Глава 7
На центральном посту «Щуки» тускло горело аварийное освещение. Весь экипаж по приказу командира отдыхал. Вахту нес старпом. Сам Дулов сидел, привалившись к переборке, и что-то чертил карандашом в широком блокноте – морщил лоб, шевелил губами, проводил вычисления.
Заинтригованный Решетников наконец-то спросил шепотом, ведь ему казалось, что экипаж спит:
– Над чем работаете, товарищ командир?
Кавторанг невесело улыбнулся:
– А над чем, старпом, я еще могу работать в нашей ситуации? Думаю, как нам всплыть, как на киль встать. Тогда все проблемы сами собой и решатся. Иди-ка сюда. Одна голова – хорошо, а две – лучше.
Старпом перебрался к командиру, сел рядом с ним. Дулов принялся листать блокнот; наконец, остановился.
– Смотри сюда, – и он принялся объяснять по нарисованной схеме. – Наш корабль, скорее всего, частично занесен песком и илом. Нас просто впечатало в дно, и мы прилипли к нему, лежим на боку. И снять нас из этого положения может только внешняя сила.
– В том-то и дело, что внешняя, – согласился старпом. – А мы внутри и выбраться отсюда не можем. Значит, о внешней силе можно забыть.
– Не совсем, – ухмыльнулся Дулов. – Вот если бы неподалеку произошел взрыв, ударной волной нас могло бы оторвать от грунта. Балластные цистерны у нас продуты, плавучесть положительная, выскочим на поверхность, как пробка. Как тебе такой план? Выпускаем мини-торпеду, ход выставляем минимальный – в полкабельтова, вот и получаем внешнюю силу от взрыва.
– Рискованное занятие. У нас на вооружении экспериментальные мини-торпеды, и их пуск мы отрабатывали только на тренажере.
– И все же стоит рискнуть, – прищурился кавторанг. – Потому что еще неизвестно, когда придет помощь, а запасы воздуха ограничены и пополнить их мы не можем.
Решетников задумчиво кусал нижнюю губу. Его характер требовал строго соблюдать все инструкции и предписания. А ни в одной из рекомендаций не говорилось о том, что можно пытаться оторвать прилипшую ко дну подлодку взрывом собственной торпеды. Но и ситуация была неординарной, так что командиру оставалось только импровизировать.
– Кто знает, как поведет себя механика торпедного аппарата, ведь мы на боку лежим. А возможность работы в таком положении конструкторы, скорее всего, не рассматривали. Вот если бы у нас имелась связь с внешним миром, мы бы могли у них проконсультироваться.
– Если бы да кабы, – вздохнул командир. – Думаешь, мне хочется рисковать и кораблем, и экипажем? Ведь такой взрыв – это, считай, имитация глубинного бомбометания. А у нас и так корпус дал течь. Короче, старпом, решение я принял. Действуем. Поднимай людей, но не всех – только тех, кто жизненно необходим для такого пуска. А остальных предупреди, что это не нас бомбами забрасывают, а мы сами торпеду подрываем.
– Есть, товарищ командир, – с неохотой согласился Решетников…
…Вскоре офицер по управлению вооружением уже находился за пультом. Мягким синим светом мерцал экран монитора, отчего лицо каплея казалось мертвенным. Правда, работать приходилось стоя, задрав голову, ведь лодка лежала на боку.
– И первый, и второй торпедные аппараты готовы к пуску, – доложил торпедист.
– Сам вижу, – тихо сам себе проговорил Дулов, глядя на монитор, а затем скомандовал: – Первый аппарат, пуск!
– Торпеда ушла, – напряженно доложил офицер за пультом.
От близкого взрыва торпеды подлодка вздрогнула, мигнуло освещение, но ничего больше не произошло. Субмарина так и не всплыла.
– Немного не хватило, чтобы оторваться, – сказал и прикусил губу Дулов.
– Давай вто… – и тут командир осекся, взгляд его прикипел к экрану.
А офицер по управлению вооружением доложил о том, что командир видел и сам:
– Торпеда во втором аппарате самоактивировалась, но выйти из аппарата не может – люк не открывается. Возможно, занесен песком.
– Твою мать, – тихо произнес старпом.
А командир зычно приказал:
– Всем подъем!
На экране, сменяясь, мелькали цифры – шел обратный отсчет. До взрыва застрявшей в аппарате торпеды оставалось чуть меньше пяти минут.
Самоактивация торпед в подплаве – ситуация, конечно же, нештатная. Но все же время от времени такое случается. Причины могут быть разные: сбой электроники, близкий взрыв, удар… и отменить активизацию можно только одним-единственным способом. Ведь, активировавшись, торпеда уже не подчиняется никому, живет своей собственной жизнью. Она устроена так, что реагирует на звук работающего двигателя и, самонацелившись, идет на него. Однако изредка случается так, что звук, издаваемый самой подлодкой, громче звука цели. И вот тогда выпущенная торпеда может поменять курс, развернуться и пойти на свой родной корабль. Именно для этого в конструкции самонаводящихся торпед предусмотрен особый механизм – при повороте на сто восемьдесят градусов активация самоотменяется и взрыва не произойдет. Когда случается такая нештатная ситуация и находящаяся на борту торпеда по какой-либо причине самоактивировалась, предпринимают стандартный маневр – подлодка с торпедой на борту сама разворачивается на сто восемьдесят градусов. Но «Щука» оказалась в нестандартной ситуации, а потому обычная процедура не могла быть использована. Ведь подлодка оказалась обездвижена.
Шел обратный отсчет на мониторе. Офицер, находящийся за пультом, озвучивал его.
А в торпедном отсеке вовсю кипела работа. Места там было немного, а потому одновременно действовать могли всего лишь четверо. Топорщился опрокинутый стальной стеллаж. Сам командир, старпом и два торпедиста уже извлекли из пускового аппарата торпеду и пытались вручную развернуть ее в узком загроможденном отсеке.
Несмотря на то что торпеда была «мини», весила она немало. Это только в мобильных телефонах аккумуляторные батареи легкие. А ведь винт приводится во вращение именно электромотором. И основной вес – не заряд, а аккумуляторы.
Подводники матерились, пытаясь развернуть тяжеленную торпеду. Но она носом уперлась в шпангоут, а хвостом – в развалившийся стеллаж. Застряла, казалось, намертво – хоть кувалду неси. Но на это уже не оставалось времени. Офицер за пультом вел обратный отсчет:
– Двадцать секунд, девятнадцать, восемнадцать…
Старпом пытался плечом вытолкнуть застрявшую торпеду, при этом инстинктивно косился на ее нос, где и располагался заряд взрывчатки. Но та не поддавалась.
– Задраить отсек. Может, хоть ЦП уцелеет! – крикнул Дулов торпедисту, а сам обхватил торпеду двумя руками, как ствол дерева, и резко ударил обеими ногами в металлический стеллаж.
Решетников не растерялся и успел-таки в тот самый момент с разгону прыгнуть на торпеду плечом. Противно скрежетнул металл, и торпеда рухнула, как спиленное дерево. Торпедист уже успел задраить переходной люк, а потому и не было слышно голоса, отсчитывающего секунды. Теперь торпеда лежала поперек лодки, балансируя на стойке стеллажа, и уже ничто ей не мешало. Дулов легко повернул ее руками, как стрелку гигантских часов, и посмотрел на старпома.
– Успели?
– Я не считал. Так что придется ждать.
– Люк успел задраить?
– Так точно, товарищ командир.
Все замерли в тревожном ожидании.
Дулов глядел на циферблат наручного хронометра. Ему казалось, что секундная стрелка движется чуть ли не в студне – медленно-медленно.
Прошло двадцать секунд, но взрыв так и не произошел. На всякий случай кавторанг выждал еще четверть минуты и только после этого приказал:
– Отдраить переходной люк.
В проеме тут же показались улыбающиеся лица. И командиру почему-то почудилось, что экипаж сейчас разразится аплодисментами, как сделали бы это пассажиры авиалайнера, приземлившегося с одним работающим двигателем.
– Была б у нас на борту водка, я бы приказал налить всем по пятьдесят граммов, – сказал командир и шумно выдохнул.
Радость была недолгой. В гулкой тесноте субмарины слышалось тяжелое дыхание подводников. Кислорода в воздухе явно не хватало.
– Выключить лишнее освещение. Всем отдыхать, – приказал кавторанг Дулов. – И тебя, старпом, это тоже касается.
Вскоре на «Щуке» установилась почти полная тишина, нарушаемая лишь изредка то щелчком сошедшего с крепления оборудования, то металлическим поскрипыванием обшивки. Тусклый свет освещал проходы. Заснуть никому не удавалось. Члены экипажа, неподвижно лежавшие на матрасах, смотрели в потолок; им оставалось только ждать, когда придет помощь. А затем в тишине послышалось, как командир «Щуки» тихо выбивает пальцами такты незамысловатой песенки «Чижик-пыжик».
* * *
Волнение в Японском море улеглось. Надувная моторка мчалась под ночным небом, усыпанным звездами. Курс на остров Шо держали по компасу. Виталий Саблин прикидывал, чем смогут помочь подводные пловцы попавшему в беду экипажу «Щуки». Ведь одно дело подойти с мощным буксиром с оборудованием, а совсем другое – иметь в своем распоряжении одни лишь акваланги. А ведь исход дела решали часы. Тревожило и то, что связь с субмариной так и не возобновилась, та просто исчезла из эфира. И это наводило на нехорошие подозрения, особенно в свете того, что случилось с «Витязем». Ни сам Боцман, ни его товарищи не сомневались, что ледокольный буксир был захвачен не пиратами, а северокорейским спецназом. И захват этот можно было объяснить лишь тем, что кому-то очень не хочется, чтобы помощь для «Щуки» подошла вовремя.
Катя Сабурова всмотрелась в горизонт.
– Видите? – прищурившись, спросила она.
Теперь и Саблин уже различал странные огоньки, идущие к ним со стороны острова, к которому они так стремились.
– Один, два… – Коля Зиганиди насчитал их десять, и они приближались.
Вскоре стало понятно, что это светят мощные бортовые прожектора, и светят с разных плавсредств.
– Однако, и скорость у них, – прикинул Беляцкий. – Узлов под сорок.
– Похоже, это так называемые полупогруженные катера северокорейского флота, – определил Боцман. – Отличная техника. Они их используют для внезапного десантирования. Налетают, как рой ос, и захватывают объект.
– Наша-то скорость с их не сравнится, – прикусила губу Катя.
– Что делать будем? – Николай вел моторку прежним курсом.
– Попробуем проскочить. Уходить в сторону поздно. Сейчас ночь, мы идем без огней, а их двигатели шумят так, что они нас не услышат.
Ночной морской пейзаж дополнялся гудением, завыванием мощных двигателей глиссирующих катеров. Лучи бортовых прожекторов шарили среди волн, пытаясь отыскать беглецов.
Российские спецназовцы сидели в моторке пригнувшись. Зиганиди сильно сбросил обороты, чтобы лодка не оставляла за собой след из белой пены, который ночью легко заметить.
Один из катеров пронесся всего в паре кабельтовых по правому борту. Российским подводным пловцам повезло – глиссирующий катер подбросило на волне, и свет прожектора, готового вот-вот выхватить моторку, на несколько секунд оторвался от воды. Подсвеченная полоса негустого тумана прошла у них над головами.
– Ну, вот, пока везет, – прошептал Боцман, сжимая в руках автомат.
Теперь оставалось надеяться, что повезет и в дальнейшем.
– Смотри, не сглазь, – тихо проговорила Катя, не отводя взгляда от удаляющегося катера.
Разминулись с одним катером, с другим, каждый раз на большем расстоянии. Появилась надежда, что обойдется.
И тут, когда казалось, что опасность уже миновала и огни прожекторов удаляются, один из них вдруг развернулся в сторону моторки. Он еще не выхватил ее из темноты, но шарил совсем рядом. По нарастающему гулу двигателя стало понятно, что глиссер приближается.
– Черт бы его побрал, – проговорил Зиганиди, вглядываясь в яркое пятно прожектора, и прибавил скорость.
– Сбрось, – приказал Саблин. – Все равно не уйдем, только засветимся.
– И так уже засветились! – с горечью воскликнула Катя, когда слепящий свет прожектора ударил ей в лицо.
Зиганиди дал полные обороты. Моторка мелко зашлепала резиновым брюхом по волнам. Но прожекторист действовал умело – он ни на секунду не упускал лодку из вида. Гул приближался, и за слепящим пятном света можно было уже угадать высоко поднятый над водой нос глиссера. Над морем коротко грохотнула пулеметная очередь. Пули подняли фонтанчики брызг за кормой мчащейся на пределе возможного моторки. Следующая очередь легла слева по борту, еще одна – справа.
– Остановить пытаются, – процедила сквозь зубы Катя Сабурова и, вскинув автомат, выстрелила в ответ.
Сквозь шум моторов до слуха спецназовцев донеслось, как пули чиркнули по обтекаемому корпусу глиссирующего катера.
– Хрен ты его так возьмешь, Катя, – рикошетит, – недовольно проговорил Саблин, прицелился в прожектор и выстрелил.
Но пуля прошла мимо. Если бы Боцман стрелял не с тряской моторки, а хотя бы с палубы небольшого судна, наверняка попал бы. А так промахнулся.
Глиссер, завывая мотором, вильнул в сторону и сбавил скорость. Теперь он шел параллельным курсом с моторкой, постепенно сближался с ней. Его корпус медленно уходил в воду, до тех пор пока верхний край бортов практически не сравнялся с ней. Над волнами возвышался лишь выпуклый верх катера. Теперь уже можно было различить и людей, находившихся в нем. Ствол кормового пулемета был нацелен в сторону русских.
Прожектор развернулся в направлении моторки, и Боцман не упустил свой шанс. Жалобно зазвенело толстое стекло прожектора, и тот погас.
– Уходим! – крикнул Саблин Зиганиди.
Тот уже и сам догадался, что стоит попытаться оторваться, скрыться в темноте.
Но катер не отставал. Над его бортом полыхали вспышки выстрелов, и было понятно, что у экипажа есть приказ захватить русских спецназовцев живьем, иначе они уже давно могли бы перестрелять их.
Николай чертыхнулся, когда одна из пуль угодила в двигатель. Тот задымил, застучал, захлебнулся и затих. Стало слышно, как из простреленной лодки со свистом выходит воздух – тугая до этого, она становилась мягкой. Натянутое резиновое дно проваливалось в воду.
Катер в полупогруженном состоянии медленно разворачивался, оплывал доживающую последние минуты лодку. Над бортами виднелись лишь стволы автоматов.
– Бросайте оружие, – прозвучало предложение по-русски с сильным акцентом.
Катя нажала на спусковой крючок. Пули, высекая искры, срикошетили о прочный борт катера. В ответ с борта ухнул подствольный гранатомет. Заряд ушел в воду и взорвался на глубине, подняв фонтан брызг метрах в десяти от обмякшей моторки. Аргумент был убедительным. Сопротивляться было бесполезно.
Спецназовцы переглянулись. Казалось, единственное, что можно предпринять, – это прыгнуть в воду и попытаться уйти вплавь. Но что делать с оружием, снаряжением? Да и не доберешься до острова Шо. Даже таких опытных пловцов с рассветом корейцы отловят поодиночке.
Катер тем временем потихоньку приближался.
– Делайте вид, что сдаетесь. Сложите оружие, тяните время, – прошептал Боцман.
– Как это? – удивленно спросил Беляцкий.
– Приказы не обсуждаются, а времени объяснять у меня нет. – Саблин, как сидел, пригнувшись, так и положил на обмякшее дно лодки автомат и, скользнув животом по надувному борту, бесшумно ушел в набежавшую волну, он исчез в черной, как расплавленный битум, воде, не выдав себя ни единым всплеском.
– Ты что-нибудь понял? – спросила Катя у Николая.
Зиганиди пожал плечами:
– Надеюсь, Боцман знает, что делает.
На катере зажглась пара ручных фонарей, их свет залил трех спецназовцев, остававшихся в лодке.
– Сложить оружие, – прозвучал приказ.
Краем глаза Катя заметила, что и другие катера уже развернулись и следуют в их сторону. Она перехватила свой автомат так, чтобы у противника не возникло подозрений, будто она может из него выстрелить – держала за ствол и откидной приклад. Затем Сабурова положила оружие на дно лодки и подняла руки. Зиганиди последовал ее примеру, хотя на самом деле ему хотелось разрядить весь рожок в толстый триплекс ветрового стекла полупогруженного катера. Беляцкий еще пару секунд подумал, но все же и он расстался с оружием.
Острый нос катера ткнулся в мягкий борт моторки. Теперь спецназовцы уже могли видеть лица северокорейцев. Их взгляды отметили напряженные улыбки и радость в узких глазах противников. Жестами рулевой катера предложил Кате первой перейти на его дюралевый нос.
– Что-то мне не хочется, – почти не разжимая губ, проговорила Сабурова, обращаясь к Зиганиди, но все же сделала вид, будто пытается поставить ногу, но боится сорваться в воду.
Рулевой высунулся из-за лобового стекла и протянул ей руку. Его товарищи держали Катю под прицелом.
Внезапно за кормой северокорейского катера бесшумно вынырнул Саблин – осмотрелся, оценил обстановку и зычно окликнул корейцев:
– Эй, мужики!
Те инстинктивно оглянулись, но успели увидеть лишь руку, сжатую в кулак. Пальцы разжались. Из них выскользнула рифленая граната. Со щелчком отлетела, закувыркалась в воздухе и булькнула в воду предохранительная скоба. Сработал капсюль.
Дожидаться, когда граната рванет, корейцы не стали. Они даже не попытались отыскать ее, перекатывающуюся в темноте где-то под ногами. Все дружно бросились в воду, нырнув как можно глубже. А Боцман только этого и ждал. Он ухватился за корму, перевалился в катер, подхватив с полу гранату и сунул ее в карман.
– Граната-то учебная, но иногда, как видите, может пригодиться, – объяснил он своим товарищам, а через секунду Саблин уже стоял за штурвалом. – Мешки бросайте. Быстрей.
Катя и Николай, забравшись на нос катера, стали передавать снаряжение и оружие. На дне моторки уже плескалась вода, волны переливались через обмякшие борта. Беляцкий вертел головой.
– Слева! – крикнул он, когда из моря шумно вынырнул один из корейцев.
Сделал это Петр вовремя. Катя с Зиганиди успели прижаться к носу катера, а Саблин – присесть. В руках вынырнувшего блеснул мокрый автомат. Прогремела очередь. Нажал на спусковой крючок и Беляцкий. Послышался сдавленный крик, и кореец исчез под водой.
– Раньше выстрелить не мог? – зло бросил Саблин.
Зиганиди уже сжимал оружие в руках, водил стволом, пытаясь разглядеть в ночном море очередного вынырнувшего. Когда показалась голова, уже не выжидал – стрелял сразу.
– Готово, все четверо, – подытожил Саблин и посмотрел на море, где виднелись огни прожекторов приближающихся катеров. – А вот теперь можно потягаться на равных. Катя, садись за пулемет. Как только нас осветят – стреляй по прожекторам. Но, думаю, обойдется. Мы заметем следы.
На этот раз Саблин бросил в опустевшую скукожившуюся моторку боевую гранату.
Загудел мощный двигатель. Десантный катер из полупогруженного положения мгновенно вышел на глиссирование. Сзади раздался взрыв, полыхнуло пламя. Катер мчался так быстро, что даже дух захватывало. Естественно, прожекторы на всех других плавсредствах развернулись к месту взрыва.
– Сработало. Пока разберутся, что к чему, пока своих выловят, мы уже будем далеко, – усмехнулся Боцман, слегка выворачивая штурвал.
Шли по компасу. Вскоре огни остались за горизонтом. Наверное, все-таки уловка Боцмана удалась и северокорейцы решили, что российские боевые пловцы погибли. Поне-многу эйфория небольшой победы отходила на задний план. Спецназовцы молчали, прикидывая, чем смогут помочь оказавшимся в заточении подводникам.
И тут сквозь гул двигателя Саблин расслышал странный звук, который в общем-то не мог раздаваться здесь, в открытом море.
– Командир, сбавь-ка обороты, – попросила Катя Сабурова.
Она тоже прислушивалась к ночному морю.
Двигатель уже еле-еле стучал на холостых, а из темноты, перекрывая плеск воды, звучал собачий вой.
– Жутко воет, как по покойнику, – произнес Беляцкий.
– Хрень какая-то. Откуда в море собака? Да и не может пес выть, когда плавает. Или все-таки может? – задумался Боцман, а затем уверенно указал рукой направление в сторону источника звука: – Это оттуда несется.
И катер неторопливо поплыл по волнам. Звук становился все явственнее. Вскоре уже можно было различить абсолютно нереальную картину – большой мокрый пес стоял на четырех лапах посреди волн и выл на небо. Никто из спецназовцев в мистику не верил. Но пес выглядел настоящим призраком, явившимся им в открытом море.
– Коллективных глюков не бывает, разве только у наркоманов, – наконец произнес Зиганиди. – Значит, пес самый настоящий.
– Вот только почему он по воде ходит? – никак не мог согласиться Боцман.
Катер продолжал скользить вперед, и наконец его форштевень слегка ударился во что-то твердое. Тут же наваждение исчезло. Стало понятно, что пес стоит не на воде, а на обломке деревянной крыши.
Беляцкий негромко свистнул. Пес только сейчас среагировал на появление катера, словно вышел из оцепенения. Он повернул голову и посмотрел на спецназовцев умными и грустными глазами.
– Чего стоишь? Сюда иди, – сказал Коля Зиганиди и вновь негромко свистнул.
И на этот раз подействовало. Пес отряхнулся, подняв фонтан брызг, а затем в два прыжка оказался в катере. Тут же прилег на дно, сжался и задрожал.
* * *
Еще не рассвело, когда захваченный спецназовцами катер подходил к острову Шо. У отмели, где, по сведениям контр-адмирала Нагибина, лежала российская субмарина, высилась громада земснаряда.
– Я же говорил, что все события – звенья одной цепи. Поищем укромное место, – предложил Саблин и, сбавив скорость, вывернул штурвал.
Теперь катер лишь слегка возвышался над водой. Он был практически недоступен для радаров. Виталий провел плавсредство под нависающими скалами, а затем вывел к пологому пляжу, за которым расстилались густые бамбуковые заросли.
Мокрый песок проваливался под ногами, спецназовцы дружно тянули катер. Наконец они укрыли его среди густо разросшегося бамбука. Саблин сел прямо на землю, вытер вспотевший лоб:
– Ну, вот, теперь мы на месте. У кого будут какие предложения?
* * *
Никогда не бывает так, чтобы здание штаба Дальневосточного флота погружалось ночью в темноту. Обязательно найдется с десяток окон, за которыми будет гореть свет. Оно и не удивительно. Ведь жизнь флота не замирает ни на минуту, его корабли разбросаны по всему миру, работают связисты, шифровальщики. Сюда стекается информация, давая пищу для аналитиков. Флот – как живой организм, процессы жизнедеятельности идут постоянно.
За одним из освещенных окон стоял контр-адмирал Нагибин и смотрел сквозь повернутые жалюзи на предрассветный дальневосточный пейзаж. Руки он держал за спиной, нервно сжимая пальцы и похрустывая суставами. В углу основательно обставленного кабинета звучно тикали напольные куранты. Днем этот звук непременно тонул в неясном гуле голосов, шагов, наполнявших здание. Но ночью течение времени напоминало о себе размеренным «тик-так». Золоченый диск маятника неторопливо ходил за узорчатым стеклом, и в его выпуклой поверхности искаженно отражался кабинет.
Обычно решительный, умеющий быстро отыскать выход из любого положения, Нагибин чувствовал себя потерянным. Но виду не подавал. Потеря «Щуки» не грозила ему неприятностями по службе, и в гибели экипажа, подобранного из самых опытных подводников, его тоже никто не обвинил бы. Все объясняли слова, которые ему уже приходилось слышать вчера днем: «всего не предусмотришь», «в любой ситуации имеет место форс-мажор»… Вроде бы и справедливо. Даже японцы, славящиеся своим прагматизмом и педантизмом, с их почти безграничными техническими возможностями, не сумели вовремя предугадать появление цунами и противостоять ему. В телевизионных репортажах сообщалось о серьезной аварии на атомной станции «Фукусима», о тысячах погибших, пропавших без вести. Радиоактивное облако, поднявшееся над аварийной АЭС, надвигалось на Японское море. Так что беда «Щуки» была лишь песчинкой среди пустыни человеческих трагедий. В конце концов, подплав – занятие небезопасное, и люди, пришедшие служить туда, знают об огромном риске, ведь сами выбирали профессию. Однако есть ответственность перед начальством, командованием и есть ответственность перед самим собой. Если сделал все, что мог, можешь потом смело смотреть людям в глаза. А если спрятался за чужую беду, то не жди потом покоя от собственной совести. Еще недавно Нагибину казалось, что надежда на спасение подлодки и экипажа существует. Но теперь все складывалось наихудшим образом.
Связь с кораблем прервалась. Буксир, следовавший на помощь, был захвачен: в лучшем случае китайскими пиратами, но оставалось подозрение, что это дело рук северокорейских военных. При этом КНДР официально заявляла, что силами Восточного флота тщательно обследовано предполагаемое место крушения «Щуки» и подлодка на отмелях в районе острова Шо не обнаружена. Морские учения в Японском море, прерванные из-за цунами, были возобновлены. К этому имелись веские основания – на Японское море со стороны Фукусимы надвигалось радиоактивное облако. Теперь вход в эти квадраты был закрыт. Соваться туда значило неминуемо нарваться под артобстрел или на торпедную атаку. Идти на помощь «Щуке», огибая место учений? На это уже не оставалось времени. Если субмарина и впрямь до сих пор лежала на дне, то экипажу не хватит запасов воздуха, чтобы продержаться до прихода помощи.
Контр-адмирал Нагибин душил в зародыше желание пойти в центр связи. Знал, если появится новая информация, ему сразу же доложат. Казалось, ситуация безвыходная, но имелась и информация, внушающая надежду. По данным радиоперехвата, стало известно о потере одного из северокорейских быстроходных десантных катеров. И случилось это вскоре после нападения на ледокольный буксир, в квадрате между «Витязем» и островом Шо. Походило на то, что каплею Саблину и его товарищам удалось покинуть захваченный буксир и движутся они к «Щуке»…
* * *
В тишине подлодки было слышно, как тихо постукивает хронометр, как мерно капает вода. Тусклый свет лампочек напоминал, что бо́льшую часть заряда аккумуляторных батарей системы жизнеобеспечения «Щуки» уже израсходовали. Дышалось тяжело. Казалось, что воздух стал густым и липким, как и полумрак, царивший на субмарине.
Командир Дулов пытался уснуть, и не для того, чтобы восстановить силы. Физически работать последние часы не приходилось – наоборот, изматывали неподвижность и неопределенность, «горели» нервы. Но во сне человек потребляет меньше кислорода. В обычной жизни как-то не задумываешься, не ощущаешь, что все человечество дышит одним и тем же воздухом. А оказавшись в замкнутом пространстве под толщей воды, начинаешь физически постигать эту простую истину. То, что вдохнул сам, мог бы вдохнуть другой. Поневоле закрадываются мысли, будто ты воруешь у других их жизни, или же другие воруют жизнь у тебя.
Обычно ценятся те люди, которые при необходимости могут подолгу не спать, сохраняя при этом энергичность и трезвость мысли. Умеющие же засыпать когда угодно и где угодно ценятся, по мнению обывателей, лишь среди пожарников. Но в подплаве такое умение буквально на вес золота. Воле человека подвластно не все, но Дулов все-таки смог погрузиться в сон – неглубокий, тревожный, способный прерваться из-за любого звука или прикосновения. Спящий не ощущает запахов, обоняние просто отключается, и потому во сне Дулову дышалось легко, полной грудью. При этом его не покидало странное чувство, какое редко посещает людей. Он понимал, что все виденное им сейчас, пережитое – не реальность. Он шел под ярким солнцем по каменистому пляжу одетый в рубашку и белые брюки. Волны накатывали на босые ноги, камни постукивали, скрипели. Это было так реально, что Игорь Игнатьевич не сомневался – можно нагнуться, зачерпнуть ладонью морскую воду, приложить ее к губам, и тогда ощутишь соленый вкус. Несмотря на яркое солнце, скалистый мыс впереди укутывал странный туман, немного красноватый, словно там кто-то поджег дымовые шашки. И в этом тумане угадывались фигуры приближающихся людей. Дулову хотелось побежать им навстречу. Их было четверо, и он побежал, широко раскинув руки; расстегнутая светлая рубашка трепыхалась на морском ветру. Кавторанг вбежал в туман и увидел четыре фигуры. Люди, одетые в камуфляжную форму, стояли к нему спиной, и ему показалось, что это Саблин, Зиганиди, Беляцкий и Сабурова – те, с кем он познакомился, оказавшись на тренажере «Щуки». Те, кого согласно распоряжению контр-адмирала Нагибина ему приходилось обманывать и не раскрывать секрет, что авария произошла не в реальности, а тренажер подлодки находится в испытательном бассейне.
– Ребята, – позвал Дулов во сне. – Ну, виноват я перед вами, не мог сказать – все бы потеряло смысл. Сами понимаете, приказ.
И тут Игорь Игнатьевич получил ответ. Именно получил, а не услышал. Он был беззвучным и просто сам собой сложился в его голове:
«А ты уверен, что и теперь все происходит в реальности? Вдруг твой корабль лежит не на морской отмели, а в испытательном бассейне?»
У спящего Дулова похолодело внутри. Трое мужчин и одна женщина в камуфляже одновременно, как по неслышной команде, обернулись. И вместо знакомых лиц Дулов увидел перед собой чужие: округленные, скуластые, с раскосыми глазами. Кавторанг невольно отпрянул, вздрогнул и проснулся.
По-прежнему тускло горело дежурное освещение. Дышалось с трудом, хоть он и набирал полную грудь воздуха, и руки слегка подрагивали, как после сильного напряжения. Командир сел на матрасе. Возле оказавшегося на стене пульта сидел, сложив по-турецки ноги, старпом. Неподалеку от него на матрасе лежал акустик Прошкин. Невозможно было понять, спит он или бодрствует. На глазах непроницаемые темные очки, на голове наушники с огромными резиновыми накладками. Наверное, и во сне Прошкин продолжал вслушиваться в звуки моря.
– Не спится, товарищ командир? – сочувственно проговорил старпом. – Я тоже до вахты заснуть не мог, хоть и старался. А вот вам удалось. Это все из-за того, что кислорода не хватает. Мозг голодает, вот и стремится отключиться. Если ничего не предпринять, то вскоре все заснем и не проснемся. Но только перед этим у некоторых крышу сносит – друг на друга бросаются. Ведь инстинкт самосохранения – он самый сильный. Мне приходилось видеть, как один абсолютно нормальный моторист спятил, бросился душить коллегу, чтобы тот его воздухом не дышал, – проговорил Решетников и умолк, поглядывая на неумолимо двигавшуюся секундную стрелку блестящего хронометра.
– Тяжело, знаю, – отозвался чуть заспанным голосом Дулов. – Даже сны и те какие-то «воспаленные» снятся. Муть всякая. Никогда раньше подобного не снилось.
– Это все из-за кислорода – вернее, из-за его почти полного отсутствия, – старпом часто задышал, а затем спохватился, и дыхание его стало размеренным.
– Думаю, что пришло время прибегнуть к запасам, – после недолго размышления проговорил Дулов.
– Ничего другого не остается – последняя надежда.
Стараясь особо не шуметь, старпом с командиром извлекли из-за перегородки один герметически закрытый контейнер – сорвали защитную пленку, щелкнули замочки. Внутри белели кристаллы калия. Этот металл – последняя надежда для подводников, лишенных возможности обновить запасы воздуха. Он вступает в реакцию с углекислым газом, высвобождая кислород.
Дулов и Решетников рассыпали кристаллы возле матрасов, на которых отдыхали подводники, стараясь сыпать так, чтобы всем живым досталось поровну. Вскоре дышать стало легче; правда, субмарина наполнилась едким запахом, какой бывает в больницах, когда там проведут дезинфекцию.
– Даже в глазах посветлело, – улыбнулся командир, когда Решетников первым пропустил его пройти из третьего отсека на центральный пост.
Акустик Прошкин уже сидел. Он безошибочно узнал по шагам, кто именно к нему приближается:
– Товарищ командир, в двух милях от нас какое-то судно среднего водоизмещения, оно приближается.
– Будем надеяться, что это за нами, – проговорил командир, обращаясь к старпому.
– Жаль, что мы не можем дать о себе знать.
Потянулись минуты ожидания. Прошкин подтверждал, что судно приближается. Вскоре он уже определил и его тип – катамаран. Суда подобного типа обычно используются как плавучая база для подъемных кранов или земснарядов. В общем, все говорило том, что помощь на подходе.
Дулов разбудил радиста, и тот занял свое место.
– Ну-ка, попробуй еще раз, – предложил командир. – Может, течением часть песка снесло и теперь удастся…
Радист сделал несколько попыток, но антенна так и не выдвинулась.
– Значит, по-прежнему песок и ил мешают, – пробурчал командир.
Вскоре уже никто не спал. Смысл тихого разговора Прошкина с командиром тут же узнали все на субмарине. А вскоре уже и без аппаратуры было слышно, как где-то неподалеку урчат мощные силовые установки, а затем загрохотали якорные цепи.
– Они от нас меньше чем в кабельтовом, – доложил слепой акустик.
– Значит, заранее знали координаты. Так что это свои, – проговорил Дулов и отдал приказ всем стучать по корпусу.
В ход пошли гаечные ключи, молотки, металлические трубы. Ведь наверняка те, кто отправился на помощь подлодке, «слушали» море. Экипаж «Щуки» был на подъеме. Казалось, что все забыли о нехватке воздуха, о сильно разряженных аккумуляторных батареях. Ведь спасение было близко.
Дулов распорядился прекратить стук на полминуты, чтобы дать возможность Прошкину оценить обстановку.
– Слышу звуки воздушных пузырьков. Это водолазы.
– Уверен?
– На все сто, товарищ командир. Они уже где-то рядом.
И тут впервые после того, как «Щука» оказалась на дне, пришла весточка из внешнего мира. Снаружи кто-то постучал по корпусу. Дулов отстучал в ответ. И вскоре началось общение морзянкой. Каждое слово приходилось долго отбивать. Ведь даже радисты уже давно не пользуются этой азбукой, но каждый подводник обязан знать ее: «точка-тире», «точка-тире».
Стучавший в корпус аквалангист представился коротко – «свой» и успел сообщить, что подлодка до половины занесена песком. Вскоре ему удалось отыскать лючок с разъемом для подключения телефона и подсоединить кабель. Теперь общаться можно было вербально. На связи с Дуловым оказались капитан земснаряда и представитель военных, руководивший подводными работами, – старлей Ким Ен Джун.
Первым делом капитан поинтересовался, в чем нуждается экипаж подлодки, есть ли раненые, которым необходима помощь А получив ответ, он предоставил северокорейскому спецназовцу возможность пообщаться с командиром «Щуки». Ким Ен Джун сообщил, что координаты терпящей бедствие подлодки были получены его командованием из Владивостока и северокорейское правительство тут же предложило свою помощь.
– … корпус до половины занесен песком и илом, в том числе и люки. Мы попытаемся промыть под вами при помощи гидромонитора несколько тоннелей, пропустить сквозь них тросы и оторвать субмарину от грунта, – объяснил план спасения подлодки северокорейский старлей.
При этом он дважды напомнил, что «Щука» находится в территориальных водах КНДР. Однако согласно морскому праву любая иностранная подводная лодка, оказавшаяся в территориальных водах другого государства, обязана была бы всплыть и сообщить о себе. А при необходимости – и допустить на свой борт представителей военных. Все это, естественно, не касалось «Щуки». В этом месте субмарина оказалась из-за капризов стихии, подлодка терпела бедствие и всплыть самостоятельно не могла. Именно поэтому Дулов поблагодарил корейцев за своевременно оказываемую помощь и предупредил, что намерен передать им после всплытия только раненых – тех, кому необходима немедленная помощь. С остальными же проблемами экипаж подлодки справится самостоятельно.
– Спасательные работы займут какое-то время. Между тем у вас на исходе запасы воздуха, – напомнил Ким Ен Джун. – Давайте подумаем вместе, каким образом можно их пополнить.
После недолгих совещаний решение было найдено. К шноркелю лежащей на боку «Щуки», который из такого положения мог выдвинуться только в горизонтальном направлении, водолазы подсоединят шланг и попытаются при помощи компрессора провентилировать отсеки.
Северокорейцы еще раз подтвердили, что не претендуют попасть на борт подлодки – они всего лишь хотят помочь российским подводникам всплыть.
Уже было слышно, как гудит гидромонитор. Двое северокорейских аквалангистов мощной струей размывали ил и песок, пытаясь пробить канал под субмариной. Двое других подсоединяли шланг к выдвинутому до половины шноркелю.
– Товарищ командир, я слышу и другой корабль. Судя по звуку, это фрегат «Сохо» – флагманский корабль на учениях Восточного флота КНДР. Он бросил якорь в миле от нас.
Дулов удивленно приподнял брови:
– Ошибки быть не может?
– Никак нет, товарищ командир. Это точно «Сохо».
Кавторанг не сомневался в том, что акустик правильно распознал фрегат, ведь он уже слышал его во время учений. Каждый корабль обладает своим уникальным, только ему присущим звуком.
– Интересно, почему этот старлей, – Дулов кивнул на переговорную трубку, сжатую в руке, – при этом, естественно, предусмотрительно отключил микрофон, – не сообщил нам о флагманском корабле?
– От северных корейцев трудно ждать искренности. Они буквально помешаны на секретности.
– Вот это меня и настораживает…
Дулов не договорил. Сквозь шноркель в субмарину стал поступать свежий воздух.
– Но пока-то все идет нормально, – неуверенно улыбнулся старпом, вдыхая свежий воздух, шедший на него из вентиляционной решетки. – Заберут тяжелораненых, а там и наши подойдут. Я уж, честно говоря, и не думал, что мы когда-нибудь небо увидим…
Дулов прищурился и, вновь включив связь, попросил связать его со штабом Дальневосточного флота.
– Наши техники работают над этим, но в данный момент мы не можем предоставить вам такую возможность, – сухо ответил северокорейский старлей. – Однако наше командование уже доложило, что мы вас обнаружили…
Кавторанг с задумчивым видом качал головой, положив переговорную трубку на колено.
– Странно, старпом. Как это можно понимать – они с нашим штабом связались, а нас соединить не могут? Такое вообще возможно? – Он повернул голову к радисту.
– Я не знаю их возможностей точно, но, по-моему, так быть не должно.
Слышалось, как водяная струя протаскивает под корпусом «Щуки» песок и мелкие камешки. Ким Ен Джун сообщил, что рубка и люки уже освобождены от песка, а аквалангисты углубляются под саму подлодку. Правда, песок и ил очень неустойчивы – не успели слежаться, а потому тоннель постоянно заплывает.
Это и в самом деле было правдой. Подводных пловцов Ким Ен Джуна запросто могло засыпать вместе с гидромонитором, подсоединенным широким гофрированным шлангом к земснаряду на катамаране. А старлей их подгонял, не останавливая работ, сменял лишь людей. Ему следовало спешить – нельзя же постоянно ссылаться на невозможность установить связь «Щуки» со штабом и на проведение учений. Если так будет продолжаться, командир российской субмарины непременно заподозрит подвох и, возможно, после всплытия откажется отдраивать люк.
– Ну-ка, попробуй еще раз, – обратился Дулов к радисту. – Ведь если им верить, то рубка уже освобождена от ила, антенна должна выйти. Может, нам самим удастся связаться со штабом?
Клавиша на пульте несколько раз щелкнула. В недрах «Щуки» отзывались реле управления механизмом выдвижения антенны, и наконец радист радостно доложил:
– Антенна вышла, – а еще через пару секунд отрапортовал: – Есть связь.
Дулов не рискнул вести общение с Нагибиным прямым текстом. Сообщения уходили и приходили шифрованными. Оказалось, что добрая часть сообщенного Ким Ен Джуном – дезинформация. Нагибин успел сказать, что северные корейцы отрицают, что подлодка находится на отмели возле острова Шо, никто не сообщал о ее находке. А ледокольный буксир «Витязь», идущий на помощь, был захвачен, после чего Восточный флот КНДР тут же возобновил учения, тем самым перекрыв возможность российским кораблям оперативно прийти на помощь.
У кавторанга было еще много вопросов к контр-адмиралу, которые он не успел задать. Но и полученных ответов уже хватало, чтобы разобраться – дело тут нечисто, северные корейцы затеяли какую-то грязную провокацию. А в этом Дулов не хотел участвовать.
Что-то заскрежетало снаружи, и связь мгновенно прервалась.
– Антенна мертва, а этого не может быть, – удивился радист. – Ведь аппаратура-то работает.
– Почему же не может? – прикусил губу командир и окликнул акустика.
– Похоже, они просто срезали нашу антенну, – доложил Прошкин.
Акустик не ошибся – так оно и было на самом деле. Ведь адмирал Пак Нам Чхоль не мог допустить, чтобы экипаж «Щуки» связался со своим командованием – в противном случае версия о том, что силами флотилии Восточного флота не удалось отыскать подлодку, разваливалась бы. И на поверхность всплыли бы неприглядные планы властей КНДР по захвату субмарины и ее экипажа. Что именно успел передать командир «Щуки» и какую информацию получил, оставалось загадкой. У дешифровщиков адмирала Пак Нам Чхоля не имелось необходимого «ключа».
Сеанс связи длился всего несколько минут, так что, возможно, неясности остались. В любом случае требовалось спешить. И по приказу адмирала Пак Нам Чхоля старлею Ким Ен Джуну пришлось направить под воду еще двух водолазов с резервным гидромонитором, чтобы идти навстречу с другой стороны, проделывая тоннель под субмариной для заводки троса.
В полную силу гудели дизели на палубе земснаряда. Насосы под давлением гнали морскую воду в гофрированные шланги, и аквалангисты с большим трудом управлялись в узком тоннеле, углубляя его. Практически ничего не было видно. Густая взвесь сделала воду непроницаемой для света, а потому в спешке никто и не заметил, как песок, смешанный с илом, вздрогнул и потек, словно лава. Струя воды уже не успевала размывать его. Выход из тоннеля сомкнулся, в несколько секунд заплыло и то, что от него оставалось под субмариной. Водолазы, ведущие работы, оказались заживо погребены вместе с оборудованием.
Дизели натужно застучали. В гофрированный шланг, в который продолжала закачиваться под давлением не находившая выхода вода, задергался-раздулся, и его сорвало с креплений. Скользнув гигантской змеей по палубе, он свалился за борт и исчез в волнах.
Старлей Ким Ен Джун даже не смотрел на суматоху, поднявшуюся на палубе земснаряда, не вслушивался в крики команды и приказы капитана. Он смотрел на море – на тот его участок, который был прикрыт маскировочной сетью, покачивающейся на надувных понтонах, дрожащей на ветру. Там, на глубине чуть больше пяти метров, лежала подлодка. Вроде бы совсем близко, а не достать – столько всего вставало у него на пути. Но в мыслях Ким Ен Джун уже видел, как с глубины вырывается, всплывая, суперсовременная мини-субмарина, как отдраивается люк, экипаж выносит на палубный настил раненых, а он и его люди, ступившие на «Щуку» под видом спасателей, легко и бескровно захватывают корабль и его экипаж.
Решительным шагом Ким Ен Джун подошел к капитану земснаряда.
– Прекратите подачу воздуха к шноркелю субмарины, – распорядился он.
– Прекратить подачу? – недоуменно переспросил капитан.
– Именно так, как я и сказал. И не задавайте лишних вопросов.
Двигатель компрессора смолк. Ким Ен Джун включил связь с подлодкой.
– У нас авария. Погибли люди. Заплыл грунтом тоннель под вашим кораблем. Все шланги, в том числе и для подачи воздуха, сорваны, – сообщил он Дулову.
– Мне очень жаль, что погибли люди, – проговорил в ответ командир подлодки. – Мы благодарны вам за то, что вы делаете.
Последняя фраза показалась старлею не совсем искренней. Да и тональность, с какой говорил командир «Щуки», вроде бы изменилась. Но это можно было списать на нервное состояние Дулова, которое могло наступить после известия о том, что спасательные работы приостановились.
Командир «Щуки» и старпом смотрели друг другу в глаза.
– Думаю, наши беды после всплытия не кончатся, – тихо проговорил Дулов.
– Похоже на то, – согласился Решетников. – С этими корейцами нужно ухо держать востро.
* * *
Саблин и его товарищи лежали на скале. Солнце только-только поднялось над морем, и его красноватый диск все еще отражался в волнах. Пейзаж отсюда открывался головокружительный. Густо заросший лесом остров, с одной стороны обрывистые и скалистые берега, с другой – пологие и песчаные. Сквозь зелень вдалеке просматривались остатки взлетной полосы и строений военно-воздушной базы. Местами виднелись и другие признаки вмешательства человека в жизнь безлюдного острова – свежие, еще не успевшие толком зарасти воронки от бомб и артиллерийских снарядов. Но не суша привлекала внимание российских спецназовцев.
Боцман приложил бинокль к глазам, чтобы лучше видеть, что происходит на земснаряде.
– Забегали, – прокомментировал он. – Похоже, у них авария под водой.
– А мы-то все гадали, что там на снимке – куча водорослей или поломанных деревьев. – Катя Сабурова щурилась, глядя на маскировочную сеть, умело растянутую над водой.
– Без сомнений, подлодка там. Вот только не нравится мне все это, – продолжал рассуждать Виталий Саблин, оценивая увиденное.
Он указал рукой на стайку легких десантных катеров, притаившихся за скалами, на палатки, развернутые на побережье.
– Для спасательных работ слишком много вояк с оружием. Похоже, они готовятся захватить субмарину, как только смогут ее поднять, – согласился Коля Зиганиди.
– Пока сами все своими глазами не увидим не только на суше, но и под водой, ситуацию не прояснить, – добавил Петр Беляцкий.
– Согласен, – отчеканил Боцман и тоном, не терпящим возражений, распорядился: – Я и Катя уходим под воду на разведку. Вы остаетесь на берегу. За это время наладить связь с Нагибиным и доложить ему обстановку. Если не вернемся – командование группой берешь на себя ты, – он указал на Николая.
Возражений не последовало.
Спецназовцы спустились в небольшую бухту, почти полностью отгороженную от моря скалами. Боцман и Катя сноровисто и быстро облачились в гидрокостюмы, надели акваланги. Вскоре они, пятясь, уже входили в волны. На прощание Саблин поднял руку со сведенными колечком большим и указательным пальцами, показывая, что пока все, мол, о’кей.
Видимость под водой была неважной. Еще не отстоялась муть, поднятая со дна накатившим на остров цунами. Но продвигаться можно было более-менее уверенно – контуры подводных скал угадывались. Виталий показал Кате, чтобы двигалась вслед за ним, и, прижав руки к телу, заработал ластами.
За скалами вода уже просматривалась чуть лучше – все-таки света здесь было больше. Боцман решил идти ближе ко дну, чтобы использовать для скрытности донные складки и поросшие водорослями скалы. То место, где находилась «Щука», тонуло в тени из-за маскировочной сети. Днища надувных понтонов, поддерживающих ее, виделись над головами пловцов темными пятнами. Самой субмарины пока видно не было, хотя ясно, что маскировочную сеть растянули прямо над ней. В воде клубились песок и ил.
Саблин быстро проплыл открытое пространство между двух скал и оказался на самом краю отмели. Минуту спустя и Катя уже была рядом с ним.
Облако из песка и ила медленно рассеивалось. Вскоре в нем уже можно было различить контуры субмарины. Подлодка лежала на боку, занесенная до половины песком и илом. Лишь в том месте, где находилась рубка, виднелось небольшое углубление. К поверхности в сопровождении аквалангистов на тросах поднимали гидромониторы с тянущимися от них толстыми гофрированными шлангами.
Боцман знаком показал Кате, чтобы обратила внимание на нос подлодки. Сперва она ничего не заметила, но затем разглядела поднимающиеся из-за него серебристые пузырьки. Они шли не ровной струйкой, а прерывисто, в такт человеческому дыханию. И это могло означать только одно – там притаился аквалангист. Сабурова знала Саблина не первый год, а потому отлично понимала ход его мысли. Ведь общаться под водой они могли только жестами, ну, и еще немного взглядами. Ситуация выглядела однозначной: северокорейский подводный пловец находился у носа субмарины с одной-единственной целью – караулить люк торпедного аппарата, через который кто-нибудь из членов экипажа мог попытаться покинуть субмарину. Люк второго аппарата прятался в песке.
И вновь пришлось прибегнуть к помощи жестов. Саблин показал Кате, чтобы та проплыла сквозь открытое пространство, а сам он зайдет к неизвестному аквалангисту с другой стороны. Расчет был таков: отвлечь внимание, проплыв на безопасном расстоянии, а в это время Боцман собирался оказаться у аквалангиста за спиной.
Сабурова кивнула в знак согласия, дав понять, что осознает замысел. И, неторопливо работая ластами, она выплыла из-за камня.
Катя шла примерно на одинаковом удалении от дна и поверхности. Голову держала так, будто бы все время смотрела вперед, но сама, конечно же, косилась через стекло маски в сторону субмарины, а руку с подводным ружьем плотно прижимала к телу со стороны, невидимой противнику. Обтекаемый сферический нос «Щуки» словно поворачивался перед взором Сабуровой, готовый открыть ей спрятавшегося аквалангиста, чье дыхание серебристыми пузырьками то и дело пронизывало толщу воды. И вот наконец он стал виден.
Аквалангист в черном гидрокостюме залег на самом дне возле выпускного отверстия торпедного аппарата. Он слегка закопался в песок, и, если бы не пузырьки воздуха, его трудно было бы заметить. Сабурова сделала вид, будто не заметила противника, и неторопливо поплыла к донной ложбине. Тут над слоем ила торчали невысокие, изъеденные водой и временем скалы из песчаника. Кореец оторвался от дна, подняв облако ила, и двинулся вслед за Катей, неторопливо работая ластами.
«Клиент купился», – подумал про себя Саблин и выплыл из-за скалы.
Он плыл быстро, выставив перед собой руки, изгибался всем телом. Расстояние между ним и корейцем сокращалось. Зеленоватая толща воды колыхалась над головой, и на ее зеркальной поверхности проступала паутиной тень маскировочной сетки.
И тут Виталий почувствовал неладное. Так уже не раз случалось в его жизни, словно внутренний голос подсказывал ему о приближающейся опасности. Боцман обернулся – следом за ним двигались двое аквалангистов. Шли они грамотно, держась от дна на метр выше, чем продвигался Саблин. Так что путь к всплытию был отрезан. Противники заходили с двух сторон. Когда их разделяло уже не более десяти метров, один из корейцев направил на Саблина ствол подводного автомата и подал знак прижаться ко дну.
Катя же тем временем плыла так, как приказал ей Виталий. Она даже ни разу не обернулась – следила за передвижением преследователя, сильно наклоняя голову, глядя на его расплывчатую тень.
Подводное ружье, имевшееся в распоряжении Саблина, использовать не получалось – гарпун потерял бы скорость. Пришлось сделать вид, будто подчиняется.
Боцман опустился ластами на дно и, неторопливо двигая поднятыми руками, замер на месте. Противники приближались к нему, как пловцы синхронного плавания. Чувствовалась хорошая выучка.
Саблин демонстративно разжал пальцы, и подводное ружье медленно скользнуло в ил. Один из аквалангистов кивнул – мол, правильное решение, и сопротивляться бесполезно. Жестами Боцману дали понять, чтобы теперь он всплывал. Автоматчик держал его на прицеле, и любое неверное движение могло бы стать для Виталия последним. Но Саблин лишь изображал покорность. На самом же деле он готовился перейти к атаке и лишь усыплял бдительность противника.
Боцман несильно оттолкнулся от дна, а затем, совершив резкий, насколько это было возможно в воде, кульбит, ушел в сторону, оказавшись на одной прямой между двумя корейцами. И все же автоматчик выстрелил, но сделал это слишком поздно. Саблин уже успел обхватить локтем за горло второго аквалангиста и прикрылся им. Тело судорожно задергалось. Из разрыва в гидрокостюме тугой струей ударила и расплылась облаком казавшаяся черной кровь. Аквалангист еще раз дернулся, и тело обмякло. Загубник выскользнул изо рта.
Продолжая прикрываться мертвым телом, как щитом, Боцман лихорадочно заработал ластами. А затем, пихнув мертвеца на противника, резко ушел вниз – буквально врезался в илистое дно, продолжая работать руками и ногами. Ил поднялся густым облаком, скрыв Боцмана. Корейский пловец испуганно озирался, пытаясь понять, куда подевался Саблин. И тот не заставил себя ждать, вынырнул из илистого тумана прямо за спиной у аквалангиста.
Острый нож полоснул по трубке. Пузырьки воздуха серебряной россыпью взметнулись вверх. Мужчины сцепились. Кореец оказался крепким орешком и даже пытался применять под водой некоторые приемы восточных единоборств. От удара по шее у Саблина потемнело в глазах; он почувствовал, как из его рта вырвали загубник…
Катя шла вдоль ложбины, спускаясь все ближе ко дну, пока, наконец, не отыскала подходящую скалу, за которой можно было укрыться. И только оказавшись там, сумела оценить обстановку. В рассеивающемся облаке ила она рассмотрела боровшихся Боцмана и корейского аквалангиста. А под ними на дне уже лежало неподвижное тело. Ее преследователь тем временем приближался, чуть сбавив скорость. Ему явно не хотелось сильно рисковать, ведь Катя могла поразить его из-за скалы из подводного ружья. А потому пловец решил зайти со стороны и сверху, оплывая скалу широким полукругом. Подводный автомат он держал наготове.
Катя мысленно выругалась. Ситуация была практически безвыходной. Ведь Сабурову теперь, как и ее противника несколькими минутами раньше, выдавали воздушные пузырьки.
Корейский аквалангист медленно оплывал скалу. Ствол автомата был повернут к камню. Подводный пловец вот-вот ожидал увидеть притаившуюся Катю. Еще несколько взмахов ластами – и он внезапно замер, поняв, что его провели. Под скалой лежал сброшенный акваланг. Из загубника поднялась очередная партия серебряных пузырьков, а вот Сабуровой нигде видно не было.
Корейский пловец даже не успел оглянуться. Выпущенный из подводного ружья гарпун вошел в основание шеи. Катя не стала тратить время на то, чтобы вырвать стрелу из агонизирующего тела. Что было силы она гребла к своему аквалангу. Легкие, казалось, разрывались на части от нехватки воздуха. Наконец Сабурова схватила загубник и жадно вдохнула спасительный кислород.
«Быстрей, быстрей!» – в мыслях шептала она, ведь Саблин еще продолжал бороться, и отсюда, издалека, толком было не рассмотреть, чья же сторона возьмет верх.
Сцепившиеся аквалангисты уже оказались на дне. Катя, как могла быстро, надела баллоны и заспешила на помощь. Она уже не могла видеть, что творится впереди. Боровшиеся опустились к самому дну и скрылись в густых клубах ила. Поэтому теперь Сабуровой приходилось ориентироваться на звук, полагаясь на свой слух и на интуицию. Она буквально наткнулась на Саблина и его противника. Катя не сразу смогла понять, кто из них кто. И только когда нащупала притороченный к гидрокостюму подводный автомат, решилась. Острое лезвие ножа полоснуло по горлу. Белесая взвесь ила окрасилась кровью.
Саблин и Сабурова выплыли из тумана, сблизившись головами, посмотрели друг другу в глаза. А затем Боцман указал на полузанесенную донными отложениями «Щуку» – мол, нам туда, ради этого мы и спустились под воду.
На этот раз Виталий и Катя были внимательнее, ведь опасность могла подстерегать на любом квадратном метре. Наконец они оказались у надстройки субмарины. Сабурова вопросительно посмотрела на Саблина и изобразила, будто бы несколько раз ударяет в надстройку рукоятью подводного ружья. Боцман отрицательно покачал головой. Катя тут же поняла, что имеет в виду ее командир. Ведь корейцы тоже стучали по корпусу, и теперь экипаж, даже если подводные пловцы назовутся своими, может расценить это как очередную провокацию противника. Но как убедить подводников, что они в самом деле свои? Саблин пытался представить себя на их месте. Любой стук, любое сообщение в данной ситуации он сам бы расценил исключительно как происки корейцев. Надо было придумать, вспомнить что-то такое, чего не мог знать противник. И следовало с этим спешить, ведь пропажи трех аквалангистов вскоре должны хватиться. Когда время поджимает, думается всегда быстро и обычно находится верное решение.
И тут Боцмана осенило. Он вспомнил испытание, устроенное на тренажере ему и его людям контр-адмиралом Нагибиным. Саблин рукояткой ножа отстучал по рубке разухабистое «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове». Отстучал и прислушался.
Виталий и Катя замерли в напряженном ожидании, поглядывая по сторонам. Неподалеку над ними виднелись корпусы катамарана с земснарядом. Возле него покачивалось несколько шлюпок. Вполне возможно, что именно с них сейчас готовились уйти под воду аквалангисты. И тут в ответ с подлодки выбили морзянкой: «Кто вы?»
«Свои», – отстучал Саблин…