Глава 16

Командир экипажа вертолета, майор кубинской морской авиации, настороженно шел по коридорам сумрачного здания. Ему было явно не по себе. Серые своды потолков словно прижимали к земле, давили своей массой. Гулкий топот форменных ботинок коротким эхом терялся в многочисленных ответвлениях и нишах. Строение было старым, еще колониальных времен и больше всего напоминало ему средневековый замок. И хотя майор никогда не был в Европе, не считая, конечно, Советского Союза, где его обучали управлять вертушкой, он голову готов был дать на отсечение, что именно в таких вот постройках и обитают обычно привидения. По слухам, которым вполне можно было доверять, здесь бесследно сгинуло множество народа. По-настоящему сгинуло. Зашли — и больше уже никогда не выходили, и никто их потом не видел. И искать их было бесполезно, а зачастую и опасно.

Как человек военный, пилот хорошо знал, что разведка и контрразведка тесно переплетены между собой. Стоило ребятам, работающим в здешних мрачных кабинетах, зацепить кого-то на крючок и заподозрить в причастности к шпионажу, и можно было смело ставить на человеке крест. Брали его под белы рученьки хваткие парни, а о том, что дальше происходило, об этом к ночи лучше и не думать. Никто об этом не говорил вслух, но все догадывались, что где-то в подвалах есть даже особые камеры, в которых попавшие в переплет бедолаги мучительно расставались со своими секретами и с жизнью. И, конечно, существовали специально обученные люди, помогавшие узникам поскорее завершить этот процесс.

Загадочность этого здания и отсутствие достоверной информации многократно усиливали всенародный страх перед ним. Не прошли еще те времена, когда человек попадал на мушку спецслужб только за то, что перекинулся парой слов не с тем иностранцем, а то и просто по навету врагов и завистников. Кубинское государство существовало на полувоенной дисциплине и всемогущей цензуре. А самый простой способ установить дисциплину — держать население в постоянном страхе. И это кубинским спецам удавалось вполне.

Перебрав в голове все свои возможные проступки и грехи, за которые им могла заинтересоваться данная контора, пилот уже мысленно прощался с семьей. Просто так ведь сюда не вызывают. А тем более на беседу к самому генералу Дивьезу!

Обреченно шагая вслед за молчаливым офицером, он уже несколько раз доставал свой носовой платок и вытирал им пот, градом кативший по лицу. Наконец они подошли к приемной генерала. Провожатый пропустил его вперед и бесшумно удалился.

Сидевший в приемной юнец в военной форме высокомерно оглядел пришедшего пилота, который нерешительно топтался у входа с фуражкой в руках. Скривив полупрезрительно тонкие губы, юнец выдавил из себя, словно делая одолжение:

— Ожидайте здесь. Вас вызовут.

Майор с готовностью кивнул, сжимая в руках красиво изогнутую фуражку с кокардой.

В это самое время в кабинете у генерала Дивьеза сидели двое. Один из них, вальяжный и ухоженный, широкоплечий мужчина, с красивой сединой на висках, был одет, несмотря на жару, в строгий и дорогой костюм. Он представлял здесь Министерство иностранных дел Кубы. Дипломат нервно барабанил пальцами, украшенными перстнем, по деревянной столешнице. Видно было, что у него большие проблемы, и разрешение их — дело еще не скорое.

На втором посетителе генерала были точно такие же отглаженные шорты и форменная рубашка, как и у него самого. С той лишь разницей, что знаки отличия были поскромнее да награды пожиже. Это был коллега по конторе, отвечающий за связи с Россией. В противоположность своим собеседникам, этот кубинец пребывал в самом радужном расположении духа. Уж такого склада имел характер, как это ни раздражало порой его сослуживцев.

Сам Дивьез привычно восседал в своем излюбленном кресле. Дела шли паршиво, и если бы не второй завтрак, то еще неизвестно, в каком настроении был бы он сам. А вся проблема состояла в том, что с русским сухогрузом, перевозившим демонтированную станцию электронного слежения и прикрывавший ее зенитно-ракетный комплекс, не было связи. Принятое сообщение о том, что судно село на мель, внезапно прервалось на передаче координат. Больше русские на связь не выходили.

Молчал и Рамиро, хотя у него, наверное, просто нет возможности выйти в эфир, после того как они с лоцманом провернули операцию. Хорошо еще, если русские не прибили их в порыве чувств. Хотя Суарес — опытный парень, он бы такого не допустил. Генерал хорошо знал своего подчиненного и был уверен, что расправиться с Рамиро Суаресом не так-то просто.

Масла в огонь подлил внезапно примчавшийся нервный тип из кубинского МИДа, который теперь сидел в его кабинете и дергался от нетерпения. Русские постоянно запрашивают информацию о своем сухогрузе. Достали совсем.

В этом не было, конечно, ничего неожиданного. Было бы, напротив, странно, если бы они спокойно наблюдали со стороны. Но упрямцы из российского посольства наотрез отказались от предложения кубинской стороны эвакуировать весь экипаж с аварийного судна.

Проклятые сибирские медведи! Как бы они облегчили Дивьезу задачу, если бы согласились! У генерала ведь все уже продумано и готово. Русских увозят. К сухогрузу подходят специальные корабли, оборудованные такелажными механизмами. Кубинцы быстренько перетаскивают аппаратуру и комплекс ПВО, часть старых ракет оставляют. Затем саперы минируют сухогруз и разваливают его на мелкие кусочки. А Дивьез, устами дипломатов, разумеется, заявляет русским, что при попытке сдернуть судно с рифа их дерьмовые ракеты сдетонировали и разнесли все к такой-то матери.

Можно даже для вящей солидности запустить в прессу «утку» о семьях кубинских героев-спасателей, оставшихся без кормильцев, или о покалеченных моряках, пытавшихся спасти чужой корабль. Вот как все было бы сказочно хорошо, если бы не русское упрямство. Но ничего, генерал Дивьез умеет ждать!

— Надо продолжать тянуть время, — прервал его невеселые размышления коллега по службе. — И постоянно предлагать эвакуацию экипажа. Вода, как известно, камень точит.

— Вам легко говорить, — истерично засмеялся дипломат. — А мне приходится ужом извиваться и склеивать все так, чтобы русские ничего не заподозрили. У меня уже нет поводов для отказа в высылке буксиров! Русские не такие уж идиоты. Еще один отказ с моей стороны, и они не просто начнут подозревать нас во всех смертельных грехах, но и завалят демаршами.

Дивьез сверкнул глазами в его сторону.

— У вас что, совершенно иссякла фантазия?

— Энергетический кризис — горючего нет, очередной революционный праздник, забастовка буксировщиков, — тут же начал подсказывать военный разведчик. — Да мало ли еще почему.

Внезапно он хлопнул себя по лбу и вскочил, улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Какова была одна из главных причин, по которой мы не выпускали их из порта? Напомню, не напрягайтесь! Они ведь перевозят опасный груз! Взрывчатка, ракеты и прочая гремучая дребедень. Вот и сейчас надо сыграть на этом, мол, не рискнем вытаскивать судно с такой начинкой, пока на нем есть люди!

— А что, идея неплохая, — Дивьез задумчиво почесал гладкий, как колено, затылок. — Только уж очень подозрительно получается, больно мы на эвакуации настаиваем. Может, проще согласиться на их условия, а вместо буксира послать туда командос и перебить этих придурков? А дальше — по плану. Хороший взрыв — и никаких следов! И нырять в этом районе им не позволять.

— Тоже недурная мысль, — согласился его коллега, а дипломат со стоном схватился за голову. Генерал давно уже держал этот план как запасной. Только вот применить его, не посоветовавшись со своей правой рукой, он не решался. Хитрая бестия Суарес всегда все просчитывал на несколько ходов вперед. Ему можно было подавать самые безумные идеи, а он лучше любого компьютера прогнозировал, чем та или иная затея закончится. Прогнозам же других генерал не доверял ни капли. И именно по этой причине он счел разумным еще потянуть время якобы с целью выждать, а вдруг русские передумают. Об этом он и сообщил собравшимся.

— Хорошо, — властно заявил он, высоко задрав свой тройной подбородок. — Мы же не звери какие-нибудь, поэтому не будем лишать несчастных русских моряков последнего шанса на спасение. Предложим им еще раз убрать людей с судна. Чем черт не шутит, а вдруг они согласятся? А вот уж если опять откажут, сами тогда виноваты. Согласны?

Дипломат только развел руками: мол, не вам же, конечно, военным тупицам, вести переговоры с русским посольством, опять на мне вся грязная работа. Коллега же принял решение генерала с неизменно положительным настроением.

— На том и порешим!

Попрощавшись с Дивьезом, гости покинули генеральский кабинет, даже не взглянув на бледного летчика в приемной. Как только за ними захлопнулась дверь, секретарь опять скривил свою физиономию. Глядя сквозь взволнованного до предела майора, он нехотя процедил:

— Проходите! Генерал очень не любит, когда его заставляют ждать!

На негнущихся ногах пилот вошел в кабинет к высокому начальству и остановился у порога.

Он пятнадцать лет служил в морской авиации, а она всегда считалась элитой вооруженных сил! Не говоря уже о том, что летчики на Кубе вообще на вес золота. Причем почти в буквальном смысле. Ведь подготовка летного состава — чрезвычайно дорогое удовольствие. Но, стоя на пороге кабинета могущественного генерала, который одним жестом мог отправить его в свои застенки, он разом забыл про все свои заслуги и чувствовал себя новобранцем, только что приехавшим в полк.

Чуть не запнувшись от волнения на полуслове, он представился генералу, как того требовал устав, и стал мужественно ожидать своей участи. Страшный генерал пристально глядел на него из-за своего стола.

Дивьез уже слишком долго ничего не ел, общаясь со своими предыдущими гостями. Он начинал чувствовать голод, а когда он был голоден — это его раздражало. То, что он раздражен, заставляло его нервничать, а когда он нервничал, то страшно хотел есть. Этим он объяснял свой неуемный аппетит, который в данный момент как раз начинал разыгрываться. Тянуть время смысла он не видел. Жестом приказав пилоту сесть, он облокотился о стол, навалившись на него всей своей массой.

— Твоя задача, майор, провести разведку в районе крушения русского сухогруза, — начал он. — Меня особенно интересуют следующие пункты: крепко ли он застрял и не сумеет ли самостоятельно сняться с мели.

Поерзав на кресле, он вздохнул и продолжил:

— Заберешь оттуда нашего лоцмана и… его помощника, — он чуть было не ляпнул «моего помощника», но вовремя спохватился. Пилоту не обязательно много знать. Даже вредно. Дольше проживет. — Еще раз предложишь русским эвакуироваться с судна. Если согласятся — возьмешь по максимуму, сколько сможешь. Сразу докладываешь, чтобы вылетали за остальными. Твое командование в курсе… В любом случае доставляешь мне наших людей, уяснил? Выполняй.

С неописуемым облегчением летчик выскочил из кабинета. Он даже готов был расцеловать заносчивого секретаря, который, кстати сказать, в другой обстановке, может, и не отказался бы от такого предложения, учитывая хотя бы то, что он слишком часто посматривал на свое отражение в маленьком зеркальце, а в его столе лежали, кроме всего прочего, гигиеническая помада и тональный крем.

Теперь, когда майор стряхнул со своих широких плеч напряжение, как листву с осеннего дерева, он обратил внимание на чрезмерную для обыкновенного мужчины холеность секретаря. Усмехнувшись про себя, он подмигнул парнишке — в конце концов, у каждого свои недостатки, как говорится в одном известном фильме. Вырвавшись из мрачного здания, вертолетчик облегченно вздохнул, нацепил фуражку и решил, что обязательно напьется вдрызг, когда вернется с задания.