Часть третья. «Любимая сука Гаранта» 

– Итак, пацаны, наконец-то Бандитский Петербург у наших ног! – возгласил Данила, простирая руку на манер Медного всадника.

Со смотровой площадки Исаакиевского собора открывалась затуманенная легкой августовской желтизной панорама города. Аккуратные прямоугольники жилых массивов прорезались тоненькими жилками каналов. В уставшей за лето зелени скверов мелодично журчали фонтаны, и питерские гопники вальяжно прогуливались по аллейкам, оценивая молодых экскурсанток из провинции. Уронили полуденный звон куранты Адмиралтейства, и в унисон им со стороны Петропавловки бухнула пушка, извещая горожан, что пришло время сверять часы и пить водку.

Порок дневного пьянства давно уже не привлекал бывших звероколхозников. На это не оставалось ни времени, ни сил. Разгром саяно-шушенской группировки открывал перед ними блестящие перспективы, которыми грех было не воспользоваться. Скромная фирма по разведению ушастых закономерно приобретала черты огромного холдинга такой же специализации. Оказавшись вне конкуренции, «Группировка Ленинград» запустила безжалостные щупальца во все сферы жизни Бандитского Петербурга, и сферы эти разделялись в полном соответствии с давешними пристрастиями и увлечениями пацанов.

Жека Филонов полностью реорганизовал работу своего охранного бюро. Теперь, кроме омоновцев-гориллоидов, на него трудились и умственно активные опера из Собственной безопасности ГУВД. Компромат, любовно собираемый последними на уличных ментов-вымогателей, позволил держать этих оборотней на коротком поводке; сразу же после дежурства коррумпированные правоохранители безропотно сдавали половину выручки в кассу «Группировки Ленинград».

Димон Трубецкой всерьез озадачился проблемами духовности. Пропаганда бульварного китча, низкопробной эротики и пошлой порнографии заставляла его искренне негодовать. Акция «Бандитский Петербург – за духовное и нравственное возрождение!», придуманная Димоном, началась с реорганизации многочисленных публичных домов Северной столицы. Летучие отряды профессиональных борцов за духовность, состоящие из журналистов, мастеров культуры и представителей других древнейших профессий, появлялись в притонах внезапно, как правило, поздней ночью. Приданный взвод ОМОНа исключал любое сопротивление. Последним пал ВИП-бордель на Лиговке с половозрелыми школьницами, оплот сановных извращенцев и бандитов из Смольного. Пожилые педофилы в панике выпрыгивали из окон, забывая прихватить даже нижнее белье. После тщательной санитарной обработки бордель сменил вывеску на более приличную – «Модельное агентство «Малолетка». Не прошедших кастинг малолеток отдали на подготовительное отделение Педагогического университета им. Крупской.

Сергей Пауков учредил «Общество охраны музыкальных памятников Санкт-Петербурга». Это была воистину золотая жила: многочисленные питерские памятники не поддавались никакому учету, а взятки за подряды на их реставрацию были до смешного малы. Первым объектом стало здание городского Музфонда. В качестве ремонтников были выписаны турецкие строители с опытом реставрации Московского Кремля. Пока пришлые басурмане штукатурили, красили и белили, хранящиеся в музфонде струнно-смычковые инструменты работы Гварнери, Штайнера, Амати и Страдивари были отданы в лизинг ведущим европейским оркестрам и ресторанным коллективам города.

Все управленческие нити по-прежнему сходились на Даниле Черняеве. Страна богатых была уже совсем рядом, и «бригадир» по-прежнему прокладывал в нее путь с прагматичностью карьерного бульдозера. Трудолюбие, помноженное на несокрушимую волю, постепенно приносило свои плоды: даже самые невероятные детские мечты исполнялись, словно по мановению волшебной палочки…

…Из-за золотого шпиля Петропавловской крепости важно выплыл огромный воздушный шар с изображением лукавого кролика, неуловимо напоминающего логотип «Плейбоя». Под гондолой развевался рекламный плакат в половину футбольного поля, призывающий петербуржцев покупать «Ушастого отморозка» производства «Группировки Ленинград». Проплыв над ртутно блестящей рекой, шар медленно скрылся за крышами Университетской набережной.

Крыши по ту сторону Невы были на любой вкус: старинные черепичные и модерновые металлокерамические, ржавые жестяные и безликие шиферные. Причудливые изломы городского хребта неуловимо напоминали силуэт хищного доисторического животного.

Метафоричность пейзажа подталкивала к обобщению.

– Такое впечатление, что Бандитский Петербург состоит из одних только крыш… – многозначительно молвил Данила, следя за траекторией полета воздушного шара.

– Лучше одна крыша, но большая, чем несколько, но поменьше! – в тон ему отозвался Димон.

– Смотри – наши подъехали! – перебил Сергей, перегнувшись через балюстраду.

Действительно – среди столпотворения экскурсионных автобусов медленно полз бригадный «Студебеккер», выглядевший неестественно огромным даже со смотровой площадки. Взяв полевой бинокль, Данила навел резкость. Сквозь толпу поддатых с утра финнов пробирались Батя и Жека. Вид у них был несколько озабоченный.

Спустя несколько минут многоопытный уголовник и ответственный за безопасность стояли на смотровой площадке.

– Пацаны, извините за опоздание – опять на Литейном задержались, – объяснил Филонов, басовито откашлявшись. – Короче, выяснили мы насчет того отмороженного прокурора. Ну, помните – которого нам весной в рефрижераторный фургон подбросили?

– Сначала подбросил, а потом на нас же и стуканул, – недобро сощурился старый вор.

– И кто же это? – заинтересовался Данила, закуривая.

– Некто Владимир Петрович Заметалин, – Филонов в сердцах сплюнул через балюстраду.

– Он же – мой бывший «отрядный», – добавил Батя задумчиво. – Такой вот рамс, пацаны…

Новость оказалась слишком неожиданной, чтобы усвоить ее мгновенно.

Данила затянулся сигаретой до диафрагмы и, выдохнув серую струйку, глянул искоса. Димон нервно расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговичку сорочки. Сергей поднял брови, собрав лоб в морщины, да так и остался стоять с выражением удивленного недоумения.

– Посто-о-ой… – наконец протянул Трубецкой. – Мы ведь Заметалина минувшей зимой в бухаловке «Кроликовод» видели. Данилка у него еще пуговицу с шинели оторвал. А потом долго бил по голове бильярдным кием. А я-то думал, Гамадрила там и замочили!

– Значит, не до конца замочили, – процедил Пауков и нецензурно выругался.

– Выплыл, упырь! – скривился Филонов.

И лишь Черняев, более других тренированный звероколхозной жизнью, удержался от демонстрации эмоций. Только спросил:

– И чем же теперь наш Гамадрил занимается?

– Он теперь модный ресторатор, – сообщил Жека. – Держит самый крутой кабак во всем Бандитском Петербурге.

– О-очень интересно! – протянул Черняев. – Кабак, значит, держит… И что – никому ничего не платит?

Поставив на колено ноутбук, он деловито зашелестел клавиатурой. В базе данных крышуемых ресторанов Бандитского Петербурга фамилия Заметалин почему-то не значилась.

– Ничего не понимаю… – озадачился Данила. – В центре – почти все наше… Ну, не считая Казанского собора, который казанская оргпреступная группировка крышует. Так на чьей же он земле?

– В том-то и дело, что не на земле он работает, – пояснил Батя, указывая в сторону Невы. – Возьми бинокль… И во-о-он туда посмотри!

Черняев нетерпеливо припал к окулярам, подкручивая колесико резкости.

Из-под Дворцового моста медленно выплывал довольно большой катер, по борту которого четко прочитывалась надпись «Блатхата», выполненная старославянской вязью. Судя по судовой архитектуре, это был списанный сторожевик.

– Земля Бандитского Петербурга действительно наша. А вот вода – пока что ничья, – опечалился Жека. – И все по понятиям, не придерешься. Сегодня «Блатхата» в одном месте, завтра – в другом. Гастролеры.

– Мда. Эту тему мы упустили! – опечалился Данила, продолжая следить за плавсредством через оптику.

– Короче, пацаны, надо заняться! – строго прищурился Батя. – Предъява-то серьезная!

– Ох я ему и предъявлю! – мечтательно протянул Черняев, прикидывая, какой способ станет наиболее эффективным и унизительным для будущей жертвы.

Яйцеобразный купол Исаакия вклеивался в холодную синеву питерского неба. Тяжелая позолота отбрасывала веселые солнечные зайчики, и блики эти ложились на взъерошенные ветром головы пацанов, создавая подобие нимбов. Поганый плавучий кабак выглядел для мощнейшего криминального холдинга до смешного ничтожной целью.

– Могу натравить на Заметалина своих ментов, – наконец уронил Филонов. – Легко!

– У меня на реставрации работают неплохие исламские специалисты, – как бы между прочим заметил Пауков. – На все руки мастера! Особенно по обрезаниям. Как увидят что лишнее – так сразу за ножи и хватаются!

– Я тоже кое-чего могу предложить! – высказался Трубецкой несколько загадочно. – Да такое, что его «Блатхата» потом ввек не отмоется!

– Сейчас мы его сделаем! – взяв со стола мобильник, Жека деловито нащелкал номер. – Алло, Павлюченко? Да, это я. Я тебе по делу звоню. Тут у нас по Неве и каналам плавучий кабак курсирует, бывший сторожевик. Называется «Блатхата». Знаешь такой? Что – и на открытии был? Тогда слушай задачу…