11. Остров Ямайка, город Негрип, июнь 2010 года
– Дерьмо, – вынес мгновенный вердикт чуть ли не дочерна загорелый мужчина, отхлебнув из стакана, после чего недовольно поморщился и раздраженно пристукнул донышком о стойку. Напиток, воспетый самим Стивенсоном и другими романистами, слагавшими истории о похождениях Генри Моргана и других прославленных пиратов, всколыхнулся и радостно выплеснулся на стойку бара, и без того далеко не блиставшую чистотой. – Я за тысячи миль приперся сюда из Штатов именно для того, чтобы попить настоящего ямайского рома, а не этого разбавленного помоями дерьма, что ты мне подсовываешь! Или ты думаешь, я не знаю вкуса настоящего рома?
– Хорошо, мистер, я налью вам из другой бутылки. – Бармен, видимо, давно привычный еще и не к таким капризам подвыпивших клиентов, спорить не стал, а всего лишь равнодушно пожал плечами и потянулся за другой бутылкой. Этот белый, наверное, и вправду приехал из Штатов – вон какой наглый и самоуверенный. И денежки у него, судя по очень даже недешевым часам на массивном браслете, есть. – Только зря вы так… Мы торгуем только лучшим ромом из самого Эпплтона – прямо с завода берем, без всяких там посредников!
– Да ладно, плавали, знаем все эти ваши… – Мужчина взял новый наполненный стакан, недоверчиво принюхался, отпил глоток, задумчиво посмотрел в низкий потолок и милостиво кивнул: – Другое дело! Тебя как зовут, мой черный друг?
– Чака, – бармен раздвинул толстые губы в улыбке, показывая неправдоподобно белые зубы, и, по-видимому, весьма довольный, что смог так быстро угодить привередливому клиенту, в свою очередь поинтересовался: – А вас, мистер? Вы действительно прибыли к нам из Штатов?
– Действительно… – Кивок мужчины получился слегка замедленным – видимо, стаканчик рома был уже не первым, не вторым и даже не третьим. Затем на лице белого вдруг отразилось некое недоумение, а в глазах застыл немой вопрос. Мужчина хмыкнул и потянулся к заднему карману легких брюк, из которого извлек внушительных размеров бумажник. Из его недр, в которых острый, наметанный глаз бармена отметил солидную пачку банкнот, белый выудил паспорт и начал листать его страницы, приговаривая: – А в самом деле, как же там меня… О, блин, забыл… Во! Точно, Сэмюэль Джексон. Чака, друг, Сэм я! Джексон.
– Привет, Сэм! Думаю, тебе у нас понравится. – Бармен без лишних напоминаний поставил перед Джексоном новый стаканчик, в котором нежно позванивали прозрачные льдинки, еще разок окинул клиента оценивающим взглядом, и, протирая липкую стойку полотенцем подозрительной свежести, незаметно подмигнул одному из пятерых парней, сидевших за столиком неподалеку.
– Это обязательно, – Сэм пьяно ухмыльнулся и, разворачиваясь вполоборота, едва не свалился со своего высокого стульчика, после чего с чувством выругался и начал бесцеремонно разглядывать лениво топтавшуюся на танцевальном пятачке стройную мулатку с богатыми, едва прикрытыми узким платьицем прелестями. – Эй, красотка! Шамп… ик! Шампанского хочешь выпить со мной?
– Почему бы и нет, красавчик. – Мулатка оказалась на соседнем стульчике гораздо быстрее, чем можно было ожидать от дамы, отметившей свое тридцатилетие минимум десяток лет назад. – Обещаю, тебе не будет скучно и ты ни о чем не пожалеешь – даже о своей паршивой сотне…
– Ты че, мать, перетанцевала? Да за сотню я найду пару задниц и помоложе. – Джексон попытался пренебрежительно фыркнуть – получилось неважно, а затем скомандовал бармену: – Чака, притащи-ка нам пивка свеженького. Не-ет, с полки ты сам пей! Ты из холодильничка принеси…
– Слышь, белый, а чем тебе наша Элис не нравится? – Здоровенный темнокожий парень по-хозяйски облокотился на стойку, явно демонстрируя мощные плечи и бицепсы, и, не мигая, недобро посмотрел на Джексона долгим взглядом. Потом одним движением подхватил стакан как-то враз притихшего белого и одним глотком допил остатки рома. Подумал мгновение, плюнул в стакан и поставил посудину на стойку. – Может, ты гомик? Или ты такой жадный? Жадным быть нехорошо. А за нехорошее поведение мы наказываем.
– О’кей. Я понял, брат. – Джексон осторожно тронул пальцем бицепс парня, уважительно присвистнул и напрямик поинтересовался: – Сколько? По паре пива парням хватит?
– А сколько ты готов заплатить за то, что мы позволим уйти тебе отсюда живым? Что-то мне шепчет, что ты отдашь все. И часики впридачу.
– Так, да? Боюсь, мальчик, тебе столько не унести, – грустно усмехнулся белый, трезвея прямо-таки на глазах, и посмотрел на здоровяка почти с жалостью. – Что ж ты-то такой жадный?.. Я передумал – не будет вам пива. И пошел вон отсюда, попрошайка вонючий…
Реакция темнокожего парня оказалась вполне предсказуемой: крупный кулак с неплохой скоростью полетел в лицо явно потерявшего разум белого наглеца. Полететь-то полетел, но вместо вражеской челюсти почему-то попал в пустоту. Джексон едва заметно уклонился и, правой рукой перехватив запястье нападавшего, левой вцепился в темный затылок и одним движением припечатал лицо парня к далеко не мягкой стойке, на которую из разбитых носа и губ тут же брызнула темно-вишневая в приглушенном свете ламп кровь. Сэм с почти детским любопытством понаблюдал, как потерявший сознание мужчина почти без шума сполз на грязный пол, потом окинул взглядом забрызганную кровью стойку и глубокомысленно изрек:
– Красное и черное. В этом что-то есть…
Столь острые жизненные наблюдения Джексону пришлось прервать по вполне объективной причине: четверка остальных бандитов дружно выскочила из-за стола, напоминая резко распрямившиеся пальцы кулака, и рванулась к бару с благородными намерениями, которые во все времена пробуждал известный клич «наших бьют!». Правда, с местью опять-таки произошла некоторая незадача, потому что вспыхнувшая в лучших традициях старых добрых вестернов драка протекала как-то неправильно. По всем признакам, четверо здоровых темнокожих парней должны были здорово помять одного немолодого белого джентльмена, но на деле все происходило с точностью до наоборот.
Первого из подскочивших противников Сэм встретил совсем не эффектным, но невероятно эффективным ударом ступни, угодившим как раз в верхнюю точку своеобразной арки, образованной толстыми и кривоватыми ногами, обтянутыми узкими джинсами. Если бы глаза парня были закреплены в глазницах чуть послабее, то они, несомненно, выскочили бы на пол от невероятно болезненного для мужчин удара. А к первому добавился еще и второй удар открытой ладонью в лицо, опрокинувший тонко взвывшего парня на пол.
Второго Джексон сбил подсечкой, и уже падающему противнику по-футбольному засветил ногой по лицу; парень отлетел метра на два и, в точности повторяя движения первого, пополз куда-то в уголок потемнее и потише.
Третьему достался красивый высокий удар ногой в грудь, после которого темнокожего бойца отбросило к столикам, один из которых паренек с грохотом и скрежетом и разнес своим телом – если и не в щепки, то на составные части точно.
Наверное, со стороны все это напоминало небольшое торнадо, залетевшее в полутемный бар. Гремела местная музыка в стиле рэгги, под которую с непостижимой быстротой метались тела и тени, звенело стекло, грохотали столики и стулья. Зрелище было не очень «киношным», но все же красивым и даже завораживающим, что подтверждали замершие от страха и вжавшиеся в стены, однако не отрывавшие от драки жадных взоров бармен с бутылками пива в руках и зрелая дамочка с голливудским именем Элизабет.
Последний из нападавших, увидев, с какой почти непринужденной простотой и легкостью белый вывел из строя его товарищей, слегка притормозил и прямо на ходу решил, по-видимому, сменить тактику. Вместо того чтобы с лету кидаться на врага, он, наоборот, резво отскочил и выхватил приличных размеров нож, клинком которого сделал несколько быстрых крестообразных движений и, заорав что-то вроде «а сейчас я выпущу твои кишки, урод!», бросился на Джексона.
– А вот это ты зря, – осуждающе качнул головой Сэм и, делая почти неуловимый шаг в сторону, резко развернулся боком к парню, успевая одновременно вывернуть руку с ножом и нанести страшный удар коленом по ребрам невольно наклонившегося любителя острых мачете. Судя по неприятному хрусту в заломленной руке, можно было смело утверждать, что в ближайшее время парню вряд ли доведется держать в ней нож или хотя бы ложку. Затем последовал еще один удар, после которого бандит вмиг преодолел метра три и с нехорошим стуком врезался головой в деревянную стенку бара. Где-то с внутренних нижних полок что-то посыпалось с жалобным стеклянным перезвоном.
– Что ж ты наделал, парень… – Глаза Элизабет смотрели на Джексона с сочувствием и со страхом одновременно. – Это люди Большого Джима. Теперь они точно убьют тебя.
– Это вряд ли, – мрачно усмехнулся Сэм и почти без злости посмотрел на бармена, по-прежнему вжимавшегося спиной в стену. Если бы мастер коктейлей умел мыслить какими-либо образами, он непременно отметил бы, что улыбка белого сейчас больше напоминала оскал матерого волка, случайно оказавшегося среди бродячих дворняжек. – Эй, придурок, у вас русская водка есть?
– Водка? Русская? Нет. – Бармен осторожно поставил бутылки с пивом на полку и почему-то встал по стойке «смирно».
– А на хрена тогда вы этот гадюшник открыли? – Вопрос был скорее риторическим, а вот предложение, с которым Джексон обратился к Элизабет, было вполне конкретным: – Лиз, а не пойти ли нам с тобой куда-нибудь в приличное место? Отдохнем чуток…
На лице мулатки начала отчетливо отражаться целая гамма чувств: и страх перед компанией какого-то очень большого Джима, и алчность, вспыхнувшая при виде толстого кошелька Сэма, и даже доля симпатии к солидному белому мужчине, оказавшемуся таким крутым. Что уж там перевесило, неизвестно, но лицо мулатки осветилось улыбкой, сразу сделавшей ее на десяток лет моложе, и Джексон услышал почти уверенное «да».
Уже направляясь к выходу, Сэм вдруг развернулся и на прощание посоветовал испуганно дернувшемуся бармену:
– Ты бы, сынок, поменьше мужикам подмигивал. Другой может оказаться не таким покладистым, как я, и ты запросто останешься без глаза. А то и без двух…
В такси Элизабет, уже почти избавившаяся от чувства робости по отношению к Джексону, мягко прижалась к его плечу и доверительно шепнула, что ей известно одно местечко, где можно найти самую настоящую «рашен уодка», на что Сэм недоверчиво проворчал в ответ:
– Не смеши меня, мамуль… Откуда в этой деревне может быть настоящая водка? И вообще, что-то я устал маленько… Эй, друг, мы передумали! Давай-ка, вези нас ко мне домой!
Джексон назвал адрес и, отваливаясь на спинку сиденья, начал бубнить что-то неодобрительное о местных шоферах, каким-то образом умудрявшихся ездить на своих таратайках всего с одной рабочей фарой, а то и вовсе почти вслепую. При этом практически никто не соблюдал никаких правил движения, вместо тормозов большинство водителей по непонятной причине предпочитали пользоваться клаксоном, и при всем при этом они каким-то непостижимым образом умудрялись почти не попадать в аварии. После шоферов досталось уже местной природе и климату: Сэм, как выяснилось, ненавидел и местную жару, и проклятые дождливые сезоны, и ураганы, носившиеся над Ямайкой чуть ли не по полгода.
– И вообще, какой дурак придумал, что сумерки пахнут ямайским ромом? По-моему, здесь круглый год воняет псиной и плесенью! Кстати, – без всякого перехода обратился к даме Джексон, – ты готовить хоть что-нибудь умеешь? В моей халупе плита есть и холодильник, а я что-то зверски жрать захотел…
– Готовить? – Брови мулатки удивленно взлетели чуть ли не на середину высокого лба, прикрытого густой челкой, но дама тут же поспешно ответила: – Конечно, красавчик, я умею все! В том числе и готовить. Могу сделать яичницу с беконом, могу приготовить маринованную рыбу с нашим фруктом акки или, если хочешь, свинину по-креольски. Еще я умею запекать на углях козлятину…
– Углей у меня в бунгало нет, дура. Яйца есть, – оборвал Сэм гастрономическое вранье красотки, явно опасавшейся упустить выгодного клиента, и для ясности добавил: – Куриные. Мастер, стоп, приехали…
Бунгало Джексона, несмотря на столь солидное наименование, оказалось обыкновенным домиком, сколоченным чуть ли не на японский манер из брусков и досок и крытым гофрированными листами какого-то блестящего металла. Правда, внутри оказалось аж целых две комнатки, одна из которых гордо именовалась гостиной, а вторая – спальней, и небольшая кухонька с неправдоподобно большим холодильником и двухконфорочной плитой.
– Вот это да! – изумилась мулатка, с любопытством оглядывая жилище своего героя. – А зачем тебе такой огромный холодильник?
– Я там трупы храню. Шучу – на самом деле я в нем сплю… Иди в душ, дитя мое, и шампуня не жалей – от тебя должно пахнуть хвоей, о’кей?
…Минут через тридцать Сэм, расслабленно отвалившийся на подушки, лениво покуривал сигаретку и думал о чем-то своем – судя по нахмуренным бровям, думы были не очень веселыми и светлыми.
– О чем ты думаешь? – Лиз осторожно прижалась к Джексону и тихо тронула ладонью жесткое плечо. – Ты какой-то… у тебя больные глаза… Кто ты?
– Хотел бы я и сам это знать… Странник…
– Я могу приготовить тебе кофе. Лучший – «Блю Маунтин». Хочешь?
– Чуть позже, – Сэм мельком глянул на стрелки часов и решительно раздавил окурок в пепельнице. – А что, мамуль, не рвануть ли нам еще разок… к звездам, а?
…Потрепанный пикап, чуть слышно ворча двигателем, прокатился по гравийной дорожке и мягко притормозил метрах в двадцати от бунгало, освещенного тусклой лампочкой, болтавшейся вместе с жестяным козырьком над входной дверью. Из кузова выпрыгнули двое почти сливавшихся с темнотой темнокожих мужчин. Третий выбрался из тесноватой кабины. С минуту троица прислушивалась к едва слышимой музыке, доносившейся из домика, и посматривала на окна, в которых вместе с легкими занавесками качались неясные цветные отблески – вероятно, там работал телевизор. Затем ночные визитеры почти одновременно передернули затворы автоматов и так же дружно нажали на спусковые крючки…