7. Сомали, окраина города Алула, август 2010 года
– По-моему, он очухался… – Голос, вроде бы незнакомый, прозвучал откуда-то со стороны и в то же время сверху. Хотя, почему «сверху», как раз понятно – потому, что сам он лежит на полу, на жестком и грязном полу рядом со стеной, уходящей вверх, где в полутьме едва виден закопченный потолок. Голос и звон… Звон-то откуда? Да еще какой-то двойной. Ага, понятно: один звон нескончаемой нотой звучит в голове – как будто по стеклянному шару слегка стукнули стальным прутиком; а второй звон – это легкое позвякивание стальной цепочки, тянущейся от наручников к крюку вбитому в стену. Где-то он уже видел подобную цепочку…
Орехов сдавленно застонал и слабо дернул занемевшей правой рукой, высоко вздернутой наручниками. Одно кольцо было защелкнуто вокруг запястья, а сквозь второе была пропущена цепь. Хорошо еще, что одну руку свободной оставили… Подполковник крепко зажмурился, усилием воли стараясь загнать поглубже звенящую боль в голове и во всем теле, и в то же время незаметно попробовал напрягать разные группы мышц и шевелить руками-ногами. Вроде бы все цело, отзывается и послушно шевелится. Только тупой болью отдает и там и сям. А вот пара ребер точно сломана – при каждом вздохе грудину как шилом кто протыкает. По ребрам, значит, чуть позже настучали, твари, когда он уже вырубился…
Сергей вспомнил все почти сразу после того, как очнулся под невеселый звон цепи, вторивший нудной музыкальной шкатулке, которая звучала в голове, пострадавшей от удара рукояткой пистолета. Если бы не притаившаяся в ребрах боль, со злорадством выжидавшая любого его неосторожного движения, Орехов, наверное, сейчас бы рассмеялся – от души и в полный голос. Хотя причин веселиться не было ни единой – ну, разве что по поводу того, что он еще жив до сих пор, а не кормит морских гадов и рыбок.
«Баран ты, Сергей Викторович, а не спецназовец, – уныло размышлял Орехов, не жалея для «комплиментов» себе самых хлестких матюков. – Расскажу потом Вашукову – ни за что ведь не поверит, а как поверит, так со смеху сдохнет! Ну, чисто самодеятельность в отсталом колхозе, а не работа профессионала. Одно только меня слегка может оправдать: я все же солдат, а не разведчик-нелегал. Сначала вроде бы все нормально шло… Прилетел в Алулу, номер в зачуханном отельчике снял. Побродил в районе порта, по рынку, посмотрел-послушал. В порту только-только нащупал тропку к людям, наверняка имеющим связи с пиратским бизнесом, – и тут же получил по голове. Ни документов никто не спрашивал, ни тем более рекомендаций, ничего – сразу по чану. Простые ребята – как приклад от автомата Калашникова! А ты чего хотел? Чтобы тебя под белы рученьки вежливо отвели к боссам, да и чайком угостили? Правильно отмудохали! И радуйся, придурок, что жив еще. Только вот надолго ли…»
Где-то совсем рядом чей-то голос произнес короткую фразу на непонятном языке – видимо, на местном диалекте, поскольку Орехов, немного знакомый с арабским, разобрал только одно слово: «белый», да и то без особой уверенности. Уверенность пришла, когда охранники подхватились со своих мест и начали отстегивать от крюка кольцо наручников, которое тут же защелкнули на дотоле свободном запястье левой руки. Вдвоем бандиты без каких-либо осторожностей и нежностей рывком поставили пленника на ноги и, не обращая внимания на стоны и ругань Орехова, быстро повели его по каким-то коридорам и темным переходам.
Правда, идти пришлось недолго; вскоре пленника втолкнули в небольшую, ярко освещенную комнату и силой усадили на стоявший неподалеку от стола стул. Орехов, с минуту просидевший молча и стиснув зубы, чтобы не застонать от резкой боли в поврежденных ребрах, медленно поднял взгляд и увидел за столом крепкого темнокожего мужика в камуфляже. На столе стоял раскрытый ноутбук, лежали какие-то книги и бумаги, а на краю чернел армейский берет с замысловатой кокардой.
– Как самочувствие? – по-английски спросил мужчина. Прозвучи этот вопрос при других обстоятельствах, Орехов, вероятно, поверил бы искренней заботливости и сочувствию этого, судя по всему, умного и опасного человека. – Мои люди, вижу, немножечко перестарались. Мне очень жаль, но вам не следовало проявлять излишнего любопытства – здесь этого не любят. А теперь я хотел бы услышать от вас объяснения: кто вы, ну, и прочее… Итак?
– Макс Лурье, журналист, подданный Королевства Нидерландов, – монотонно проговорил подполковник, заранее предчувствуя, что этот чернокожий крепыш не поверит ни единому слову. – Я не из спецслужб и не шпион. Я всего лишь хотел познакомиться с кем-нибудь из местных… полевых командиров, неформальных лидеров, которые… Которые командуют людьми, выходящими в море для… своеобразного промысла, который…
– Смелее, мой друг, смелее! Промысел, который весь цивилизованный мир именует пиратством – это ты хотел сказать? – насмешливо подсказал бандит, но Орехову вдруг показалось, что в блестящих глазах темнокожего мелькнуло что-то наподобие заинтересованности. – Журналист? Где работаешь?
– Журнал «Солджер оф Форчун», внештатник. Ну, и еще кое-какие издания…
– Журналист из Голландии. Отлично… Ну, королеву Беатрикс мы беспокоить, думаю, не станем, – пальцы мужчины быстро забегали по клавиатуре включенного ноутбука, – а вот в редакцию журнальчика твоего позвоним… Ага, вот контакты. Номер…
Темнокожий по-приятельски подмигнул пленнику, вновь потыкал пальцем кнопочки – на этот раз спутникового телефона – и замер, ожидая, когда произойдет соединение.
«А вот тут ты, парень чернокожий, дал маху! – невозмутимо наблюдая за манипуляциями бандита, злорадно подумал Орехов. – Никогда ни одна редакция не сдаст тебе своих сотрудников. Так что на этом ты меня фиг поймаешь! А если про публикации спросишь, так я тебе парочку назову – специально посмотрел. Имя, скажешь, не совпадает? Так ведь псевдоним – и поди, докажи, что это не мои статьи…»
Орехов оказался прав: как только бандит на почти безупречном английском задал свой очень вежливый вопрос насчет внештатных сотрудников журнала, на том конце провода, видимо, его не менее вежливо послали по известному адресу и положили трубку. Подполковник внутренне сжался в ожидании новых неприятностей, в сравнении с которыми, возможно, и сломанные ребра покажутся мелким пустячком. Но последующие слова темнокожего крепыша здорово удивили Орехова…
– Тебе повезло, парень. Если бы мне ответили, что ты на них работаешь, я тут же приказал бы содрать с тебя шкуру. Живьем. Потому что для меня такое подтверждение означало бы, что ты из Интерпола или из другой подобной конторы, и позаботился о достоверном прикрытии… Но мне сказали, что сведения о сотрудниках являются тайной и справок они кому попало не дают… Оставьте нас! – Темнокожий вздернул подбородок и повелительно махнул ладонью, обращаясь к молчаливо подпиравшим косяки входной двери охранникам. – Скажите там, пусть принесут свежего чая.
В комнатке на минуту-другую повисла тишина, которую нарушало лишь зудение под потолком каких-то беспокойных мелких мух, да тихое шипение вентилятора ноутбука.
– Мое имя Мохаммад Али Шариф, – негромко начал бандит, прикурив две сигареты и одну из них заботливо сунув в губы пленника. – Кури, друг… Мы почти ровесники и, думаю, ты меня поймешь. У меня много денег, но нет ни жены, ни семьи, ни подобающего настоящему мужчине дома. Я устал от грязи и несовершенства этого мира, где все только и заняты тем, что жрут друг друга, как безмозглые шакалы. И я хочу исчезнуть. Но на прощание я хочу громко хлопнуть дверью. Очень громко – так, чтобы в Белых домах мно-огих стран посыпалась с потолка штукатурка! У меня есть отличный торпедный катер и замечательные, мощные торпеды. А мимо Алулу иногда проходят огромные танкеры, которые перевозят в своих танках-цистернах сотни тысяч тонн нефти… Ты, журналист, понимаешь, о чем я?
– Кажется, понимаю, – выплевывая на пол окурок, кивнул Орехов, стараясь придать лицу сонное выражение, – не хватало еще, чтобы этот темнокожий бандюган умудрился разглядеть в его глазах что-нибудь вроде презрения или насмешки. – Ты хочешь напоследок взять хороший куш, большой выкуп.
– Плевать я хотел на выкуп, понял? – вскинулся Мохаммад, и подполковнику очень не понравился лихорадочный блеск в глазах разгорячившегося бандита. – Когда-то я учился в Советском Союзе – еще до семьдесят седьмого года, когда наши недоумки в пух и прах разругались с русскими. Если бы все сложилось иначе, сегодня я мог бы быть по меньшей мере министром обороны независимого Сомали. А возможно, и президентом! Но эти твари погубили все, перегрызлись, как глупые бродячие собаки, и я стал никем – командую шайкой нищих, грязных пиратов… Ну что ж, если мир не захотел слышать о президенте Мохаммаде, он услышит о террористе Мохаммаде! Весь мир услышит! И вздрогнет, побелев от ужаса…
– Так ты хочешь просто взорвать танкер, бабахнуть на весь мир? По-моему, ты сумасшедший, – негромко и очень серьезно сказал Орехов, отметив кроме нездоровой горячности и блеска в глазах бандита еще и катившиеся по его лицу капли крупного пота, которые Мохаммад смахивал нервным движением дрожащих пальцев. – Ну, а я-то тебе зачем? Или просто поговорить о своих планах не с кем?
– Не-ет, я не сумасшедший, – неожиданно успокаиваясь, с улыбкой возразил бандит, даже и не думая сердиться – напротив, посмотрел на пленника с нескрываемой симпатией и тут же пояснил: – Король Лир, по-твоему, сумасшедший? Или тот белый, что застрелил Джона Леннона? Как его, помнишь? Правильно, Марк Дэвид Чепмэн… А кто сегодня назовет хотя бы одно из имен террористов, направивших «Боинги» в башни-близнецы? Никто! Мало совершить подвиг; надо, чтобы о нем кто-то рассказал миру – иначе никто и никогда так и не узнает твое имя… Вижу, догадался, о чем я. Да, именно ты напишешь обо мне книгу! И снимешь фильм – пусть любительский, но каждый кадр будет стоить миллионы!
– И сколько из этих миллионов ты отстегнешь мне? – пряча улыбку, поинтересовался подполковник, которому и весь этот разговор о супертеракте, и слова о призрачных миллионах, звучащие в заплеванной глиняной халупе, казались бы откровенным бредом, если бы не одно «но» – торпеды у Мохаммада действительно были. А значит, вполне возможно, что сидящий напротив террорист-маньяк может без раздумий пустить их в дело…
– Ты получишь все, – совершенно серьезно пообещал Мохаммад и после короткой паузы добавил вполголоса: – Если сможешь уцелеть…
Принесли чай, какую-то еду. Мохаммад, ни на минуту не прерываясь, воодушевленно живописал все новые подробности своего грандиозного плана, не забывая на правах гостеприимного хозяина потчевать пленника всем, что находилось на столе. Наручники с Орехова сняли и, покуривая одну за другой сигареты из пачки бандита, подполковник прикидывал, что сейчас он вполне мог бы без особого труда свернуть этому темнокожему болтуну шею…
Но это ничуть не приблизило бы Орехова к основной цели, которая заключалась в обнаружении и уничтожении торпед, о которых Мохаммад упомянул лишь однажды, да и то вскользь. Наверняка, прикидывал спецназовец, торпеды хранятся где-то в отдельном тайнике. Значит, придется помалкивать, кивать с умным видом и ждать, когда возомнивший себя новым Геростратом сомалиец приступит к заключительной стадии своей операции. Когда к пирсу встанет его «отличный» катер и на него погрузят «замечательные» торпеды. Вот тогда и наступит час «икс», когда… А вот что конкретно можно и нужно будет сделать, предстояло еще придумать.
«Как же мы неправильно поступили! – внутренне изнывая от досады, беззвучно матерился Орехов. – И как чертовому морпеху удалось меня уломать? Идиоту ведь ясно, что один в поле не воин… Много я могу сделать в одиночку и голыми руками? Могу, конечно, но вдвоем было бы сподручнее. Я – здесь, внутри банды, а Вашуков вертелся бы где-нибудь поблизости и в нужный момент… Так, стоп, Серега! А кто тебе сказал, что его здесь точно нет? Черт, надо быть повнимательнее – может быть, наш морпех уже здесь, в Алулу, меня разыскивает… Ладно, посмотрим. Если Вашуков объявится, то и меня найдет, и о себе знать даст. Только вот как там его поиски… И живы ли пацаны вообще…»