Глава 17
Плавучий госпиталь по-прежнему стоял на рейде. Грифитс сидел у себя в каюте перед компьютером. Кэтрин, хоть и любила поспать подольше, не собиралась доверить монтаж снятого материала оператору, а потому и приперлась к нему с самого утра, но все равно опоздала. Работа уже началась.
– Кофе у тебя найдется? – Журналистка заглянула через плечо своего друга на экран.
– Кофе подают в столовой, – не оборачиваясь, ответил Джон и отмотал уже смонтированную часть записи, включил воспроизведение. – Можешь сходить, заодно и мне принесешь.
– Вечно ты меня с невыгодного ракурса снимаешь, – возмутилась Кэтрин, глядя на экран. – Выгляжу полной дурой. Ты не мог мне сказать, чтобы я глаза к небу не закатывала? И второй подбородок мне из ничего создал.
– Ты в кадре такая, какая есть в жизни, – возразил Грифитс. – Не хуже и не лучше. Зрителя не твоя мордашка интересует, а то, что ты говоришь в кадре.
– Я тут не говорю, а с рамками иду. И вообще, что это за выражение – «мордашка», я для тебя что – собачонка или котенок?
– Вот уж точно, женская логика в действии. Я хотел сказать этим словом, что ты миловидная. А ты подводишь все к тому, будто я тебя сучкой назвать собрался. Кстати, ничего зазорного и в этом слове я не нахожу. Почему-то женщины обожают, когда их называют стервами, и обижаются, когда – суками. А разницы никакой. Не нравится, как я смонтировал, садись за монтажный компьютер сама и работай, а я за кофе схожу. Тебе со сливками или черный?
– Обойдусь и без твоего кофе. Ты же знаешь, я не люблю монтировать, я люблю только давать ценные советы. Кстати, посмотри на экран, тебя по скайпу вызывают, а ты не отвечаешь.
Грифитс подвел мышку к окошку скайпа, но тут же спохватился. Вызывал его тот самый человек, который щедро платил, покупая снятые материалы, но при этом не желал показывать свое лицо и называть имя.
– Кэт, это женщина. Я не хотел бы, чтобы ты слышала наш разговор. Выйди, пожалуйста.
– Женщины себе такие ники не придумывают, – усмехнулась Кэт.
– Я попросил тебя выйти.
– Не очень-то и хотелось слушать. – Журналистка вскинула ладонь, будто прощалась надолго, и, запахнув халат, выплыла из каюты.
Грифитс включил связь.
– Да, я слушаю, – сказал он.
На экране появилось изображение. Камера смотрела мимо человека. Все, что можно было различить, – это кусок потолка и стены. Из динамиков зазвучал голос.
– Надо снова встретиться. Я хотел бы…
Джон нервно обернулся, в каюту вновь вошла Кэт. Она сделала это чрезвычайно тихо, указательный палец прижимала к губам. Компьютер стоял так, что в поле зрения камеры журналистка не попадала.
– Что-то не так? – прозвучало из динамиков.
– Нет, все в порядке, просто мне показалось, что я не закрыл дверь, – отведя руку в сторону, Грифитс погрозил Кэт кулаком, мол, не уберешься, плохо будет.
Но женщины любопытнее мужчин, к тому же Кэтрин надоели секреты Джона. Она справедливо полагала, что тот где-то нашел подработку и не делится с ней ни деньгами, ни информацией. Журналистка присела на край кровати и вся обратилась в слух.
– Меня интересуют записи того, как вы с профессором Файезом искали подземный тоннель, – прозвучал из динамиков голос.
– На канале уже в курсе того, что мы сняли. Так что эксклюзива у вас не будет, – тут же вставил Джон.
– Я не говорил об эксклюзиве. Меня интересуют сами записи и еще то, что вы сняли во время боя. Заплачу как обычно. Ты согласен? Встреча на прежнем месте, в прежнее время. Успеешь?
– Успею, – пообещал Грифитс.
– И еще, – проговорил инкогнито. – Ты просил меня организовать интервью с адмиралом Исмаилем. Он дал согласие встретиться с тобой. Так что прихвати камеру.
Кэт чрезвычайно оживилась и стала подавать Джону знаки. Грифитс сказал:
– На интервью я приеду не один. Для этого потребуется взять мою напарницу – журналистку. Она будет говорить с Исмаилем.
Кэт показала Грифитсу оттопыренный большой палец, мол, правильно поступаешь. После короткого молчания из динамиков донеслось:
– Хорошо, приезжайте вместе. Но для твоей напарницы правила такие же, как и для тебя.
– Понял, до встречи.
– До скорой встречи.
Связь прервалась. Грифитс повернулся к журналистке, на его лице было недовольное выражение.
– Ты чего? – повела плечами женщина. – Меня страшным лицом не испугаешь.
– Какого черта ты приперлась? Я же сказал тебе выйти.
– Я вышла.
– Но потом вернулась.
– Ты не сказал, сколько мне ждать.
– Но ты же все прекрасно поняла, а теперь строишь из себя дурочку. Лезешь не в свои дела.
– А еще ты сказал, что будешь говорить с женщиной, – ухмыльнулась Кэт. – Знаю я таких женщин – бородатая и с автоматом. Оказывается, ты у меня за спиной материалами съемок приторговываешь. – Журналистка покачала пальцем под самым носом у Грифитса.
– Раньше я продавал то, что делал без тебя, – не совсем честно признался Джон. – Теперь поступило и новое предложение, я бы с тобой обязательно поделился. По-честному поделился бы.
– А ты говоришь, что я зря вошла. Чуяла, ты мне изменяешь в финансовом плане, а это куда хуже, чем в сексуальном. Ладно, я пошла, сделаю прическу. Надо хорошо выглядеть в кадре. Мы будем первыми, кто сделает интервью с адмиралом Исмаилем после покушения на него.
– Сделаешь прическу по дороге – на яхте. Все равно ветром волосы растреплет. Собирайся, а я буду ждать тебя на палубе. Поторопись. Этот человек ждать не любит.
Кэт манерно повела плечами и «испарилась», чтобы снова возникнуть уже в строгом платье на палубе. Макияж тоже наложила скромный.
– Как я тебе? – спросила она.
– Стерву как ни одевай, она все равно стервой выглядит.
– Это для меня комплимент. Каждая журналистка должна быть не только стервой, а вдобавок прожженной стервой. Таких зрители любят. Особенно мужчины.
– Не сильно рассчитывай на успех с интервью. Адмирал во многом уже отыгранная карта. На первые номера мы с ним в эфире не вырвемся.
– Я раскручу его на откровенный разговор. Если подмонтировать интервью к нашим съемкам в горах, то выскочим вперед. Кстати, сколько нам заплатят за запись? Ты уже перегнал материал?
– Кэт, я профессионал, я все уже сделал. Заплатят не нам, а мне, я просто с тобой поделюсь. И прошу тебя, не будь такой болтливой с покупателем. Он этого очень не любит. Он даже не хочет, чтобы я видел его лицо.
– Интересно, – проворковала Кэт. – Ты даже не представляешь себе, кто это?
– И не хочу представлять. Достаточно того, что он исправно платит.
Яхта изящно обошла плавучий госпиталь и взяла курс на Латакию. На этот раз Грифитс не стал ставить парус, шел, используя двигатель. Острый нос яхты резал волны, золотился в лучах солнца лакированный деревянный настил.
Оператор и журналистка сидели на палубе за небольшим раскладным столиком. Под маленькой кофеваркой горела спиртовка. Вода закипела, зашипел пар. Кэтрин разлила напиток по чашечкам.
– Кофе – это единственное, что ты умеешь готовить, – сказал Грифитс.
– А я и не претендую на звание повара высокого класса. Я умею делать не так уж много вещей. Но все, что делаю, делаю великолепно.
– Намекаешь на секс? – Джон пригубил кофе.
Кэтрин не ответила на его вопрос, вместо этого озабоченно проговорила:
– Тебя не беспокоит то, что наши новые знакомые дружно исчезли с плавучего госпиталя и не собираются больше выходить с нами на связь?
– Они просто не хотят с нами больше сотрудничать, вот и свалили, чтобы ничего не объяснять.
– Может, ты и прав.
– Не «может», а «точно».
Кэтрин задумчиво стала стучать пальчиками по столу, словно набирала текст на невидимой компьютерной клавиатуре.
– Вопросы адмиралу сочиняешь? – догадался Грифитс.
– И это тоже.
– Каким же будет первый вопрос?
Кэт улыбнулась.
– Первый и все последующие вопросы должны быть провокационными. Как думаешь, адмирал-перебежчик не сильно обидится, если я спрошу его примерно о следующем: мол, ходят слухи, что это вы руководите сплавом морских мин, и что вы скажете по этому поводу?
– Такие слухи в самом деле циркулируют? – удивился Грифитс.
– Нет, – засмеялась Кэт. – Но если сопоставить два факта, то можно прийти и к такому парадоксальному решению.
– Какие такие факты?
– Мины появились вскоре после того, как адмирал переметнулся к повстанцам.
– У тебя и фантазия. Я думаю, он сразу же станет вспоминать о кознях недругов, желающих очернить его честное имя и благородные намерения. У высоких чинов язык без костей и хорошо подвешен, а в запасе всегда найдется сотня штампов, позволяющих не информировать зрителя, а шифровать пустоту. Кстати, тебе уже пора вплотную заняться прической. Скоро придем в Латакию.
Кэтрин допила кофе.
– Не люблю я сидеть в каюте.
– Почему?
– Там газовый баллон. Пожара боюсь.
– Да, пожар на судне – самое страшное, что может случиться, – согласился Грифитс, задувая спиртовку. – Особенно если корабль подводный – субмарина. Ты просто не трогай баллон, газ не включай, и все будет хорошо. Лучше бойся морских мин-невидимок.
– Черт, я сегодня с утра про них в практическом смысле и не думала. Забыла, что эта гадость в море плавает.
– Если забываешь об опасности, значит, теряешь форму.
Журналистка спустилась по крутому деревянному трапу в тесную каюту, развернула створки трельяжа, расставила на узкой полочке косметику. Наводила красоту она быстро и умело, закрепляя волосы лаком. Женщина принялась рассматривать себя в зеркале и осталась довольна своим изображением.
– Красивая я баба, – подбодрила Кэт саму себя.
Когда журналистка вернулась на палубу, Грифитс уже стоял у штурвала. Впереди по курсу белели строения Латакии. Виднелись суда в порту. Картинка казалась вполне мирной. Кэтрин встала рядом с Грифитсом.
– А теперь запоминай, – сказал Джон. – С покупателем буду говорить только я. Лишних вопросов ему не задавай, а еще лучше молчи. Наговоришься, когда будешь брать интервью у адмирала Исмаиля. И, главное, не выказывай своего любопытства.
– Когда надо, я умею молчать как рыба.
– Надеюсь, так и случится.
Кэтрин всматривалась в берег.
– Подержи штурвал, – попросил Грифитс, отступая в сторону.
– Я плохо умею управляться с яхтой.
– Не прибедняйся. Главное, почувствовать судно. Это машина мгновенно реагирует на поворот руля, а яхта с опозданием. Так что крути штурвал осторожно, не разгоняйся.
– Попытаюсь.
Джон вскинул камеру на плечо и принялся снимать приближающийся город. Затем переключился на чаек, кружащих над волнами.
– Ты только посмотри, какие они гнусные твари, – говорил он Кэтрин и продолжал снимать. – Стоит одной из них поймать рыбу, как собратья тут же на нее набрасываются. В результате рыба не достается никому, падает в воду. И как они при таких взаимоотношениях умудряются выживать? А ведь с виду вполне милые создания.
– Люди тоже с виду – милые создания, но, когда им предстоит что-нибудь делить, глотки готовы перегрызть, – прокомментировала журналистка.
Отсняв перебивки с чайками, морем и видами Латакии, Грифитс перенял у Кэтрин штурвал и вошел в яхт-клуб. Яхта мягко ткнулась носом в автомобильные покрышки, висевшие на стенке.
На пирсе стояло знакомое такси. Грифитс поприветствовал водителя и удивленно спросил:
– Я же вам не сообщал, чтобы вы меня встречали. Связь не работала.
– Меня попросили вас встретить, – ответил таксист, распахивая дверцу перед Кэтрин. – Даже заплатили вперед и предупредили, что вы будете с дамой.
– Кто попросил? – уточнил Грифитс.
– Это было странно. Я, честно говоря, не видел его лица. К машине подошли и приказали не оборачиваться. Я уж плохое подумал, но все обошлось. Мы куда едем?
– В южный пригород. Место прежнее.
Грифитс аккуратно поставил в багажник камеру, треногу, пару световых приборов. Машина поехала.
Кэтрин до этого бывала лишь в порту и в центре Латакии, а потому с интересом осматривалась. Покинутый фешенебельный район поразил ее воображение.
– Тут можно короткий документальный фильм снять без единого слова комментария. Просто показать брошенные дома. Ты же заходил в них?
– Конечно.
– Я уже вижу план: кухня, а на столе брошенный завтрак. Чашки с остатками кофе, бутерброды-сухари с высохшим до стеклянного состояния сыром.
– Чашки с кофе по кухням стоят. Это я сам видел. А вот с бутербродами посложнее, их давно съели бродячие коты с собаками.
– Что, нам первый раз самим что-то в кадр подкладывать? – пожала плечами Кэт. – Главное, правильную музыку для озвучки подобрать, тревожную. Малер подойдет или Шнитке.
– Шнитке уже всем надоел, это дурной тон – озвучивать его музыкой документальники, – возразил Грифитс. – А идея ничего, неплохая лента может получиться по настроению. На фестивале наверняка попадет в одну из номинаций. Правда, от твоей идеи слегка плагиатом отдает.
– Кто-нибудь уже так снимал? – расстроилась Кэт.
– Про Чернобыль похожая лента была. Самое трогательное в ней – это брошенная кукла, ее наверняка киношники сами подложили, и рассыпанные ученические прописи в заброшенном классе школы.
– Приехали, – сообщил водитель. – Я вас, как всегда, здесь подожду. – Он негромко включил старое радио и стал крутить ручку настройки.
Кэт с Джоном выбрались из машины.
– Нам сюда, – показал Грифитс.
– Неуютное место, – оценила район Кэт. – Такое впечатление, что здесь даже днем бродят привидения, – сказала она, разглядывая следы от пуль на фасаде богатого особняка. – Похоже, здесь кого-то расстреляли.
– Привидения меня абсолютно не интересуют.
– Почему?
– Их нельзя снять на камеру, – улыбнулся Джон. – Пошли.
Они миновали бассейн, на дне которого ветер гонял сухую листву, вошли в дом.
– Я тебе сейчас стул найду. – Джон отыскал более-менее крепкий стул. – Ты легкая, тебя он выдержит. Сам бы я на такой сесть не рискнул.
– Спасибо, ты настоящий джентльмен. – Кэт села, забросила ногу за ногу.
Грифитс устроился рядом.
– А теперь не поворачивай голову, что бы ни случилось. Таковы правила игры.
С минуту сидели в молчании, наконец Кэт не выдержала.
– У меня уже шея болит. Ты не знаешь, почему, когда нельзя оборачиваться, так и тянет повернуть голову? Не сказал бы ты мне, я бы и не подумала крутить головой.
– Немного потерпи. Ждать приходится недолго.
– Это не опасно?
– Во всяком случае, до сегодняшнего дня все проходило мирно и спокойно.
Послышалось урчание двигателя.
– Ну вот, к нам приехали, – прокомментировал Грифитс.
Машина остановилась поблизости. Зазвучали шаги – хрустели камешки, которыми были высыпаны дорожки в дворике.
– Не оборачивайтесь, – приказал мужской голос.
– Я в курсе, – отозвалась Кэт.
Грифитс приложил палец к губам, показывая, чтобы журналистка лучше помолчала.
– Ты привез запись? – прозвучал вопрос.
– Естественно, она со мной. А деньги?
– Как всегда.
Джон привычно подал через плечо сверток с дисками. Он ожидал, что в руки ему передадут деньги, но этого не случилось. Его и Кэтрин одновременно схватили сзади, на головы натянули плотные полотняные мешки.
– Идиоты! – заверещала журналистка. – Прическу испортили.
– Помолчи, – посоветовал Грифитс.
– Мы не сделаем вам ничего плохого. – Это прозвучало не слишком обнадеживающе, поскольку мешки внизу стянули тесемками. – А теперь попрошу ваши мобильники.
Было видно, что к захвату журналистов подготовились основательно.
– Пошли. – Кто-то взял Кэтрин за локоть и предупредил: – Осторожнее, здесь порог.
– Что вам от нас надо? – спросила журналистка.
– В свое время узнаете, – прозвучал в ответ голос.
Телевизионщиков вывели из дома, перед самым входом во двор их ожидал джип. Конвоир пригнул голову Кэт ладонью, чтобы она не ударилась о дверную арку. Журналистка с Грифитсом оказались сидящими рядом на заднем сиденье.
– Не пытайтесь выскочить на ходу. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– К тому же дверцы заблокированы, я уже проверил, – сказал Джон.
Заурчал мотор, джип тронулся с места. Но вскоре вновь остановился. Хлопнула дверца.
Таксист, ожидавший возвращения Грифитса и Кэт, сильно занервничал, увидев своих пассажиров с мешками на головах. Вышедший из джипа боевик решительно направился к такси и распорядился:
– Открывай багажник. Аппаратура там?
– Я сейчас, сейчас, – засуетился таксист, вытаскивая из багажника камеру, треногу и осветительные приборы. – Больше ничего не было.
– Клади к нам в машину и уезжай. Чтобы никому ни слова. Понял?
– Как не понять…
Таксист перегрузил аппаратуру, сел за руль и быстренько покатил, даже боясь глянуть в зеркальце заднего вида. Джип снова поехал.
– Куда мы двигаемся? – не удержалась от очередного вопроса журналистка.
– Нам не за тем мешки на головы натянули, чтобы отвечать на такой вопрос, – проговорил Джон, он, несмотря на ситуацию, чувствовал себя уверенно. – Вообще-то полотняный мешок на голове – это хорошая примета. Вот если бы мешок был пластиковый, закрученный по шее скотчем – тогда гораздо хуже. Когда похитители прячут от тебя лица, значит, собираются оставить живым. Я правильно рассуждаю?
– Абсолютно правильно, – подсказали с переднего сиденья.
– Вот видишь, Кэт, не все так плохо в этом мире.
Грифитс пытался понять, куда их везут, судя по тому, как часто сворачивал джип, пока кружили по городу.
«Налево, направо, еще раз направо, а теперь налево…» – пытался ориентироваться Грифитс, но потом просто сбился со счету.
Он не терял присутствия духа. Джон вскоре сообразил, что куда легче ориентироваться по солнцу. Во-первых, его лучи проникали сквозь материю мешка, во-вторых, ощутимо согревали. Судя по ощущениям, теперь уже ехали за городом, в северном направлении, вдоль моря.
Джип наконец остановился.
– Выходим, – прозвучал приказ.
Кэт кто-то подал руку. Пришлось взяться за нее и выбраться из машины.
– Благодарю, – надменно произнесла журналистка.
– Ступеньки, – снова предупредили телевизионщиков.
Джон, спотыкаясь, взошел на крыльцо. Скрипнула дверь. Пахнуло прохладой, где-то над головой мерно гудел кондиционер.
– Джон! – позвала Кэт. – Джон! – Голос ее отдалялся.
– Вы нас разделяете? – спросил Грифитс и крикнул своей подруге: – Я здесь. Не волнуйся. Все будет хорошо.
Он и сам особо в это не верил, но нужно же было поддержать Кэтрин. Джон в душе проклял тот день, когда связался с неизвестным, покупавшим у него записи. Вот теперь приходилось самому расплачиваться за такое знакомство. Скрипнула еще одна дверь, Джон переступил порог. С его головы сняли мешок. Он стоял в богато обставленном кабинете.
– Я могу обернуться? – спросил он.
– Конечно, – сказали за спиной.
Грифитс повернул голову. За ним стоял незнакомый ему араб. Судя по простецкому лицу, вполне себе такой рядовой боевик, правда, владеющий английским языком.
– С тобой договариваться бесполезно? – поинтересовался оператор. – Ты же ничего не решаешь?
– Мне приказали доставить вас сюда. Вот и все, что я знаю. Подождите немного, скоро сюда придут. – Боевик был корректен, никакой надменности в общении, какая обычно возникает в паре «похищенный и похититель».
Он даже кивнул, покидая кабинет. Грифитс осмотрелся. На стене над столом висел морской пейзаж. На стеллаже стояла искусно изготовленная модель парусника. Джон поискал глазами телефон, но аппарата не обнаружил. То ли его тут вообще не было, то ли его намеренно спрятали. Грифитс подошел к окну, отодвинул штору, ставни оказались закрыты снаружи. Пришлось смириться. За приоткрытой дверью Джон явственно ощущал присутствие того самого вежливого боевика. Затем послышались неторопливые шаги, и в кабинет вошел адмирал Исмаиль. Выглядел он уставшим, на загипсованной руке белел свежий бинт.
– Извините, что пришлось прибегнуть к такому способу, – сказал Хусейн, усаживаясь в кресло за письменным столом.
– Мне сказали, что вы согласились дать нам интервью, – напомнил Джон.
– Совершенно верно. Но интервью подождет до лучших времен. День-два ничего не решают. У меня к вам есть другое предложение. Хотите заработать?
– Только этим и занимаюсь, господин адмирал. – Грифитс опустился в мягкое кресло, закинул ногу за ногу. – Готов выслушать.
Исмаиль начал издалека:
– Я скажу несколько вещей, о которых вы осведомлены не хуже меня. Вы профессионал, но я должен убедиться, что мы оба понимаем, о чем пойдет речь. Искусство телевизионщика имеет свои секреты. Одну и ту же вещь можно преподнести зрителю под разными углами зрения. Все решают монтаж и комментарий. Скажем, зрителю показывают некоего джентльмена и говорят, что это серийный убийца. Зритель сразу же начинает выискивать в его портрете неприятные черты.
– И, самое удивительное, он их находит, – подтвердил Грифитс.
– А если показать этого же джентльмена и сказать, что он нобелевский лауреат, то у него сразу же заметят высокий лоб, умный взгляд. Или другой пример. На экране зритель видит мужчину в камуфляже, не то собирающего, не то разбирающего бомбу. Он просто возится с проводками. В одном случае зрителю сообщают, что это сапер, обезвреживающий взрывное устройство – возникают симпатия и уважение. В другом, что это террорист, который изготавливает бомбу – презрение и страх.
– Вы абсолютно правы, – произнес Джон. – Сознанием зрителя очень легко манипулировать при помощи комментариев и монтажа снятого материала. Хороший пример этому – выпуски «Евроньюс». На экране по всем национальным выпускам показывается одна и та же хроника: скажем, госпиталь, множество раненых мирных жителей, среди них женщины и дети. Затем показывают сирийских повстанцев и правительственные войска. При этом британская редакция озвучивает сюжет следующим образом. Мол, отступающие правительственные войска устроили в городе резню. Российская же редакция озвучивает сюжет так: ворвавшись в город повстанцы убивают мирное население. Телевидение умеет делать белое черным и, наоборот, – черное белым. Все зависит от заказчика. Он должен дать отмашку, сказать, кого следует «мочить» по полной программе.
– Мы хорошо понимаем друг друга. Мое предложение сводится к следующему…
Джон терпеливо и с интересом слушал то, что говорил ему Хусейн.
– …на сенсации вы хорошо заработаете, – подвел черту под своим предложением адмирал Исмаиль. – Беретесь?
– Я не понимаю одного, зачем вам понадобилось привозить сюда с мешком на голове не только меня, но и мою напарницу Кэтрин Браун? – спросил Грифитс.
– На тот случай, если вы не согласитесь с моим предложением, – прищурился адмирал.
– Это шантаж, угроза?
– Это констатация факта, мистер Грифитс.
– Вы немного просчитались. Я не настолько дорожу Кэтрин. Хотел бы не согласиться, не согласился бы, даже если бы вы пообещали отрезать ей уши.
– Но своей жизнью вы дорожите в полной мере? – усмехнулся Хусейн.
– Разумеется. Однако почему вы уверены, что мы будем молчать в дальнейшем? Это важный вопрос, нежелательных свидетелей и разговорчивых исполнителей нередко ликвидируют. Я не хочу, чтобы вы совершили подобную ошибку в отношении нас с Кэтрин.
– Вы, приняв предложение и выполнив его, окажетесь в одной связке со мной и не станете рисковать своей репутацией.
– Логично, а потому я принимаю предложение с некоторыми оговорками. Я не хочу на данном этапе впутывать в это дело Кэтрин. Вы ее просто отпустите.
Исмаиль задумался, затем кивнул.
– Согласен, но тоже с одной оговоркой – вы убедите ее не распространяться о произошедшем.
– Она любит деньги не меньше моего и тоже дорожит своей репутацией.
– Мы договорились?
– По всем пунктам, – подтвердил Грифитс. – Теперь отпустите Кэт. И можно приступать.
Кэтрин стояла во дворе и тревожно прислушивалась к окружающим ее звукам. Черный полотняный мешок по-прежнему закрывал ее голову. Грифитс подошел и тронул журналистку за плечо. Она вздрогнула.
– Это всего лишь я, – поспешил успокоить женщину Джон. – Сейчас тебя отвезут в город и отпустят. А я останусь. Не беспокойся обо мне. У меня здесь появилась работа. Завтра, а возможно, даже сегодня я освобожусь. Жди меня на яхте. Я обязательно вернусь.
– Джон, я боюсь, – пожаловалась журналистка.
– Мы с тобой и не из таких передряг выбирались. Все будет хорошо, поверь мне. – Грифитс пригнулся и поцеловал Кэтрин сквозь мешок в губы.
– Мне это показалось? – спросила женщина.
– Ничего не было, тебе это только приснилось. – Грифитс похлопал Кэтрин по плечу. – До встречи.
– До скорой встречи, Джон.
Журналистку усадили в джип. Оператор вздохнул.
– Приступаем к работе? – спросил он, забрасывая на плечо камеру.
Боевики Сенхариба двинулись вслед за оператором. Отошли недалеко – к прибрежным скалам. Грифитс критически осмотрел съемочную площадку, после чего стал сортировать боевиков на две группы.
– Ты налево, ты направо, – отдавал он приказания.
Люди Сенхариба слушались Джона беспрекословно. Создав две команды, он расставил их на огневые позиции.
– Начали! – крикнул он, залегая с камерой.
Затрещали автоматные очереди, взорвалась пара гранат.
– Стоп! Стоп! Стоп! – крикнул Джон, останавливая инсценировку боя. – Ну, кто же так падает? – обратился он к «убитому боевику», тот поднялся, отряхнул одежду. – Мы не художественный фильм снимаем. Так только в голливудских фильмах умирают – долго и мучительно. Ты что, ни разу никого на ходу не убивал? Вспомни, как это было, покажи, изобрази.
Боевик выронил автомат и осел на землю, схватившись за грудь так, словно ее прострелили. Грифитс поморщился.
– Так уже лучше. Снимаем. Второй дубль.
И вновь застрочили автоматы, поднимались и падали боевики. Грифитс снимал это так, словно шел настоящий бой. По его команде одна группа пошла в атаку на другую и окончательно разгромила ее.
– Снято, – азартно произнес Джон, поднимаясь с земли.
«Мертвецы» ожили, стали вставать, отряхиваться, улыбаться друг другу. Еще бы, им посчастливилось сняться в кино.
– Теперь несите трупы, – распорядился Грифитс.
Боевики потянулись к вилле, вскоре они уже притащили со двора убитых людей Ахмада Аль-Салиха. Грифитс лично контролировал, чтобы мертвецов разложили в живописных позах, им в руки вкладывали оружие, рядом рассыпали стреляные гильзы. Джон вновь вскинул камеру на плечо. Теперь он снимал «крупняки» – крупные планы мертвых боевиков Ахмада.
– Так, теперь съемка окончена. Уберите реквизит, – произнес Грифитс.
Боевики оттащили мертвые тела к ограде виллы. Вскоре подъехал грузовик. Все-таки погибшие были мусульманами, и их следовало по обычаю похоронить до захода солнца…
…Тем временем джип уже остановился. Кэт вывели из машины, она слышала, как совсем близко плещут волны, кто-то вложил ей в руки мобильник.
– Досчитаешь до пятидесяти, тогда можешь снимать мешок, – шепнули ей на ухо. Журналистка часто закивала, мол, я все поняла, и принялась считать вслух:
– Один, два, три…
Послышался звук отъезжающей машины.
– …тридцать три, тридцать четыре. Все, к черту, надоело! – выругалась Кэт и рванула мешок, забыв, что тот стянут на шее тесемкой.
Пришлось повозиться. Тесемку кто-то из похитителей догадался завязать на тугой узел, а Кэт рывком еще сильней затянула его. Наконец-то дурацкий мешок был сорван. Первым делом Кэтрин осмотрела ногти, один из них сломался.
– И пилочки с собой нет, – с досадой проговорила журналистка и только после этого осмотрелась.
Она стояла на пустынном городском пляже. Почти к самым ногам подкатывали волны. Кэтрин обернулась, за ее спиной простиралась Латакия. Слева над волноломом возвышались мачты яхт. Идти было близко. Кэт сбросила босоножки, подцепила их за ремешки на палец и побрела по сырому песку вдоль линии прибоя. Другой рукой она включила свой мобильник. На экране высветилось сообщение, что был трижды введен неверный пин-код, а потому карточка заблокирована. В качестве подсказки мобильник еще сообщил владелице, что теперь для разблокировки следует ввести пук-код.
– Какой к черту пук-код! – воскликнула Кэтрин, еле подавив в себе желание забросить телефон в волны. – Откуда я его могу знать?!
Похитители постарались, чтобы в приливе чувств Кэт не позвонила кому-нибудь.
Охранник яхт-клуба покосился на Кэтрин, когда она проходила мимо застекленной будки. Никогда прежде он не видел журналистку такой понурой.
– Вам помочь? – спросил он.
– Все в порядке. Я всегда в отличной форме, – огрызнулась Кэтрин.
– Я только спросил.
– А я ответила!
Охранник посчитал за лучшее вернуться в будку. Журналистка дошла до яхты Джона.
– Хоть бы кто помог, – непоследовательно пробормотала она, ступив на узкий покачивающийся мостик.
Пробиралась мелкими шажками, перебирая обеими руками леер ограждения. Лишь очутившись на палубе, она облегченно вздохнула. Все-таки здесь была относительна своя территория – почти родной дом.
Руки тряслись от волнения, Кэтрин спустилась в каюту, открыла бар. Она налила в стакан для виски теплый мартини и сделала несколько глотков, после чего прикрыла глаза, прислушиваясь, как по телу проходит приятная волна.
– А все-таки он меня поцеловал, – проговорила журналистка, заваливаясь в одежде на кровать.