Глава 8
Ночь под Астраханью выдалась ясная и теплая. С неба, усыпанного звездами, рассматривала землю полная луна.
Берег одного из рукавов Волги вдавался вглубь, образуя тихую заводь. На берегу заводи, как раз напротив выхода на реку, стояло сооружение для хранения лодок – эллинг.
Он был сбит грубо, торопливой рукой. Строительным материалом послужили почерневшие просмоленные доски. Казалось, только браконьер мог поставить его в таком месте, больше никто.
Легкий ветер трепал ветви ив, вокруг не было ни души. Лишь пронзительные звуки цикад, певших на разные голоса в ночи, свидетельствовали, что здесь есть что-то живое. Медленное течение Волги подчеркивало покой, царивший вокруг.
Внутри эллинга кто-то находился. Сквозь небольшое окошко, выходившее к зарослям ивняка, пробивался свет. Свет был неяркий – внутри горели фонарик или свеча. Иногда окно застилала тень – человек внутри передвигался.
Издалека послышался звук мотора. На воде показалась небольшая надувная лодка с подвесным мотором. В лодке сидела Анжелика. На девушке был темно-зеленый прорезиненный плащ, который почти полностью скрывал ее в темноте.
Анжелика и была тем наблюдателем, следившим через бинокль за действиями у сухогруза. Сейчас она направлялась к отцу.
В дельте Волги заблудиться среди сотен рукавов, петляющих лабиринтами, несложно и днем – а про ночь и говорить нечего! Но девушка уверенно управляла лодкой, и можно было предположить, что она давно и хорошо знает здешние места.
Осторожность не покидала Анжелику и ночью. Время от времени она осматривала окрестности в бинокль.
Однажды уши Анжелики уловили шум чужого мотора, и девушка быстренько заглушила свой. Лодку она завела в густые заросли камыша возле берега, притаилась. Всего в метрах десяти от нее, в сгущавшихся сумерках, прошел катер с веселой компанией на борту. Орущие на все голоса девчонки и парни хором пели что-то неразборчивое. Песня прерывалась хохотом, его взрывы, напоминавшие раскаты артиллерийской канонады, летели над рекой. Катер вилял, чертил на воде круги, пока тому, кто сидел за рулем, не надоело кружить на одном месте.
– Ехали на тройке с бубенцами!.. – донеслись до Анжелики пьяные голоса, после чего шум мотора стал отдаляться.
Девушка вздохнула с облегчением. Запустив мотор, она направила лодку в один из рукавов. Через некоторое время снова заглушила мотор и вынула из кармана мобильный телефон. Вокруг по-прежнему царила ночь, тихо журчала вода, обегая борта лодки.
Анжелика набрала номер.
– Папа, я здесь, – глухо произнесла она. – Через пару минут буду. Открывай.
Красотка вошла в залив на веслах. Громада эллинга чернела на берегу. Хорошо смазанные створки отворились бесшумно, и Анжелика увидела помещение, тускло освещенное керосиновой лампой. Лампа висела на крюке, вбитом в потолок, стены эллинга окаймлялись дощатыми причалами. Девушка направила лодку внутрь.
* * *
Вечером Трофим Иванович лежал на диване у себя дома, в просторной комнате, которую он называл «кабинет», и рассматривал потолок. Дверь была заперта. Часы показывали одиннадцать. Когда жена позвала ужинать, Трофим Иванович не ответил. Пусть думает, что спит или занят работой.
Сивоконь не спал и не был занят работой. Он лежал на диване и пялился в потолок. Только что он позвонил в Баку – и вежливый Рафик заверил, что все в порядке. Но умудренный Сивоконь не поверил.
– Скажи, Трофим, – спросил Рафик. – Зачем тебе вдруг деньги?
– Да как тебе сказать, – ответил Сивоконь. – Тягают тут меня за вымя.
– Уже завтра все поменяется, Трофим, – пообещал Рафик. – Теперь готовь корреспондентов…
Черт побери, король черной икры был навеселе. Трофима Ивановича это особенно разозлило.
– А скажи-ка мне, – сурово произнес генерал, – как ситуация в Астрахани?
– Все нормально. Ты же сделал, что мог.
– Ну да, – разозлился Трофим Иванович. – А что сделали вы?!
– Не волнуйся, Трофимчик, – сказал Рафик Мустафович. – У нас там работает человек. Надежный человек.
– Как, один человек? – ахнул Трофим Иванович. – Всего один?
Кажется, он не спросил ничего, а поменялось многое. От былой вежливости Рафика не осталось следа.
– Не лезь глубоко, Трофим, – прорычал Мустафов. – Взяли тебя к себе, и радуйся. Ты еще молодой, терпи…
Генерал изумился. Как это – он молодой? Важные вопросы решать – так к генералу, а как разговор о деньгах, так «молодой»!
– Деньги, Рафик, меня интересуют деньги.
– Деньги переведем…. Когда – вопрос особый. И еще, позволь тебе заметить, и не обижайся, дорогой. Не следует употреблять по телефону некоторые слова, в особенности – названия городов…
– Рафик, ты что себе позволяешь? – спросил генерал. – Забыл, как я тебя выручил три дня назад?
Дальше произошло непонятное – Рафик разозлился.
– Это еще кто кого выручил, – прошипел он.
Дальше Трофим Иванович услышал долгий вздох, и из трубки полетели короткие гудки. Снова и снова генерал Сивоконь набирал домашний номер Мустафова, но никто не отвечал. Трофим Иванович позвонил на мобильный – автоответчик оператора сотовой связи сообщил, что абонент отключен или находится вне зоны действия.
– Обиделся, черт, – подытожил Трофим Иванович.
Итак, ничего себе, друзья-собутыльнички! У них работает один человек, а все остальные не хотят ни делать ничего, ни ответить.
Некоторое время Сивоконь колебался, звонить или не звонить Ставрогину. Затем решил позвонить. На кон было поставлено слишком многое, генерал должен был быть уверен в том, что человек, от которого на самом деле все зависит, делает все правильно и в соответствии с его, Сивоконя, мыслями и требованиями.
Трофим Иванович вновь схватил мобильник и стал нажимать кнопки. Когда отозвался Ставрогин, генерал Сивоконь почувствовал, как сердце чуточку отпустило.
– Василий, – произнес Сивоконь. – Будь хоть ты со мной откровенным.
– Что случилось? – после паузы спросил Ставрогин.
– Не случилось. Но, уверяю тебя, вполне может случиться.
– Да что такое, говори толком?
– Я вас выручил?
– Ну, да.
– Все документы насчет проводки вашего сухогруза оформил? Нажал где надо?
– Все так, Трофим. Говори, что надо.
– Теперь дай мне номер этого…
– Кого? – спросил Ставрогин настороженно.
Молчание длилось с минуту. Расстояние между телефонными трубками составляло две тысячи километров, и это пространство было заполнено множеством отдаленных звуков: телефонные гудки, пиканье, неясные голоса, просто треск. И вот в эту полутишину Трофим Иванович, мучительно морщась, проговорил:
– Ну, этого, кто у тебя там разруливает?
– Ты с ума сошел, Трофим? – заорал Ставрогин. – На какого черта тебе его телефон? Человек работает, конкретно работает; ты мне тут только и делаешь, что звонишь, совсем с ума спятил, или что?
– Вася, дай, – глухо произнес Сивоконь. – Нас никто не слышит, дай. Мне надо. Очень важное дело, тебе не могу сказать.
Молчание.
– Какого черта препираешься! – заорал генерал Сивоконь. – Сказано – дай, или конец твоему предприятию.
– Черт с тобой, записывай, – донеслось после паузы.
* * *
Бунчук, а внутри эллинга находился именно он, закрыл ворота, потянув за веревки.
– Ну как добралась? – спросил он, подходя к дочери. – Проблемы были?
Он подал руку, Анжелика выпрыгнула из лодки.
– Все нормально, – сказала она, снимая с головы паутину, налипшую на волосы, гладко собранные в хвост.
– Позади никто не крался?
– Проверяла, папочка, полный порядок, – улыбнулась дочь.
– Полный, милая, будет, хе-хе, только после смертного приговора, – мелко засмеялся Бунчук.
– Все никак не можешь оставить свои шутки? – поморщилась девушка.
– Куда же, Анжелика, без юмора, деточка моя!
– Ой, папуля, нарвешься на неприятность.
– Что? – оскалился Бунчук. – Ты угрожаешь мне?
– Вот еще! – фыркнула Анжелика. – С чего ты взял? Я забочусь о твоем благополучии.
– Ладно, не кипятись, – примирительно сказал отец.
Зазвонил телефон. Анжелика, порывшись в сумочке, достала изящный аппарат.
– Привет. Да. Не знаю, давай созвонимся завтра. Я пока занята. Целую, до завтра. Хорошо.
– Новый поклонник? – усмехнулся Бунчук. – И кто же на этот раз, финансист?
Девушка отмахнулась.
– Неважно.
– Ну что ж, продолжим. Вернемся, так сказать, к нашим баранам. – Бунчук направился в глубь помещения.
Внезапно зазвонил другой телефон – телефон самого Бунчука. Мужчина выхватил его из кармана штанов.
– Алло? – сказал он.
В следующую минуту лицо его приобрело озадаченное выражение, он нажал кнопку отключения и сунул трубку в карман. Анжелика бросила вопросительный взгляд, но отец и не думал ничего объяснять.
– Что случилось, папа? – спросила дочь. – И тебя поклонницы достают?
– А? – отвлекся Бунчук от своих мыслей. – Нет, девочка. Позвонил какой-то тип, сказал, что из Москвы. Вот не пойму, откуда он телефон-то узнал.
– А что спросил?
– Капитан-лейтенанта Бунчука, то есть меня, спросил, – озадаченно произнес Бунчук. – Ладно, давай делом заниматься.
Они закрыли эллинг. Бунчук зажег керосиновую лампу.
Внутри эллинга, словно на сцене, на импровизированной пусковой платформе лежал темный продолговатый цилиндр. Люди знающие быстро определили бы, что это не что иное, как торпеда, причем иранская, и она очень похожа на знаменитую российскую реактивную торпеду «Шквал», предназначенную для поражения надводных, подводных и наземных целей.
Торпеда была уже извлечена из деревянного пенала. Обломки лежали рядом, на досках причала.
– Помоги мне, девочка, – сказал Бунчук.
Они вместе передвинули торпеду, установив ее в пазы. Анжелика окинула взглядом помещение эллинга, поморщилась.
– Навел бы ты здесь порядок, – сказала она.
– Какой порядок? – спросил Бунчук, отбрасывая обломки пенала ногой.
– Да хотя бы это! – Девушка показала на доски. – Вынес бы ты их, сжег.
– Еще чего! – прикрикнул отец. – Хочешь, чтобы заметили костер? Эта рухлядь и так сгорит, вместе с постройкой.
Расчистив место, Бунчук извлек из темного угла маленький раскладной стульчик, какими пользуются рыбаки. Снял с полки черную коробку, оказавшуюся ноутбуком, опустился на стул и положил компьютер себе на колени.
– Ого, – сказала Анжелика, – ты стал программистом?
– Пришлось, – процедил отец, разглядывая компьютер внимательно.
Он открыл крышку и придавил кнопку включения. Экран матово засветился, Бунчук стал набирать что-то на клавиатуре. Пальцы бегали по клавишам довольно уверенно.
– Какой ты, оказывается, умный, – сказала девушка. – Где научился?
– Чтобы выжить, дочка, научишься всему, – сказал Бунчук. – Я в Тегеране первый год вообще кассиром в магазине проработал. Там такие магазины, женщину на пушечный выстрел к работе не подпускают.
– А что сейчас делаешь?
– Активизирую системы управления торпедой, – ответил бывший морской офицер. – Не мешай.
Бунчук поднял голову, несколько минут рассматривал торпеду, потом толстые губы искривились в улыбке.
– Сейчас, красавица, увидишь маленькое чудо.
Он выразительным щелчком послал очередную команду в память компьютера – и торпеда ожила. Послышалось тихое жужжание, Анжелика отскочила в сторону.
– Ой, – прошептала она.
На пусковой установке торпеды зажегся красненький глазок индикатора. Жужжание стихло. Зато послышался нервный смех – смеялся отец.
– Чего смеешься? – с обидой спросила Анжелика.
– Как с такой трусихой работать? – спросил Бунчук. – Ты подведешь меня в самый ответственный момент.
– Не беспокойся, папа, – сквозь зубы процедила дочь. – В ответственный – не подведу. А тут – мог бы предупредить. И потом, что ты собираешься делать дальше?
– Ничего, – сказал Бунчук. – Осталась одна команда, если ее выполнить, от нас с тобой ничего не останется! Семь раз отмерь, один раз отрежь! – Он улыбнулся. – В этот раз, безусловно, отрезать не будем… – Бунчук наморщил лоб, немного подумал и очень осторожно набрал в командной строке компьютера команду для дезактивации торпеды.
– Ты меня все детство поговорками пичкал, – морщилась тем временем Анжелика. – Надоело. Несерьезно все это.
– В свое время все будет серьезно! – сказал Бунчук, нажимая клавишу. Команда отмены ушла в компьютер. Погас красненький индикатор на пусковой установке. Торпеда как бы вздохнула – и вновь уснула.
– А будет оно, это «свое время»? – наклонила голову набок блондинка, глядя на отца.
– Обязательно будет, над этим и работаем. Куда ж ему деться, – сказал Бунчук.
Анжелика присела рядом, глядя на ноутбук, потирала уставшие руки. Некоторое время они молчали.
– Ну, все, Анжелика. – Бунчук закрыл компьютер, удовлетворенно вздохнув. – Готово. А теперь выйдем.
Колобова вышла через заднюю дверь эллинга, Бунчук задержался. Через некоторое время он вышел к дочери.
– Вот черт, фонарик едва нашел, – пробормотал он. – Анжелика, держись за мной…
Вокруг стояла непроглядная тьма. Они направились вперед по тропинке, едва видневшейся среди густой травы. В ночи шумели прибрежные ивы, слышался тихий плеск речных волн.
– Ты знаешь, сегодня я видела этого лейтенанта, Павлова, – сказала вдруг Анжелика.
– Где? – Бунчук остановился, и дочь налетела на него.
– На сухогрузе принимали отходы, – принялась рассказывать Анжелика. – Он явился туда, хотел разнюхать, что к чему…
– И что же? – спросил отец. – Ему были рады?
– Вот еще! Его прогнали! Отправили восвояси!
– Ставрогин? – Бунчук внимательно смотрел на Анжелику. Та поморщилась.
– Папа, как ты можешь работать с этим уродом. Ну и что, если он адмирал. Меня тошнит от него.
– Пойми, Анжелика, нам без него – никак, – сказал Бунчук. – У нас просто ничего не получится, он многое знает. Скажи лучше, этот Павлов: он не сопротивлялся? – прищурился отец.
– Беспрекословно подчинился, молча уехал.
Отец хмыкнул недоверчиво.
– Его и иранец видел?
– Да, они сидели со Ставрогиным как раз в тот момент, когда прикатил старлей.
Бунчук задумался.
– Придется тебе с ним, Анжелика, поработать. Настырный, сволочь.
– Что же с ним делать? – спросила дочь, глядя на фонарик.
– Не знаешь, что делать? – рассмеялся отец. – Ладно, не кипятись, сейчас подскажу. Кажется, у меня созрел план, как поставить на место этого лейтенантишку.
– Когда ты расскажешь?
– Позже. Дай сигарету, мои закончились.
Отец прикурил от зажигалки, протянутой дочерью.
