13
Мавр сопротивлялся лишь потому, что не мог не сопротивляться, выбрал себе двух противников из шести, бросившихся вытаскивать его из машины, и незаметно вошел в раж, одного рубанул кромкой каски в челюсть, второго треснул головой о грузовик и оставил лежать на асфальте.
Нападавших было много, они суетились, стремились отличиться и мешали друг другу. Преимущество было в том, что Мавра не били, а лишь пытались скрутить и обездвижить: наверное, был приказ обращаться со стариком бережно, доставить живым и здоровым. Первая минута схватки отрезвила супостата; молодые, чему-то и где-то обученные парни умели «мочить», бить наповал, работать ножами и дубинками, однако без этого становились немощными, и тем более, проявляя индивидуальность, не могли работать в команде. А он, прижавшись спиной к грузовику, выбирал очередного соперника и, отмахиваясь от других, валил его на дорогу.
И все это хорошо было видно с Каширского гудящего шоссе, и водители-дальнобойщики, проносясь мимо, таращились на драку и скопление людей у въезда на эстакаду.
К концу второй минуты от группы захвата остались двое, и те подбитые, надломленные и бешеные от бессилия. Люди, похожие друг на друга и все как один обряженные в длиннополые кожаные пальто, стояли полукругом, как зрители на гладиаторском бою, подавали команды и получали наслаждение! Верно, во искупление вины в драку ввязался лишь тот майор, захваченный в плен. Уже без наручников, он залез в кузов грузовика, располосовал тент и попытался накинуть веревку на голову Мавра, но тот слышал хруст брезента под лезвием, был готов и от петли отмахнулся. И тогда в отчаянии (иначе не объяснить глупого, киношного действия) майор прыгнул сверху и промахнувшись, вписался мордой в асфальт.
Между тем к «лепестку» подъезжали легковушки с мигалками, приполз и автобус, набитый солдатами, но их не выпускали, а гражданские, многие из них в таких же кожаных шинелях, бежали к месту побоища, отдавали команды, кричали друг на друга, слышалась английская речь, русский мат и чей-то дурацкий смех – короче, началась полная бестолковщина. И все это шло фоном, поскольку Мавр дрался с оставшимися спецназовцами, упорными, злыми и крепкими на удар ребятами, пока кто-то не пролез под грузовиком и не оказался у него за спиной.
Он даже не успел взглянуть на человека, взявшего на удушающий жим, чувствовал лишь сильную руку, видел локоть на собственном горле и отвратительный, сильный запах кожи…
Воткнули ему иглу шприц-тюбика или просто оглушили, он так и не понял, казалось, просто утомился и прилег тут же, на дороге. Мавр не осознавал, как его везли и куда, очнулся в воздухе, голова была повернута налево – в иллюминаторе белые кучевые облака, самолет набирал высоту или, напротив, шел на посадку: мутило и отказывал вестибулярный аппарат.
Последние события не отметились в памяти, однако агрессия и бойцовские чувства остались – хоть сейчас бросайся в драку.
В салоне всего несколько кресел вокруг стола, и на каждом по человеку, лица смазаны – компания эта похожа на делегацию, только что собранную из незнакомых друг другу людей, но объединенных одной мыслью. Кажется, никого из них у дорожной развязки на Каширке не было, кроме одного майора: харю будто рашпилем обработали, нос картошкой. Все что-то пьют и молчат, а этот отвернулся в сторону Мавра и, как барышня, смотрится в зеркальце, промокает салфеткой сукровицу на ссадинах.
А выше, над головой, словно ангел небесный – девица в белом, то ли стюардесса, то ли медсестра.
– Куда летим, господа? – как ни в чем не бывало спросил Мавр.
Все обернулись к нему, отставили бокалы. Глава делегации выделялся малым ростом, огромными очками и очень усталым видом – должно быть, ночей не спал, выслеживая Пронского.
– Как себя чувствуете, генерал? – участливо поинтересовался он и легко поднялся с кресла, отчего майора с разбитой рожей как ветром сдуло. Ангелица взяла его руку, пощупала пульс, ответила за Мавра.
– Все в порядке, состояние удовлетворительное.
– Да, здоровье у вас богатырское, – усаживаясь на освободившееся место, проговорил очкастый глава. – Простите, Александр Романович, пришлось прибегнуть к незаконным приемам. Но вы же неукротимый! Двух человек отправили в больницу с переломами.
Делегация без всякой команды дружно встала и покинула салон.
– Мне не ответили на вопрос, – напомнил он. – Куда мы летим?
– Отвечу прямо – в Симферополь. Надеюсь, догадываетесь зачем?
– Тогда спрошу прямо – чьи вы люди?
– Я специальный помощник президента, – представился глава. – Моя фамилия Коперник. Но вы ее не слышали.
– Как же? Известная фамилия.
– Да-да. – Он мягко улыбнулся. – Кстати, мой род ведется от знаменитого предка.
– Надеюсь, тоже по профессии астроном? – не удержался Мавр.
– Люблю смотреть на звезды, сказывается наследственность, – признался он. – Но по профессии, увы, я политик.
Это уже был третий человек с такой фамилией, когда-либо встречавшийся Мавру. Один Коперник был просто начальником лагеря на строительстве Беломорканала, второй – казнокрадом и мошенником, работавшим в Центральном хранилище государственного банка, где выбраковывал и сжигал в специальной печи пришедшие в негодность и изъятые из оборота деньги, а на самом деле вывозил их мешками, за что начальник отдела по борьбе с финансовыми преступлениями Пронский дважды привлекал его к ответственности. В тридцать седьмом этому Копернику каким-то образом удалось избежать суда и еще вернуться на старое место. Но спустя год невероятными усилиями его удалось поймать с поличным, после чего он был осужден «тройкой» и расстрелян.
Все Коперники утверждали, что они те самые, и долж–но быть, великий астроном в гробу переворачивался от таких «родственников».
– А как вас называть? – проникновенно спросил Коперник. – Генерал? Александр Романович? Или просто – князь?
– Хоть горшком, лишь бы в печь не сажали.
– Наверное, вы отвыкли от своего имени?
– Да нет, – обронил Мавр. – Мысленно я всегда оставался самим собой. Говорят, со сменой фамилии меняется и судьба, но я с этим не согласен.
– Поразительно! Как вам удавалось столько десятилетий жить внутри страны, среди своих людей и соблюдать абсолютную конспирацию? Поверьте, генерал, это не праздное любопытство. Наконец-то нынешнее правительство начинает подумывать, как уберечься от казнокрадства, а значит, и краха при чрезвычайном положении. И возвращается к старому как мир, но проверенному веками способу… Очень русскому способу, надо заметить! Созданию специальных финансовых средств.
– Любопытно… А что, Россия собирается объявить кому-то войну?
– Ну почему же так, генерал?
– По традиции СФС создавались на основе средств, полученных от победных результатов войны. Трофейные ценности, контрибуция…
– Меняются время и традиции. Намерения вполне серь–езные и у правительства, и у президента. Кончился период революционных настроений, настала пора строить государство. Вы сейчас главный консультант по этим во–просам, и мы будем прислушиваться к вашему мнению.
– Для этого надо было брать меня, как преступника?
– Но вас иначе не взять! – восхитился чему-то Коперник.
– Ладно, прислушивайтесь. Я уверен, у вас ничего не получится.
– Ну почему же так категорично, генерал?
– А откуда взять денежки, чтобы припрятать на черный день? Может, выпустить очередную порцию ГКО? Или еще раз ограбить население?
Самолет все-таки снижался, значит, Мавр пробыл без памяти часа четыре…
– Вы утрируете. Россия – это нефть и газ, но чтобы не обворовывать потомков, можно откладывать для них не в банки, которые лопаются, как мыльные пузыри, и не деньгами. Хранить в виде ценностей и в форме СФС. Скажите, что это не благородная задача? Или не государственная?
– Украдут сами хранители.
– Почему вы не украли?
– Я князь.
– Мы найдем князей.
– А что их искать-то? Потерялись?
– В демократических кругах воспиталась собственная партийная элита.
– Ты посмотри на них! Это у вас идейная элита?.. Удерут на Запад вместе с черной кассой на следующий же день.
– А старшие офицеры и генералитет?
Мавр грустно усмехнулся:
– Там все честные – нищие, а нищим, даже если очень хочется, доверять нельзя… Ну, кто еще там по рангу? Отставные президенты и премьеры?
– Среди рядовых коммунистов старой закалки остались честные люди, – нашелся Коперник.
– Не позволят убеждения. Ни ваши, ни самих коммунистов.
– То есть хотите сказать, СФС закладывается помимо идеологии? И с ней никак не связана?
– Закладку СФС делает не государство и не партия.
– А кто же?
– Люди государевы, личности. Сегодняшнее правительство слишком заидеологизировано, чтобы думать о будущем. Единственное, на что вы способны, это отнять у меня пакет Веймарских акций Третьего рейха и распорядиться им в своих интересах. Или просто продать по дешевке и проесть.
– Минуту, генерал! – вскинулся Коперник. – Но вы же сами вели переговоры о передаче специальных финансовых средств государству?
– Я вел переговоры не с вами, а с премьером. И не о передаче – о реализации СФС. Это совсем иное дело.
Самолет коснулся полосы, на столе зазвенели бокалы.
– Реализацию оставьте нам, – мягко заговорил глава делегации. – Вы пожилой человек, вам будет трудно разобраться в тонкостях современной международной политики и межгосударственных отношений. Мы будем вас использовать в качестве специалиста и консультанта. Зачем на старости лет такая обуза? А ваши заслуги будут вознаграждены.
– Это я уже слышал от премьера, – признался Мавр.
– Вот видите!
– Я понял, вы в разных командах?
– Но делаем одно дело, – мгновенно ответил Коперник.
– Что от меня требуется?
– Добровольно выдать ценные бумаги государству. Больше ничего.
– Хорошо, я подумаю, – пообещал он. – Сколько у меня времени?
– Минут сорок есть. – Коперник глянул на часы. – Пока летим до Соленой Бухты.
Майор с разбитым лицом тотчас появился из хвостовой части самолета и встал за спиной вместо медсестры.
– Тебя что? В конвоиры определили? – спросил Мавр.
Разговаривать оперу не разрешалось, или, может быть, не хотел в присутствии главы делегации.
– И еще, – добавил Мавр, глядя на майора. – Никогда нельзя доверять неудачникам.
Вертолеты подали чуть ли не к трапу самолета. Оказалось, вместе с делегацией, только в другом салоне, прилетело десятка полтора охраны – хорошо откормленных вояк в гражданском, но с зелеными ящиками и огромными брезентовыми сумками, где наверняка было оружие и амуниция. Они быстро погрузились в отдельный вертолет, но в воздухе Мавр увидел третий – военную машину сопровождения, пятнистый «крокодил» с ракетными подвесками.
Полет до Соленой Бухты на самом деле занял минут сорок, и все это время Мавр смотрел в иллюминатор, поскольку впервые видел крымские горы с воздуха. Коперник вопросов больше не задавал и дремал, сидя впереди, а из его седоватых кудрей вентиляцией выдувало серую перхоть.
За спиной, как изваяние, стоял майор.
Приземлились прямо у дома, на узкую береговую полосу, на дикий пляж, по-осеннему безлюдный и холодный. Военный вертолет кружил над местом посадки, пока не выгрузились делегация и охрана и не поднялись в воздух два других – все потянули в сторону моря.
– Принимайте гостей, Александр Романович. – Коперник после сна взбодрился. – Правда, незваных, но что же делать?
– У меня всякие бывают гости, – отмахнулся Мавр. – Прошу, только ключей от калитки нет с собой, да, думаю, без них обойдемся?
Два бойца ловко перемахнули каменный дувал и за минуту сломали замок, притащив железяку от кузницы. Первыми в сад заскочили четверо вояк, обследовали территорию и появились удовлетворенные, жуя поздние яблоки. Мавр пошел вперед, делегация потянулась за ним, а потом и спецназ со своей поклажей. Он на несколько секунд остановился у могилы жены, и вся команда тоже встала за спиной.
Ломать замок на доме он не дал, достал ключ и открыл дверь, бойцы опять проверили комнаты, и когда дали добро, вслед за Мавром вошли майор с разбитой физиономией и сам Коперник, остальные остались на улице.
– Время вышло, генерал, – напомнил Коперник. – Что вы скажете?
– Почему вы решили, что СФС хранятся у меня дома? – засмеялся Мавр. – Странная логика! Летели из Москвы, жгли керосин, столько народу на ноги подняли… А бумаг здесь нет!
Коперник снял очки и тоже улыбнулся: глаза у него оказались чуть враскос, только не по-восточному, а в обратную сторону, и брови домиком, отчего вид был чуть обиженный и скорбный.
– Всю прошлую ночь группа аналитиков работала с архивными материалами и теми данными, которые нам удалось получить, – проговорил он уверенно. – Акции хранятся здесь.
– Если уверен – ищи.
– И поскольку мы находимся в сопредельном государстве, прошу вас не поднимать шума. У нас с Украиной прекрасные отношения, и не следует их портить. Лучше тихо и мирно выдать СФС.
– Даже если бы они хранились здесь, не выдал бы из принципа, – весело сказал Мавр. – Раз тебя уполномочили искать – действуй.
Коперник ничего не ответил, снова надел очки и пошел за порог. А Мавр в сопровождении майора походил по комнатам, включил газовый котел – с моря дул холодный ветерок, а зимние рамы не вставлены, потом взял настоящую греческую амфору и направился в подвал.
– Вам нельзя выходить их дома, – как-то несмело и без охоты предупредил майор и попытался заступить дорогу.
– Я тебе мало харю начистил? – спросил Мавр и оттолкнул охранника.
В ящиках и сумках оружие было, но больше места занимала аппаратура, шанцевый инструмент и одежда. Члены делегации (а он все гадал, кто такие?) разворачивали приборы – кажется, собирались зондировать землю, а сам спецназ переодевался в фирменную рабочую робу и готовил к бою лопаты.
Почему-то неискушенным людям кажется, что все ценности непременно прячут в земле…
Коперник, как и положено потомку знаменитого астронома, что-то высматривал в вечернем небе, где еще не было звезд.
Мавр спустился в погреб, нацедил полную, на ведро, амфору вина, вручил майору, а сам взял три бутылки коньяка, закупоренных сургучом. Все это он отнес в беседку, после чего так же не спеша сходил в дом и вернулся со стаканчиками и винными фужерами.
– Будешь пить? – спросил у майора.
– Да я бы выпил, – вдруг сказал охранник, разлепив спекшиеся губы. – Да вон этот…
– Начальства надо бояться, – одобрил Мавр. – Служба есть служба.
– На хрен службу такую…
Мавр умышленно не дал ему договорить, позвал громко:
– Господин Коперник! Не мешай работать специалистам. Иди, вина выпьем! Или вот коньяка.
Тот и правда отдал какие-то распоряжения, пришел в беседку и принял из рук Мавра серебряный стаканчик.
– Собственной выработки? – осторожно спросил он.
– Пей, не отравлю!
Коперник толк в коньяках знал, выпил маленькими глоточками, прислушался к себе.
– Да… Чем-то напоминает «Двин».
– А ты что, пробовал его?
– Разумеется!
– Настоящий «Двин» продали лет сорок назад, – вздохнул Мавр. – А что в Кремль попадает – чистая подделка.
Он не поддержал разговора о коньяке, как всякий политик, был сосредоточен только на своем. Он сделал знак майору, и тот послушно удалился.
– Не понимаю вас, генерал… Сейчас здесь все перекопают, испортят. Зачем это вам нужно?
И в доказательство его слов бойцы спецназа пошли ломать замки на кузнице и времянках – начался поверх–ностный обыск. Специалисты с приборами разошлись по саду.
– Пусть ломают, а мы будем сидеть и пить вино!
– Я знаю, в каком месте спрятаны эти два чемодана «Великая Германия», – вдруг сказал Коперник. – Ведь акции по-прежнему хранятся в них?
– Я не перекладывал, а чемоданы очень хорошие, из настоящей кожи. И я до сих пор подозреваю, не из человеческой ли?
– Но это уж слишком – из человеческой!.. Я видел подобные. Немцы изготавливали несколько их видов, для того чтобы офицеры могли вывозить из СССР подарки для своих семей. – Он снова снял очки. – Хотите, покажу, где они? Вот отсюда, пальцем?
– Покажи, – равнодушно проговорил Мавр, разливая коньяк.
– Нет, пусть копают, – передумал Коперник. – Будет несолидно, вдруг я ошибусь?
– Тогда пей коньяк!
– С удовольствием!
Обыск всех помещений, в том числе и самого дома, закончился быстро, специалисты прошли с приборами и, ничего не обнаружив, начали закладывать первые шурфы – рядом с фундаментом высокого крыльца, в одной из времянок и в кузнице. Мавр смотрел на это спокойно, даже когда срубили яблоню, мешающую копать. Между тем быстро темнело, и работа пошла при свете переносных ламп.
– А не искупаться ли нам? – вдруг предложил Мавр, когда допивали по четвертому стаканчику.
Коперника хмель не брал – погрозил пальцем:
– Предложение не проходит, генерал! Ваше коварство известно. Однажды вы сделали заплыв с одним немцем, после чего он утонул.
– Он был русский.
– Так что купание отменяется. – Коперник встал. – Пойду взгляну, что там творится. Я теперь в роли бригадира землекопов.
В кузне шли основные работы. Бойцы раздолбили и выбросили бетонный пол, и теперь оттуда летела земля: вероятно, они действительно не зря бодрствовали – нашли и опросили отдыхающих постояльцев, выспросили, куда закрыт доступ посторонним в усадьбе Мавра, и решили, что тайник в кузнице.
Едва «бригадир» ушел, как постучали в калитку. В саду сразу все стихло, несколько бойцов схватили автоматы и бросились к воротам. Мавр пошел открывать (майор куда-то запропастился), но калитку уже отворили и силой втащили во двор старого приятеля Курбатова. Тот очумело крутил головой и не сопротивлялся, даже когда его поставили к забору, обыскали и надели наручники.
– Это как понимать? – наконец-то возмутился он, когда увидел хозяина. – Что такое происходит, Виктор Сергеевич?
Мавр приобнял его, похлопал по спине.
– Да что ты, в самом деле! Или в наручниках не ходил?
– Не ходил! – взорвался этот тихий больной человек, обращаясь к спецназовцам. – Я доктор техниче–ских наук! Лауреат Государственной премии! Какое вы имеете право?!
– Тихо, не шуми. – Мавр повел его в беседку. – Видишь, у меня обыск.
Курбатов наконец-то рассмотрел людей в саду, ведущих земельные работы.
– Как – обыск?..
Рядом оказался Коперник.
– Кто этот человек?
– Мой приятель, – объяснил Мавр. – Мы будем пить вино, а то ты плохой собутыльник, не интересный.
– Мы вынуждены задержать его до конца операции. Где ваш охранник?
– Еще бы я за охранника отвечал!
Коперник был чем-то расстроен, наверное, под полом в кузне оказалось пусто, там через полтора метра рыхлятины – скала.
Мавр отвел дорогого гостя в беседку, усадил, налил полный стакан вина: Курбатов крепких напитков не употреблял и был в компании почти трезвенником. Сейчас он озирался с ужасом. Бойцы под предводительством специалистов закладывали новые шурфы, говорили что-то о пустотах и плотности грунта, но работали уже без прежнего азарта – не пехота, чай, не привыкли землю ковырять.
– Слушай меня, профессор, – зашептал Мавр. – Сейчас они успокоятся, увлекутся, и я тебя выпихну отсюда. Руки чешутся устроить им потеху. Беги на междугородку и звони в любое отделение РУХа. Лучше в Киев или Львов. Спроси номер телефона, там знают. Они оттуда поднимут местных батьков. Скажи, наехали москали, какая-то спецслужба, и мучают честных украинцев, обыски делают, погромы. Только говори на хохляцком, понял?
– Я не смогу, – вдруг обмяк Курбатов.
– Что ты не сможешь? Сказать три фразы на мове?
– Да нет… Ну какой из меня партизан? Не умею я…
– Научишься!
– Извини, Виктор Сергеевич… Я же от разрыва серд–ца умру. Воевать – это не для меня.
– Эх ты, – не обиделся и не расстроился Мавр, но будто бы забавы лишился. – Жалко, а то бы такую бучу устроили!
Он включил свет в беседке и налил себе коньяку.
Тем временем бойцы подступились к винному погребу и сначала выволокли оттуда невменяемого майора, попробовали привести в чувство, но потом оттащили к забору и бросили под яблоню. А сами вернулись назад, начали выкатывать бочки и рубить топорами, выливая вино на землю.
Мавр не вытерпел, подскочил.
– Вы что делаете, изверги?! Это же вино! Лучше пейте!
Из темноты, как черт из табакерки, явился Коперник, сказал с сожалением:
– Не были бы так упрямы, Александр Романович, никто бы не стал вскрывать бочки. Действительно, отличное вино.
И велел одному из бойцов взять Мавра с гостем под охрану.
– Ладно, лейте, – вдруг успокоился он. – Пусть и земля попьет. От вина она такой виноград родит!
Бочки, которые поднять было не под силу, взломали прямо в погребе, бутылки с коньяком перебили об угол и, надышавшись паров, а может, и пригубив втихушку, слегка захмелели. Но утомленные бойцы вместо радости ощутили злость и пошли обыскивать дом: за–трещали полы, обои на стенах, пустотелые перегородки – работали часа полтора и вышли ни с чем. Тем временем Мавр с Курбатовым сидели под надзором и пили вино. Профессор от расстройства налил себе второй стакан и даже предложил охраннику, но тот отказался.
Уже в полночь, когда искать было негде и безработный спецназ сгрудился в саду под деревьями, в беседку вошел Коперник и, удалив охранника, сел на его место.
– Александр Романович, вы вынуждаете меня совершать гнусные поступки, – проговорил он с преж–ним тоном сожаления. – Думаете, приятно все это?.. Нет, мерзко!
– А вы не совершайте гнусные поступки! – неожиданно подал голос Курбатов.
– Еще раз прошу вас указать место хранения акций Веймарской республики, – продолжил Коперник, оставив реплику профессора без внимания.
А Мавру вдруг пришла в голову мысль: если в присутствии случайно забредшего на усадьбу Курбатова ведутся такие разговоры, значит, на свободу ему уже не выйти никогда – свидетелей такой «операции» просто так не отпускают…
– Вы меня слышите, генерал?
– Что, техника подвела? – через силу усмехнулся он. – Пустоты есть, а чемоданов с бумагами нет?
– Хорошо. Я вам обещал указать? – спросил Коперник и, не дожидаясь ответа, вытянул палец в сторону узорчатого надгробия. – СФС вы спрятали там.
– Это могила моей жены, – глухо сказал Мавр.
– Почему это вдруг вы хороните жену не на кладбище, а в собственном саду? Кто вам позволил?.. Нет, генерал, я изначально знал об этой могиле. Но ждал, когда вы образумитесь. И техника нас не подвела.
Он бросил на стол схему и ушел отдавать распоряжения: на их языке могила значилась объектом номер семнадцать.
Спецназ оживился, похватал лопаты и приступил к надгробию. Даже охранник не выдержал, покинул беседку и взял лом.
– С ума сошли?! – запоздало спохватился Курбатов. – Нельзя раскапывать могилу! Вы что, мерзавцы?..
Бойцы подхватили ломами могильную плиту с надгробием, свернули ее в сторону и принялись разбивать бетонную стяжку.
Профессор потерял дар речи и повторял одно слово:
– Подонки! Подонки! Да, подонки!..
– Не ори. – Мавр усадил его рядом. – Калитка к морю не заперта. Давай, вдоль забора, мимо кузни… Им сейчас не до тебя.
– Я никуда не пойду, – заартачился Курбатов. – Я не оставлю одного…
– Пойдешь. Меня не тронут, я им нужен. А тебя в лучшем случае запрут в психушку.
– Должен видеть такое варварство!..
– Посмотрел, хватит. Иди на телефон.
– И пойду, – засуетился профессор, намереваясь выйти открыто. – Зло должно быть наказуемо!
Мавр помог ему перевалиться через перила, придержал занавес из виноградника, чтобы не шелестело, – всё не отрывая взгляда от бойцов у могилы. Потом сел к ним спиной и, сцепив руки, стал бороться сам с собой.
Он слышал только шорох земли, глухой звон мелких камешков о лопату и натруженное, мужское дыхание. Через какое-то время все смолкло, и Мавр понял, что они наткнулись на гроб. Могила была полутораметровая, копать дальше не позволяла скала, по которой сочилась вода; когда-то он отрыл ее, поставил домовину на мокрую плиту и сказал:
– Тут хоть и сыро, но покойно будет, камень под тобой.
Тишина за спиной означала, что гроб подняли на поверхность и сейчас специалисты изучают его содержимое. Несколько раз сад озарила фотовспышка, и снова заработали лопаты.
Коперник вернулся в беседку без прежней уверенности, огляделся, будто проснулся, спросил отрывисто:
– Где? Где ваш приятель?
– Выпил вина и ушел спать, – как ни в чем не бывало ответил Мавр. – Кланяться велел.
Кажется, Коперник зубами скрипнул, но ничего не сказал, молча поставил перед собой стаканчик и потянулся за бутылкой, но Мавр опередил и демонстративно вылил коньяк за парапет, под виноградную лозу. Гробокопатель возмущенно вскочил, крикнул кому-то:
– Пронского в наручники! И глаз не спускать!
Боец, которому было поручено охранять, прибежал с браслетами, обдал запахом покойника.
– Гостя найти! – рявкнул Коперник. – Его фамилия Курбатов, сторож с лодочной станции.
И пошел к калитке в сторону моря. А там начинался шторм, белые гребешки на волнах заворачивались все круче и круче, отчего темный водный простор высветлился и стал белесым.
Мавра забили в наручники, отвели в чердачную комнату, где жил когда-то онемеченный Соболь, и за отсутствием наружного запора подперли дверь ломом. Здесь было единственное окно, забранное крепкой кованой решеткой собственного изготовления, которую бдительный страж проверил, не поленившись забраться на крышу. Мавр открыл створки, помахал ему рукой и показал большой палец. В саду остались двое часовых, еще двое спрятали под одежду короткие автоматы и ушли в поселок наверняка искать Курбатова, остальные засыпали могилу, долго и старательно устанавливали памятник, после чего разошлись по времянкам и, похоже, улеглись спать.
Куда отправился Коперник, Мавр не заметил.
В комнате было все перевернуто, вспороли матрац, так что из кровати торчали пружины, вытащили из шкафа старые газеты, которые в доме лежали в каждом углу, и во многих местах содрали обои и кое-где взломали листы оргалита со стен – верно, проверяли пустоты. Спать Мавр не собирался, поэтому равнодушно глянул на разгром, взял стул и устроился у окна. Один часовой ушел к воротам, другой пристроился на крыше времянки, и скоро все стихло. Лишь бесконечно шумели и хлестались о берег тяжелые волны. За окном даже в темноте желтел сад, и ветер с моря срывал листья и ронял уцелевшие плоды с деревьев. Мавр любил осень, потому что спадала жара и надо было заниматься делами приятными и чистыми: жать виноградный сок, ставить его под мягкое, ласковое солнце, чтоб напиталось им, забродило, и, не дай бог, чтоб начался вот такой шторм – вино от соли испортится, и всякий знающий толк сразу услышит горечь…
А потом он разжигал горн в кузнице, засовывал в огонь куски железа, но не брался за молот, даже если сталь начинала искрить – думал, что бы такое выковать? Это было очень важно – сначала увидеть творение в воображении и потом воплотить в металл. И если не придумывал, то угля больше не сыпал, а сидел и наблюдал, как угасает пламя.
Он умудрялся осенью совмещать стихии вина и огня, и когда удавалось, до декабря ходил в приподнятом настроении.
Сейчас он смотрел на разор в своем поместье и ничуть не жалел, что теперь это состояние повторится не скоро, придется долго латать дыры и зализывать раны…
Темный предмет, похожий на катер в штормовом белесом море, Мавр заметил давно и подумал, что это опять рыбаки из ресторана браконьерничают, только вот погодку выбрали неподходящую. Однако суденышко медленно дрейфовало, качаясь на волнах или шло малой скоростью к Соленой Бухте, без огней и опознавательных знаков, и через полчаса исчезло – то ли повернуло вдоль берега, то ли причалило и пропало в тени от гор. В доме было так тихо, что сквозь шум прибоя из-за двери доносилось похрапывание бойца-охранника. И вроде бы даже слышно, как падают яблоки и сонливо гудят осы на гниющем винограднике.
Неожиданно у времянки, на которой сидел часовой, послышался стук ботинок по железу, затем легкий шлепок, будто ударили мокрой тряпкой – похоже на вы–стрел, но приглушенный шумом моря. В тот же миг от ворот побежал другой боец, миновал беседку, упал на свежую кучу земли и вроде бы изготовился стрелять, но больше не шевелился. Спустя минуту по саду побежали призрачные тени, и бесплотные, рассыпались повсюду, растворились в сумраке деревьев, но вот со скрипом и почти одновременно раскрылись двери времянок и сразу же зашлепало густо, раздался сдавленный крик, хрип – Мавр обвис на решетке, стараясь что-либо разглядеть, однако от напряжения начало казаться, что шевелится и мельтешит весь сад.
Он отвернулся, проморгался и, когда снова выглянул, отчетливо увидел вооруженного человека, перебегающего от виноградника к крыльцу дома, за ним сквозанул другой, и через несколько секунд дверь затрещала. И только сейчас Мавру пришла мысль, что Курбатов все-таки дозвонился, и это налетели «руховцы» мстить проклятым москалям…
В следующее мгновение мысль об украинских националистах отлетела – слишком круто было для них.
С чердачной лестницы ударила длинная и оглушительная очередь – наконец-то проснулся охранник. Один из нападавших кубарем слетел с высокого крыльца и остался лежать комком у шурфа, а второй отскочил, и по двери будто застучали молотком – выстрелов не слыхать! Со всех углов сада к дому устремились люди, пожалуй, до десятка, побарабанили по двери и ворвались внутрь. Еще несколько раз шлепнуло, и все стихло.
Мавр толкнул дверь – лом был на месте. Внизу послышался требовательный приглушенный голос:
– Ищите. Обыскать весь дом! Он здесь.
Шорох шагов разлетелся по всем углам и скоро оказался на лестнице.
– Дверь приперта ломом! – сообщил кто-то.
– Открывай!
В тот же момент в дверной проем пахнуло порохом, Мавр включил свет.
На пороге стоял человек в камуфляже и черной маске, в руке наготове пистолет-пулемет с набалдашником глушителя. Яркий свет ослепил его, вояка заслонился рукой, сделал шаг назад, выискивая стволом цель, и дал бы очередь наугад, в пустоту, но из-за его спины в комнату заскочил еще один, с открытым лицом и в форме капитана морской пехоты.
– Пронский? – спросил и одновременно удостоверился он. – Мы опасались, вас ликвидируют, – и тут же поднес рацию к рту: – Объект найден, цел и невредим.
Мавр сел на истерзанную кровать, покачался на оставшихся пружинах.
– Ну и что скажешь, капитан?
– Все в порядке, товарищ генерал, вы в безопасности, – отрапортовал он и заметил наручники. – Сейчас снимем!
– А вы-то чьи, хлопцы? Кто подрядил?
– Не волнуйтесь, свои. – Он взял Мавра под руку. – Нам нужно на катер, Александр Романович.
Во дворе бойцы в масках стаскивали трупы к калитке в сторону моря, а оттуда другая группа грузила их на катер, который волнами все ближе и ближе прибивало к берегу, вытаскивая на отмель. Потому эти морячки в камуфляже спешили, однако воевать у них получалось куда лучше, чем заниматься погрузочными работами. Привязанный к борту трап мотало по сторонам, и с него падали то эти неумелые работяги, то несомые ими тела.
Ключ от наручников найти не удалось, хотя у покойных спецназовцев вывернули все карманы, пришлось идти в кузницу, пробираться вдоль стенки – посередине огромная яма – и разрубать зубилом. И во время этой авральной работы, когда втащили на борт почти все трупы и зачем-то железо от кузни, во двор заскочили те двое, посланные искать Курбатова. Ситуацию оценили мгновенно и вроде бы сразу подняли руки, чем на секунду сбили с толку, и вдруг открыли беспорядочный огонь, пятясь назад.
Капитан хотел столкнуть Мавра на землю, но не осилил и, мужественно заслонив собой, закричал: огонь! Его бойцы в масках вроде бы и не стреляли, лишь посуетились в темноте, но оба спецназовца повалились у ворот друг на друга, а сквозь пулевые пробоины в железе за–светились окна проснувшихся соседей напротив.
В сопровождении капитана Мавр поднялся на борт по трапу, осклизлому от крови. Катер тотчас начал давать задний ход, сползая с мели, мотался, как бык на веревке, отчего бросало на стены, и ладно, сухопутный генерал едва успевал хвататься за поручни, но бравый моряк отчего-то потерял устойчивость и чуть не выпал за борт. И его команда кое-как держалась на ногах, одни свежие, не окостеневшие трупы, выложенные на корме в ряд, лежали спокойно и лишь помахивали руками.
Когда спустились в каюту под рубкой, старый, похожий на пограничный катер наконец отодрался от дна и, болтаясь на волнах, затрясся и заскрипел, но в его недрах обстановка была вполне приличная. Навстречу Мавру из мягкого кресла поднялся Козенец в мокром морском плаще, раскинул руки, но не обнял, а лишь похлопал по плечам.
– Рад видеть вас! Теперь все обошлось! Прошу, Александр Романович, располагайтесь, вы в полной безопасности. Да вас ведь боевыми операциями и передрягами не удивишь!
Капитан козырнул и тотчас ушел.
Не снимая пальто, Мавр сел на мягкую ручку кресла и расставил мокрые выше колен ноги: к катеру шли вброд.
– Ничего, сейчас принесут сухую одежду, – успокоил Козенец. – Ужин и что-нибудь крепкое. Вы как выносите качку?
– Ты же вроде писал мемуары? – спросил Мавр.
Тот развел руками.
– По личному распоряжению премьера!.. Он был взбешен, когда вы позвонили и сообщили о нападении. О, вы никогда не видели, что это значит!
– И хорошо, что не видел… Куда мы идем?
– В трех часах хода отсюда стоит десантный корабль. Ссадим морскую пехоту и уйдем в Ялту, там ждет вертолет.
Мавр сильно сомневался, что эта команда бойцов каким-то образом принадлежит к силам ВМФ, но промолчал. Какой-то гражданский с красным, обветренным лицом постового милиционера принес одежду, сообщил, что ужин подадут через пять минут, и скрылся. Катер прыгал по волнам и иногда с грохотом стучался днищем о воду, отчего в каюте все подпрыгивало, а пустые кресла на колесиках разъезжали по полу. Едва Мавр успел переодеться, как в дверь постучали и вошел капитан, но уже в гражданском костюме, что-то прошептал Козенцу и удалился.
– Есть еще один неприятный момент, – с сожалением сказал Козенец. – Нужно опознать труп Коперника.
– Иди сам и опознавай, – отмахнулся Мавр. – Я хочу спать.
– Но я никогда не видел его, – признался тот. – Не знаю в лицо.
– Это ты не видел? – Мавр ухмыльнулся. – Не знаешь помощника президента?
– Дело в том, что Коперник был иностранцем и никогда не приезжал в Россию.
– Как же он помогал?
– Консультациями при личных встречах, ну и по телефону…
Мавр давно ничему не удивлялся. Он натянул мокрое пальто и пошел на палубу.
Около двух десятков трупов, освещенных прожектором с рубки, лежали на корме, предусмотрительно разложенные в ряд, спецназ в рабочей форме и отдельно – специалисты в гражданском. К каждому было прикручено проволокой железо, уворованное от кузницы, – согнутые пополам полосы драгоценного металла, добытого Мавром из развалин старых домов.
Он осмотрел гражданских – Коперника среди них не было. Козенец ходил следом за Мавром, упрашивал:
– Пожалуйста, еще раз и внимательнее. Сбежать он не мог, Соленую Бухту и ваш дом оцепили с наступлением сумерек. А очки, возможно, потерялись.
Мавр узнал бы Коперника в любом виде.
– Его здесь нет.
– А среди этих? – вступил переодетый капитан, указав на мертвый спецназ. – Не исключено, успел переодеться…
Помощника президента не оказалось и среди вояк. Но зато проходя мимо их тел, Мавр вдруг увидел майора с разбитым лицом и его живые глаза. Вусмерть пьяный опер, кажется, проснулся и теперь не понимал, где находится, железяка килограммов на двадцать была привязана к ногам.
Склонившись к нему, Мавр тронул пальцами сосуд на горле – кровь еще билась в его теле.
– Он? – заметив его интерес, подскочил Козенец.
– Этот человек жив. – Мавр выпрямился. – Он просто пьян.
– Здесь нет живых, – с сожалением сказал капитан. – Они оказали вооруженное сопротивление.
Повернул ногой голову майора и сделал контрольный выстрел за ухо.