Глава 4

Тральщик, разрезая волны, легко шел вниз по течению. Внешний вид корабля был не совсем обычен – маскировка сделала свое дело. Действительно, трудно было узнать в этом стройном красавце боевую машину. Палубные надстройки, обшитые фанерой, досками и жестью, действительно придавали тральщику вид некоего странного гражданского судна, не то рыболовного, не то исследовательского. Впрочем, особого внимания корабль не привлекал, а о военном его назначении и вовсе догадаться было тяжело. Павлов стоял на палубе, подставив лицо ветру и солнцу. Справа виднелся очередной городок, прилепившийся к самому берегу. Несколько церквей, блестя свежепокрытыми куполами, издалека бросались в глаза. Полундра прошелся по палубе. Поднял голову, зажмурился. Светило жаркое солнце. Было тепло, хорошо, уютно.

Работы особой не было. Павлов все проверил, очередной раз осмотрел, так что пока можно было и отдохнуть.

Он зашел в рубку. Там стояли два человека – капитан третьего ранга Истомин, назначенный командиром тральщика на период проводки, и иранец Али аль Хошейни. Иранец был в благодушном настроении. Шорты до колен, цветастая рубашка и белые сандалии составляли его сегодняшний гардероб. Полундра скептически взглянул на Хошейни. Еще при знакомстве, когда их представили друг другу, он не понравился Сергею.

«Миллионер на отдыхе» – прилепил он к нему определение.

Как ни странно, иранец был один. По этому поводу Сергей спросил Истомина:

– Тимофей, вроде он крупная шишка. Почему он здесь один?

Добродушный Истомин пожал плечами.

– Даже не знаю, что и сказать. До Нижнего их тут была целая компания. Он, переводчик, двое охранников. В Нижнем Новгороде он отослал всех в аэропорт, сам остался. Говорит, сам справлюсь.

– А его люди?

– По его словам, он их так любит, что иногда дает возможность отдохнуть. Он говорит, они встретятся уже в Пехлеви, в Иране.

– Странно, – сказал Полундра, качая головой. – Впрочем, это его дело.

Иранец проявлял любопытство ко всему, что происходило вокруг. Однажды появился в рубке, попыхивая сигарой.

– Добрый день! – приветливо поздоровался он. – Не помешаю?

– Приветствую, – немного удивленно ответил Истомин. – Заходите, господин Хошейни, гостем будете.

Иранец крутил головой, глядя то на оборудование рубки, то на самого капитана.

– Как-то не было случая поближе познакомиться, – заявил он, глядя приветливо. – Разве что по именам знаем друг друга.

– Это да, – согласился Истомин, выжидательно глядя на Хошейни.

– А вы хорошо знаете Волгу? – неожиданно поинтересовался иранец.

Истомин ухмыльнулся.

– А то! Кому же, как не мне, знать Волгу-матушку? Да я каждый камень на берегу помню. С закрытыми глазами до Астрахани пройду!

Иранец дипломатично улыбнулся.

– Что, не веришь? Готов поспорить на что угодно!

– Конечно, верю. Я и не сомневался, господин Истомин, что вы опытный моряк. Когда я договаривался о проводке корабля ко мне на Родину, мне порекомендовали именно вас. – Он помолчал и добавил: – А мне, как гостю, очень интересно узнать о некоторых аспектах.

– О чем конкретно? – взглянул на него Истомин.

– Ну вот хотя бы насчет ловли осетровых в низовьях Волги. Как сейчас у вас с этим обстоит дело?

– Не знаю, что тебе рассказать, друг! – ответил командир, не отрывая взгляда от фарватера. – Раньше было неплохо, теперь – полная… – Он запнулся.

– А что не так? – улыбнулся иранец.

Истомин попал на свою любимую и в то же время больную тему. Будучи по природе своей человеком добродушным, честным – образцом российского моряка старой школы, он большую часть жизни прожил на Волге. Всем сердцем любя эту великую русскую реку, он страшно переживал за то, что происходило здесь, особенно в последние годы. Родившись в небольшом городишке, он сызмала видел, как люди губили реку, ведь должны были оберегать ее как свою кормилицу.

– Да ты посмотри на Волгу! – восклицал Истомин. – Не та река нынче, не та вода. Я же мальчишкой видел, какая была Волга, и вижу, что она сегодня. Что с ней сделали разные уроды! Браконьеры, сливы в Волгу всякой химической дряни. – Он скривился. – Скоро вообще промысел осетровых на нет сойдет.

– Да, но почему же у вас такое происходит? – напряженно слушая, спросил иранец. – Я вас не понимаю.

– А что понимать, хреново тут, и все понятия. Уничтожают реку, о чем тут еще говорить. Мне бы власть, я бы…

В груди у Истомина клокотало. Хуже нет, когда все понимаешь, а сделать ничего не можешь.

Полундра кашлянул. Похоже, зашел он не совсем вовремя. Однако, раз он уже появился, надо было оправдывать свое появление.

– Тимофей, как дела? – спросил Полундра.

– Нормально дела, – оглянулся командир. – А у тебя?

Павлов развел руками.

– Все под контролем. В Багдаде все спокойно.

– Как в Багдаде? – непонимающе уставился на него иранец. – При чем здесь Багдад?

Истомин с Павловым дружно, как по команде, рассмеялись.

– Да нет, господин Хошейни, Багдад здесь совсем и ни при чем, – ответил Полундра. – Это у нас поговорка такая.

– А-а-а… – протянул иранец.

Они быстро сошлись, стали на «ты» – командир тральщика, общительный Тимофей Истомин и Сергей Павлов, боевой пловец, старший лейтенант Северного флота. При всех различиях у них было и много общего – нормальные русские мужики. На таких испокон веку Россия и держалась.

Возвращаясь к прежней теме, Истомин горестно покачал головой.

– В общем, господин Хошейни, дела идут так погано, что, боюсь, следующее поколение будет изучать осетров по рисункам – как стеллерову корову!

– Интересно, – вопросительно поднял брови иранец. – Расскажите, будьте добры…

Полундра хмыкнул. Тема-то уж больно знакомая – как-то мы ее уже проходили! Под этим соусом в свое время много чего интересного происходило на далеких Беринговых островах. И не без участия старшего лейтенанта Павлова.

Поэтому с полным правом Полундра вклинился в разговор, выдав прочно засевшую когда-то в мозгу информацию:

– Это у нас на Дальнем Востоке были когда-то такие животные морские. Огромные, неповоротливые, в общем, гора мяса. За то, как говорится, и пострадали. Не успели ученые в середине восемнадцатого века стеллерову корову описать, как уже через несколько лет промышленники ее истребили.

– Я понял, – кивнув головой, сказал Хошейни. – Но нет, такого не будет!

Полундра не понял, что он хотел сказать.

– Ну что же, господа, спасибо за информацию, – улыбнулся иранец. – Очень интересно было с вами побеседовать. Вы действительно профессионалы и болеете душой за вашу страну. А я, пожалуй, пойду к себе в каюту. Не буду вам мешать.

Он, еще раз скользнув взглядом по лицам Истомина и Полундры, наклонил голову и вышел из рубки.

Полундра и Истомин переглянулись.

– Интересуется, – протянул командир тральщика.

– А что, Тимофей, – спросил Полундра, – на самом деле дела так плохи на Волге?

– На самом, – уныло покачал головой Истомин. – Нет, если, конечно, взяться за все это как следует, то ситуацию еще можно исправить. Но где ж тут…

Они помолчали, глядя вперед, на великую русскую реку, лениво катившую свои воды в Каспий.

Топая ногами, прибежал радист.

– Принял радиограмму. В ближайшее время на борт тральщика прибудет представитель штаба Каспийской флотилии.

– И кто же это такой будет? – вырвалось у Истомина.

– Контр-адмирал Ставрогин Василий Митрофанович.

– Вот так я и знал! – вздохнул командир.

– Он, он, – с улыбкой подтвердил радист. – Так что готовьтесь, товарищ капитан третьего ранга. Будет весело.

– К чему готовиться? – тупо спросил Полундра, глядя недоуменно на обоих.

– К большому веселью! – заорал командир, ухмыляясь. – Не знаешь Ставрогина? Ха, видали, он не знает Ставрогина! Парень, ты не представляешь, как тебе повезло!

Полундра не знал того, в курсе чего был командир тральщика. Старый придурок Ставрогин не пользовался на флоте ни уважением, ни авторитетом. По слухам, он был замешан в приснопамятной продаже на Тайвань российского ракетного крейсера по цене гвоздей в середине 90-х – об этом еще писали газеты, но имя контр-адмирала не называлось. По тому делу выловили мелкую рыбешку. А у Ставрогина и остальных, кто нагрел на этом руки, было серьезное прикрытие в Москве.

Истомин скрипнул зубами. Контр-адмирала любили и ценили на Новом Арбате такие же уроды, как и сам Ставрогин. Поэтому Ставрогин из капитана первого ранга в сжатые сроки превратился в контр-адмирала, да и теперь находился в фаворе – а в это время профессиональные и честные офицеры гнили на задворках.

Служба на Каспийской флотилии многими морскими офицерами рассматривалась как своеобразная ссылка – Каспийское море было по сути дела озером, выходов в открытое море не имело. Окружают Каспий только страны бывшего СССР и Иран. Все. Какая романтика могла быть в таких условиях?

Однако Ставрогин, похоже, службу свою на Каспии ссылкой вовсе не считал. За ним упрочился имидж человека с достатком, да и на людях Ставрогин всегда появлялся с довольной улыбкой на лице. Истомин думал – у старикашки припасен какой-то козырь.

И правда. Козырь всплыл, когда Ставрогин оказался причастен к продаже Тайваню боевого корабля. Что корабль находился в отличном состоянии, Истомину сказал однокашник, капитан второго ранга Игорь Лановой, служивший на эсминце заместителем командира. Разумеется, Истомин поверил старому товарищу.

По словам Ланового, вывод о состоянии крейсера комиссия Министерства обороны сделала, даже не вылетая на Дальний Восток. Тогда еще капитан первого ранга Василий Ставрогин входил в ее состав. Боевой корабль списали по выслуге лет, а списав – продали.

Кто сколько получил на лапу от той операции – осталось тайной. Капитан второго ранга Лановой увлекался в свободное от работы время альпинизмом. В один из отпусков он отправился на Кавказ и попал в горах под лавину. Теперь Истомину не у кого было проверить информацию, услышанную по телефону.

Но даже не эта давняя история с продажей крейсера раздражала Истомина больше всего. И без этого находились причины для головной боли. Приходилось сталкиваться cо Ставрогиным позже, когда он в звании контр-адмирала попал на Каспийскую флотилию. При решении конкретных служебных вопросов Ставрогин всегда проявлял крайнее невежество. Находиться рядом с ним при выполнении задач было сущим наказанием. При этом, отмечал Истомин, адмирал любил экстравагантные выходки а-ля Суворов. И так пробовал привлечь внимание офицеров, и сяк изгалялся, разве что петухом по утрам не кричал. А зачем дешевым способом искать популярности? Для того разве, чтобы замаскировать скудность ума.

Все это было известно капитану третьего ранга Истомину, однако он ни словом не обмолвился Полундре. Если этот боевой пловец – толковый парень, он сам все поймет. Раскрой Истомин рот, старший лейтенант Сергей Павлов может посчитать капитана третьего ранга сплетником.

Истомин сдвинул фуражку на затылок, устремил грустный взгляд на иранца – и поразился.

Иранец при упоминании Ставрогина посветлел лицом.

«Не сразу все устроилось, Москва не сразу строилась», – засел в голове навязчивый мотивчик. Мужчина лет шестидесяти, полноватый, с благородной сединой на висках, потянулся и выключил радио. Затем он шумно вздохнул и отодвинул чашку, еще теплую, из которой только что пил обжигающий чай.

Мужчина отложил газету, которую читал за завтраком, и вышел в прихожую. Там он обнял жену: она, собираясь на работу, крутилась перед зеркалом.

– Спасибо, солнышко, – мужчина обнял и поцеловал ее.

– За что?

– Завтрак был, как всегда, хорош.

– Как твое сердце? – спросила супруга.

– Спасибо, в порядке, – ответил мужчина и зашаркал шлепанцами по блестящему паркету. Он шел в комнату – ему тоже нужно было собираться на работу.

В прихожей стукнула дверь – мужчина остался один. Он неспешно, словно обдумывая каждое движение, открыл дверцу шкафа. В полированной поверхности отразилось лицо – сосредоточенное, хмурое – вовсе не такое, каким оно было в присутствии жены.

Он вынул вешалку с висевшим на ней генеральским мундиром. Внимательно осмотрел мундир. Жена вчера привела его в полный порядок. Сейчас на нем не было ни пылинки.

– Солнышко, – повторил мужчина.

Он бережно положил вешалку с мундиром на диван и принялся переоблачаться.

Мужчину звали Трофим Иванович Сивоконь. Он был генерал армии и занимал высокий пост в Министерстве обороны Российской Федерации – был заместителем начальника тыла. Работа на этой должности была очень ответственная и умеренно нервная – зато позволяла проворачивать большие дела и иметь серьезные деньги. Да, за годы работы в министерстве генерал Сивоконь приобрел не только почет и уважение… Теперь у генерала были и дорогая квартира в центре Москвы, и дача в одном из подмосковных поселков, и автомобиль престижной иномарки, которым сейчас распоряжался сын.

Все это было приобретено, конечно, не за оклад. Или, точнее, не за один оклад.

Работа на должности, которую занимал Трофим Иванович Сивоконь, предполагала помощь людям, многим людям. Решение их вопросов. И генерал армии Сивоконь не гнушался, помогал. Иногда вертелся пропеллером. Ликвидировал затруднения, разрешал непростые ситуации, помогал людям выходить сухими из воды.

Конечно, Трофим Иванович брал вознаграждение за хлопоты. Не возьмешь – не отстанут, пока хотя бы коробку конфет не вручат. И так во всех ведомствах, не только в Министерстве обороны. Трофим Иванович Сивоконь, может быть, имел более отзывчивый, чем у других, характер и потому помогал большему количеству людей, вот и вознаграждений он получал больше.

И все было бы хорошо, если бы однажды Трофима Ивановича не искусили войти в состав одной комиссии…

Генерал вновь прошел по блестящему паркету. Теперь он – видный высший офицер – стоял перед зеркалом в прихожей, где недавно кружилась жена.

Трофим Иванович долго и придирчиво оглядывал себя в зеркале – зеркало было старое, местами потемневшее, в массивной раме с изящными завитушками, – потом показал самому себе ровные зубы – никто не должен был знать, что они вставные – и решительно достал расческу. Пригладил седые волосы, усы и особенно кустистые брови. Ох, эти брови, они в последнее время жутко лезли на глаза. В прежние времена подобное разглядывание своей персоны в зеркале приносило немало приятных минут – полюбоваться было на что. Теперь вся эта процедура как-то не доставляла особой радости.

И вновь пришла мысль о злополучной комиссии. Было это три с лишним года назад.

Мысли прервал телефонный звонок – часы показывали половину девятого утра, и в это время, как всегда, позвонил шофер Володя. Шофер доложил, что машина находится у подъезда. Генерал что-то пробурчал в ответ, положил трубку на черный телефонный аппарат и принялся обуваться.

И опять пришли мысли о комиссии – его хорошо тогда «обули»! Генерал Сивоконь вздохнул, взял портфель из крокодиловой кожи, надел фуражку. Бросил последний взгляд в зеркало и вышел на лестничную площадку.

Он замкнул дверь и положил ключ в карман. Услышав стук двери, обернулся. На площадке стояла соседка, дочь профессора из квартиры напротив.

– Здравствуйте, Трофим Иванович, – молодая женщина улыбнулась.

– Здравия желаю, – сказал генерал. – Как здоровье отца?

– Спасибо, ничего. Вот сейчас улетел в Мексику, на симпозиум.

– А, ну-ну, – покивал головой генерал. – Науку нашу российскую вперед двигать надо.

Девушка держала скрипку. За вторую руку держался пятилетний карапуз в оранжевой куртке. Генерал погладил мальчугана по вихрастой голове и ткнул пальцем в пуговицу. Мальчишка ойкнул, поднял на генерала испуганный взгляд. Трофим Иванович улыбнулся, посмотрел на девушку и увидел, что девушка улыбается тоже.

Что же, приятно, когда тебя уважают.

Приехал лифт. Трофим Иванович пропустил в кабину женщину и мальчика, вошел сам и нажал на кнопку первого этажа.

Пока лифт спускался с двенадцатого этажа на первый – а генерал жил в одной из престижных сталинских «высоток», – Трофим Иванович рассматривал соседку и карапуза, это отвлекало от тревожных мыслей. Внизу он поздоровался со старушками, сидевшими на своем «посту» – лавочке у подъезда, и опять был очень улыбчив, но когда сел в салон черной «Волги», все изменилось.

«Волга» уже была частью министерства. И тут на Трофима Ивановича накатило. Издав едва слышный стон, он прикрыл глаза.

Машина несла его по улицам утренней Москвы к зданию Министерства обороны. Генерал вспоминал вчерашний разговор с сослуживцем.

На этаже, где располагался кабинет Сивоконя, находилась уборная. Ничем это помещение не отличалось, кроме поразительной чистоты. И курить там запрещалось, о чем оповещал яркий знак с перечеркнутой сигаретой.

Вчера генерал Сивоконь мыл в уборной руки под краном. Вдруг раздались шаги, кто-то остановился рядом и тоже открыл кран. Трофим Иванович повернул голову и увидел полковника Григория Подоляка из соседнего отдела.

– Привет, Трофим.

– Здравия желаю, Григорий.

Трофим Иванович и полковник Подоляк поддерживали хорошие отношения, несколько раз встречались в гостях в других семьях Москвы – их жены знали друг друга. Конечно, они давно были на «ты».

– Помнишь, Трофим, эту историю с крейсером для Тайваня? – вдруг спросил Подоляк. – Опять Воробышев чудит. Пост военного прокурора ему покоя не дает, вот и суетится заместитель.

Сивоконь вздрогнул. Подоляк, словно не заметив этого, продолжил:

– Знаешь, что он на этот раз выкопал? Какой-то корреспондент, слетавший на Тайвань, не очень-то придерживался программы пребывания, а больше вынюхивал. Наслушался корреспондентишка сплетен о крейсере, потом, как это у них, у газетчиков, водится, слепил статейку, и ее сразу же опубликовала одна газетка – из этих, молодых, независимых. – Подоляк произнес эти слова с такой интонацией, что стало ясно, как он относится к независимой прессе. – И пошла волна: газетенка заявила, что честь России подорвана, – хмыкнул полковник. – Правдоискатели додумались взять интервью у Воробышева, слышишь, Трофим?

– Угу, – невнятно подтвердил генерал Сивоконь.

– В интервью он открытым текстом заявил, что, дескать, согласен с фактами, изложенными в статье, и что намерен к этому делу непременно вернуться, во всем досконально разобраться, и что, мол, он поставит вопрос перед военным прокурором.

Заместитель военного прокурора Воробышев, о котором рассказывал Подоляк, был, по слухам, личностью грозной. Трофим Иванович не сомневался, что нет на свете человека, не берущего взятки, а вот Воробышев, похоже, собирался опровергнуть это мнение.

Подоляк, взявшись за ручку двери, хохотнул:

– В общем, чувствуется, полетят скоро чьи-то головы.

Трофим Иванович остался один в чистой уборной. Вода лилась и лилась из крана, генерал начисто забыл о ней. Мокрые руки его дрожали. Подоляк всегда был в курсе подобных закулисных новостей, и ему можно было верить – слова полковника обычно оказывались правдой.

И генерал Сивоконь стал вспоминать.

Генерал-майор в те годы, Трофим Иванович Сивоконь имел к продаже ракетного крейсера непосредственное отношение. В свое время его сделали председателем комиссии, сформированной для оценки состояния корабля, который намеревались продать Тайваню. Если техническое состояние корабля признается негодным, корабль списывается, и цена его падает. Сивоконю, как председателю, нашептывали: поставь подпись, всего одну подпись. Комиссия была сформирована в одном из кабинетов министерства, два члена комиссии уже расписались, Трофиму Ивановичу обещали, что вся история останется в тайне, никто особо никуда лезть не будет. И присутствовал в кабинете начальник Сивоконя, и тоже подмигивал. И когда Сивоконь подписал, все пили водку, и в кабинете царила самая дружеская атмосфера, и члены тайваньской делегации, которые появились неведомо откуда, тоже наполнили рюмки. Вася Ставрогин, большой оригинал, этот весельчак с Каспия, морская душа, водрузил на стол двухлитровую бутыль водки и поставил трехлитровую банку с черной икрой.

– Ешьте, мужики, веселитесь! Чтобы наша жизнь была такая же полная! Ешьте, пейте все! Чтобы ничего не оставалось!

Да, веселое было время: Сивоконь отлично помнил большие изумленные глаза лейтенанта, дежурного, которого вызвали с первого этажа, сунули в руки большой полиэтиленовый пакет и приказали бежать в гастроном на Арбате за горячими батонами – о них договорились по телефону. Лейтенант принес батоны, их ломти густо намазывали икрой – это было обставлено как российская романтика. И почти насильно кормили членов тайваньской делегации.

На следующий день Трофим Иванович посмотрел на свою подпись с чувством удовлетворения.

– Вот и отлично, – похвалили его. – За остальное не беспокойся.

Еще через пару дней Трофим Иванович нашел в ящике стола пакет с деньгами. Такую сумму он не мог себе даже представить. Спустя три месяца ему было присвоено звание генерала армии.

Оплата за участие в комиссии по списанию крейсера стала первым взяточным делом в долгой карьере Трофима Ивановича.

Машина подъехала к белоснежному зданию Министерства обороны Российской Федерации. Трофим Иванович пробежался равнодушным взглядом по фасаду и отвернулся. Может быть, кто-то и мог считать престижным работать в таком месте, но он, генерал армии Сивоконь, был уверен в обратном.

«Волга» въехала под арку, развернулась во дворе и остановилась. Трофим Иванович сдержанно поблагодарил водителя, вышел из машины и захлопнул дверцу.

Все было как всегда – и в то же время иначе. Трофим Иванович вошел в здание, и дежурный откозырял ему, но генерал Сивоконь равнодушно прошагал мимо. Сослуживцы на лестнице и в коридоре второго этажа протягивали руки для пожатия – генерал Сивоконь лишь слабо дотрагивался до их ладоней.

В приемной молоденькая секретарша, когда хозяин кабинета вошел, приподнялась настолько, чтобы он увидел ее ноги под короткой юбкой. Генерал даже не посмотрел в ту сторону. Секретарша ожидала, что генерал улыбнется, и осталась в недоумении.

Он вошел в кабинет.

Оставшись один, он упал в кресло, налил воды из графина и залпом осушил стакан. Подумал – и налил еще, выпил, с жадностью глотая. Потом придвинул телефонный аппарат. Несколько секунд ушло на размышления. Генерал отодвинул телефон и выхватил из кармана трубку мобильника.

Он набирал номер своего давнего друга, контр-адмирала Василия Митрофановича Ставрогина. Того самого Ставрогина. Тоже члена комиссии.

– Вася, приветствую тебя! – вскричал Трофим Иванович. – Как там, тебя, черта, морские ветра еще за борт не унесли?

Ставрогин крякнул, потом сдержанно отозвался, что, мол, все в порядке.

– У меня жестокая реальность, Вася, – произнес генерал Сивоконь. – Один сверхпринципиальный негодяй раскопал дело о Тайване.

Контр-адмирал в трубке задышал громко и часто, и Трофим Иванович представил, как моргают куриные глаза Ставрогина.

Трофим Иванович пересказал разговор с полковником Подоляком.

– Ты это, – откликнулся из далекой Астрахани Ставрогин. – Какого…

– Что – какого? – воскликнул Трофим Иванович.

– Ну какого… – произнес Ставрогин с натугой, – этого самого… о таких делах открытым текстом шпаришь? Не знаю я никакого Тайваня.

Ах, Ставрогин, ах, сукин сын, изумился Трофим Иванович.

– Слушай, во-первых, мобильник у меня новый, купленный недавно, в надежном месте, во-вторых, карта новая вставлена, так что нас не слушают, – проговорил быстро генерал Сивоконь. – А в-третьих, не забывайся! – Он перешел вовсе на суровый тон. – Кто тебя на Каспии вверх по служебной лестнице проталкивал? Кто от той истории с Ираном отмазал?

– Ты в Москве, а мы в провинции, Трофим, – весело сказал контр-адмирал Ставрогин. – Может, сам справишься? Со своими-то проблемами?

Сукин сын уверен, что до него не достанут, подумал Сивоконь.

– Страна у нас маленькая, доберутся и до тебя, – захлебываясь яростью, сказал он. – А проблемы у нас были общие. Значит, и твои проблемы. Ты помозгуй, откуда взять деньги. И немалые, потому что откупаться надо будет не лишь бы от кого. Ты за борт упадешь, если я тебе фамилию назову.

Трофим Иванович обливался холодным потом. Разговор пора было заканчивать, слишком многое в эфире прозвучало.

Ставрогин осторожно спросил, не сможет ли генерал Сивоконь уладить дело один.

– Э-э-э, нет, Вася, ты тоже в этой истории увяз, по самые уши, так что давай не спорь, – произнес Трофим Иванович. – Тут дело в том, что мы только и живы. Остальные кто на пенсии, кто умер.

Он знал, что говорил. Генерал армии Романцов, бывший начальник Сивоконя, задумавший операцию с крейсером, год назад умер от острого инфаркта. Третий член комиссии, вице-адмирал Коваленко, вышел на пенсию и уехал к детям в Канаду, где, по слухам, слег парализованный после инсульта. Значит, остались они двое – Сивоконь и Ставрогин. Им и голову ломать.

– У меня нет денег, Трофим.

– У меня тоже нет, Вася, надо что-то придумать! – воскликнул генерал Сивоконь. – Или, полагаешь, если полетит моя голова, я выгораживать тебя буду? Нет, полетим все вместе.

– Но, Трофим, у меня нет денег.

– А ты подумай!

Он отключился. Для первого раза хватит, решил Трофим Иванович, пусть Васька голову ломает. Он на Каспии фигура известная, популярная, что-нибудь его дружки-бизнесмены ему подскажут. Не одной Москве грязное белье десятилетней давности разбирать. Пусть Астрахань подключается.

Он вышел в приемную. Секретарша перелистывала страницы глянцевого журнала «Космополитен».

– Лида, начинай прием, – сухо произнес генерал. – Раньше начнем, раньше закончим.

Девушка отложила журнал, кивнула, сверля Трофима Ивановича преданным взглядом.

– И сделай мне чайку, и покрепче, – смилостивился генерал.

Девушка кивнула, поднялась и направилась к окну, чтобы включить электрический чайник, стоявший на подоконнике. Сивоконь прошелся взглядом по ее стройным ногам, скривился.

– Разрулим дело с Воробышевым, будем о девках молодых думать. – Он не осознал, что произнес эти слова вслух.

Лида посмотрела на него с удивлением.

Хлопнув дверью, Сивоконь решил твердо: если Ставрогин не поможет ему, он запросто перестанет делать тайну из того, какими путями Васька со своими бизнесменами черную икру в Москву поставляет. Всем и каждому расскажет. Ведь в Москве все забито черной икрой, и так, что продыху от нее нет никакого, живот наизнанку выворачивается. Давно нужно ситуацию поправить.

В частном рыбном хозяйстве, расположенном на азербайджанском побережье Каспия, все было укомплектовано на высшем уровне и сверкало чистотой. Лаборатории, промышленные сооружения, водоочистка, оборудованные по последнему слову техники, радовали глаз. Водоемы с проточной водой были скрыты под крышами, в водоемах выводились из икринок осетры.

То, что в других районах Каспия, например в низовьях Волги, происходило естественным образом, здесь обеспечивали люди. Стоило подобное хозяйство совсем недешево, но дело было весьма выгодным. В свое время владелец этого образцового хозяйства приложил немало усилий, чтобы создать в этом, прежде пустынном, месте вот такой питомник. Сюда были приглашены специалисты российские, европейские и даже канадские. Все должно было быть наилучшим. Надо сказать, что в этом хозяин преуспел. Во всем Азербайджане ничего подобного не существовало.

На берегу, под большим раскидистым деревом стоял небольшой гостевой домик. Построенный в восточном стиле, он напоминал маленький дворец из «Тысячи и одной ночи». К нему от берега вела дорожка, выложенная цветной плиткой. По бокам росли затейливо подстриженные кусты с благоухающими цветами. У домика располагалась ажурная резная беседка, в которой так хорошо было отдыхать во время полуденного зноя. Рядом журчал небольшой фонтан, настраивавший на спокойствие и умиротворение. В беседке сидели двое: господин Рафик Мустафович Мустафов собственной персоной, а напротив – грузный человек в голубоватом костюме. Собеседники с аппетитом уплетали шашлык из осетра, запивая коньяком «Апшерон».

Гость отставил рюмку.

– Хороший коньяк, – сипло произнес он.

Брови Мустафова взметнулись и опустились:

– Плохого не употребляем. Здоровье, знаешь, дороже денег. Ты заедай, дорогой, окосеешь.

Некоторое время длилось молчание, после чего Мустафов взглянул на пустые рюмки, привстал и наклонил горлышко коньячной бутылки.

– Да, дорогуша. Погодка, виды. Невозможно не отвлечься в таком райском месте. Я все-таки думаю, что лучше нашего Азербайджана страны на свете нет. – Он блаженно улыбнулся, глядя вокруг.

– Угу, – неопределенно промычал его собеседник, смачно жуя шашлык.

– И вот послушай меня, дорогой, скажу я сейчас чистую правду. Такую же чистую, как эта проточная вода. Так вот: что бы мне ни предлагали – все равно ни за что бы не уехал со своей Родины. – Мустафов поправил воротник сорочки и продолжил разглагольствовать: – Посмотри вокруг. Эти горы, это море, красавец Баку – все это мой Азербайджан, который вырастил меня, своего верного сына, вскормил и дал путевку в жизнь. Азербайджан всегда знал, что я отблагодарю его своей работой, своей любовью. И я сделал это! Все, что я делал, пока был полон сил, – я делал для родного края!

Закончив вдохновенную речь, Мустафов торжествующе глянул на собеседника. Затем он откинулся в тень и глотнул холодной водички, жмурясь от наслаждения.

Ценитель «Апшерона» иронически взглянул на бывшего министра. Даже он, много повидавший на своем веку, был впечатлен цинизмом Рафика Мустафовича. Естественно, трудно было представить, куда бы мог податься от своих знакомств, связей, родства и кумовства этот довольный жизнью толстяк. Близость к президенту страны сделала его вообще фигурой неприкосновенной. Как и его весьма солидное состояние, сколоченное на торговле дарами моря. Пока Мустафов был полон сил и занимал высокие государственные должности, он, конечно, на боку не лежал. Как мог, он обворовывал свой родной Азербайджан. Таким он и был – «верный сын» своего народа.

Несмотря на столь высокое, хоть и неофициальное, положение, Мустафов был на редкость скупым хозяином. Видимо, о таких, как он, и была когда-то сложена поговорка: «У него и снега зимой не выпросишь». Но, естественно, вслух эти мысли не прозвучали. Мужчина в голубоватом костюме приподнял фигурную рюмку и произнес стандартное:

– Твое здоровье.

– Твое тоже, – кивнул Рафик Мустафович.

Оба, чокнувшись, выпили. После чего собеседник Мустафова продолжил прерванный рассказ.

– Страна, конечно, интересная. Климат, само собой, не азербайджанский. Сам понимаешь, Северное море. Летом прохладно, в море такому любителю тепла, как ты, не искупаться. О фруктах в своем собственном саду я молчу. Это здесь из окна высунулся и сорвал мандарин. Природа бедная: горы и море – вот и все, можно сказать. – Он поковырялся в зубах и продолжил: – Но вот как этим всем распорядиться – другой вопрос.

– Ну-ну. – Мустафов слушал гостя с большим вниманием.

– Так вот, уровень жизни в Норвегии не идет ни в какое сравнение со странами, обеспеченными природой, так сказать, под завязку. То, что мы когда-то все вместе строили – коммунизм, – у них уже существует. Да что говорить, в соседних Швеции, Финляндии – то же самое. Так что у людей есть все.

– Что ты говоришь! Нет, надо бы как-нибудь туда выбраться, – поцокал языком Мустафов. – Ну а как там девочки?

Его собеседник ухмыльнулся.

– Всякие есть, выбор, так сказать, неограниченный. Но в Амстердаме лучше. На любой вкус, цвет и размер. Со всего мира такие съезжаются – закачаешься!

– Ах-ах, это интересно. – Мустафов закрутился в кресле.

Затем его собеседник подробно рассказал о рыбной бирже в Осло.

Мустафов внимал каждому слову. В Европе он не бывал дальше белорусского Витебска, куда ездил на фестиваль «Славянский базар». Мустафов, падкий до женского пола, вынес из столицы фестиваля массу новых впечатлений. Длинноногие витебские красавицы долго не давали заснуть бывшему министру рыбного хозяйства. Он вдруг вспомнил голубоглазую Станиславу, которую хотел увезти с собой на берега Каспия. Ах, какая была дивчина! По жизни Рафику Мустафовичу всегда хотелось экзотики, чего-нибудь эдакого… Рассказы любителя коньяка «Апшерон» навевали романтическое настроение. Но пора было возвращаться к сути дела.

– Ты говоришь, устранить русских с рынка черной икры – плевое дело, – произнес Мустафов, поигрывая рюмкой в большой волосатой руке.

– Да!

Разговор начинался явно интересный. Но собеседник замолк, и хозяин домика нахмурился нетерпеливо:

– Ты говори, чужих ушей здесь нет.

Гость оглянулся и с аппетитом принялся за отложенный осетровый шашлык. Выдержав паузу, он наконец заговорил.

– Осетровые нерестятся или так, как у тебя, – он показал шашлыком на водоем, – или в низовьях Волги. И только в пресной воде.

– Ну, мне это все можно не говорить, я сам кому хочешь лекцию по разведению осетровых в неволе прочитаю, – слегка раздраженно произнес Рафик Мустафович. – Я все прекрасно знаю, но что из этого следует? – Мустафов тяжело облокотился на столик, глядя на гостя в упор.

Тот наклонился к хозяину и тихо проговорил:

– Ты послушай меня внимательно, Рафик. Главный конкурент на рынке – Россия, так?

– Так, – подтвердил, моргая осоловевшими глазами, рыбный магнат.

– Естественно, церемониться с русскими нечего. Проблему нужно решать кардинальными средствами. Все очень просто. Если всыпать кое-какую бурду в низовья Волги, тогда накроются сами места нереста. Понимаешь, о чем я говорю?

– Ну-ну, продолжай, дорогой. – Мустафов замер и внимательно слушал, боясь пропустить хотя бы слово. Мозг, уже здорово одурманенный коньяком, подчинялся с трудом. Но саму суть идеи Мустафов ухватил.

Собеседник продолжал:

– Для русских это будет большая беда, да что беда – крах. На несколько лет они вообще будут вынуждены уйти с рынка.

Чем больше думал обо всем этом Мустафов, попивая коньяк, тем больше нравилась ему идея. Он вытер потное лицо и хрипло спросил:

– Хорошо, как ты это собираешься сделать?

– Мне надо будет слетать в Иран. – Собеседник обернулся, и стало видно его лицо. Кожа на лице была гладкая, без единой морщины, словно у ребенка. Страшноватый был ребенок! Лицо его скорее напоминало маску.

Слово «Иран» подействовало на Мустафова магически.

– Думаю, идея им понравится, – сказал он. – Попробуй с ними договориться, они тебя ценят больше, чем меня. И вот еще что. – Мустафов скрылся в домике и вернулся через некоторое время с несколькими зелеными купюрами в руке. – Это тебе на дорогу.

– Ты балуешь меня, Рафик…

– Скажу больше, – прищурил глаза Мустафов, – если дело выгорит, получишь пять процентов от продаж.

– Что? – Собеседник вскочил. – Ты решил сделать меня миллионером?

Мустафов шутливо погрозил пальцем:

– Здесь нет чужих ушей, и при свидетелях я откажусь от знакомства с тобой. Если ты засыплешься, я тоже умою руки.

Напряженный трудовой день близился к концу, утомленный вечер опускался на Москву. Трофим Иванович Сивоконь подождал, пока красавица Лида не заглянет к нему – она делала так в конце каждого рабочего дня.

– Ну все, Трофим Иванович? Разрешите идти? – Девушка улыбнулась.

Секретарша не была военнообязанной, и после уставного обращения на губах ее появилась неловкая улыбка.

– Ступай, Лидочка, – скомандовал добродушно Сивоконь. – Завтра не опаздывай. Поменьше перед зеркалом крутись.

Девушка улыбнулась начальнику и танцующей походкой направилась к двери. Когда за секретаршей закрылась дверь, Трофим Иванович вышел в приемную, запер изнутри дверь, оставил ключ в скважине и вернулся в кабинет. Он расположился в кресле и, поглядывая на вечернюю Москву, достал трубку мобильного телефона. Вздохнул и набрал номер.

Он звонил в Астрахань.

– Ну что, Василий, придумала твоя золотая голова что-нибудь? – проговорил генерал вкрадчиво.

Теперь контр-адмирал Ставрогин отвечал совсем другим тоном. Сложил в уме два и два.

– Ты вообще отдаешь себе отчет, Трофим, что разговор наш ведется открытым текстом? – раздраженно бросил Ставрогин.

– Какой отчет, Вася, – устало бросил генерал. – Остаться бы в живых. Я же говорил тебе, нас вряд ли слушают. Ты отвечай быстро, и без глупостей, по существу.

В трубке после паузы вновь послышался неприятный, скрипучий голос контр-адмирала.

– Одно дельце у меня тут, кажется, наклевывается, – признался Ставрогин. – Но от тебя тоже кое-что потребуется.

– Что для тебя сделать? – спросил Трофим Иванович. – Отец родной! Вася, ты знаешь, я сделаю все, что в моих силах!

– Нужен звонок одному твоему знакомому.

Генерал Сивоконь приободрился.

– Один звонок – и делов-то? Я знаю, Вася, ты человек честный, вдумчивый… Сформулируй, чтобы я понял… Куда хоть звонок-то? В Баку? Уже интересно!

Настроение Трофима Ивановича поднималось, как на дрожжах. Сивоконь вскочил, принялся ходить по кабинету, вышел в приемную, вернулся. И когда генерал нажал на кнопку, прекращая телефонный разговор, у него был четкий план, что делать дальше.

Рафик Мустафов, когда остался один, всерьез задумался. Недавнее предложение, исходившее от собеседника с неподвижным лицом, представлялось весьма любопытным, но уж очень, как это сказать, трудоемким. Без посторонней помощи это дело, по мнению Мустафова, никак нельзя было провернуть.

Рафик Мустафович вздохнул, взял с полки старую записную книжку, которая от времени стала толще – бумага поистрепалась, измочалилась, – и опустился в кресло. Он принялся перелистывать блокнот, отыскивая телефонный номер. Нужен был человек, с которым можно было поговорить всерьез и, самое главное, который мог бы помочь в задуманном.

Раздался телефонный звонок. Рафик Мустафович лениво снял трубку.

– Алло, – произнес он.

В следующую минуту лицо его просветлело – чудесным образом звонил именно тот, кто был нужен. Причем телефонный собеседник начал говорить такие вещи, что у Рафика Мустафовича захватило дух.

– Рафик, я чуть с ума не сошел, когда узнал, что меня просят позвонить тебе, – захлебывался в трубке далекий голос из Москвы. – Вспомни прежние времена, прежние праздники. Как мы кутили-то, а?

Рафик Мустафович вспомнил генерала Сивоконя, у которого всегда так блестели глаза. Генерал Сивоконь приезжал в Баку в составе военной делегации, когда только прекратил свое существование Советский Союз. Рафик Мустафов был тогда министром рыбной промышленности.

Делегация прибыла в рамках подготовки соглашения о дружбе, экономических связях и взаимной военной помощи между Россией и Азербайджаном. После официальной части визита был банкет, Мустафов запомнил, как Трофим Иванович Сивоконь внимательно выслушал фразу министра о том, что ему нравится хрусталь, а потом в Баку пришла посылка – Сивоконь прислал хрустальную люстру из Москвы. Рафик Мустафович умилился. Правда, люстру вешать не стал, но генерала запомнил.

Позже Сивоконь порывался приехать в Баку на отдых – ему понравился «город на камнях», – но так и не собрался.

Сейчас суть звонка сводилась к тому, что генералу нужна была помощь. И помощь немалая.

– Влез куда-то, а, Трофимчик?

– Не то слово, влип в историю десять лет назад. – Трофим Иванович коротко рассказал, как было дело.

– Плохо, Трофим, – сказал Мустафов. – Как выходить из положения будешь?

– Вот, по друзьям звоню.

– В таком деле друзья тебе – не друзья, Трофимчик, – сказал Рафик Мустафович. – Здесь трезвый экономический расчет нужен.

– Примени этот расчет, – не унимался генерал. – Затем и звоню: послушай, у меня есть знакомый в Астрахани, просит свести тебя с ним. Он наслышан о тебе, говорит, если вы познакомитесь при моей помощи, конечно, то ваше знакомство можно будет использовать ко взаимной пользе.

– Что? – спросил Мустафов. – Он так и сказал – ко взаимной пользе?

– Так и сказал, – подтвердил Сивоконь. – Он имеет в виду, что ты теперь успешно занимаешься икрой.

– Это хорошо, – довольно хмыкнул Рафик Мустафович. – Ты веришь этому своему знакомому?

– Верю, – сказал Сивоконь. – Еще как верю.

– Тогда вот тебе мой расчет, Трофим. Услуга за услугу. Ты тоже должен кое-что для меня сделать.

– Рафик, ради бога… – вскричал Трофим Иванович.

– Всего, Трофимчик, по телефону не расскажешь.

– Ты подумай, – волнуясь, произнес генерал Сивоконь. – Ты тоже получишь долю, мой знакомый – толковый парень. Знает в Астрахани все ходы и выходы. Ты – в своей стране. Вас бы связать как-то.

– Хорошо, я подумаю, – сказал Рафик Мустафович. – Ты перезвонишь?

– Разумеется, – ответил генерал Сивоконь и отключился.

Положил трубку и Рафик Мустафович. В большом волнении он долго ходил по комнате, выглядывал в окна. И ловил себя на мысли, что не доверяет телефонному собеседнику. Ни на грамм! А почему? Плохи дела у того генерала, который звонит первым и предлагает свои услуги.

Пока нужно выдержать паузу, решил Мустафов. Еще неизвестно, кто такой Сивоконь сегодня. И неизвестно, стоит ли доверять астраханскому знакомому, которого так усиленно сватал Трофим.