Глава 23
Порт в Могадишо был похож на огромный муравейник, расположенный вдоль восточного побережья Африки. На пристани стояло довольно много судов. Люди толпились, толкаясь и что-то выкрикивая друг другу, рабочие тащили на борт какого-то сухогруза огромные ящики. Около небольшой палатки, в которой продавались фрукты и еда, толпилась огромная очередь. На импровизированном прилавке была разложена традиционная для этого региона пища: свежее и кислое молоко, чай, овечий и козий сыр.
Рядом несколько молодых сомалийцев устроили что-то вроде танцев, аккомпанируя себе на огромном барабане. Однообразные ритмичные звуки заполняли пространство.
В стороне от всей этой шумихи несколько иностранных матросов, которые, видимо, уже не первый день ждали отправки своего судна, с жадностью поглощали вино из бутылки причудливой формы. Они жадно хлебали кроваво-красную жидкость под пристальными, осуждающими взглядами проходящих мимо местных жителей. В Сомали подавляющее большинство населения исповедует ислам, и в голове религиозных мусульман распитие спиртного, плюс ко всему в общественном месте, ассоциировалось с очень серьезным грехом.
Было очень шумно, вокруг раздавалось, наверное, около десятка различных языков, в дополнение к этому повсюду скрежетали огромные краны, с помощью которых загружали и разгружали суда. Прямо по дороге, рассекая толпу людей, проехал джип с эмблемой миротворческих сил ООН, красовавшейся на грязной запыленной двери. За ним следовало еще несколько машин. Это были репортеры, которые как всегда в поисках сенсаций готовы были отправиться в любую точку планеты. Люди расступались, пропуская транспортные средства, и колонна, как нож, проходящий сквозь масло, проследовала прямо до пристани. Колонну замыкали еще несколько миротворческих джипов. После остановки из машин высыпали люди. Репортеры начали расставлять оборудование. Все готовились встретить российский парусник, захваченный накануне пиратами.
Из машины миротворцев вышло несколько человек с оружием — они должны были обеспечивать порядок, ведь недавнее событие вызвало большой резонанс в обществе. Учитывая ситуацию в стране, ожидать теракта было вполне естественно.
Тем временем толпа загудела. Все стали всматриваться в даль. На горизонте замаячил парусник, на котором гордо развевался Андреевский флаг. Миротворцы направились к буксиру, готовому к отплытию. Там их ждал полковник Фогс. Приняв миротворцев на борт, он скомандовал брать курс к русскому судну. Буксир отчалил, оставляя после себя длинный след.
Кавторанг Стенин находился на капитанском мостике. Вид у него был подавленный — ведь после недавних событий ему даже не удалось поспать и перекусить. К тому же он вел парусник в порт, не зная, чего ожидать дальше. Связи у него не было, поскольку рация, расстрелянная Фогсом, работать не могла. Вдали показались очертания порта, растянувшегося на несколько километров. С той стороны навстречу паруснику довольно быстро двигалось какое-то судно. Кавторанг без труда определил, что это — буксир. Офицер вышел на палубу и, подставив лицо теплому ветру, закрыл глаза. Глубоко вздохнув, он ощутил на губах приятный, немного горьковатый вкус океанского воздуха, так знакомый всем морякам. Несколько минут Стенин простоял неподвижно, пытаясь избавиться от нервного напряжения. Он оглядел палубу, где несколько миротворцев лениво шатались без дела, что-то жуя.
— Как они могут спокойно жрать, когда вокруг такое творится? — проговорил кавторанг вполголоса.
Его взгляд скользнул дальше: тела пиратов, естественно, никуда не исчезли. Только теперь они выглядели куда более отвратительно, чем прежде. Кавторанг со злостью пнул ногой какую-то бутылку, выругавшись при этом.
Буксир тем временем подошел вплотную к российскому судну. На борт парусника с важным видом поднялся Юрген Фогс. Он поздоровался с кавторангом, протянув ему руку, но тот сделал вид, что не замечает этого. Немец слегка ухмыльнулся и направился к миротворцам. Парусник был взят на буксир, и суда направились в порт. Пообщавшись со своими подопечными, Фогс поднялся в капитанскую рубку, где застал Стенина. Кроме них двоих, в рубке никого не было, и миротворец решил воспользоваться этой возможностью для серьезного разговора.
— Вы, наверное, хотите задать мне массу вопросов? — обратился он к кавторангу деловым тоном. — Я готов ответить на них.
Тот продолжал молча стоять, скрестив руки за спиной. Затем, резко повернувшись лицом к полковнику, он саркастически произнес:
— Вы знаете, мне это вовсе не интересно, — на его лице появилась улыбка, однако она выглядела неестественной.
— Мне очень нравится ваше чувство юмора, — хмыкнул немец, — а теперь успокойтесь и выслушайте меня. В отличие от вас, я шутить не намерен.
Кавторанг никак не прокомментировал заявление Фогса и уселся в кресло, стоящее неподалеку. Полковник продолжил свою речь:
— Вы и сами, наверное, понимаете, что на родину вам лучше не возвращаться, — при этом он указательным пальцем ткнул в Стенина, будто желая показать, что речь идет именно о нем.
Россиянин удивленно сдвинул брови и уже открыл было рот, желая возразить столь провокационному заявлению миротворца, но тот опередил его:
— Всех дохлых собак в этом случае повесят именно на вас. Если представить себе ваше будущее на родине, то… никакого будущего.
Кавторанг на мгновение задумался, нервно вскочил, подошел к небольшому столику, на котором стоял графин с водой, и, не удосужившись воспользоваться стаканом, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Было заметно, как его руки немного подрагивают.
— Ну и что же вы можете мне предложить? — спросил он.
Миротворец чуть улыбнулся, плюхнулся в кресло, с которого только что поднялся Стенин, и протянул:
— Предлагаю сотрудничество. — После этих слов он сделал небольшую паузу, ожидая реакции собеседника, однако ее не последовало.
— Я предлагаю вам выход из ситуации. И поверьте, кроме моего предложения, никаких других вариантов у вас не существует. Ну а если говорить более конкретно, то на берегу вас ждут репортеры ведущих телекомпаний, которые захотят задать вам кучу вопросов, и это вполне естественно с их стороны, — голос Фогса приобрел какой-то слащавый оттенок, вызвавший отвращение у кавторанга.
— А если я расскажу всю правду? Как им это понравится, это же настоящая сенсация, мировой скандал! — срываясь на крик, произнес Стенин.
Немец расхохотался, хлопнул себя по колену и сквозь смех проговорил:
— Да, рассмешили вы меня. Понимаю ваши оскорбленные чувства. Но давайте смотреть на вещи реально — это будет очень легко представить как ложь. Мол, вы пытаетесь оправдаться любой ценой. Я вас могу уверить, что никто вам не поверит.
— Что же вы от меня в таком случае хотите? — хрипло произнес кавторанг, пристально уставившись на миротворца. — Только говорите прямо, мне надоели эти ваши хождения вокруг да около.
Глаза немца сузились.
— Сделаете все, как я скажу. Никакой самодеятельности. Ваша задача — четко следовать моим указаниям. Я облегчаю до минимума все то, что вы должны будете предпринять, так что за вас уже подумали.
— А какие у меня гарантии? — предсказуемо поинтересовался Стенин.
«Разговор развивается по классической схеме, — удовлетворенно подумал немец, глядя в растерянное лицо русского офицера, — сначала возмущение, затем брыкания, ну а когда загоняешь в угол — гарантии».
— Я вам гарантирую, что потом мои друзья вас не забудут, — в интонации Фогса почувствовалась некая загадочность, — и подыщут вам непыльную работу в Европе. Деньги приличные, бедствовать не придется. Мы людей, сотрудничающих с нами, не бросаем. Мы же не сомалийцы. Вот они бы вам уже десять раз голову отрезали.
Кавторанг задумался. Он понимал, что попал в ловко расставленный капкан и теперь ему будет нелегко отсюда выпутаться. Похоже, намечается международный скандал. И в таком случае, никто долго разбираться не будет и его действительно обвинят во всех смертных грехах. С другой стороны, где гарантия, что после того, как он выполнит все, что от него требуют, его тут же не скормят акулам или пристрелят где-нибудь в Могадишо?
— Кстати, с вашей командой все в порядке. Они все живы, их уже подобрали, — видя растерянность россиянина, поспешил добавить Фогс. — Мы же цивилизованные люди. Я с белыми не воюю, как вы могли уже убедиться. Мы же, как европейцы, всегда поймем друга друга, не так ли?
Стенин, ничего не говоря, уставился на верзилу, развалившегося в кресле. У кавторанга зачесались руки — так хотелось двинуть как следует по этой наглой физиономии. Однако кавторангу пришлось сдержать приступ ярости, внезапно нахлынувший на него. Он снова взял графин, осушив его до дна. В воздухе повисла гробовая тишина, продолжавшаяся несколько минут. Каждый из собеседников думал о своем. Стенин метался среди двух огней, в нем боролись чувство долга и рационализм. И все-таки инстинкт самосохранения оказался сильней. Он поднял голову, посмотрел на Фогса и сквозь зубы процедил: «Я согласен». Немец утвердительно кивнул головой, встал и вышел из помещения, оставив россиянина наедине с его мыслями.