Книга: Пираты государственной безопасности
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

Российская Федерация,
Баренцево море
Около месяца назад
– Скат, я – Ротонда. Как меня слышно?
– Ротонда, я – Скат, связь в норме.
– Как условия?
– Видимость в норме, температура в верхнем слое одиннадцать градусов, слабое южное течение.
– Понял.
– Приступили к погружению.
– Удачи…
Позывной Скат присваивается старшему рабочей смены. Если под водой одновременно находятся две смены – Скатом остается работающая на глубине пара, а та, что выше, зовется Барракудой. Ротонда всегда остается Ротондой, ибо это – позывной руководителя спуска, который всегда находится на берегу или располагается на палубе судна.
Моя пара идет в воду последней, а посему я сижу у гидроакустической станции и контролирую спуск по докладам Георгия Устюжанина. Погружение идет по плану без каких-либо отклонений.
– Ротонда, я – Скат. Глубина сорок, видимость хорошая, – информирует он.
– Объект видишь? – интересуюсь я.
– Панель включена, объекта на экране пока нет.
Жаль. Стало быть, придется поискать. Впрочем, Жора наверняка производит погружение, не выпуская из виду фал сигнального буя. Искать затонувшее судно придется в том случае, если буй сброшен рыбаками траулера не совсем точно над целью.
В своей работе мы используем панель «P-SEA». Панель имеет цветной экран, отображающий хорошую картинку со сканирующего гидролокатора кругового обзора. Прибор немного тяжеловат – в воде его вес составляет около трех килограммов, зато он отлично видит в радиусе до сотни метров: рельеф подстилающей поверхности, движущиеся и статичные объекты, относительно крупные предметы, группы водолазов… Все это пеленгуется и графически отображается на экране с выводом данных о геометрическом размере объекта, дистанции до него, пеленге, высоте расположения над грунтом. Навигационно-поисковая панель – настоящая палочка-выручалочка для нашего брата, особенно при затрудненной видимости под водой или при выполнении скрытных задач, когда высовываться на поверхность опасно.
– Ротонда, я – Скат, – снова зовет друг.
– Скат, Ротонда на связи.
– Достигли дна. Наблюдаем якорь фала. Траулера поблизости нет.
– А на экране панели?
– Тоже пусто.
Ну, вот и первые сложности. Вспомнив о течении, я советую сместиться первой паре к северу.
Через несколько минут раздался радостный голос Георгия:
– Ротонда, есть контакт! Лежит, родимый, в двухстах метрах от якоря с фалом.
– Скат, как температура?
– Терпимо. На глубине, по показанию компьютера, семь с половиной градусов, – бодро рапортует Георгий. – Сейчас осмотрим «рыбачка» и потихоньку пойдем наверх…
Благодаря жаркому лету температура воды в Баренцевом море держится вполне сносной. Семь с половиной градусов – не самый худший вариант из тех, что нам доводилось испытывать на собственной шкуре. Многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа в сочетании с толстым тинсулейтовым нательным бельишком неплохо спасают от холода, но чертовски затрудняют движение. Работать на глубине в такой одежде тяжело, неудобно и утомительно, поэтому смены сокращены до минимума.
Через несколько минут динамик станции снова гудит голосом товарища:
– Ротонда, я – Скат. Осмотр закончили, приступаем к подъему.
Мы настолько давно знакомы с Георгием, что я легко распознаю его настроение по интонациям. На этот раз он чем-то расстроен.
Интересуюсь, забыв про формальности радиообмена:
– Что там, Жора?
– В двух словах не опишешь. Расскажу на поверхности…
Самая неприятная из картин Репина, – поднявшись с катера на борт корабля, говорит Устюжанин. – Глубина подтвердилась – около ста метров, но дно неровное. Вероятно, в этом месте донное возвышение, а вокруг него рельеф резко уходит вниз. Траулер стоит на ровном киле на самом краю довольно глубокой впадины. Обойдя его со всех сторон, я даже удивился, почему он не сполз в нее сразу. Осматривая корму, понял: лопасти гребного винта пропахали ил до твердого скального грунта, зацепились за скалу и удержали судно от дальнейшего падения.
Скребу подбородок. Ситуация действительно не из приятных. Обшаривать судно, которое в любую минуту способно сорваться в подводную пропасть – дело весьма рискованное.
– Тел поблизости не обнаружил?
– В радиусе пятнадцати-двадцати метров тел нет, только мелкие обломки оснастки и такелажа.
Отдышавшись и освободившись от гидрокомбинезона, мой товарищ садится рядом:
– Что скажешь?
– Думаю, следует сделать так: сейчас отправлю вниз Жука с Фурцевым, пусть хорошенько изучат пространство в радиусе метров шестьдесят-семьдесят.
– Внутрь судна не пустишь?
– Нет.
– Неужели полезешь внутрь сам? – настороженно спрашивает Георгий.
– Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам…
Вода, как мы выражаемся, чище анализов младенца. Взвеси – планктона и неорганики – практически нет, горизонтальная видимость составляет около пятидесяти метров. Но это там, где хорошая освещенность. А на приличной глубине, куда почти не проникают лучи северного, низко висящего над горизонтом, солнца, видно только то, что освещают штатные фонари.
Мы с молодым Роговым не спеша опускаемся к последнему пристанищу небольшого рыболовецкого траулера. Перед погружением я проинструктировал молодого напарника, и тот строго выполняет приказ – постоянно держит визуальный контакт со мной, сохраняя дистанцию в два-три метра.
Полчаса назад закончилась рабочая смена Михаила Жука и Игоря Фурцева. Облазив приличное пространство вокруг затонувшего судна, мои парни отыскали и подняли на поверхность тело лишь одного рыбака. Всего же в день трагедии на борту находился экипаж из семи человек. Значит, есть надежда отыскать остальных внутри старой посудины.
Погружаемся. Изредка беспокоит вопросами Устюжанин, сменивший меня на баночке у станции гидроакустической связи.
Пятьдесят метров. Шестьдесят. Семьдесят…
Наконец яркое пятно фонарного луча выхватывает из темноты борт «рыбачка». Это небольшой двухпалубный траулер, построенный во второй половине двадцатого века. При жизни он имел светло-серый окрас корпуса и грязно-белую ходовую рубку с ржавыми потеками. Судно стоит на ровном киле, однако дифферент на нос составляет градусов тридцать пять – сорок. Носовая часть корпуса буквально висит над резко обрывающимся рельефом. Нос прилично изуродован, но это всего лишь последствия удара о грунт. Место соприкосновения судна с грунтом мы с Роговым легко находим выше, метрах в пятнадцати по глубокому следу, оставленному килем в вязком илистом дне.
Для осмотра кормовой части мне хватает одной минуты, после чего я убеждаюсь в правоте Устюжанина: траулер действительно чудом удержался на краю подводной пропасти, зацепившись изогнутыми лопастями гребного винта за каменистое основание грунта.
«Сколько он продержится в таком положении? – рассуждаю я, осторожно двигаясь к надстройке. – Как знать… Возможны два варианта. В первом – несчастная посудина будет гнить много лет, зависнув над бездной, покуда не разрушится вал винта или не отвалятся лопасти. Во втором случае судно дождется слабого подземного толчка или изменения параметров подводного течения. Любое из вышеназванных явлений моментально столкнет его вниз, и самое отвратительное заключается в том, что произойти это может в любую секунду…»
– Ротонда, я – Скат, – зову Устюжанина.
– Скат, Ротонда на связи, – тотчас откликается он.
– Принял решение оставить напарника снаружи. Сам пройдусь внутрь надстройки.
– Понял. Будьте предельно осторожны.
– Постараемся…
Знаком приказываю Рогову отойти на безопасное расстояние от левого борта судна. Тот беспрекословно подчиняется.
Освещая путь фонарем, прохожу вдоль рубки. Я знаком с проектом этих простеньких рыбацких судов и точно знаю, что в задней части рубки имеется закрытый трап, ведущий на нижнюю палубу. Ага, вот траловая лебедка, а неподалеку небольшая овальная металлическая дверь.
Хватаюсь за рычаг запора, нажимаю.
Бесполезно. Вероятно, кто-то из членов экипажа заблокировал дверь изнутри во время шторма. Что ж, эта мера объяснима: борта у суденышка невысокие, и все двери с иллюминаторами во время непогоды, согласно инструкциям, должны наглухо задраиваться.
Иду к носовой части надстройки – там должен быть еще один вход. В крайнем случае, заберусь внутрь через выбитые окна ходовой рубки.
Боковая дверца также оказывается запертой.
– Ладно, – ворчу я, освобождая оконный проем от торчащих осколков стекла, – попробую протиснуться…
Внутри тесной рубки плавает мелкий мусор и множество вещей: ветошь, листы из судового журнала, обувь, рукавицы, сломанный веник…
Луч моего фонаря обшаривает небольшое пространство и довольно скоро натыкается на тело пожилого мужчины, одетого в брезентовую куртку. На его голове зияет рваная рана. Скорее всего это капитан.
«Понятно, – заканчиваю осмотр. – Ударом волны суденышко подбросило, бедолага обо что-то приложился виском, и это стало причиной смерти».
Понимая, что любое резкое и неосторожное движение может окончательно столкнуть судно в подводную пропасть, плавно приоткрываю металлическую дверцу, ведущую на нижнюю палубу.
Дверь поддается, но только наполовину. Просунув голову внутрь прохода над трапом, освещаю узкую кишку и замечаю еще одного члена экипажа. Раскинув руки, в начале коридорчика под потолком «парит» молодой парень в свитере и джинсах.
Поразмыслив, принимаю решение покинуть траулер, прихватив с собой труп капитана. Во-первых, одному мне с дверью не совладать, а во-вторых, на здешней глубине все-таки холодновато – вроде и смены короткие, но продрогнуть успел до костей, даже аргонный поддув не помогает.
Рогов уже беспокоится. Увидев меня, плывет навстречу и подхватывает ношу. Вдвоем мы медленно начинаем подъем, бережно поддерживая с двух сторон тело погибшего человека…
На поверхности встречает командирский катер. Приняв тело капитана, парочка матросов помогает нам взобраться на борт и освободиться от тяжелых ребризеров. Через несколько минут мы на палубе сторожевика.
– Товарищ капитан второго ранга, каков дальнейший план? – вертится рядом помощник командира корабля.
– Двухчасовой перерыв, – устало присаживаясь на баночку, говорю я. – Нужно пообедать, согреться, отдохнуть. И хорошенько подумать…
Заняв места за длинным офицерским столом, мы ждем, пока вестовые разнесут тарелки с горячим борщом. Не теряя времени, я вкратце рассказываю товарищам о том, что довелось увидеть в рубке и машинном отделении.
– Итого, найдено трое… – ломая хлеб, задумчиво произносит Георгий.
– А где же еще четыре тела? – таращит глаза Рогов. – Ведь всего было семеро!
– Мы не проверили камбуз, столовую, кубрик и машинное отделение, – поясняю молодому пловцу. – К тому же их вообще может не оказаться на борту. Траулер затонул во время жесточайшего шторма – не исключаю того, что люди попросту попадали за борт.
Дальнейший обед протекает в тишине – молодежь помалкивает и ждет нашего решения.
Пододвинув стакан с чаем, оглашаю вердикт:
– Следующими на глубину идут две пары: моя и Устюжанина, Жук руководит спуском. Панин с Роговым ждут возле траулера, мы с Георгием идем внутрь, вытаскиваем с нижней палубы тело молодого парня и проверяем оставшиеся помещения.
Допивая чай, посматриваю на друга. Встретившись со мной взглядом, тот кивает:
– Нормальный план. Думаю, справимся…

 

Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая