Часть вторая. Сафари по-русски

Специфика армейской службы такова, что Андрей Николаевич Вашуков порой слегка удивлялся и даже не сразу реагировал, когда к нему обращались по имени-отчеству. В чем, собственно, не было ничего необычного и странного, поскольку начиная с далекого восемьдесят третьего Вашуков сначала привыкал к обращению «товарищ курсант», потом пришла очередь лейтенанта и так далее – вплоть до сегодняшних подполковничьих звезд на погонах. Андреем Николаевичем подполковника именовали нечасто – разве что в минуты общения с равными по службе, или с командирами, да и то лишь тогда, когда беседа имела некий доверительный характер. Обычно же и командование, и товарищи, и уж тем более подчиненные обращались к Вашукову коротко и по-уставному: товарищ подполковник.

И лишь двоим было позволено называть его иначе: жене Светлане и дочери Екатерине. Для них подполковник всегда оставался просто Андрюшей и папкой. Что с женой, что с дочерью Вашукову крепко повезло – обе прекрасно понимали, что такое служба и боевая работа, а посему по мере сил пытались создать боевому офицеру тыл крепкий и беспроблемный, надежный. Дом, то бишь квартира – как принято в Вооруженных силах, далеко не первый и не второй с начала службы, – всегда был для подполковника если и не крепостью, то уж надежной и тихой гаванью точно. Конечно, не всё и не всегда в жизни семьи Вашуковых выглядело так уж карамельно и идиллически, но, в общем и в целом, Андрей почти ни разу о своей женитьбе на Светлане не пожалел.

«Почти» случалось пару раз, но связано это было не с какими-то вульгарными изменами и прочими глупостями, коими так богата семейная жизнь, а с вещами сугубо скучными и прозаическими. Скучной прозой в данном случае Вашуков называл вынужденное пребывание в госпиталях, когда, глядя на осунувшуюся от переживаний и бессонницы жену, испытывал легкие угрызения совести из-за того, что в силу своей профессии доставляет Светке столько отнюдь не радостных минут. Вышла бы замуж за какого-нибудь врача или ученого, думалось подполковнику, – глядишь, и жизнь была бы поспокойнее…

Так же практически ни разу подполковник Вашуков не пожалел и о выборе, который вполне сознательно сделал, поступив в военное училище. Мечтой было Рязанское воздушно-десантное, но, как выяснилось, конкурс туда был побольше, чем в отряд космонавтов, и Андрейка, сокрушенно вздохнув, выбрал дорогу чуть попроще: поступил в инженерно-саперное командное, в котором было отделение, готовившее спецов и для ВДВ. Уже в училище Вашуков узнал, что специалисты по минно-взрывному делу требуются практически во всех родах войск. И так уж сложилось, что вскоре после окончания училища молодой лейтенант ВДВ попал сначала в спецназ морской пехоты, а чуть позже и в элитное подразделение с красивым и вполне мирным названием «Дельфин». Правда, задачи перед боевыми пловцами чаще всего ставились отнюдь не простые и не очень-то мирные…

Служил Вашуков честно, за чужие спины никогда не прятался, награды аккуратно складывал дома в специальную коробочку – за все годы службы в «парадке» пришлось щеголять раза три-четыре, не больше. Кроме того, из соображений секретности некоторые ордена и вовсе было рекомендовано лишний раз не «светить», дабы избежать ненужных расспросов. Хотя какие уж там расспросы – в военных городках народ обычно подбирается понимающий и лишних вопросов никто и никому не задает.

Справедливости ради стоит заметить, что некоторые сомнения в разумности действий высшего командования Вашукова за годы службы посещали не раз и не два, но подполковник успокаивал себя тем, что и лично он, и его подчиненные служат в таком подразделении, которое при любом раскладе останется элитным и востребованным…

Новенький «уазик» с армейскими номерами миновал шлагбаум КПП и въехал во внутренний двор здания штаба. Скрипнув тормозами, мягко клюнул носом и остановился строго параллельно белой линии разметки, нанесенной на сером асфальте стоянки. Вашуков недовольно поморщился и, выходя из машины, проворчал, не глядя на водителя – молоденького морпеха в чистенькой, отутюженной форме:

– На весь Балтийск тормозами визжишь! Ты председателя колхоза возишь или офицеров?

– Так там, наверное, накладки, товарищ подполковник… – виновато пожал плечами боец, о председателях и о колхозах имевший по молодости лет весьма смутное представление, отчего и не способный в должной мере оценить сарказм отца-командира.

– Сносились – замени! Разгильдяй… – Вашуков поправил берет, шумно выдохнул и направился к тяжелой высокой двери, за которой скрывались прохладные коридоры штаба военной базы Балтийска.

Это старинное здание, оставшееся в наследство городу еще от Восточной Пруссии, скорые на слово журналисты непременно назвали бы пряничным домиком, намекая на старонемецкую архитектуру и типично европейскую раскраску: красную – черепицы, бело-розовую – стен. Но Вашукову при взгляде на массивные стены с затейливой формы арочными высокими окнами, больше напоминавшими бойницы средневекового замка, почему-то сразу вспоминалось слово «цитадель». И сразу же за «цитаделью» на ум приходил Бисмарк – как символ чего-то истинно по-немецки основательного и грубоватого…

Проходя мимо осоловевшего от недосыпа дневального со штык-ножом на поясе, подполковник небрежно кивнул в ответ на уставное приветствие и поднялся на второй этаж, где в конце узкого и неправдоподобно тихого коридора располагалась дверь без номера, за которой прятался кабинет начальника местного разведотдела флота.

«Вот интересно, – неторопливо шагая по чистенькой ковровой дорожке темно-красного цвета, размышлял Вашуков, – сколько лет уже прошло, сколько начальников и командиров эти коридоры перевидали… А дорожки, наверное, такие же, как и во времена товарища Сталина были. Ну, или как в восьмидесятые в обкомовских коридорах. Все меняется, а вот атмосфера в таких коридорах и кабинетах, наверное, остается неизменной – строгой, любого заставляющей как-то невольно подобраться и настроиться на серьезный лад…»

В «предбаннике» начальника отдела подполковник поздоровался с дамой средних лет с погонами мичмана на кремовой форменной рубашке и, кивая на дверь кабинета, спросил:

– У себя? Мне на четырнадцать сорок…

– Проходите, товарищ подполковник, – дама-референт, решительно ничем не напоминающая традиционный образ грудастой и длинноногой красотки, посмотрела на Вашукова с нескрываемым сочувствием и вполголоса сообщила: – Из штаба флота приехали, зело сердиты…

– Разрешите? Товарищ капитан первого ранга… – козырнув, начал доклад Вашуков, но каперанг, не дослушав, перебил, досадливо морщась и указывая рукой на стул напротив:

– Вижу, что прибыл. Проходи, присаживайся… – Он встал и, выдернув из розетки выпустивший густое облако пара чайник, начал заваривать чай: щедро сыпанул в стакан заварки, залил кипятком и прикрыл напиток фаянсовой крышечкой. – Чай будешь?

– Спасибо, нет, – подполковник тронул пальцами влажный лоб, – и так пекло такое, что не знаешь, куда и деваться… У вас тут еще вполне сносно – стены по метру, прохладно.

– Да, лето нынче, похоже, еще даст нам жизни… – Каперанг снова уселся за свой массивный стол, зачем-то передвинул лежавшую на краю пачку бумаг, взял в руки карандаш и, задумчиво поглядывая на остро отточенный грифель, сообщил: – Был я сегодня в штабе флота. Господа адмиралы шибко интересуются, что там у нас с операцией «Энигма»… В общем, дела наши хреновые, Николаевич. Сколько уже твои ребята на связь не выходят?

– Две недели без малого, – помрачнел Вашуков. – Если точно, то двенадцать дней и шестнадцать часов.

– И что скажешь, подполковник?

– То же, что и неделю назад: что-то там не так пошло…

– Не так… – Каперанг задумчиво пожевал губами и задал новый вопрос: – А не могли они в целях, так сказать, особой конспирации уйти на дно, затихариться? Мало ли там что?

– Исключено, товарищ полковник, – твердо заявил Вашуков. Каперанг хотя и носил морскую форму, но не возражал, когда его именовали на «сухопутный манер». Вполне возможно, военное училище, в котором полковник осваивал азы разведработы, не имело ничего общего с морской тематикой. – Они ведь не какие-нибудь дайверы-разгильдяи, а люди военные – по-любому нашли бы возможность выйти на связь.

– В общем, думаю, ты прав, – каперанг раздраженно стукнул карандашом по столу и отхлебнул глоток чая. Обжегся, тихо чертыхнулся и отставил стакан. – Из Службы внешней разведки информация поступила… Короче, на берегу океана был обнаружен труп некоего гражданина. В машине. Зарезали мужика. И, судя по всему, этот мужик – наш бывший прапорщик Вострецов. Такие вот дела, товарищ подполковник.

– А… остальные? – Вашуков с опаской посмотрел на полковника, вновь принявшегося за свой чай.

– Как в воду канули. Наши компьютерщики пошарили в базах данных отеля, где они останавливались, – никто из них не выписался. Все тихо и благолепно. Подать в розыск мы их, естественно, не можем: сам помнишь, что паспорта у них были очень даже не российские…

– А базы данных аэропортов?

– Правильно мыслишь, но там ничего нарыть не удалось, как я понял… – Полковник допил свой чай и снова принялся терзать ни в чем не повинный карандаш. – Как ни прискорбно, но приходится признать, что операция наша, похоже, со страшным треском провалилась. И у адмиралов-генералов, дававших добро на продажу торпед, теперь появилась новая забота…

– Поскорее прикрыть мощным щитом свои… погоны и мягкие места, – догадливо кивнул Вашуков. – Быстренько сообразили, что, по сути, отдали в руки террористов нешуточное оружие. И теперь прикидывают, что будет, если эти моджахеды шандарахнут нашей торпедой по какому-нибудь очень солидному транспорту. Так, нет?

– Именно, – невесело хмыкнул разведчик. – Мы-то планировали отследить цепь, а потом вывести всех на чистую воду, так сказать, и с помощью журналистов шум поднять…

– А карта, похоже, ложится так, что шум может подняться по поводу того, что Россия тайком снабжает злобных пиратов оружием, так?

– И снова в точку, Николаевич. Так что надо спасать положение. Причем срочно. Уточняю: спасать надо не мягкие места генералов, как ты изящно выразился, а престиж и честное имя страны. И, поверь, я сейчас не впадаю в какой-то там пафос! Мне, как и тебе, на генеральские тревоги, по большому счету, плевать, а вот на доброе имя страны – нет. Мне может многое не нравиться, но мы с тобой присягу давали… ну, и все остальное – сам не маленький, понимаешь.

– Понимаю, – снова кивнул Вашуков, уже не первый день терзавшийся сомнениями и тягостной неизвестностью.

Опыт и чутье подсказывали, что, скорее всего, все там, в Мозамбике, пошло наперекосяк, но чисто по-человечески в плохой исход операции верить не хотелось – оставалась еще зыбкая надежда, что все еще как-то образуется и Скат с ребятами объявятся живы и здоровы. Ну просто не могло быть так, чтобы капитан… Хотя, сам себя обрывал подполковник, ты ведь – как, пожалуй, никто – знаешь, что в работе боевых пловцов случиться может всякое – даже то, чего по определению и не может быть никогда…

– Понимаешь – это хорошо, молодец, – похвала полковника прозвучала весьма сдержанно, и он тут же задал ключевой вопрос, ради которого, собственно, и вызвал командира пропавшей группы боевых пловцов: – Только вот одного понимания мало. Что делать-то будем? Какие-то соображения, варианты есть?

– Да какие тут могут быть варианты, товарищ полковник… Моя группа, ясное дело, больших генералов-адмиралов не очень-то заботит. А по остальным позициям все и без вариантов ясно: надо срочно проданные торпеды найти и… взорвать к морской бабушке! Вторую группу нам задействовать, конечно, никто не даст, так?

– И думать забудь! – Полковник даже потемнел лицом и с полминуты играл желваками под чисто выбритыми скулами. – Нам еще по группе Ската твоего придется не один месяц отписываться. Да еще и Джексон тот… мать его… Орехов тоже хорош – заварил кашу, наемника этого нам подсунул, а сам в теплые края советником-инструктором подался…

– Полковник, что мы вокруг да около ходим… – Вашуков прекрасно понимал, куда клонит каперанг, и решил высказаться открыто. – И ты, и я понимаем, что подполковнику Вашукову придется тряхнуть, что называется, стариной. И выглядеть это будет, как в самом тупом американском кино: «Джон, ты нужен Америке! Ты сделаешь это! Но если ты провалишь задание и попадешься – мы отречемся от тебя!»

Подполковник очень похоже изобразил гоблиновский гнусавый говорок, и разведчик, несмотря на всю серьезность разговора, не смог удержать улыбки. Правда, тут же посерьезнел и коротко, по-деловому спросил:

– Кого с собой возьмешь? Все, что в моих силах, сделаю.

– А сам будто не знаешь… Орехова, кого же еще.

– Вдвоем? – недоверчиво прищурился каперанг и с сомнением покачал головой. – Я, конечно, нисколько не сомневаюсь ни в твоих боевых качествах и выучке, ни этого… военспеца, но дело-то серьезное.

– Да мы ведь тоже не клоуны из петросяновского «Зеркальца», – жестко усмехнулся Вашуков и добавил: – А за подполковника Орехова я ручаюсь как за себя!

– Ну-ну… Тогда давай обсудим детали?

– Давайте, товарищ полковник. Только у меня одно условие…

– Какое? – после секундной паузы поинтересовался разведчик вместо того, чтобы на правах старшего командира возмутиться наглостью подполковника в морпеховской форме.

– Мы «сделаем» эти торпеды – в первую очередь, естественно. А во вторую…

– А вот этого, подполковник, я не слышал, – каперанг демонстративно отвернулся и даже помахал ладонью, словно отгораживаясь от непрозвучавшего заявления командира боевых пловцов. Правда, тут же, понизив голос, устало добавил: – Николаевич, я все понимаю. И ты понимаешь – не мальчик. Никто добро на поисковую операцию в чужой стране нам не даст. Мозамбик сегодня – это не африканский друг 70-х… Так, все – давай-ка о деле! И в первую очередь надо прикинуть, как тебя прикрыть…

– Да как… – дернул плечом Вашуков. – Чего велосипед изобретать? Полечу, как и ребята мои, обычным туристом – этаким богатеньким бездельником.

– Богатеньким, – едко усмехнулся разведчик и осуждающе покачал головой. – Ишь, как вам нравится казенные деньги на всякие фу-фу пускать! Да ладно, не бледней, пошутил я. А прикрывать вас будем от своих же: очень умные адмиралы требуют задачу выполнить, но…

– «Пусть это будут люди не из нашего района», так? Как в «Кавказской пленнице»? Да не вопрос! Я вот, товарищ капитан первого ранга, сорок с лишним лет прожил, а в какой стороне Африка та находится, даже и понятия не имею…