Глава 51
Погода на улице схожа с волшебным джинном: слушая душу, она всегда отвечает настроению. Одинаковые вещи смотрятся в разных крайностях – один, улыбаясь солнцу, весело топает по лужам, второй, старательно обходя их, все равно промокает и незаслуженно ругает судьбу, видя ее козни и подлый нрав. Подобное притягивается подобным; помни люди об этом постоянно, возможно, им бы стало чуточку проще жить.
Хабаров, проснувшись и не открывая глаз, с раздражением слушал, как бьется в оконное стекло дождь. Мозг неторопливо – опасаясь «перегрузки», подобно вчерашней, – восстанавливал в памяти недавние события: Вовчик, перестрелка, Трофимов, страшный диск… Казалось невозможным то, что произошло, – как в небольшом городе, в двадцать первом веке, может случиться подобное? Интрига и смерть, будто играя, кружили хоровод, идя друг за другом и не планируя кончать веселье…
Запиликал валяющийся на полу сотовый. Стас пошарил рукой – нашел! – поднес трубку к уху.
– Да? – Разговаривать ни с кем не хотелось.
– Пап, привет! – Настюшка засмеялась. – Я звоню!
– Привет, зайка! – Его голос потеплел: вспомнилось, что не весь мир дерьмо и бьют еще в нем лучики света. – Откуда звонишь?
– Мне Саша телефон купил. Сказал, я на связи! Здорово?
– Конечно, здорово, – Стас досадливо поморщился. – Можешь теперь со мной говорить, когда захочешь.
– Ага! Мне мама циферки твои записала и показала, куда нажимать. Еще могу ей звонить и Саше, – дочь захлебывалась от восторга, – и еще тут игры есть, красивые! Саша сказал, что потом сделает, чтобы про куколок играть можно было!
– Классно! – Хабарову не хотелось слушать про замечательного Сашу, но расстраивать дочку хотелось еще меньше. – Про куколок интересно, наверное…
– Конечно! Что? – Настюшка отвлеклась. – Хорошо. Пап?
– Да?
– Мне воспитательница сказала завтракать идти… Я потом позвоню еще?
– Конечно, зайка, когда захочешь, – он улыбался.
– Здорово! Пока, пап.
– Пока, принцесса.
Стас нажал «отбой». Дочка всегда поднимала настроение. Детдомовский, он старался подарить Насте счастливое детство, не омраченное переживаниями, – делал все возможное, но… Не получилось: слишком часто его интересы шли вразрез с общепринятыми; слишком болезненно восставала гордость против умения приспособиться, нестись по течению. Одиночек мир выталкивает за пределы своего покровительства, лишает благ, но Хабаров – человек, искренне верящий в добро и справедливость, – понял эту непреложную истину слишком поздно: жена, устав, приняла решение о раздельном проживании. Он не осуждал – просто, наверное, понял, что родные вынуждены барахтаться рядом, не разделяя энтузиазма что-либо менять ради неясной, размытой перспективы.
Опять кольнуло: «А вдруг и с Настюшкой то же…» Страшные мысли громом бьют в сердце при виде чужого горя – тогда начинаешь креститься, плевать через плечо, идешь в церковь… А то и все сразу, дабы всесильный и всемогущий небесный владыка наверняка оценил приложенные усилия. «Отпускает» – смеешься над суеверием и благополучно забываешь клятвенные обещания стать лучше, чище, добрее…
Громко тикающие настенные часы показывали одиннадцать. Стас постарался отключиться от невеселых размышлений и вывести на первый план дело – Баха, ублюдок, сам себя не найдет. Какого-либо четкого плана в голове не было – по сути, он даже не знал, с чего начать поиски, но надеялся на озарение, которое часто оказывается мудрее любых замыслов.
Позвонили в дверь. Потом еще раз. Потом сильно, энергично начали стучать. Хабаров, быстро натянув спортивные штаны и удобно перехватив нож, подошел:
– Кто?
– Милиция! – Властный голос, явно привыкший к сильному эффекту своего приветствия. – Откройте!
– Не вызывал, – под видом ментов за дверью мог стоять кто угодно, – ошиблись адресом.
– Хабаров Станислав Витальевич? – Зашуршала бумага: гость, видимо, сверялся с записями. – Это вы?
– Допустим! – Он прижался к косяку. – Как докажешь, что милиция?
– Посмотрите в «глазок», вот удостоверение.
«Ага! Чтоб ты мне, сука, в глаз выстрелил…» Разум отказывался понимать, что Стас, вероятнее всего, никому не нужен и убивать его просто не имеет смысла.
– Посмотрели? – Гость топтался на месте. – Открывайте.
«А, была не была!» Убрав нож за спину, чтобы не был заметен, Хабаров щелкнул замком и тут же отпрыгнул в сторону, прикрывшись внутренней дверью.
В квартиру вошел маленький, очень полный человек в синей форме. В одной руке он держал уродливый, непонятной расцветки, зонт, в другой – коричневый, изрядно ношенный портфель. Стаса не заметил – он с удивлением оглядывал пустой коридор, выискивая хозяина.
– Тут я, – Стас шагнул чуть вперед. – Вы кто?
– Капитан Величко, участковый. Добрый день… А вы чего это прячетесь? – он подозрительно глянул снизу вверх. – Боитесь кого?
– Так грабят средь бела дня, новости, что ли, не смотрите? – Хабаров незаметно сунул нож под висящую куртку. – Проходите.
– Да я, собственно, за вами! – Он деловито открыл портфель. – Так… Вот! Повестка. Допрос в качестве свидетеля с припиской: доставить немедленно! Распишитесь.
– И чему я был свидетелем? – поинтересовался Стас, черкая на протянутой бумажке. – Что-то не припомню…
– Видимо, были, – капитан пожал плечами, – машина ждет внизу. Мне же не придется снова к вам подниматься? – Он смешно нахмурился, изображая грозность. – Сами спуститесь?
– Конечно, товарищ капитан, мне бояться нечего!
Хабаров одевался, силясь припомнить, чему и когда мог стать свидетелем… К несчастью, мог, и даже не один раз: похищение начальника охраны, труп Лены и его звонок в милицию, потом появление в офисе, вчерашняя перестрелка… Причин море, осталось только гадать, какая именно заинтересовала органы. Никакого алиби у Стаса не было, потому что он действительно при всем этом присутствовал, поэтому решил не говорить вообще ничего: не был, не участвовал, не привлекался – всегда работающая отмазка!
– Поехали! – Он с напускной веселостью уселся на заднее сиденье древнего бело-синего «УАЗа». – Буду свидетельствовать!