздыхая, подхватил со столика карандаш и накорябал на бумажной салфетке цифирку с нолями, после чего подвинул бумажку в сторону Орехова.
Подполковник увидел заявленную сумму в десять тысяч долларов, укоризненно покачал головой и, слегка улыбаясь, небрежно перечеркнул один ноль. Толстяк снова засопел и после недолгих раздумий исправил единицу на пятерку. Сергей в ответ несколькими штрихами изобразил чаши весов, на одной из которых вновь красовалась единица с тремя нолями, а на второй – комбинация из пальцев, в просторечии именуемая «кукиш». Капитан довольно долго всматривался в недвусмысленный рисунок, вздыхал, но, как и следовало ожидать, здравый смысл победил – старый морской волк обреченно кивнул и под рисунком написал «ОК».
– Вот и чудненько, парниша! – Орехов достал сигареты и со вкусом закурил. Встал и, уже выходя из каюты, без малейшей угрозы в голосе, с улыбкой посоветовал: – Уважаемый, я очень надеюсь, что свои обещания вы выполнять умеете и слово свое держите. А то наш покойный профессор, как выяснилось, слово держать не мог, и сами видите, как печально для него все закончилось. Нет-нет, я не угрожаю, а всего лишь взываю к вашему здравому смыслу. Так «хо-хо»? В смысле – о-кей?
– О-кей! – капитан в очередной раз тяжело вздохнул, извлек из необъятного кармана старого, изрядно потрепанного ветрами и временем кителя трубку и начал сосредоточенно раскуривать свой атрибут настоящего моряка. Выпустив клуб-другой пахучего дымка, мужчина озабоченно сообщил: – Сэр, мы тут радио получили – береговые службы погоды предупреждают, что в нашем районе ожидается шторм. Возможен и тайфун. Какой будет приказ? Ведь теперь, как я понимаю, полновластным боссом на судне стали вы?
– Можно и так сказать, дорогой мой капитан, – покладисто согласился «босс», но тут же, соблюдая политес, добавил: – Однако вынужден признать, что в сугубо морских делах я мало понимаю. Если быть точным, то вообще не понимаю ни черта! Так что, капитан, считайте, что я даю вам «добро» на все необходимые в подобных случаях действия. Я и мои друзья всецело доверяем вашему профессионализму. В свою очередь и вы можете на нас рассчитывать – мы ведь одна команда, не так ли?
– Так точно, босс, – капитан заметно повеселел, выпустил огромное облако дыма и поднялся, явно намереваясь приступить к исполнению своих прямых обязанностей. – Будем надеяться, что мы успеем убраться подальше отсюда и пересидим шторм в какой-нибудь тихой бухточке. Тут неподалеку есть несколько островов. Только бы успеть! Да хранит нас Дева Мария…
До спасительных островов, упомянутых капитаном, суденышко добраться так и не успело. Сначала над притихшим и как-то не по-хорошему потемневшим морем вдруг повисла тишина – настолько непривычная, что Орехову показалось, что он слышит легкий звон в ушах. Правда, уже через несколько минут тишину прогнал первый порыв ветра – вероятно, это был разведчик… или недобрый вестник – и мертвый штиль с неправдоподобной быстротой сменился самым настоящим штормом…
Подполковнику случалось бывать на разных морях, но серьезного шторма ему до сих пор видеть не приходилось. Это было действительно сильное зрелище! Мощные порывы ветра гнали не менее могучие волны, вздымая целые облака брызг и перемешивая море с небом так, что казалось, судно болтается внутри громадного шара, наполненного соленой водой, ветром и злобно-темным небом. Сергей смотрел в окошко задраенного иллюминатора на ревущие и рвущиеся в клочки волны, представлял, как они треплют их небольшой кораблик, и на память приходило только одно избитое сравнение со «щепкой в бушующем океане». Когда пол каюты в очередной раз метнулся куда-то в сторону, пытаясь свалить подполковника с ног, он подумал, что традиции у моряков все-таки дурацкие. Моряком они считают того, кто экватор пересек, да еще и праздники по этому поводу устраивают! Подводники и вовсе стакан соленой забортной воды новичку наливают вместо водки. На самом деле, прикидывал бывший сухопутный спецназовец, а ныне морской пехотинец, настоящим моряком надо бы считать пережившего, воочию увидевшего сильный шторм – и это уж точно, без дураков!
Безумствам явно хлебнувшего лишнего Посейдона, казалось, не будет конца. Уже минут через двадцать Орехов почувствовал, что весь организм его решительно протестует, требуя немедленно прекратить болтанку, и даже в душу начинает помаленьку пробираться почти мистический ужас перед одуревшей, сорвавшейся с цепи стихией. Ну, мысленно поправился подполковник, если и не ужас, то уважение к озверевшему морю-окияну точно. Именно в центре такой развеселой пляски ветров и волн человек, наверное, как нигде остро чувствует свою малость и откровенную беспомощность. Ты даже не мелкая рыбешка, не пресловутая щепка, а просто… так, крохотная капелька водяной пыли – практически ничто…
Шторм притих почти так же быстро и неожиданно, как и начался. И только немного изменившийся цвет воды за бортом, ошметки белой пены да прохладная свежесть с острым солоновато-пряным привкусом напоминали о том, что какой-то десяток минут на этих синих просторах морские бесы отплясывали лихие самбы-румбы…
– Да пропади она пропадом, такая «служба морская»! – Орехов нетвердой походкой подошел к фальшборту и начал закуривать неизменную «примину» из красной пачки. – Примерно такой же кошмар и чувство беспомощности я однажды в детстве испытал, когда меня здоровенный пес трепал! Еще б чуть-чуть – и штанам могла неприятность угрожать. Нет, ребята, надо было мне в танкисты идти: сидишь себе в уютном танке, он рокочет-едет, а ты дремлешь… Сухо, красота! Так нет же, в морпехи подался, старый дурак! Но зато теперь я знаю, что такое настоящий шторм!
– Шторм? – Катков облокотился на борт и оценивающе посмотрел на очистившееся от темных туч небо. Сплюнул в воду и пренебрежительно пояснил: – Да нет, Викторович, до настоящего шторма чуток, думаю, недотянули – так, баллов на восемь, не больше. А капитан и моторист – молодцы, дело свое туго знают! Эта черепка ржавая так отгребала в сторону, что любо-дорого было смотреть!
– Восемь? – с сомнением покосился на Ската Орехов. – Да хоть два – мне хватило! Я в Одессе никогда не бывал, но, думаю, у тети Софы таких волн в кастрюле с борщом вы не увидите…
– Господа старые мореходы, – к друзьям с биноклем в руках вразвалочку подошел Троянов и, показывая пальцем куда-то за спину, доложил: – Я, конечно, дико извиняюсь за борщ тети Софы, но там, по-моему, человек за бортом…
