Прежде чем стать Посредником, Дмитрий Петрович Бочкин успел попробовать свои силы на разных поприщах. Естественно, вначале были школа и институт – простой педагогический, поскольку для того, чтобы попасть в какой-либо из особо престижных, нужны были или весьма незаурядные способности, или солидные связи. Ни тем ни другим Дима похвастать не мог, поэтому пришлось выбрать заведение, готовившее для школ страны сеятелей разумного, доброго и вечного. Правда, будущий историк Дмитрий Бочкин с самого начала прикидывал, что школа с ее мало управляемыми детишками вполне может обойтись и без него, а с дипломом в кармане можно найти и гораздо более престижное и теплое местечко.

А поскольку юность Димочки пришлась как раз на годы перестройки, когда многим казалось, что в стране наступают новые времена и вот-вот наступит новая жизнь под руководством старой, но здорово поумневшей партии, то и будущее свое он планировал связать именно с партией. Дорожка для умных, умеющих устроиться в жизни людей, давно уж была накатана: сначала комсомол, затем партия. Та, которая КПСС. Та, которая умела ценить своих преданных работников, именуемых словечком «номенклатура», и заботилась о них не в пример лучше, чем об остальных гражданах «великого и могучего СССР». Квартиры, машины, пайки из закрытых распределителей, лучшие санатории и многое другое, но непременно самое лучшее – все это было очень весомым довеском к скромному званию «слуга народа».

Дима закончил свою бурсу, годок-другой стойко отмучился в стенах простенькой средней школы, а потом без особого шума перебрался в райком комсомола, на скромную должность инструктора. Конечно, было бы неплохо устроиться сразу в райком партии, но до теплого места в доме «старшего брата» надо было дорасти – просто так, с улицы на хлебные места не брали. А пока можно было, при особой сноровке, на кусок хлебушка с маслом и с икоркой заработать и под «комсомольской крышей»: в стране росло и ширилось кооперативное движение, одобренное главной партией и лично Михал Сергеичем. Правда, на деле эта кооперация больше занималась самой обычной спекуляцией, но тонкости терминологии никого особенно не занимали, поскольку главным было то, что умным людям дали возможность почти честно заработать большие деньги. И умных вдруг оказалось очень немало. Как немало нашлось и крепких ребят с уголовным прошлым и без оного, которые с успехом начали претворять в жизнь уже подзабытый лозунг: «Грабь награбленное»…

Дима успешно сотрудничал с несколькими кооперативами и успел заработать первые относительно большие деньги, когда в конце восьмидесятых в стране случилась большая неприятность: казавшийся таким солидным советский рубль как-то незаметно растерял свою покупательскую способность. Дмитрию, как и многим другим деловым людям, пришлось спешно осваивать способы обмена «деревянных рубликов» на более серьезную валюту. Доллар складывался к доллару, жить становилось, как некогда заметил лучший друг советских кооператоров, все лучше и веселее…

Вот тут-то и грянул настоящий гром: период маловразумительной болтовни закончился развалом страны, похоронившей под обломками и комсомол, и КПСС, и будущую карьеру. Бочкин без особой печали плюнул на руины и окончательно ринулся в пучину дикого бизнеса. К тому времени самым модным словечком в околоденежных кругах стало загадочное «бартер». Если деньги становятся ничем не обеспеченными фантиками, то на первое место выдвигается простой обмен. Меняли все что угодно, и схемы порой вырисовывались посложнее многостраничных математических формул. Вот на ниве бартера-обмена и расцвел новый талант Дмитрия Петровича. Благодаря предусмотрительно сохраненным старым и заведенным новым связям, Бочкин вдруг понял, что есть способ зарабатывать серьезные деньги без всякого криминала и почти без особого риска! Все оказалось до смешного просто: нужно было всего лишь помогать продавцам искать выгодных покупателей – и наоборот. Естественно, за приличный процент со сделок… Так среди почти приличных и почти законопослушных бизнесменов и ворюг появился Посредник.

Самый большой куш Бочкину удалось урвать во время двух кампаний в Чечне. Патроны, оружие, снаряжение и прочая военная «справа» шли влет и за очень хорошую цену. Дмитрий Петрович прекрасно понимал, в кого будут стрелять автоматы, с его помощью проданные боевикам, но совесть его ничуть не мучила – так же, впрочем, как не мучила она и тех людей, кто старательно взрастил и вскормил обе войны, а потом заработал на них совсем уж невообразимые деньги. Бизнес есть бизнес. А тысячи убитых российских солдатиков… Что ж поделаешь, служба у них такая, а на войне везет далеко не всем…

– Теперь я, кажется, понимаю, почему развалилась наша армия, – негромко произнес Бочкин, в упор рассматривая провинившегося охранника уничтожающе-презрительным взглядом. – Да и страна тоже… Как там у вас говорят? «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»? Правильно говорят… Я все-таки хочу услышать вразумительный ответ на мои вопросы. Кто это был? И сколько их было? И как так могло получиться, что тебя, молодого, здорового, трезвого мужика, этак легонько вырубили и связали, как пьяного барана?

Охранник в ответ лишь мрачнел, не поднимая глаз, виновато вздыхал и тупо разглядывал что-то невидимое на полу, словно силился именно там разглядеть и прочесть ответы на вопросы грозного босса. Да и что можно было сказать в свое оправдание, если действительно как безмозглого барана обвели вокруг пальца…

– Молчишь? Правильно молчишь, охранничек, раствою перетак… – Дмитрий, поигрывая желваками, повернулся к командиру группы боевиков и все тем же неприязненным тоном спросил: – Насчет девки глухо? Или прапора этого? Хоть какие-то соображения есть?

– Да есть, как не быть, – полноватый, но явно неслабый мужчина лет сорока с силой провел ладонью по бритой голове от лба до затылка и без малейшего страха посмотрел на заметно нервничавшего босса. – Взвода спецназа там, конечно же, никакого не было, иначе о таком событии весь подъезд до сих пор гудел бы. Так нет ведь. Думаю, их двое было. Один этого барана отвлек, а второй в это время через открытый балкон забрался. Ну, а дальше все было просто… Скажу только, что работал явно не лох с рынка: спустился он, скорее всего, с крыши, а это для человека неподготовленного вещь, считай, невозможная.

– Как думаешь, не Контора?

Бритый отчетливо уловил напряженные нотки в голосе Бочкина и мысленно злорадно усмехнулся: а ведь дрейфит могучая и страшная босса! Но вида не показал и глубокомысленно пожал плечами.

– Не, не должно бы. Иначе мы все уже в уютных камерах сидели бы и через стенку перестукивались. – Бандит повернул голову налево, трижды аккуратно сплюнул и, на всякий случай, дополнительно пристукнул костяшками крупного кулака по столешнице. – Думаю, что прапор тот каких-то своих корешей напряг – они и сработали. Среди ветеранов еще немало крепких мужиков, которые такие вещи умеют творить, что мама не горюй…

– Да мама не загорюет, – скрипнул зубами Дмитрий Петрович, – ты бы лучше за своими архаровцами следил… А то не пришлось бы нам всем вскорости горевать. А, хватит пустых базаров… Ты вот что: вызвони-ка мне нашего полковника. Он на этого прапора боевого нас вывел – с него и спрос. Пусть ищет, падла, землю роет… Да хоть жрет ее, но прапорщик мне нужен в ближайшие дни! Я уже людям пообещал, что все будет солидно и красиво. А у нас вместо «красиво» получается полная ж…!

Бритый выудил из кармана мобильный телефон, пощелкал кнопками, выводя на дисплей номер полковника, но на вызов нажимать не стал, а, кивая на по-прежнему молчаливо страдавшего в стороне бойца, негромко спросил:

– Дмитрий Петрович, а с этим что делать будем?

– Байку хочешь? – ядовито ощерился Бочкин и, холодея взглядом, продолжил: – Как-то начальник Генштаба Шапошников на вопрос Сталина о том, как он наказал провинившегося офицера, ответил, что выразил ему свое неудовольствие. Сталин, естественно, недоуменно спросил: «И это все?» А Шапошников и говорит: мол, в старое время этого было достаточно, поскольку после такого выговора офицеры обычно шли и стрелялись… Если бы я знал, что этот клоун пойдет и застрелится, я бы выразил ему свое неудовольствие. Но времена сегодня другие, и я скажу так: накажем его рублем. За этот месяц зарплаты ему не давать! Может, и другим наука будет… Давай-давай, звони полковнику! Кстати, а Сидоров наш ссучиться не мог? В смысле, шепнуть по старой дружбе прапору насчет девки?

– Это исключено, – уверенно замотал головой командир боевиков и начальник контрразведки по совместительству. – Полковник ничего не знал о нашей операции. А если бы и знал… Не дурак же он – прекрасно понимает, что мы его на раз вычислили бы!

– Ох, не люблю я темных пятен… Ладно, что гадать… Звони ему, пусть сюда подгребает.

…Сидоров расспрашивать о причине вызова и вести долгие разговоры не стал, а просто пообещал приехать, более чем лаконично буркнув в трубку: «Минут через двадцать буду». Правда, вместо двадцати минут прошло почти полтора часа, прежде чем в комнату, где расположились бритоголовый «старшой» и нетерпеливо посматривавший на часы Бочкин, шумно отдуваясь, вошел полковник и прямо с порога недовольно прогудел:

– Здорово! Ну, что тут у вас стряслось? Что за пожар? Я, между прочим, на службе!

Если бы Бочкин смог чуточку отвлечься от своих невеселых дум и повнимательнее присмотрелся к полковнику в первые секунды его появления, то, возможно, и увидел бы легкую тень растерянности и даже откровенного страха, мелькнувшую на лице Сидорова при виде флегматично крутившего в сильных пальцах спичечный коробок бритоголового. Но Посредник не заметил ничего странного в облике неведомо где припозднившегося приятеля и разговор начал именно с давно, видимо, наболевшей темы.

– Полковник, знаешь, за что я ненавижу эту страну? За то, что здесь ни на кого и ни в чем положиться нельзя! Пообещать и не сделать? Пожалуйста. Сорвать из-за пьянки даже самый выгодный контракт? Да раз плюнуть! Сказать, что будешь через полчаса, а приехать через пять часов, а то и вовсе забыть и не появиться? Это мы тоже умеем как никто в мире!

– Ну, остынь, Петрович, – миролюбиво улыбнулся Сидоров, – признаю, виноват. Пробки проклятые – сам ведь знаешь… Так что случилось-то? А это, – полковник кивнул в сторону бритоголового, – как я понимаю, телохранитель твой, что ли? Ха-ха, крут ты, брат, я смотрю. Мужик, ты не из наших будешь? Не из армейских?

– Оттуда, товарищ полковник, – сдержанно ответил бандит, не утруждая себя даже намеком на попытку по старой привычке встать, приветствуя старшего офицера – не армия, что зря суетиться. Субординация – вещь хорошая и полезная, но все хорошо в меру. – Юрий Зимин, бывший майор.

– Ха, я ж и говорю: глаз – алмаз!

– Проблема у нас, полковник, – нажал голосом Бочкин, давая понять, что пустые разговоры можно перенести и на потом. – Короче, чтобы твой прапор был посговорчивее, взяли мы его племяшку. Все культурно, что называется, никакого насилия. Почти. Ну, а закончилось тем, что нашу девочку кто-то очень даже лихо освободил, и мы теперь в… затруднении.

– А я-то чем, так сказать? – поджал губы Сидоров. – Я тебе про груз сказал, прапорщика нашел, а уговорить я его и не обещал… Сам знаешь, он меня чуть ли не послал.

– Зато я уже пообещал. – Посредник зло выругался и даже сплюнул от досады. – Серьезным людям, понимаешь? В общем, так, товарищ воинский начальник, я не знаю, как ты это сделаешь, но прапора ты должен уговорить!

– Хорошее дело, – присвистнул Сидоров, – «уговорить»… Да после истории с племянницей он нас всех теперь уже точно пошлет – и будет прав!

Полковник не смог отказать себе в удовольствии лишний раз намекнуть на провал бойцов Посредника и мстительно ткнуть этого шибздика в очечках, возомнившего из себя великого дельца и стратега, в дурно пахнущую кучу, в которую тот сам себя и загнал. Насладиться мысленным видением барахтающегося в «этом самом» Бочкина полковнику помешал звонок мобильника, громко выдавшего известную мелодию песенки про «батяню-комбата».

– Да, слушаю! Ты?! Да узнал, узнал… Да что ж вы все… Не пыхти, я тебе слово даю, что ни сном ни духом. Именно: и в глаза не видел… Да точно!.. Ну… И что теперь?.. Так, да? Ну, не знаю, я попробую связаться и поговорить… Давай так: если что выгорит, я тебе завтра примерно в это же время звякну, лады? Добро. Все, давай…

Сидоров нажал кнопку отбоя, озадаченно хмыкнул и лишь затем перевел на Посредника заметно повеселевший взгляд и ответил на немой вопрос, хотя и был уверен, что тот уже наверняка догадался, кто звонил:

– А вот и наш прапорщик объявился. Повезло тебе.

– Что он сказал?

– Говорит, согласен. На путешествие. Но на новых условиях, – полковник расплылся в ехидной улыбке и развел руками, – и за другие деньги…