38

Откинувшись на спинку лавочки, в скверике, затененном кронами разлапистых деревьев, располагался Саблин. Вид классического туриста, как всегда, шел ему отлично. Вот и сейчас на его лице было прямо-таки написано настроение курортника – спокойного, расслабленного, никуда не спешащего. Да и куда спешить типичному туристу, чей приезд сюда уже сам по себе бегство от суеты, дел, забот? Тысячи таких вот индивидуумов шляются тут без дела, попивают сок, пиво, а то и чего покрепче, валяются на пляжах и греются в море…

Рядом с Боцманом лежала газетенка, а он неторопливо разглядывал «окружающую действительность». Скверик создавал вид этакого бульвара. По сторонам проезжали машины, а здесь было тихо и безмятежно. На соседней лавочке сидела мамаша с упитанным мальчуганом, настойчиво пытаясь что-то ему втолковать.

Саблин зевнул, прикрывая рот рукой. Двери почты, располагавшейся неподалеку, периодически открывались, то впуская, то выпуская клиентов из этого учреждения. У каждого имелось свое дело. Было оно и у Виталия, но он туда не спешил по самой простой причине – здесь у него должна произойти встреча. Поэтому пока ничего другого не оставалось, как лениво глядеть вокруг.

Но вот, наконец, неподалеку затормозило такси лимонно-желтого цвета. Из него не спеша выбрался Нагибин. Махнув рукой, он отпустил машину и в таком же неторопливом темпе направился к лавчонке Саблина.

– Скучаешь? – вопросил контр-адмирал, усевшись рядом.

– Ага, не знаю, куда время девать, – в тон ему отозвался Виталий, – просто ума не приложу.

– Ничего, эту проблему с твоих плеч мы уж как-нибудь снимем. Как там наш клиент, кстати?

– Отдыхает. А чего ему еще делать? Лежи себе, а время идет. Встреча с Родиной все ближе, – со зловещей улыбочкой проговорил Саблин, вкладывая в эту фразу разнообразные оттенки.

– Ну, до этого еще дожить надо. А в здешних краях, да в нашем положении каждый час за день идет.

– Если в смысле двойного оклада, Федор Ильич, то ничего против не имею, – не отказался от возможности поюморить Боцман.

– Ага, южные начислят… – Нагибин отправил руку в нагрудный карман, выудив оттуда некий документ – по виду паспорт. – Вот тебе, Виталик, ксива новая. Привыкай.

Взяв в руки, Саблин развернул паспорт, изъятый у Пятакова. Согласно планам ударной группы, документы этому гражданину теперь уже не требовались, тем более поддельные. Паспорт Петерса Липеньша был «переоформлен» на Боцмана.

– Похож? – ухмыльнулся Нагибин.

– Он самый, – согласился Саблин, глядя на свое фото, умело вклеенное в документ, – прямо-таки латышский акцент появляется. Еще немного, и…

– Вот тебе еще одна бумажка, владей.

Ею оказалась почтовая квитанция на получение EMS-бандероли, также на имя гражданина Латвии.

Случившийся недавно визит Пятакова на почту, конечно же, имел целью не покупку и высылку копеечного идиотского батика. «Бизнесмен» поступил, можно сказать, виртуозно, отправив документы, завернутые в этот самый батик, самому себе. Вот их и предстояло получить.

– Я думаю, что Пятаков не будет на нас в обиде, что мы воспользовались его документами. Занят же человек, – с деланым сожалением развел руками Нагибин, – отдыхает, умаялся. Да оно и понятно: ведь такой груз, такая ответственность! Опять же – накладки, нападения, похищения… Сколько всего свалилось на голову одного человека!

– Ничего, – зловеще пообещал Саблин, – это только цветочки.

– Так что, давай, двигай, Виталик, а я тебя здесь подожду, – откинулся на спинку лавочки Нагибин, «принимая пост».

Боцман направился к входу на почту. Войдя в помещение, он осмотрелся. За стеклянными перегородками располагались работники почты, а в зале присутствовало всего человек шесть, не больше. Несколько женщин лет сорока, девчушка школьного возраста с такой же подружкой и мужчина пенсионного возраста. Кондиционер разгонял прохладный воздух. Виталий двинулся к окошку.

– Добрый день, – поздоровался он, заглядывая в окошко, за которым сидела девушка с бэйджиком.

– Здравствуйте, – приветливо отозвалась глазастая смуглянка, – что желаете?

– Да вот хочу бандерольку получить, – назвал Саблин немудреную причину своего появления.

Он просунул в окошко квитанцию, решавшую так много здесь и сейчас. Служащая взяла в руки бумажку, которая за время испытаний приобрела совсем уж непрезентабельный вид. Девушка покрутила ее в руках, глядя то на нее, то на Саблина: помятая, побывавшая в воде, квитанция выглядела сомнительно.

– Вы ее что, в море полоскали? – улыбнулась служащая почты.

– Вы почти угадали, – кивнул Саблин, вступая в игру и изображая на физиономии виноватую мину. – Сумку замочил, когда на экскурсию отправлялся.

Но документ есть документ, тем более что квитанция пострадала не до степени полной непригодности.

– Минуточку… подождите, пожалуйста, – девушка встала с места и отправилась за дверь.

– Вас я готов ждать хоть вечность, – не удержался от комплимента Саблин.

Впрочем, действительно – ради такой бандероли можно было пойти на что угодно. И ведь шли…

Ожидая, Виталий выбивал по стеклу какой-то марш. Почему-то на память ему пришло детство, когда на почте в маленьком городке работала его тетка, и он так любил приходить к ней на работу. Тогда для него, пятилетнего пацана, почтовая реальность казалась экзотикой. Конверты, с которых он отклеивал марки, посылки, припечатанные горячим сургучом, весы, где взвешивался он сам…

– Вот, пожалуйста, – отвлекла его от воспоминаний смуглянка, – ваша бандероль. Получите и распишитесь.

– Это мы с удовольствием, – просиял радостной улыбкой Саблин, – завсегда и с нашей охотой.

Поставив какую-то замысловатую закорючку в подсунутом ему бланке, он получил на руки нетяжелую бандероль, завернутую в плотную желтоватую бумагу.

– Благодарю вас.

– Пожалуйста, – с дежурной улыбкой ответила девушка.

Крепко держа драгоценный сверток, Саблин уступил место перед окошком очередному клиенту и подался на улицу. Там все было так, как и раньше. Ничего подозрительного не наблюдалось, а в сквере все в той же небрежной позе скучал контр-адмирал.

– Вот, Федор Ильич, – продемонстрировал свой улов Боцман, – страшно подумать – а если не то?

– А вот мы сейчас это и увидим…

Под мощными лапами Нагибина бандероль была быстро распотрошена, и перед компаньонами предстал шедевр местного художника. При всей «далекости» обоих от искусства сие творение вызывало лишь улыбку.

– Да, Пятаков знает толк в картинах, – не удержался, чтобы не съязвить, Боцман. – Ну просто Тициан.

– Ладно, знаток ты наш, смотри в корень, – сказал Нагибин, извлекая документы в прозрачном пластике, – вот то, за чем мы гонялись. Вот то, ради чего рисковали жизнями, а Леша Логвинец расстался со своей.

Боцман смотрел на бумажки, и в его душе пронеслась мысль – а стоила ли смерть Леши и все остальное этих бумажек?

– Стоило, Виталик. Не сомневайся, – сказал Нагибин.

Саблин удивленно вскинул на него глаза, вдруг осознав, что свои сомнения невольно высказал вслух. Контр-адмирал извлек документы и бегло просмотрел их. Да, это они – сомнений не оставалось. Теперь по ним можно будет получить то самое оружие, за которым охотятся ливийцы.

– Значит, кораблик именуется «Глория», – бормотал Нагибин, разглядывая документы. – Ну что же, остается наведаться в порт и определить, где же он там отдыхает…

– Так нечего и голову ломать, – отозвался Саблин, – я и отсюда вижу. Вон она, «Глория».

Нагибин вскинул голову и всмотрелся по направлению вытянутой руки. На лице Боцмана играло выражение волка, после долгих и мучительных поисков напавшего, наконец, на след дичи.

Дневной ритм Занзибар-тауна сменялся вечерним. Суета буднего дня уходила на задний план – до завтра. После жаркого дня море приносило свежесть и легкую прохладу, что способствовало «второй волне» туристов, да и местных, заполонивших прибрежные улицы. Приморские, портовые города в этом смысле похожи друг на друга – вечером часть, прилегающая к морю-океану, превращается в сплошной променад, когда народ отдыхает, прогуливается, заполняет кафешки и рестораны.

Солнце опускалось к горизонту, а жизнь вечернего города сегодня дополняло событие, к которому местные власти отнеслись со всей серьезностью. В порту встречали знаменитого путешественника-международника Мефодия Платонова. Этот человек, ставший поистине живой легендой, прибыл и сюда – в Занзибар-таун.

Порт сегодня поистине преобразился. На это имелись все основания. Торжественная встреча, в которой были задействованы местные и международные средства массовой информации, показывала, что, несмотря на «пошаливание» пиратов в последнее время, Занзибар нисколько не теряет свою притягательность для всего мира. Пышная и торжественная встреча должна была продемонстрировать – жизнь идет своим чередом, и многочисленные слухи о том, что, дескать, лучше сейчас воздержаться от посещения острова, глупы и ошибочны.

Да и вообще – с помощью этого события Занзибар в очередной раз мог прорекламировать себя как один из центров туризма здешнего региона. Такой человек, как Платонов, неизвестно куда не поплывет. И так далее, и тому подобное…

С раннего утра в порту кипела работа. Обычно на чистоту и порядок здесь обращалось куда меньше внимания, но сегодня все было иначе. Десятки человек убирали, подметали, мыли и скоблили территорию, должную предстать в самом выгодном свете под камерами журналистов. Городской голова лично провел проверку выполненной работы и, как говорили, остался доволен. Чисто выметенные дорожки, разноцветные гирлянды, флажки и прочее создавали вид праздника, который, собственно, уже начался.

Встречавшие путешественника являли собой живописное и пестрое зрелище. Важностью выделялись местные чиновники во главе с мэром – представительным мужчиной лет пятидесяти, одетым в белоснежный костюм. От журналистов и вспышек фотоаппаратов просто рябило в глазах. Большую часть зевак, естественно, составляли местные жители и туристы. Фото рядом со знаменитым путешественником – отличное дополнение к воспоминаниям об отдыхе на Занзибаре!

Появившуюся яхту «Помор», сопровождаемую двумя полицейскими катерами, успевшие истомиться люди встретили оживленным гулом. Ну, а когда из пришвартовавшегося судна на берег сошел Мефодий, восторгу не было предела. Защелкали фотоаппараты, нацелили свои объективы видеокамеры – на человека, олицетворявшего мужество и отвагу. Человека, сумевшего бросить вызов стихиям и назло им в одиночку бороздившего моря и океаны.

Как всегда, понимая, что, ко всему прочему, он олицетворяет и Россию, Мефодий приоделся и выглядел отлично – настоящий морской волк. На его мужественном, обветренном всеми ветрами, загорелом лице выделялись глаза – прищуренные и глядевшие внимательно, цепко.

Сдержанно улыбаясь, чуть косолапой походкой он двинулся к встречавшим его людям. Первыми к нему ринулась пара детишек, по-видимому, изображавших главных хозяев Занзибара. Одетые в пестрые одеяния, они поднесли Платонову какой-то тюрбан. Будучи человеком бывалым, Платонов немедля напялил убор на голову, вызвав гул одобрения и усиленное щелкание фотоаппаратов. На передний план выдвинулся мэр. На его властном лице сейчас царило выражение радушия и гостеприимства. Рядом с ним стоял низкорослый переводчик, контрастировавший с мэром по полной программе. Гулким голосом мэр начал приготовленную речь:

– Мы быть рады приветствовать знаменитый путешественник на нашей земле, – принялся давать далекий от идеала перевод слов мэра коротышка.

– Не стоит, – махнул рукой Платонов, произнося слова на языке Шекспира, – слава богу, по-английски кумекаю. Так что не надо утруждаться.

Просияв, переводчик отступил назад, и беседа пошла куда более живо.

– …наш остров издавна был местом, где встречались разные культуры, влияния и люди. А люди – ведь это наше главное богатство! – вещал городской голова, своими речами напоминая коллегу где-нибудь в Туле или Пензе. – Занзибар – место, открытое для всех. Со всего мира приезжают к нам, и мы рады видеть всех. А уж такого знаменитого путешественника, как вы, мистер Платонов, почтет за честь встретить любой город. Ваши путешествия соединяют разные страны, объединяют людей повсюду – вне зависимости от религии и цвета кожи. И мы, принимая на своей земле посла мира, дарим ему символический ключ от города.

Мэр подал знак, и чернокожая красотка, поедая глазами Платонова, поднесла ему на вышитой подушке ключ солидных размеров, способный, по его виду, открыть что угодно. Мефодий хотел было поцеловать девушку, но, спохватившись, вовремя остановился. Да и правда – какие у них в этом смысле традиции – неизвестно. Взяв ключ, он торжественно поднял его над головой и обратился с ответной речью.

– Спасибо! Я, правду скажу, даже и не ожидал такой встречи… Очень приятно, – приложил он руку к сердцу, – ведь я всего лишь скромный путешественник. Но каждый раз вижу, как мои походы помогают понять, что мы все живем на одной планете и важно, чтобы мы понимали друг друга…

Мефодий увлекся и, говоря от чистого сердца, тронул многих, да и сам был тронут теплым приемом. Он видел, что его внимательно слушают те, кто собрался здесь, и это давало какой-то душевный подъем.

– …вот я и говорю: ради этого стоит рисковать и ходить за три моря, – закончил он речь под гром аплодисментов.

Оркестр, давно заждавшийся своего участия, снова грянул приветственный туш, привнося в атмосферу праздника новую струю. А затем Мефодия обступили журналисты. Каждый из них старался задать свой вопрос, каждый старался сделать это первым.

Спустя минут десять, решив, что время пришло, мэр вытер пот со лба и решительно махнул рукой, символизируя окончание официальной части. И тут неожиданно для многих раздались приглушенные залпы, а в вечернем небе стали расцветать разноцветные вспышки фейерверка. Наиболее важная часть встречающих переместилась в отдельную зону, где уже были накрыты столы и можно было приступить к празднованию встречи в более теплой и тесной компании.

По якорной цепи стоявшего в порту судна «Глория» один за другим взбирались появлявшиеся из воды фигуры, почти черные в вечерней темноте. Корабль спал, и у карабкавшихся на него были все шансы осуществить задуманное без лишней огласки. Три боевых пловца, перевалив через фальшборт, оказались на палубе, быстро распаковывая взятое с собой оружие. Именно за этим занятием их и застал кто-то из экипажа, свалившийся как снег на голову – то ли случайно, то ли нет.

– Эй, а вы кто такие? – От непонимания человек на палубе быстро перешел к состоянию тревоги, оглушительно свистнув и попытавшись скрыться, отступая к надстройке.

Первое действие ему удалось совершить безнаказанно, и свист, безусловно, был услышан остальными членами команды. Но вот насчет отступления – здесь уж субъекту развернуться не дали. Прыжок Зиганиди в его сторону привел к удару по шее и полной отключке свистуна. Однако из кают стали появляться разбуженные обитатели судна, и у двух из шести в руках были пистолеты. Выстрелы хлопнули из обоих стволов. Боевых пловцов они не зацепили, но хуже всего, что на этом «тихий» вариант был провален. Учитывая, что кто-то из этих морячков, вообще ничего не зная о настоящем содержимом контейнеров, может и продырявить гостей, отвечать надо было незамедлительно. Три ствола боевых пловцов заработали в сумасшедшем темпе, поливая свинцом пространство над головами команды.

– Оружие бросить на палубу! – зверским голосом орал Зиганиди. – Быстрее, вашу мать! Всех порешим!

Команда была определенно мирной и, увидев, что на корабле действуют какие-то отморозки, морячки посчитали за лучшее сдаться. Пистолеты со стуком упали на палубу, а сам экипаж гости, сбив в табунок, подогнали к борту.

– Стоять и не рыпаться, иначе всем кранты, – дружелюбно обещала Сабурова.

В ходе короткого обыска и опроса команды выяснилось, что на палубе находятся все, кто сегодня присутствовал на судне, за исключением одного-единственного – кока. Любителя поиграть в прятки вытащили из машинного отделения, где этот толстяк, перепуганный выстрелами, пытался отсидеться.

– Ну что, все? – спросил Саблин.

– Полный комплект, – кивнул Зиганиди, – можно начинать.

Столпившейся команде Виталий кратко, но доходчиво объяснил, не вдаваясь в лишние подробности, что с судном им придется расстаться. А чтобы экипаж в полном составе не расстался и с жизнью, ему предстоит немедленно покинуть судно. Попытка пары-тройки «местных» начать спор была пресечена автоматной очередью, прошедшей в такой предельной близости от ступней, что это заставило кое-кого даже подпрыгнуть. Бесчувственного гражданина, пострадавшего из-за страсти к свисту, привели в сознание, и, подчиняясь грубой силе, морячки, чертыхаясь, попрыгали в море.

– Начало положено, – комментировал Боцман, глядя на головы в воде, двигавшиеся к берегу, – теперь остается это дело закрепить.

Терять время было нельзя. Часы тикали – Коля Зиганиди запустил силовую установку, а Сабурова занялась штурвалом. «Глория» нагло двинулась из порта в открытое море. Нервы всех трех были напряжены до предела, хоть каждый и занимался сейчас своим делом.

Идиллия продолжалась недолго. Звуки выстрелов привели к замешательству в акватории, а затем и к конкретным последствиям – полицейские катера, пустившиеся вдогонку, не собирались выпускать «Глорию».

– Два… три… четыре, – подсчитывал Зиганиди плавсредства, устремившиеся за судном. – Серьезно они за нас взялись.

– Так ведь к шутникам всегда так относятся, – сквозь зубы процедила Катерина, – не ценят юмора.

Догоняя, катера отчаянно гудели, всеми силами призывая остановиться. Парочка суденышек уже начала клещами охватывать «Глорию».

– Внимание! Говорит береговая полиция! – донесся с катера усиленный техникой голос. – Обращаемся к тем, кто находится на «Глории». Немедленно остановитесь! В случае отказа открываем огонь!

– Вот это уж вряд ли, – хмыкнул Зиганиди. – Что же мы, зря старались? Так не пойдет.

Словно в ответ на это, с катеров был открыт огонь, но и боевые пловцы не собирались оставаться в бездействии. Огонь из двух автоматов резко остудил намерения полиции. Правда, в отличие от представителей закона, нещадно дырявивших «Глорию», Зиганиди и Саблин никого убивать не собирались. Полицейские только выполняли свою работу, будучи искренне уверены, что преследуют преступников, так что приходилось умерять возмущение и вести лишь заградительный огонь. Однако слаженная работа напарников привела к тому, что один из катеров, пробитый пулями, стал оседать в воду и отстал, не в состоянии продолжать преследование. После пятиминутной перестрелки и остальные преследователи убедились, что к судну так просто не подступиться, и шли теперь на более далеком расстоянии.

– Ладно. Ты, Коля, контролируй ситуацию, а я – вниз! Если что – сообщай, – заявил Саблин, видя, что напарник справится и один.

Три полицейских катера сохраняли дистанцию, то ли ожидая подкрепления на воде, то ли на воздухе…

Вскоре поиски Боцмана в трюме увенчались успехом. Он обнаружил стоявшие рядком, прочно закрепленные так, чтобы не кувыркнуться, контейнеры. В том, что находится в них, сомневаться не приходилось, достаточно было лишь глянуть на маркировку. Вот он – тот самый смертоносный груз. И, глядя на металлические ящики, Виталий предельно ясно представил, как это все будет выглядеть, если… Мертвый город, мертвый остров, никого живого. А хуже всего то, что при более детальном обследовании Саблин обнаружил установленную на одном из ящичков мину. Причем, судя по тому, что увидел Боцман, заведена эта «игрушка» была на пять часов. Или, если быть точным, до часа «икс» оставалось четыре часа пятьдесят минут.

– …Ни снять, ни отключить ее невозможно, – устало поведал он товарищам после окончания осмотра трюма, оглядываясь на ревущие позади сиренами полицейские катера.

– Но у меня идея имеется. Какой у нас ветер?

– Зюйд-ост, – отозвалась Катя.

Виталий, уткнувшись в карту, наморщив лоб, что-то соображал.

– Вот и получается… если учитывать направление ветра и расстояние, то облако газа остров в этом случае никак не накроет. Все то, что останется, снесет ветром…

– Тем более что в течение часа газ распадется на безопасные элементы, – продолжила Катя.

– Вот именно! – повеселел Боцман. – Так что будем топить. И немедленно. Вы тут, ребята, не скучайте. Коля, держи «законников» на расстоянии, а я снова вниз.

Боцман, держа в руке комплект гаечных ключей, спустился на нижнюю палубу, вошел в моторный отсек и включил освещение. Пора было спешно выполнять задуманное. Присмотревшись и выбрав подходящий по размеру ключ, Саблин приступил к работе с болтами. Работа двигалась споро, и, несмотря на серьезность момента, Виталий даже напевал под нос какую-то легкомысленную песенку, примеряя ее ритм к движениям по откручиванию болтов. Вскоре вода уже просачивалась из ослабленных щелей, но металлические крепления еще держались. Покончив с болтами на креплениях, Боцман взял молоток и нанес пару ударов по металлическим «тарелкам», еще державшим напор из-за борта.

После первого удара вода стала вырываться под большим давлением. Саблин ударил еще разок. Стальную тарелку как будто сдуло, и мощный поток воды с шумом рванул в трюм. Ускоряя работу, с помощью молотка Боцман отделил еще одну тарелку, и второй поток прорвался внутрь. Затем Виталий открыл кингстоны мотора правого борта, и еще пара потоков стала заливать моторный отсек.

Отойдя к двери и оглянувшись, он с удовлетворением убедился, что работа выполнена качественно. Вода Индийского океана, получив свободу действий, мощными струями заливала судно. Шлепая ногами по воде, Боцман выбрался из моторного отсека и двинулся наверх. Теперь оставалось недолго.

– Все, дело сделано! – ворвался он в рубку. – Надо уходить. Давай, Катерина, на палубу. Коля, ты тоже вперед.

– А ты?

– Как же я без вас, друзья мои ситные? – коротко хохотнул Боцман. – Я тоже здесь оставаться не собираюсь.

Вода прибывала быстро, и судно уже кренилось на нос. Погоня постепенно приближалась, однако пока еще у беглецов имелось время для маневра. Отяжелевшая «Глория» сделала поворот, отклоняясь налево, а боевые пловцы с минимальными паузами прыгали в воду, используя короткую возможность сделать это незаметно для тех, кто нагонял судно. Темнота должна была скрыть их исчезновение.

Судно, не сбавляя скорости, рвалось дальше, но ему уже не суждено было проделать долгий путь. В трюм хлестала вода, и корпус корабля погружался все глубже и глубже, теперь кренясь на правую сторону. И вот, наконец, когда крен стал критическим, на глазах преследователей «Глория» перевернулась. Нос ушел под воду, и поднявшаяся ненадолго корма стала исчезать под волнами. Спустя пару минут все было кончено. На месте затонувшего судна образовалась воронка, а вскоре разгладилась и она. Расползалось пятно мазута, и какая-то мелочь с кораблика сиротливо плавала на поверхности.

Полицейские катера, покрутившись еще немного, вынуждены были возвращаться в порт несолоно хлебавши.

Ночь наступила как-то очень быстро, словно кто-то невидимый взял да и щелкнул гигантским выключателем, резко сменив освещение на темное покрывало, накинутое на землю и море. Город отдыхал, отдыхали и те, кто населял его, и те, кто прибыл сюда в качестве туриста. Кто-то уже спал крепким сном, кто-то еще веселился в многочисленных кафе и ресторанах. Для Мефодия Платонова, несмотря на позднее время, продолжалась культурная программа – хозяева города так просто отпустить путешественника не собирались.

В отличие от всех остальных, кое-кто пребывал в совершенно ином настроении. Проще сказать, настроение его было самым что ни на есть печальным. Гражданин Пятаков, несмотря на все усилия, возлежал все в той же позе. За эти часы с него сошло семь потов, но ничего изменить он не смог – Саблин качественно поработал над тем, чтобы все осталось в прежнем виде.

Сон к пленнику, естественно, не шел. Лежа в позе мумии, Пятаков испытывал невыносимые мучения – физические и моральные. Тело уже затекло, но все это были мелочи по сравнению с тем, что ожидалось в скором будущем. Пленник глядел на ночную панораму города, на огни порта, на весь этот безмятежный, ни о чем не подозревающий Занзибар. Никто там, внизу, и вообразить себе не мог, что должно случиться в ближайшее время. Об этом знал только он – туго спеленутый пленник.

«Господи, господи, – про себя причитал Пятаков, – прошу тебя, сжалься надо мною, сделай что-нибудь! Я грешен. Да, я совершил столько плохого, но я не заслужил смерти, да еще и такой ужасной. В конце концов, ведь на свете так много тех, кто гораздо хуже меня. И ничего – живут припеваючи, и ничего с ними не случается. Так почему я должен погибать? У меня ведь все только начиналось… Нет, нет, я не могу умирать. Не хочу!»

Снова захлестнула волна бешенства. Он кричал, дергался, затихал. Ничего поделать было нельзя. Перед ним, словно в каком-то наваждении, проносилась жизнь – та, которую он, можно сказать, уже прожил. Вот ведь как получается – десятилетиями он сам строил свою судьбу, карабкался наверх, изворачивался, лгал, предавал, а что теперь? Погибнуть ужасной смертью, будучи отравленным тем самым ядом, который приготовил для других? Попал в собственную мышеловку….

Минутная стрелка невероятно быстро сокращала оставшееся расстояние до роковой точки. Как же хотелось задержать, остановить ее, черт побери! Оставалось пять… нет, уже четыре минуты. Пятаков закрыл глаза. Тело сотрясала нервная дрожь. Его било, будто в лихорадке.

На месте, где затонуло судно со страшным оружием, уже давным-давно никого не было. Полицейские катера, убедившись в том, что с корабля никто не спасся, ушли в порт. Сейчас лишь волны покачивали поверхность моря, где плавало отражение почти такого же темного неба. Вдруг из глубин вырвалось небольшое облако ядовитого газа. Но катастрофа, ожидавшаяся кое-кем на берегу, превратилась в «пшик», не больше: затонувшее судно лежало на большой глубине. Реакция, случившаяся там, под водой, оказалась слабой. В обычной, «надводной» ситуации этот взрыв, безусловно, привел бы к по-настоящему адским последствиям. Но усилия спецназовцев не пропали даром – вода просто размыла бинарные вещества. А по причине отсутствия здесь, на поверхности, кого бы то ни было, и вырвавшиеся на волю остатки причинить вред не смогли.

Ночной ветер быстро рассеивал газ над морем. Никто даже и не узнал о том, что же случилось. Почти никто…

Измученный Пятаков открыл глаза. Он уже просто не понимал, что происходит – жив он или нет. А не сон ли все это? Взгляд опять приковали часы. Стрелка уже шесть минут как перешла ту границу, которую он сам же и установил. Но взрыва не последовало, за окном царило то же спокойствие. А там, в порту, где швартовались суда, в том числе и то самое, было так же тихо. Ни взрыва, ни хотя бы вспышки. Ничего.

Но неминуемо начавшиеся бы умозаключения Пятакова были прекращены в самом начале. Со стороны молчавшего уже давным-давно коридора послышались шаги. В замочную скважину вставили ключ. Два оборота – и дверь открылась. Пятаков резко, до боли повернул голову, но вошедший пересек пространство комнаты и встал перед лежавшим на кровати, заслонив вид на порт.

– Поднимайся, сука, – холодно прозвучали слова Виталия Саблина.