Глава 45

Лишь первое время Полундре казалось, что находиться в полной неподвижности легко и просто. Вскоре дикая тяжесть стала наваливаться на все его тело, крутить судорогой руки и ноги, давить точно каменной плитой спину и грудь. Сергею ужасно хотелось пошевелиться, подергать рукой или ногой, распрямить спину, расправить грудь. Он был уже на грани того, чтобы сделать это, но умом, остававшимся ясным и контролировавшим ситуацию, и недремлющим инстинктом самосохранения понимал, что этого делать нельзя. Иначе таймер начнет сначала отсчет времени его заточения в затопленном подземелье, и этого нового срока ему не перетерпеть.

Полундра один вдох делал из баллона с нормальным воздухом, а три следующих – спертым воздухом из пузыря под потолком. По счастью, пузырь этот оказался достаточно велик для того, чтобы североморец смог сразу же просунуть в него голову. Поэтому для перемены источника дыхания ему не нужно было делать никаких движений, кроме как просто сдавить зубами резиновую трубку загубника, перекрыв таким образом поступление хорошего воздуха, и уголками губ вдохнуть зловонный газ из воздушного пузыря. Этот воздушный пузырь со временем увеличивался в размерах, к нему прибавился и воздух из баллонов Полундры. Так что теперь старлей мог целиком высунуть голову из воды и дышать этим омерзительным, практически непригодным для дыхания воздухом. Тот, что оставался в баллонах, Полундра берег на момент, когда придется выбираться из этого подземелья. Он помнил, что галерея достаточно длинная, и проплыть ее на одном дыхании с контейнером в руках, протиснуться через торчащие во все стороны перекушенные прутья решетки и вынырнуть на поверхность без дополнительного воздуха никак не удастся.

Однако на деле из его планов выходило мало путного. От спертого и непригодного для дыхания воздуха в голове вскоре начало шуметь, перед глазами поплыли разноцветные круги. Его непреодолимо потянуло в тяжелый, смертный сон, что возникает от недостатка кислорода. Он изо всех сил встряхивал себя, напоминая, что, если он уснет, ему конец. Это поначалу помогало. Но, измотанный перегрузками последних дней, организм быстро стал уставать, а чувство смертельной опасности притупляться.

В довершение всего у Полундры начались слуховые галлюцинации. Голос отца вдруг громко и отчетливо позвал его по имени за его спиной, так что Полундра едва удержался, чтобы не обернуться. Но возглас повторился настойчивее и вдруг сменился безумным, злым смехом, каким отец никогда в жизни не смеялся. И тогда Полундра понял, что это смеется вовсе не его отец, а погибший несколько лет назад каперанг Рябинин, его командир. Странно, что каперанг оказался здесь, в затопленном подземелье, ведь он должен был ждать его снаружи, у входа в галерею 16-С.

Значит, он решился, надел запасной акваланг и пришел на выручку Полундре? Значит, Рябинин – все-таки настоящий отец-командир, хотя и американский шпион. Хорошо, что Полундра никогда всерьез не верил этому и всячески защищал своего командира на допросах в контрразведке. Теперь он с чистой совестью может протянуть мертвому каперангу руку. Интересно, как тот сможет пожать ее, если от него осталось только десять килограммов органики, да и то не его, а какого-то матросика. Сам-то Рябинин, надев акваланг, ушел с того горящего крейсера и остался жив.

Когда на время голова Полундры немного прояснилась, он поглядел на часы. Третий час с того момента, как он замер под потолком галереи, подходил к концу, значит, предполагаемое избавление было близко. Полундра вдруг почувствовал безумное желание что-то сделать для того, чтобы ускорить приближение этого момента. Поплыть, например, к плитам и попробовать приподнять их, чтобы они быстрее открылись. На мгновение он даже напряг было мышцы ног, готовясь оттолкнуться от стены, и тогда только сообразил, что он, собственно, собрался сделать. От нахлынувшего ужаса его прошиб холодный пот. Он понял, что был на волосок от того, чтобы остаться в этом подземелье навсегда.

Чтобы отвлечься от времени и скрасить себе минуты ожидания, он попытался думать о чем-то хорошем. О своей жене Наташке, которую он оставил в санатории одну, а сам отправился с Дорофеевым развлекаться. Это было дурно, гадко – он так виноват перед ней. Но ничего! Когда он выберется отсюда, он непременно пойдет к ней и все объяснит.

Полундра попытался представить, как он входит в санаторий, поднимается по лестнице, заходит в их номер, где сидит на кровати его белокурая жена с маленьким мальчиком на коленях. Сергей останавливается на пороге, ищет нужные слова, чтобы объяснить ей все происшедшее, но тут замечает, что почему-то волосы у Наташки не золотистые, а иссиня-черные и отливают прямо-таки фиолетовым блеском. Она поворачивает голову, смотрит на вошедшего Полундру и смеется одними губами. На правом плече у Наташки какая-то странная трехцветная татуировка. Где-то старлей уже видел такую – но где? Внезапно он припоминает: брюнетка. Да, у чернявой стервы, что втянула его во всю эту аферу, на плече была точно такая же. Хотя стоп! – почему у его жены на плече татуировка? Откуда она у нее взялась? Раньше ведь ее не было! Полундра очень удивлен. Да нет же! Это вовсе не его жена Наташа сидит в его номере на кровати, а та самая брюнетка! Она улыбается, встает с кровати ему навстречу, призывно кивает – улыбка у нее гадкая, омерзительная, как у всех шлюх. Что этой женщине нужно в его санаторном номере? И где его жена?..

В голове Полундры снова немного просветлело, он увидел себя по-прежнему висящим под потолком подземной галереи. Однако теперь времени должно было пройти точно больше трех часов. Что же бронированные плиты? Они пока оставались на своем месте.

Холодный ужас начал сковывать грудь Полундры. Он подумал, что эту ловушку запрограммировали больше чем на три часа. Еще один час выдержать здесь он не сможет, не хватит воздуха или он сойдет с ума от мучающих его галлюцинаций. Или еще хуже. Ловушка устроена давно, механизм ее весьма сложный и хитроумный. Рано или поздно он должен отказать, и тогда обе бронированные плиты опустятся и перегородят галерею 16-С навсегда. Вполне может быть, что именно теперь и наступил такой момент. И ждать поднятия этих плит бессмысленно.

Сергея Павлова охватил настоящий животный ужас. Ему захотелось кричать во все горло, дергаться в судорогах, биться о гранитные стены головой или попросту нырнуть вниз и захлебнуться соленой и ржавой морской водой, чтобы больше не мучиться, не надеяться на спасение, которому неоткуда было взяться. Полундра чувствовал, как какая-то влага, пот или, может быть, слезы текут теперь по его лицу. Однако он продолжал висеть, судорожно уцепившись за все ту же скобу, и не шевелился.

Что в его подземелье что-то неуловимо изменилось, спецназовец понял внезапно, почувствовал каким-то шестым чувством. Казалось бы, обе бронированные плиты были на месте. В свете угасавшего химического фонаря он отчетливо видел их бездушную ржавую стальную поверхность. Но что-то с ними определенно происходило. Внезапно Полундра понял, что именно: плиты двигались вверх! Медленно, сантиметр за сантиметром, не тем стремительным рывком, как они опускались, захлопывая попавшего в мышеловку аквалангиста, а постепенно обе бронированные плиты шли вверх, освобождая выход.

Полундра был так измотан душевно и физически, что не испытал никаких эмоций по поводу происшедшего, а только механически, как автомат, выстроил в своей голове сценарий будущих действий. Он спокойно подождал, пока обе плиты окончательно поднимутся и встанут на свое место. После чего осторожно уперся ногами в потолок и, набрав напоследок омерзительного, зловонного воздуха полные легкие, резко оттолкнулся, стремительно ушел вниз, ко дну галереи. Ловко подхватил стоящий на дне дюралевый контейнер и, оттолкнувшись от дна, устремился к выходу из галереи, к закрывающей ее решетке. Тяжелая водяная волна ударила ему в спину. Механизм ловушки снова великолепно сработал, обе бронированные плиты опустились на прежнее место. Но Полундра был теперь свободен, и дюралевый контейнер, ради которого погибли три аквалангиста, был у него в руках.