Глава 20

Америка в самом деле страна чудес. Только здесь ни у кого не вызовет удивления африканец, заготавливающий дрова в тайге.

Худощавый и коренастый афроамериканцы, убедившись, что Бауман надолго расположился в бухте, выбрали место неподалеку от его стоянки.

Под вековыми елями уже зеленела утепленная палатка, перед ней торжественно высилась стальная чаша жаровни для барбекю. Но темнокожие мужчины явно не были заядлыми туристами – любителями северных красот. Весь запас угля, а это всего два пакета, был израсходован еще до приезда ученого. Они элементарно им грелись у жаровни и дремали. Вот теперь одному из них и пришлось отправиться в лес.

Коренастый ходил меж деревьев с небольшим топориком и высматривал валежник. Как у всякого, выросшего в Соединенных Штатах, у него рука не поднималась срубить даже засохшее деревце. Они для него просто не существовали. Каждый раз, когда темнокожий турист нагибался, из разреза теплого овечьего джемпера выскальзывал золотой мусульманский полумесяц на толстой золотой же цепочке. Он вместо того, чтобы застегнуть «молнию» под самый подбородок, каждый раз бережно заправлял символ своей религии.

Именно так, оба афроамериканца были недавно обращенными мусульманами – вполне модное для сегодняшней Америки явление. Эмиссары Алькаиды с Ближнего Востока вовсю старались обратить в Штатах темнокожих, а если везло, то и белых, в свою религию. Ну, а потом, когда человек приходил в одну из мечетей, к нему присматривались. И если новообращенный подходил, то с ним начинали вести «воспитательную» работу, склоняя к мусульманскому фундаментализму.

Коренастый, как умел, поломал собранные ветви, где ногами, где руками – о колено. Толстые нарубил на пеньке. Подхватил охапку на руки и, тяжело дыша, направился к стоянке. Палатка еще не просматривалась из-за густых зарослей, но было понятно: возле нее происходит что-то неладное. Слышался какой-то непонятный топот, легкие звуки ударов и возгласы. Коренастый подобрался поближе и выглянул из-за ствола дерева. И тут же раздосадованно сплюнул. Тревога оказалась напрасной.

Оказывается, его худощавый друг, которого он оставил в палатке спящим, уже не только пробудился, но и успел кое-что сделать.

К стволу стройной елки он умудрился привязать скрученное из тонкого ствола орешника кольцо, наподобие баскетбольного. И теперь увлеченно забрасывал в него ярко-оранжевый мяч, бегал с ним по поляне. Перемещался стремительно, так, словно лавировал среди членов команды противника.

– Ты что, Джо, вконец спятил? – Коренастый бросил дрова на мох возле чаши для барбекю.

– Никогда больше не называй меня Джо, – не прерывая игры с самим собой, отозвался худощавый, – ты же знаешь, что мое новое имя – Мухаммед.

– Хорошо, Мухаммед, – примирительно отозвался коренастый, – тебе не кажется, что ведешь ты себя слишком шумно?

– Я просто поддерживаю себя в форме. Я же не один из этих белых, которые травят себя спиртным, тяжелыми наркотиками.

– Мог бы и пробежку утреннюю совершить, – коренастый внутренне «закипал», но опыт ему подсказывал, что если тебе предстоит провести с напарником еще несколько дней, то лучше с ним не ссориться.

– Это пусть белые бегают, а я хочу сохранить свою расовую культурную идентичность, – Джо-Мухаммед ответил явно словами, почерпнутыми из какой-нибудь расистской брошюрки.

Коренастый разжег в чаше хворост, вытащил из рюкзака вакуумную упаковку сосисок и сел на пенек, принялся читать мелкие буквы на пластиковом поддоне.

– Так, состав: говядина, соя...

– Сто восемьдесят два, – радостно воскликнул Мухаммед, когда оранжевый мяч в очередной раз попал в кольцо.

– А у команды противника сколько очков? – прозвучал ехидный вопрос.

Мухаммед не сразу «въехал»:

– Какой противник? Я же один играю. Ты что, Абдурахман?

– То-то и оно. Твоя игра лишена смысла. Твои достижения абсолютно бесполезны. Всегда должен быть противник. Иначе жизнь превращается в пустое времяпрепровождение. Подумай, что бы сказали наши братья по вере с Ближнего Востока, если бы они тебя сейчас слышали? И не забывай, что мы с тобой сюда не отдыхать приехали.

– Хорошо, брат Абдурахман. Пусть у противника будет сто двенадцать.

– Ты что купил? – Коренастый Абдурахман с омерзением отложил упаковку.

Мухаммед бросил мяч в кольцо, успел дважды обернуться вокруг собственной оси и словить его:

– А что такое? Я же предупредил продавца в магазине, чтобы в сосисках не было свинины, что мы с тобой мусульмане.

Абдурахман покачал головой.

– Ты идиот. Посмотри, где они сделаны, – Израиль. Евреи тоже не едят свинину. Это, во-первых. А во-вторых, ты дважды идиот. Какого черта ты каждому встречному-поперечному рассказываешь, что мы мусульмане, конспиратор долбаный. Ты бы еще рассказал продавцу, зачем мы с тобой тут появились.

– Ну, ладно, успокойся. Виноват, не подумал, – худощавый Мухаммед прыгал с мячом, словно взбесившийся чертик. – Иногда забываю, в какой страшной стране мы с тобой живем. Повсюду эти белые...

Абдурахман, поняв, что напарник подсел на любимого конька, не стал возражать, а тот продолжал:

– ...а ведь кто им всю экономику создал? Что, сами белые? Это же мы, темнокожие, вот этими нашими золотыми руками... – в ход пошли очередные аргументы из расистских брошюр, – ...хлопковые плантации весь юг Америки наши с тобой деды с прадедами подняли. А они в это время ром с шампанским пили, сигары курили и наших бабушек трахали. Сволочи! А культура? Что, может, и джаз они придумали? Они только ноты учить умеют. Но играть и петь не научатся никогда. А рэп тоже они выдумали? Может, и Майкл Джейсон белый? Ну, назови ты мне хоть одного великого белого американца.

Абдурахман пожал плечами и произнес:

– Ну, а Вашингтон, Линкольн?

– Вот именно, – воскликнул Мухаммед эмоционально, – ты портрет Вашингтона вспомни. Да у него же африканские губы. Да они с Линкольном только на теме расового равенства и выехали. Не было бы нас, не быть им никогда президентами.

Абдурахман не любил демагогии. Он привык заниматься делом. Изловчившись, он перехватил мяч и быстренько уселся на него.

– Ты что, брат?

– Зарядка окончена. И не забывай, кого здесь старшим назначили.

– Понял, – неохотно признался Мухаммед и исчез в палатке.

Через пару секунд он уже вынырнул из нее, держа в руках маленький переносной телевизор. Поставил приемник на стол и щелкнул кнопкой.

– И почему я твой багаж не догадался проверить? – тихо произнес Абдурахман.

– Ну, новости же посмотреть надо. Мы же с тобой в политику вкручены.

Против этого коренастому нечего было возразить. На экране возникли кадры новостного телеканала. Бронированный израильский бульдозер с неумолимостью танка двигался на одноэтажные арабские хибарки. Двое подростков с повязанными на шею «арафатками» безуспешно пытались забросать его какими-то самодельными взрывными устройствами. Глинобитная стена рухнула, подняв облако пыли. Диктор скороговоркой пояснял суть происходящего. Мухаммед несказанно оживился.

– Нет, ты только посмотри. Снова начали. Это все из-за них, проклятых. Пока они там не появились, мы, арабы, жили мирно.

– Мы хоть и мусульмане, но все же не арабы, а африканцы, – напомнил Абдурахман. – Наверное, ты хотел сказать: мусульмане.

– Это одно и то же. Неужели, Абдурахман, ты не гордишься тем, какая великая миссия выпала на нашу долю? Ты же слышишь, что говорит этот белый ублюдок, я диктора имею в виду.

– Еще неизвестно, белый ли он.

– Наш брат городить такой херни никогда не станет. Совесть не позволит. Даже за большие деньги. Евреи, понимаешь ли, проводят антитеррористическую операцию, а наши братья на Востоке, типа, террористы и незаконные бандформирования. Да все ровным счетом наоборот.

– Я не хочу с тобой спорить, устал.

– А вот выкрадем мы этого ученого – специалиста по аэродинамике или там, климатологии, как нам приказали, – Баумана, и все переменится. Наши друзья на Ближнем Востоке найдут способ заставить его работать на нас. Представляешь, никаких тебе ракет не надо. Создал рукотворный смерч, и пошел он все крушить: Хайфа, Тель-Авив, Иерусалим. И вроде бы никто ни при чем. Вроде как кару небесную на этих проклятых сионистов Всевышний наслал.

– Послушай, – Абдурахман поднялся, – хватит мечтать. Надо делом заниматься. Пошли, проверим нашего подопечного. Вдруг как ситуация благоприятная для похищения. Не зря же эта дамочка нам помогает.

– Пошли.

Мухаммед выключил телевизор и хотел было нести его обратно в палатку.

– Места тут дикие, и люди приличные. Никто ничего не украдет. Разве что медведь появится.

– И медведей не люблю.

Коренастый с худощавым, пригнувшись, двинулись в заросли. Мухаммед продолжал, но уже шепотом:

– Что-то мне фамилия этого ученого не нравится – Бауман. Наши друзья на Ближнем Востоке...

– Да он же русский.

– Думаешь, «их» в России нет?

– Там у них училище военное есть. Самое знаменитое. «Бауманка» называется.

– Ну, тогда я не знаю.

Дальше афроамериканцы двинулись ползком, вскарабкались на скалу и выглянули. Мухаммед напрягся, завидев яхту и новых отдыхающих.

– Их еще только не хватало. Кто такие?

– Я уже тут был на рассвете, – признался Абдурахман, – и тоже хотел бы это знать. Если бы тебя не дернул, то ты со своим дурацким баскетболом все бы пропустил. Они бы уже могли нашего Баумана десять раз украсть.

– Странно, – разглядывая «пришельцев», пробормотал Мухаммед, – одни белые. И ни одного нашего. Не нравится мне это.

И тут Абдурахман высказал Мухаммеду то, что накипело у него на душе.

– Вот ты все Аллаха поминаешь, к месту и не к месту. А это грех, между прочим. Аллах нас, темнокожих, создал для того, чтобы мы в теплом климате, в тропиках жили. Под кокосовыми пальмами, финиками и бананами, на берегу теплого океана, а не мерзли на этой долбаной Аляске, где даже медведям холодно. Если б ты не вербанул эту Сьюзен Монроу и не сболтнул об этом нашим хозяевам с Ближнего Востока, не лежали бы мы с тобой сейчас на холодном камне. Еще пара дней, и я геморрой с гайморитом заработаю. А это, как ты знаешь, абсолютно не африканские болезни.

– Я же старался. Думаешь, мне с этой белой дурой в постели хорошо было? Они же все уродки: губы тонкие, носы длинные и волосы прямые.