29
В дверь каюты Саймона Вудмена постучали. Разведчик встал из-за стола и шагнул к двери.
– Входите!
Дверь открылась, и на пороге появился Бернард Гастингс.
– Саймон, ты хотел поучаствовать в разговоре с итальянкой. Пойдем.
– Она уже пришла в себя?
– Да, мне только что сообщили. Ну, идешь или нет?
– Иду, – кивнул Вудмен. Он не собирался отдавать всю славу от проведения удачной операции Гастингсу и его конторе. Флотская разведка тоже кое на что способна!
Франческа Вилонелли в самом деле уже пришла в себя. Когда в отведенную ей каюту, служившую чем-то вроде палаты для больных, вошли американцы, она сидела на койке с задумчивым лицом.
– Здравствуйте, Франческа! – сказал Гастингс.
На этот раз он говорил вежливо, без издевки. У него в голове уже созрел план, как можно еще раз использовать итальянку против русских. Но для этого нужно было ее хорошее отношение к нему. Конечно, после истории с батискафом и шантажом добиться этого нелегко, но все-таки возможно. Ведь они ей жизнь спасли, в конце концов! Нужно только поточнее выяснить, что она видела. Для этого Гастингс сюда и явился.
– Здравствуйте, господа, – лицо итальянки было спокойным. Нет особой радости, но и злости тоже нет.
– Если вы не возражаете, мы хотели бы с вами поговорить.
– Конечно, джентльмены.
– Скажите, Франческа, как вы оказались в том бедственном положении, в котором мы вас обнаружили. Я знаю, что ваш корабль погиб, но вы ведь были в гидрокостюме, значит, покинули его до катастрофы.
– Да, – кивнула девушка. – Видите ли, у нас случилась поломка. И течение несло нас как раз к русским. Они связались с нами по радио и стали требовать, чтобы мы сменили курс. Но мы не могли ничего сделать! Двигатель не работал, а что с ним случилось, разобраться никак не получалось. Мы сообщили об этом русским. Тогда они стали угрожать, что примут какие-то меры. Да, теперь я понимаю, какие именно. Русские уже спустили катер и отправили его к нам, капитан боялся, что нас арестуют. В общем, нужно было срочно исправить неполадку. Капитан сказал, что, возможно, дело в том, что на винт намоталась какая-нибудь сеть. Нужно было проверить, так это или нет. И если так, то разрезать ее. А из всех, кто находился на борту, у меня самый большой опыт подводных работ. Так что я надела гидрокостюм и спустилась под воду.
– И что, нашли вы сеть? – спросил Вудмен.
– Нет, – покачала головой девушка. – Я осмотрела винт, он был свободен. Потом решила на всякий случай проверить всю подводную часть судна. Я как раз заканчивала осмотр, когда весь корабль вдруг содрогнулся, – девушка тяжело вздохнула. – До сих пор жутко вспоминать… Сначала я ничего не поняла, решила, что просто удалось двигатель запустить. Обрадовалась и выплыла из-под дна корабля. Да, если бы я этого не сделала, то, наверное, погибла бы.
– А потом? Что вы потом сделали? И что видели?
– Я всплыла на поверхность. Я работала на небольшой глубине, так что подъем занял у меня совсем мало времени. Даже кессонной болезни можно было не опасаться. Но когда я поднялась… – девушка замолчала и поежилась, как будто ей было холодно.
– Ну? – нетерпеливо спросил Гастингс. – Что вы увидели?
– Увидела, что мой корабль идет ко дну. В борту была огромная пробоина, туда хлестала вода. Я поняла, что русские выполнили свою угрозу.
– То есть вы сами не видели, как они стреляли? – уточнил Вудмен.
– Нет. Но ведь больше-то это сделать было некому!
– Да, вы правы, – кивнул разведчик, обменявшись быстрым взглядом с Гастингсом. – Продолжайте. Что было дальше?
– Дальше… Я совсем от страха голову потеряла. А может быть, и не потеряла, это как посмотреть. В общем, я видела, что корабль идет ко дну. И решила, что сейчас русские перебьют всех, кто остался в живых, чтобы свидетелей их преступления не было. И я снова нырнула. Ушла под воду метров на двадцать и поплыла в сторону. Знаете, теперь я понимаю, что, может быть, это было глупо. Сейчас все-таки не средние века, чтобы так просто убить столько людей. Но тогда я совершенно не соображала. Скажите, что русские сделали с теми, кто уцелел? И вообще – уцелел хоть кто-нибудь?
– Мне кажется, ваш поступок был не такой уж и глупостью, – сказал Гастингс. – Сейчас, конечно, не средние века, но ведь эти русские – они сущие дикари. Их цивилизованность – это миф. Все эти их космические успехи, наука – это только тонкий налет европейской культуры на грязной азиатской стране. Без свидетелей русские способны сколько угодно людей убить. Но вашим соотечественникам повезло. Поблизости оказались йеменские сторожевики. Они вовремя успели к месту трагедии, в их присутствии, разумеется, русские не осмелились избавляться от свидетелей. Наоборот, им пришлось заняться спасением тех, кто выжил. В итоге погибло всего человек десять, точнее не помню, извините. Имен тоже не помню, но они уже все известны, узнаете, когда мы высадим вас на берег. Надеюсь, на суде, который обязательно вскоре состоится, вы выступите свидетельницей обвинения против этих русских варваров.
– Конечно, – кивнула Франческа. В глазах у нее сверкнули злые огоньки, но американец, разумеется, отнес их на счет русских. – Знаете, теперь я поняла, как я глупо себя вела там, на берегу, в гостинице. Мне казалось, что вы действуете подло. Но теперь я понимаю – против русских все средства хороши. Они как опасные хищные звери!
– Хорошо, что вы это поняли, Франческа, – покровительственно сказал Гастингс. – Теперь вы лучше поймете, какую благородную функцию выполняют Соединенные Штаты Америки. Мы защищаем весь цивилизованный мир от русской опасности. Да и от китайской, пожалуй, тоже. И от арабской! Я уже не говорю о международном терроризме.
«От всех опасностей, одним словом, – язвительно подумала Франческа. – От вас бы только кто защитил!» Но вслух, разумеется, она этого не сказала, да и на лице ее эти мысли никак не отразились.
– Мне не совсем понятно одно, Франческа, – вступил в разговор Вудмен, на которого излияния девушки в адрес русских произвели куда меньшее впечатление, поскольку сам он такого мнения не придерживался, в отличие от Гастингса. – Объясните, зачем вы вообще шли в зону проведения учений? Скажу честно – мы наблюдали за вашим кораблем и, когда увидели, каким курсом он следует, решили, что вы хотите нарушить наше соглашение и рассказать русским о том, что было между нами.
Итальянка опустила голову. На размышления у нее было не больше секунды, иначе американцы заподозрят неладное. Выдумывать убедительную причину было некогда. Впрочем, она знала, что бывают случаи, когда выгоднее не врать, а сказать чистую правду. Но не всю и с соответствующими комментариями.
– Вы правильно подумали, – не поднимая головы, сказала она. – Понимаете… Все-таки я женщина. Этот русский офицер произвел на меня впечатление. Да и он сам, по-моему, просто влюбился в меня! Представляете, после всего, что было, он даже шепнул мне, что не верит в мою причастность к провокации! То есть он думал, что меня тоже использовали без моего ведома и согласия. Такая наивность производит впечатление, правда? И вообще он казался таким чистым, открытым, мужественным. Мне было очень стыдно, что я так его подставила. Я просто места себе не находила. Поэтому и позвонила вам тогда, помните?
Гастингс кивнул.
– Ну, в итоге я не выдержала. Решила рассказать обо всем русским. И приказала капитану вести корабль к ним. Но потом сломался двигатель и начался весь этот кошмар. Тогда-то я и поняла, как сильно ошибалась.
– Что ж, лучше поздно, чем никогда, – хмыкнул Гастингс.
– Что теперь со мной будет? – спросила Франческа.
– Да ничего особенного, – пожал плечами Вудмен. – При первой же возможности мы передадим вас на ближайшее американское судно, и вас доставят на берег.
– Спасибо! – расцвела Франческа.
– Скажите, а вы уверены, что русский офицер вас ни в чем не подозревает? – спросил Вудмен.
– Совершенно уверена, – кивнула девушка. – Говорю же, он от меня без ума, считает невинной жертвой.
– Понятно. Ну что ж, синьора, мы вас оставляем. Как только будет возможность, пересадим на корабль. Думаю, это можно будет сделать уже сегодня, – сказал Вудмен.
Американцы вышли из каюты, прошли шагов десять по коридору, потом, не сговариваясь, остановились. Оба понимали, что нужно поговорить без посторонних ушей.
– Под водой она ничего не видела, – сказал Вудмен.
– Да, похоже на то, – кивнул Гастингс. – Значит, она для нас не опасна.
– Наоборот – полезна. Такой будет свидетель на суде!
– Но она ведь ничего не видела своими глазами. Таких свидетелей и так хватает.
– Мы с ней еще поговорим. И она скажет, что видела. Главное, она уверена в виновности русских. Убедим ее, что против них все средства хороши. Она уже и сама с этим согласна.
– А насчет того, что русский ее ни в чем не заподозрил, ты веришь? – спросил церэушник.
– Трудно сказать, – пожал плечами Вудмен. – Сначала не верил. Но теперь начинаю склоняться к тому, что она не ошибается. Сам посуди – ведь Павлов не разведчик. Он простой спецназовец, боевой пес. Вполне мог ничего и не понять. Тем более если в самом деле влюбился в Франческу. А это вполне возможно, девушка она эффектная.
– Да уж. Но если это так, то открывается простор для комбинаций.
– Именно так. И этот простор мы используем, – кивнул разведчик.
– У меня уже есть одна конкретная идея, – сказал Гастингс. – Что, если она поможет нам заставить русского делать то, что нам нужно? А то у Большого Сэма что-то пока неважно получается.
– Получится еще. Несгибаемых людей не бывает.
– Получится, конечно. Но когда? У нас не так уж много времени. Нужно использовать итальянку, раз уж она нам подвернулась.
– Хм… Да, наверное, ты прав. Сэм сказал, что русский – крепкий орешек. А как ты хочешь ее использовать?
– А как использовать красивую женщину, в которую влюблен мужчина, чтобы заставить его делать то, что надо? Неужели не понимаешь?
– Понимаю, – усмехнулся Вудмен. – Сам хотел это же предложить. Кстати, так мы заодно и проверим, в самом деле она согласна с нами сотрудничать или притворяется.
– Приятно работать с тобой, Саймон, – хмыкнул Гастингс. – С полуслова друг друга понимаем.
– А ты думал, что настоящие профессионалы только в ЦРУ работают?
– Честно говоря, да. Но теперь изменил свое мнение. Операция практически закончена, и ты принимал в ней участие не меньше меня.
В английском языке нет поговорки про неубитого медведя и его шкуру. Иначе, наверное, один из собеседников ее вспомнил бы. Хотя, может быть, и нет. Уязвимое место американцев – это в первую очередь их самоуверенность.