Глава 13

Гюзель в кабинете не было. Горецкий заметил это сразу, едва конвоир закрыл за ним дверь. С ходу бросился в глаза беспорядок на столе следователя. Папки были положены лишь бы как. Часть документов находилась и вовсе вне папок. Урна, стоявшая сбоку, была забита под завязку канцелярским хламом, окурками и огрызками фруктов. Это все удивляло, так как ничуть не было похоже на аккуратную во всем следовательницу.

За столом сидел Омар. Увидев его, русский с большим трудом удержался от вопроса по поводу «бардака». Удивленный взгляд арестанта подполковник воспринял по-своему.

– Что? Гюзель хотел здесь увидеть? – с издевкой спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: – Нет ее здесь. Мы ведь договаривались с тобой о встрече с глазу на глаз. Только я, ты да Отец нации.

Арсения Алексеевича передернуло от последних слов, а начальник оскалил зубы и ленивым движением руки указал на портрет президента республики, одетого в маршальский мундир.

– Мы с вами ни о чем не договаривались, – промолвил капитан. – Я человек подневольный. Вы приказали – и меня сюда привели.

– Да брось ты, – резко, но без злости перебил Сахатов. – Приказал, не приказал. Какая разница? Это все неважно. Важно то, что у нас с тобой будет серьезный разговор, в который не следует вмешиваться всяким бабам в погонах.

– Думаю, что говорить нам с вами не о чем, – твердым тоном молвил русский. – По крайней мере, до тех пора, пока вы не перестанете нас прятать от официальных диппредставителей, прикрываясь выдумкой об инфекции и карантине.

– Ха-ха. Какой ты у нас павлин. Хвост распустил… Вот только забыл, что условия здесь диктую я, а не ты, – удивительно спокойным голосом проговорил подполковник.

– Да что же вам, в конце концов, от нас нужно? Наркотики на нас повесили. Сами повесили, сами помиловали, сами придумали, что помиловали только наполовину. Не вижу логики, – язвил Горецкий, глядя неприятному собеседнику в глаза.

– Ты аккуратнее в выражениях. А то еще и посягательство на наш конституционный строй припишем, – с адской ухмылкой выдал Омар и неистово расхохотался.

Капитан смотрел на него, не меняя выражения лица. Гэбист перестал хохотать так же неожиданно, как и начал. Причем физиономия его сразу сделалась серьезной. Он выдержал довольно продолжительную паузу, сверля глазами русского. А затем без всяких экивоков заявил:

– Дай мне все ключи от шифров к специальной аппаратуре с твоего судна. Только не отпирайся и не говори, что они тебе неизвестны.

Глаза Арсения Алексеевича гневно блеснули:

– Во-первых, ключи к данной аппаратуре я не знаю. А во-вторых, даже если бы мне и было о них что-нибудь известно, то я бы все равно вам ничего не сказал.

– Да ты так не торопись с ответом, – снова недобро ухмыльнулся Сахатов. – Ты же еще не знаешь условий сделки.

– Да не будет никакой сделки! Можете даже приказать своим прихлебателям растерзать меня на части! – не выдержал и в сердцах закричал Горецкий.

На голос из коридора появился конвоир справиться, все ли в порядке. Омар махнул тому рукой – мол, вали, – а сам продолжил разговор с арестантом:

– Ты зря кричишь. Зря нарываешься на пытки. На кожаные ремни тебя здесь пока никто пускать не будет…

– Ключевое слово «пока»? – перебил его русский.

– Ключевое или замочное – неважно, – уклонился от непонятного ему вопроса подполковник. – Главное то, что самым первым ты здесь не умрешь. Сначала начнут умирать твои друзья. По одному. Понимаешь, о чем я?

– Это грязный шантаж.

Начальник поднялся с места и прошелся по кабинету, изображая задумчивость.

– Называй это дело, как хочешь, только раскодируй аппаратуру, – проговорил он. – Пока дам тебе на раздумье двое суток. Сорок восемь часов. Если не сделаешь то, что я прошу, мои люди начнут вешать твоих моряков. Как выглядит наша виселица и как проходит казнь, ты сегодня сам увидел. Даже немного поучаствовал в ней. Почти что в главной роли. Да? Но тебя сегодня не повесили. Но поверь, моряков твоих мы обязательно повесим, если ты будешь продолжать молчать. И учти, что как только будет повешен первый из них, мы сообщим всему экипажу, почему так происходит.

– Подонок, – прошептал Горецкий.

– Каждый работает так, как умеет. – Сахатов будто и не заметил, что его обозвали. – Я выбрал такой способ. Если ты на самом деле отец своим морякам, то ты должен о них позаботиться. Чтобы живы и здоровы были. Неужели какой-то набор из цифр и букв для тебя более важен, чем их жизнь? Какой ты капитан после этого?

При всей примитивности выбранного приема Омар отрабатывал его виртуозно. Арсений Алексеевич хоть и понимал, что им пытаются манипулировать, но все равно поддавался эмоциям. Все-таки сказывалось напряжение последних дней. «Сделка», предложенная гэбистом, обескураживала своим цинизмом и первобытной кровожадностью. Надо было на что-то решаться. Но на что именно? Капитан «Астрахани» точного ответа не знал. Однако он был уверен, что жизнь своих моряков он никогда на кон не поставил бы. Единственным моментом, за который можно было уцепиться в данной ситуации, являлось время.

– Так сколько, вы говорите, даете на размышление? – после затянувшегося тревожного молчания переспросил русский.

– Сорок восемь часов, – напомнил хитрый собеседник. – Заметь, что не двадцать четыре. И все для того, чтобы ты хорошенько все обдумал, а не делал таких громких заявлений, как вот сейчас.

– Да. Видимо, я погорячился, – заметил кэп. – Я обещаю серьезно подумать над вашим предложением.

– Эх, русские, русские… Какие ж вы непостоянные! – патетично воскликнул Омар и позвал конвоира.