41

Специальная подъемная система «Фишхук» от американского «Ниппера» принципиально не отличается: те же понтоны, заполняемые сжатым воздухом, те же тросы, только все это помощнее и числом поболее, чтобы можно было даже затонувшие корабли небольшого тоннажа поднимать. Плюс еще две мощные лебедки на борту самой баржи: их тросы могут передать на затонувший объект угловое усилие, если баржа отойдет чуть в сторону. Но суть подводных работ от этого не меняется: под объект необходимо завести тросы и надежно закрепить их.

Полундра даже не успел перемолвиться словом со своим другом, капитаном Мезенцевым. Он сразу же включился в работу. У Павлова открылось второе дыхание: он не чувствовал усталости, даже раненая рука не напоминала о себе. Близость цели подхлестывала Сергея.

В третий раз за последние двое суток «Нерпа» спустилась к устью подводной расщелины. Сейчас там было людно: не менее шести водолазов при свете ручных фонарей заканчивали оплетку спутника тросами «Фишхука». Еще чуть-чуть, и спутник окажется как бы в громадной сетке-авоське, к ручкам которой закрепят тросы понтонов.

Павлов поставил «Нерпу» на автопилот носом в расщелину, включил прожектор и выскользнул из пилотской капсулы. Он хотел своими глазами посмотреть, как идут дела с застроповкой спутника. Мерно шевеля ластами, Полундра подплыл к устью расщелины.

«Однако неплохо же я постарался! – довольно подумал Сергей, увидев около устья здоровущую кучу каменного крошева и осколков покрупнее. – Это моя вторая торпеда… А им, беднягам, пришлось весь мусор подбирать и вытаскивать сюда, в эту славную кучку».

В расщелину Полундра спускался впервые, в те разы ему помешали. Спутник, ради которого он так рисковал и отдал столько сил, Павлов также увидел в первый раз. Расщелина, расширяющаяся в небольшую подводную пещеру, была залита ярким светом прожектора «Нерпы», свет отражался от металлического шара, около которого копошились двое: «морской котик» и норвежский водолаз с баржи.

«Ну, прямо международное сотрудничество в действии, – весело подумал Сергей, вежливо отодвигая "котика" и показывая ему интернациональный знак подводников "Прими в сторону. Разреши посмотреть". – Что они тут навертели, а?»

«Морской котик», которого предупредили, что русский подводник больше им не враг, послушно отплыл чуть вправо. Полундра опустился к сплетенной из полудюймового стального троса «авоське».

«Хорошо застропили, – решил Павлов, внимательно осмотрев опутанный тросами спутник. – А это что еще такое?!»

Дело в том, что, подняв взгляд чуть выше, туда, где вскоре натянутся тросы понтонов, прикрепленные к ручкам стальной «авоськи», Полундра заметил очень неприятную вещь, на которую никто до него не обратил внимания!

«Раньше чем через полчаса они не управятся, – прикинул Сергей. – Надо всплывать и объяснить ситуацию. Кажется, я даже знаю, что делать!»

Оставив «Нерпу» у борта, Полундра поднялся на палубу «Арктура».

– Капитоныч! – подозвал он Мезенцева. – Знал бы ты, как я рад снова тебя увидеть! Но лирика позже, когда достанем. Вызывай норвежского капитана на «Арктур». Да, сразу передай, пусть пока не начинают продувку понтонов, только тросы порвут. Их кэп по-английски понимает? Это хорошо, а то я в норвежском ни бум-бум.

…В ожидании норвежца Полундра успел набросать на листе бумаги простенькую схемку и теперь объяснял Мезенцеву и Гексену ее смысл.

– К «ручкам» сплетенной из тросов сетки, в которой лежит спутник, крепятся еще шесть тросов, – четыре от понтонов и по одному от каждой лебедки, так? Теперь посмотрите: вот тут, почти над сеткой, острый выступ с режущим краем. Скол свежий совсем. Да, Капитоныч, это я постарался. Тросы понтонов передают усилие по нормали к плоскости поверхности воды, под прямым углом к ней. Тросы от лебедок могут дать с нормалью небольшой угол. Если баржа сместится на сто метров, то около десяти градусов при такой глубине. Больше не получится, капитан Гексен? Я так и думал. Смотрите сами: этого мало! Один, а скорее два троса из шести будут перерезаны выступом. Причем это произойдет с одной стороны. Тяга вашего «Фишхука» станет асимметричной, сетка перевернется, и спутник из нее выпадет. Можно начинать все сначала.

Два капитана – русский и норвежец – внимательно изучали схему. Да, Павлов прав. Перевернется «авоська»!

– А если тросом зашить сетку сверху? – предложил норвежец. – Пусть тогда переворачивается, спутник не выпадет.

– Я думал об этом, – возразил Павлов. – Это первое, что пришло мне в голову. Не поможет! Асимметрия тяги останется – начнется «маятник», и уцелевшие тросы, которые будут испытывать колоссальное динамическое напряжение, тоже порвутся. Упадет спутник в оплетке на прежнее место, только и всего. Это не выход.

– Усилие на спутник нужно подать под очень большим углом к нормали, – задумчиво сказал Мезенцев, – почти параллельно плоскости воды. И одновременно дать тягу на лебедки, а понтоны не трогать совсем. Тогда выступ не страшен, тросы пройдут рядом с ним. Гексен, вы согласны?

– Толку-то с того, что согласен, – проворчал норвежец. – Да, это выход. Но… Как это сделать? Я не представляю.

– А «Нерпа» на что? – усмехнулся Сергей. – Я спускаюсь на «Нерпе» в расщелину, цепляю манипулятором сетку за бок и тяну. А вы по моему радиосигналу включаете лебедки. Только действовать надо синхронно, с точностью до секунды. Поторопитесь на несколько секунд – порвете тросы.

– Сережа, это безумный риск, – сказал побледневший Мезенцев по-русски.

– А если они не поторопятся, а опоздают на несколько секунд? Ведь тогда… Ты сам понимаешь, на что идешь?

– Тогда, Капитоныч, мне конец, – тоже на русском ответил Полундра и широко улыбнулся. – Но когда это североморцы боялись риска? Я на тебя надеюсь, ты проследишь.

…И вот благодаря остроумной и рискованной идее Павлова эпопея с подъемом закончена. Извлеченный со дна Гренландского моря металлический шар, чуть помятый, в пятнах окалины после разогрева в атмосфере, лежал на палубе норвежской баржи. Вокруг спутника собралась целая толпа: оба капитана, члены международной комиссии, русские, норвежцы, американцы… Уставший Полундра стоял чуть в стороне – спутник надоел ему хуже горькой редьки, смотреть на него не хотелось.

– Помилуйте, что это такое?! – В голосе американского «эколога» слышалось глубочайшее разочарование, чуть ли не детская обида. – Да ведь это… Да это же устаревшая модель образца 1975 года! Бог мой! Столько усилий ради металлолома…

– Наш спутник, – с нескрываемым удовольствием сказал Сорокин. – Какой хотим, такой и запускаем. Подтвердите, что в нем нет ничего опасного, и дело с концом! Вы же тут главный, гм-м… эколог, я не ошибаюсь?

– Опасного? – переспросил американец с таким выражением лица, будто он очень долго лизал медную дверную ручку. – Нет там ничего опасного, можете забирать свое барахло!

Все члены комиссии как-то сразу потеряли интерес к происходящему: ни угрозы, ни хоть малейшего интереса такое унылое старье ни для кого не представляло. Разве что в музей его сдать.

Контр-адмирал Сорокин подошел к Павлову, стоящему у борта норвежской баржи:

– Здравствуй, Сергей. Это здорово, что ты остался жив!

Вид у Павлова был ничуть не менее ошеломленный и подавленный, чем у американского «эколога», – Полундра умел соображать очень быстро!

– Здравствуйте, Петр Николаевич, – голос североморца стал каким-то тусклым, совершенно лишенным выражения. – Как же так? Выходит, я зря рисковал? Зря лез морскому черту в пасть? Зря нарушал приказ? Но ведь утверждалось, что спутник новейший, последняя модель!

– Нет. Ты защищал интересы Родины, – веско сказал Сорокин. – Тебе, только тебе, я объясню все. Эта операция была задумана на уровне Генштаба и высшего руководства ГРУ. Кем-то очень, очень умным. Меня и генерала Шаховского тоже поначалу использовали втемную. Да, даже меня, ты не ослышался. Когда произошел сбой носителя, оба мы были уверены, что произошла настоящая катастрофа. Когда «Арктур» выходил в рейс – то же самое. И только полтора дня назад, почти перед самым моим вылетом сюда, нас с генералом посвятили в детали замысла. Кто? Это неважно, Сергей.

Полундра слушал Сорокина, открыв рот. Это на каком же уровне подготовили операцию, чтобы использовать «втемную», пусть и не до самого конца, начальника оперативного управления штаба Северного флота?!

– Устаревший спутник был запущен и затоплен специально, – продолжал Сорокин, – а все неполадки на космодроме тщательно спланированы, хоть мы с Шаховским тогда и предположить такого не могли. Умеют работать ребятки из ГРУ.

– А цель всего этого? – жадно спросил Полундра.

– Цель? Цель была такова: отследить, засечь все действия американцев. В результате янки засветились по полной, раскрыли схему взаимодействия станций слежения и подводных лодок, задействовали секретные радары, смонтированные на Шпицбергене, но предназначенные лишь для использования в критических ситуациях. Благодаря нашей операции у американцев практически не осталось перед нами секретов в этом районе. Вот так, Полундра, а ты говоришь «зря!».

Контр-адмирал перевел дух, похлопал Павлова по плечу.

– Это еще не все! Мы получили побочный, но важный результат: вычислили одну сволочь, купленную ЦРУ. Тебе скажу, потому что он тебе немало крови попортил, да еще и оклеветать пытался. Что, догадался сам? Верно догадался – это Тиняков. Он, мразь такая, получит по заслугам, скрыться ему не удалось. И еще один момент: американцы обгадились в истории с потопленным гринписовским катером по самое не могу. Мне по-человечески очень жаль погибших экологов, но наша совесть чиста, не мы организовали это кровавое безобразие. Зато, по крайней мере на некоторое время, янкесам в Норвегии станет очень неуютно, что объективно – нам на пользу. Словом, как ни посмотри, а мы молодцы. Ты – в особенности.

– Значит, я, – Полундра сглотнул слюну, – сделал все правильно?

– Ты все сделал правильно. Я горжусь тобой! Если бы не ты… – Сорокин не закончил фразу, лишь головой покачал.

– Петр Николаевич, – Павлов поднял взгляд на контр-адмирала, – скажите, только честно: вы хоть на секунду поверили в то, что я предатель?

– Ни на секунду, – твердо ответил Сорокин. – Даю тебе слово чести…