Глава 10

Отель «Брянск», стоявший на берегу тихой речки, по праву считался в городе одним из лучших. «Брянск» навевал подзабытый образ добротной советской гостиницы: неуклюжая мебель, плюшевые портьеры, улыбчивые горничные в одинаковых форменных платьях… В этом отеле обычно останавливались чиновники из соседних областей, бизнесмены уровня выше среднего, путешествующие с концертами эстрадные знаменитости. И, естественно, высокопоставленные проверяющие из Москвы.

В начале июня сюда заселился невысокий сухопарый блондин весьма импозантной наружности: резкие волевые морщины, энергичный поворот головы, невозмутимая белозубая усмешка… Лишь уродливая бородавка на подбородке немного портила его внешность. Согласно предъявленным документам, человека этого звали Александр Андреевич Точилин, и приехал он аж из самой Москвы. И хотя москвич не афишировал ни своего профессионального статуса, ни цели визита в областной центр, из его командировочного удостоверения явствовало, что служит он ни много ни мало в Генеральной прокуратуре в должности старшего следователя по особо важным делам…

Сотрудник Генпрокуратуры сразу повел себя как-то странно. В отличие от большинства приезжих чиновников, он не таскал в номер баб, не бросался с балкона бутылками, и даже пьяным его ни разу не видели. С самого утра господин Точилин усаживался в черную «Волгу» с московским номером и персональным водителем и уезжал в неизвестном направлении, возвращаясь, как правило, очень поздно.

– Извините за беспокойство, служба такая, – обычно говорил он дежурной, забирая ключи от номера.

Гости столь высокого ранга селились в «Брянске» нечасто. Да и вели они себя совершенно иначе. Нетипичное поведение постояльца сразу же обратило на себя внимание. Слова о «службе», подкрепляемые столичной командировкой и длительным отсутствием в номере, внушали неосознанное уважение. И вскоре директор отеля, отставной полковник МВД, догадался: следак Генпрокуратуры – эдакий «инкогнито из Москвы», приехавший в город с широкомасштабной негласной проверкой. После чего немедленно озвучил свои подозрения по бывшему месту работы.

Генеральная прокуратура, кроме всего прочего, – еще и надзорный орган с весьма широкими полномочиями. В областном УВД об этом прекрасно знали, а потому всполошились донельзя. Итоги негласных проверок нередко заканчиваются катастрофами: понижениями, смещениями и увольнениями, а иногда даже судами и сроками. Старший следователь Генпрокуратуры жил в «Брянске» уже третий день, и неизвестно, что он мог накопать за это время. Ментовское начальство лихорадочно ощупывало, на месте ли погоны и головы. Звонок в городскую прокуратуру лишь подтвердил самые худшие подозрения: ни о каком проверяющем из Москвы там не слышали. И даже командировку ст. следователь Точилин А. А. там почему-то не отмечал…

В правоохранительных кругах сразу же обозначилось нездоровое брожение и роение. На разработку столичного ревизора были брошены лучшие оперативные силы. Поставленная цель была проста и конкретна: закорешиться с проверяющим и, задобрив его саунами, ресторанами и блядями, вкрадчиво поинтересоваться – а сколько он, собственно, хочет за положительный отчет?

Опера, прибывшие в отель, опоздали: администраторша «Брянска» сообщила, что высокопоставленный постоялец с самого утра отбыл в неизвестном направлении. Пришлось довольствоваться результатами опросов портье, горничных и охранников. Прислуга была единодушна: командированный исключительно вежлив, весьма галантен и чертовски обаятелен. Единственным его недостатком была малообщительность: все попытки молоденьких горничных пококетничать с москвичом закончились ничем. Впрочем, это обстоятельство вполне объяснялось отсутствием у проверяющего свободного времени…

Сторож гостиничной автостоянки доложил, что постоялец передвигается по городу на автомобиле «ГАЗ-31011» черного цвета, с тонированными стеклами и длинным стеблем антенны на крыше. Обращал на себя внимание козырный московский номер 777 с минюстовским шифром «ААК». Да и сама «Волга» выглядела более чем солидно… Пробивка по закрытой компьютерной базе данных ГИБДД подтвердила самые худшие подозрения: служебный автомобиль с этим номером действительно был закреплен за Следственной частью Центрального федерального округа Генпрокуратуры…

А вот расспросы о личности водителя не внесли ясности. Со слов сторожа, это был высокий нескладный мужчина с гладким безбородым лицом, чем-то неуловимо похожий на бабу. В «Брянск» водитель не заселялся; местожительство его пока оставалось невыясненным.

Наибольший интерес вызвали показания гостиничного охранника. В день отъезда Точилина он стал случайным свидетелем диалога старшего следователя и его водителя. В диалоге фигурировала какая-то срочная телеграмма из Москвы и некие уголовные дела, с которыми столичный следак вроде бы собирался ознакомиться в горпрокуратуре. Это обнадежило: стало быть, проверяющий из Москвы все-таки решил нарушить свое инкогнито.

В тот же день все патрули местного ГИБДД получили устный приказ: автомобиль «ГАЗ-31011» черного цвета с минюстовским номером «ААК» и шифром 777 не останавливать ни при каких обстоятельствах. О появлении машины в том или ином районе города немедленно докладывать начальству.

Замирая от собственной храбрости, городской прокурор позвонил в Генпрокуратуру бывшему однокурснику и поинтересовался: а есть ли у вас старший следователь по фамилии Точилин и где он теперь? Есть, ответил ему высокопоставленный однокурсник, а где он теперь – это, мол, не твоего ума дело. Прокурор скушал валидольчика, запил его коньячком и вызвал «Скорую» – до конца проверки отлеживаться в больнице.

Таким образом, вся тяжесть негласной ревизии легла на руководство городской ментуры. В том числе – и на подполковника Юрия Васильевича Коробейника…

Офис «Находки» располагался неподалеку от Центрального рынка, на первом этаже добротного сталинского дома. Интерьеры свидетельствовали о солидности охранной фирмы: стильная мебель, пуленепробиваемые стеклопакеты, роскошные ковры. Однако настоящей гордостью Дяди Вани была система наружного видеонаблюдения, позволявшая обозревать не только прилегающую к офису территорию, но и соседние дворы.

Сидя в мягком кожаном кресле, «смотрящий» неторопливо беседовал с Зондером, то и дело посматривая в монитор, на который передавалась информация с внешних видеокамер.

– Зря ты Цацу на стирах развел, – вздохнул Мамрин.

– Понимаешь, Игорек… – ответил Михалюк, подумав. – Сколько он в «Находке» работает, ни разу для нас толковой темы не нарисовал. Ни разу. На хрена мне такой человек? Бумажки подписывать да с коммерсами тереть любой умеет. Цена ему – шесть копеек, зато понтов на червонец. Да он даже «угол» у старушки украсть не способен! Вот я и решил его поднапрячь с лавэ… Может, придумает для нас какое-нибудь кино. Когда человек попадает в стремную ситуацию, у него мозги быстрее вертятся, – завершил он глубокомысленно.

– Думаешь, он до завтра штуку найдет?

– Нет, Игорек. Думаю, не найдет. Ни штуку, ни полштуки.

– Глянь-ка! – неожиданно оживился Зондер, глядя на монитор. – Никак Цаца собственной персоной? Неужели филки везет?

И действительно: на экране появилось изображение знакомого «Кадиллака», въезжающего во двор.

– Ты еще скажи – для «Находки» тему придумал, – презрительно фыркнул Михалюк. – Наверное, приехал отсрочку просить. Ну-ну…

Тем временем из лимузина вышли двое: Зацаренный и какая-то беременная малолетка. Девка явно не хотела идти в офис, и Зацаренный едва ли не силой тащил ее к двери. Спустя минуту визитеры переступили порог кабинета Михалюка.

– Я так понимаю, что ты за «представку» решил со мной телкой расплатиться? – предположил «смотрящий» вместо приветствия.

– Я к тебе совсем для другого. – Усевшись напротив, Зацаренный дохнул в лицо собеседника свежим перегаром.

– У тебя что – совсем башню переклинило? – искренне возмутился Михалюк и, взглянув в глаза малолетки, определил, что она еще пьяней Цаци. – Пьяным? Ко мне? Да еще с какой-то грязной шалавой?

– Дядя Ваня, послушай… Тут классное кино может получиться! – горячо зашептал Гена. – Лидка, выйди-ка на минуту в приемную.

– Ик! – пьяно икнула Мандавошка. – А водички попить можно?

– Можно. Только не из-под крана. Стакан возьми, а потом в мусорку выбрось, – Цаца боялся, что профессиональная минетчица «запомоит» своим ртом всю водопроводную систему офиса.

Выставив Ермошину за дверь, директор «Находки» перешел на заговорщицкий шепот.

– Дядь Вань, такое дело… Ты Голенкова помнишь? Опер когда-то такой в ГУВД был.

– Ну, был такой педрила.

– Его Леха Сазонов когда-то на чалкину дачу отправил.

– И ты ввалился ко мне бухой, чтобы об этом сообщить? – с издевательской учтивостью уточнил Михалюк.

– Этот мусор теперь директором в «Золотом драконе» работает.

– Не успел вернуться – и уже коммерс… Во блядво мусорское! – Как и вся братва, «смотрящий» люто ненавидел Эдика, оставившего после себя недобрую память в криминальных кругах города. – Ну, допустим, работает он директором кабака. А мне что с того?

– А вот что… – Гена протянул собеседнику кругляк желтого металла.

– Что это… Царский червонец? Откуда?

– Послушай…

Несмотря на среднюю степень алкогольного опьянения, Цаца довольно последовательно пересказал пахану все, что ему стало известно от Мандавошки. В пересказе фигурировала какая-то дорожная разборка, в которую неожиданно попал бывший мент, роковой удар в голову обидчика и золотой империал, полученный малолеткой в обмен на обещание «в случае чего засвидетельствовать, что в момент разборки Голенков подвозил ее за город».

– Значит, этот мусор куда-то очень круто вляпался, – серьезно заключил Михалюк. – Только мне это зачем? И с чего это он с девкой «рыжьем» расплатился?

– У него в тот момент других денег не было. А время, судя по всему, поджимало. Эта кобыла говорит, – Цаца кивнул в сторону приемной, – будто бы засекла у Голенкова еще много-много таких же червонцев. Из кармана случайно выпали. Сам понимаешь, невыкрутка… Пришлось поделиться.

– Все это, конечно, интересно, – молвил Дядя Ваня уже доброжелательней. – Имеешь мне еще что-нибудь сообщить?

– Это цветочки! Оказывается, они с Голенковым вплотную закорешились. Мы к тебе спецом через горотдел ехали, – вкрадчиво сказал Зацаренный. – Знаешь, с правой стороны от ментуры стенд висит… «Их разыскивает милиция».

– Знаю, – кивнул «смотрящий». – Моя «вывеска» там годами висела. А что?

– А вот что… – жестом фокусника, достающего из цилиндра кролика, Цаца выложил на стол милицейскую ориентировку. – Смотри. Со стенда содрал.

На мятом листе бумаги темнели две фотографии разыскиваемого: анфас и в профиль. Справа от снимков значилось:

«По подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 131 ч. 2 УК РФ, разыскивается особо опасный рецидивист Сазонов А. К…»

– Это че – Жулика по «мохнатке» крутят? – не поверил «смотрящий».

Открыв дверь, Цаца поманил Мандавошку пальцем.

– Лидка, иди сюда. А теперь все, что ты мне рассказывала, слово в слово повтори Дяде Ване. Ты ведь знаешь, кто он такой?

– Зна-аю, – несмело протянула проститутка; как и все труженицы Центрального рынка, она знала профессиональный статус Дяди Вани.

– Рассказывай. Ну?!

Лида Ермошина уже сто раз пожалела, что доверилась Зацаренному. Полчаса назад она с доброжелательной откровенностью идиотки рассказала ему обо всем, что приключилось с ней за последнее время. И вот теперь легкомысленный пьяный треп грозил обернуться огромными неприятностями с одним из самых могущественных людей города.

Однако идти на попятную было поздно. И проститутка детально поведала и о случайном знакомстве с бывшим ментом, и о своем визите к Александре Федоровне, и о заяве «об изнасиловании», которую она написала в Заводской райотдел милиции, и о нечаянной встрече с директором «Золотого дракона» в пригородном магазине секонд-хенда, и о пятнах крови на брюках, и о выпавших из кармана империалах, один из которых она действительно выпросила у Голенкова под угрозой примитивного шантажа…

Мандавошка почти ничего не приврала, заявив лишь, что Сазонов действительно ее трахнул и она от него залетела.

Версия об изнасиловании была ей выгодна по двум причинам. Во-первых, уголовное дело на Жулика было заведено и обратного пути уже не было. Перспектива предъявы за лжесвидетельство явно не входила в ее планы. Во-вторых, малолетка пыталась таким образом разжалобить собеседников; мол, я маленькая и несчастная, так что оставьте меня в покое…

Дядя Ваня слушал рассказ маленькой и несчастной очень внимательно, перебив ее лишь несколько раз.

– Значит, у твоего друга мента брюки были кровью заляпаны?

– Так ведь он бывший мент… – напомнила Лида в качестве самооправдания.

– Бывших ментов не бывает. Как и бывших пидарасов, – справедливо напомнил «смотрящий».

– Ну да… Смотрю – у «секонда» из своего «Опеля» вылазит, а на жопе, блин, во-от такое кровавое пятно. Сперва он мне впаривал, будто решил брюки типа как для ремонта машины присмотреть. А когда я увидела кровь, сразу пошел на попятную: мол, махаловка, телка какая-то, хуе-мое…

– Поня-ятно, – протянул Дядя Ваня, не зная, что его больше интересует: золотые червонцы, невесть откуда оказавшиеся у бывшего мусора, или Леха Сазонов, обвиняемый в изнасиловании малолетки.

– Дядь Вань, насчет Жулика – полный фуфель, ментовская прокладка, – несмело вставил Мамрин. – Ну не мог он на «мохнатку» повестись! Не тот человек… Хошь, я щас с этой лярвой один на один перетру? У нас не прокуратура, расколется в полчасика по-любому!

Опытный Михалюк и сам понимал, что дело тут явно нечисто. Вне сомнения, обвинения Лехи Сазонова по сто тридцать первой статье были сфальсифицированы Голенковым с целью мести. Однако «смотрящий» не спешил делиться этими соображениями с Цацей и Зондером.

Дядя Ваня всегда недолюбливал Жулика. В его представлении профессиональный аферист был слишком умным, слишком дерзким и слишком элегантным, чтобы стать «своим в доску». В глубине души Михалюк всегда мечтал кинуть Лехе подлянку. И вот теперь такой случай вроде представился. Требовалось для этого всего ничего: поддержать официальную версию об «изнасиловании»…

…Беседа с Ермошиной продолжалась еще минут двадцать: «смотрящего» очень заинтересовали червонцы, выпавшие из кармана Эдика. Дядя Ваня был интеллигентен, вежлив и почти доброжелателен, однако Мандавошка ничего нового не сообщила.

– Короче, делаем так, – подытожил Михалюк. – Сейчас Цаца возвращает тебе все лавэ, которое у тебя долганул…

– А как же… – начал было Гена, но Дядя Ваня властно перебил его:

– Цаца, отдай ей филки… Вот, держи. – Дождавшись, когда Зацаренный выложит на стол пять стодолларовых купюр и золотой империал, «смотрящий» забрал монету себе и, добавив сверху три сотни, прокомментировал: – Два – за червонец и один сверху от меня… Это тебе на «Чупа-Чупс», за хорошее поведение. Пососешь в свободное от работы время. А теперь слушай: никакого базара ни с Геной, ни с нами у тебя не было. Ты нас вообще не знаешь. Усекла? Будешь себя хорошо вести – будешь иметь на хлеб с маслом и колбасой в придачу. Раззявишь варежку, где не надо, – пасти тебе шалман на Яцевском кладбище. Вопросы есть?

– Не-е-ет, – пересохшими от страха губами ответила Лида.

– Свободна. Если потребуешься – с тобой Цаца свяжется.

Едва за малолеткой закрылась дверь, Дядя Ваня выдал резюме:

– Ну вот вам, пацаны, и новая тема… Откуда, спрашивается, у этого мусора столько «рыжья»? Не успел с зоны вернуться – и уже богат.

– Хрен его знает! – хмыкнул Мамрин. – Может, клад где-нибудь откопал? А давай его втемную аккуратно прихватим, и…

– Не надо. Пока неизвестно, кто за ним стоит. Сам посуди: возвращается бывший мент с зоны и сразу устраивается директором крутющего кабака! Это неспроста.

– А как же… – Цаца вновь попытался напомнить о заигранной «представке».

– Все, проехали, никто никому ничего не должен, – отмахнулся «смотрящий». – В смысле – «представку». Толковый ты, Генка… А что, Зондер, я тебе говорил?

– Мы за пять минут до твоего приезда как раз и базарили, что Цаца нормальный пацан! – послушно поддержал Мамрин.

– Поведешь себя правильно – я тебе и «Кадиллак» прощу, – вкрадчиво пообещал Дядя Ваня. – Кстати, пока можешь ездить на нем сколько хочешь. Машина тебе для дела нужна…

– А что я должен делать? – воодушевился Зацаренный.

– Не только ты. А делать всем нам надо вот что…

Легкая кушетка тряслась как при землетрясении. Ножки скрипели, грозясь проломиться в любой момент. Стеклянный шкафчик с аптекарскими пузырьками мелко вибрировал, наполняя каморку школьного медпункта мелодичным звоном. Однако Наташа Голенкова не обращала на это никакого внимания. Лежа на кушетке, она сладострастно закатывала глаза, лишь щекой ощущая горячее дыхание партнера. Бедра ее двигались в такт толчкам. В маленьких малиновых ушках отчаянно скакали сережки.

– Еще, еще… глубже… Юрочка, глубже, не останавливайся! – шептала она и, закусывая нижнюю губу, прерывисто дышала в лицо Коробейника.

Подполковник милиции старался как мог.

– Сейчас, сейчас кончу… – беззвучно шептал он.

Спустя минуту Коробейник наконец выполнил обещание. Наташа дернулась, словно от удара электротоком, и сразу обмякла. На ее разгоряченном лбу выступили мелкие бисеринки пота.

Великое таинство соития происходило на рабочем месте Голенковой. Должность школьной медсестры была хороша многим, однако отдельный кабинет, положенный ей по штату, был едва ли не самым ценным преимуществом. Именно здесь стареющая поблядушка почти ежедневно принимала высокопоставленного любовника. После скандала с мужем приглашать Коробейника домой было проблематично.

Грузно поднявшись с Наташи, милиционер почесал волосатый живот, из-под которого свисал полувялый член во влажном презервативе.

– Обожди, Юрочка… – Присев, Голенкова кокетливо взяла член указательным и средним пальцами на манер сигареты и аккуратно стянула контрацептив. Поискав глазами мусорку и не обнаружив ее, школьная медсестра завернула резинку в бумажку и, сунув ее в сумочку, прокомментировала: – По дороге выброшу.

Коробейник застегнул брюки и мельком взглянул на часы.

– Спешишь, что ли? – поинтересовалась Наташа. – Отдохни, и давай еще палочку…

– Сейчас звонок на большую перемену, – напомнил начальник ОБЭПа. – Дочь твоя может нагрянуть.

Десятиклассница Таня Голенкова училась в этой же школе и во время перемен нередко заглядывала к маме в медпункт.

– Ничего страшного, – отмахнулась Наташа. – Думаешь, она моему козлу стуканет? Да ни в жисть! Она его что-то не больно и жалует.

Поднявшись с кушетки, медсестра деловито натянула на жирную задницу брюки и, накинув белоснежный халат, встала с сигаретой у открытого окна.

– Послушай, Юра, – сказала она, поправляя сбившуюся прическу. – Чуть не забыла… У тебя никаких знакомых ювелиров нету?

Коробейник ответил не сразу. Деловито поправил брючный ремень под выпуклым животом. Достал из кармана огромный носовой платок, утер им вспотевшее лицо и высморкался громко и результативно.

– Можно найти… – произнес он, подумав. – А зачем тебе?

– Вот, посмотри. – Наташа достала из кармана маленький кругляк желтого металла. – Хочу колечко себе заказать. Знаешь, теперь в моде такие ажурные, с инициалами и сердечком… Как ты думаешь – может, тут не только на колечко, но и на сережки останется?

Взяв золотой диск, Коробейник удивленно разинул рот. Это была золотая монета. На лицевой стороне блестел выпуклый профиль Николая II и мелкая надпись по кругу. На оборотной вырисовывалось четкое изображение двуглавого орла и легенда старославянской вязью: «ИМПЕРIАЛЪ. 10 РУБЛЕЙ ЗОЛОТОМЪ. 1915 ГОДЪ.»

– Откуда это у тебя? – пораженно спросил начальник ОБЭПа.

Наташа виновато потупила взор.

– Понимаешь, пару дней назад большую стирку затеяла. Решила заодно и куртку своего козла переполоснуть. Стираю и чувствую – под пальцами что-то круглое. Думала, мелочь забыл достать. Короче, во внутреннем кармане прореха оказалась, вот эта монетка за подкладку и провалилась. Ну, я себе и забрала.

– Неужели Эдик не заметил пропажи? – искренне удивился Коробейник, внимательно рассматривая империал.

– Не знаю… Во всяком случае, ни о чем меня не спрашивал. А ведь уже четыре дня прошло.

– Значит, ты у него этот червонец украла? – В голосе милицейского подполковника зазвучали металлические нотки.

– Почему это «украла»? Мы ведь одна семья… Пока что. Значит, по закону я тоже имею право на его имущество, – быстро нашлась Голенкова и, выбросив сигарету в окно, подошла к Коробейнику. – Юрочка, так как насчет ювелира?

– Давай сделаем так, – предложил милиционер, подумав. – Ты мне отдаешь этот червонец. А взамен получаешь кольцо и сережки, какие захочешь. Или я тебе денег дам. Прямо сейчас. Идет?

– Конечно!.. – обрадовалась Наташа.

– Держи. – Коробейник положил на стол две стодолларовые бумажки. – Хватит, надеюсь?

Школьный звонок стеганул по ушам, словно плеть. Меньше чем через минуту за дверью с визгом и топотом пронеслась орава младшеклассников.

– А как насчет еще одной палочки? – Голенкова просительно взглянула в глаза любовника.

– Хорошего понемножку. Не последний день, надеюсь, живем, – бросил правоохранитель и, растерянно глядя на золотую монету, уточнил: – Так, говоришь, Эдик ничего не заметил?

– Ни о чем меня не спрашивал. Я все его вещи перетрясла, но больше ничего не нашла.

– Значит, таких монет у него очень много… Если он их даже не пересчитывал, – резонно заключил мент.

Наташа равнодушно передернула плечами.

– В последнее время он вообще ведет себя как-то странно. Уезжает рано, возвращается за полночь. И наглый-то, наглый такой стал! Как будто весь мир ему должен, – наябедничала она.

– Если заметишь за ним что-нибудь необычное… Мне сразу же сообщай. Как в прошлый раз. Хорошо?

– Мы же договорились! – подобострастно улыбнулась Голенкова.

В милицейском кармане мелодично зазуммерил мобильник.

– Подполковник Коробейник слушает, – приложив трубку к уху, представился он.

Абонент был не слишком многословен, однако сообщение его донельзя взволновало начальника ОБЭПа. Лицо его в одночасье сделалось суровым и сосредоточенным, глаза заблестели тревогой.

– Как? Точно? Где, где, говоришь? Так это же… А кто обнаружил? Никаких официальных бумаг, никаких опознаний и понятых, никаких лишних людей, понял? Дебила участкового гони на хрен, не его ума дело. В протоколе пока зафиксируй как неизвестных. Оставайся на связи. Выезжаю. Все на месте… Что? А-а-а, ты насчет этого? Спасибо за поздравления, уже в курсе. Проставлюсь, не волнуйся. Кстати, этот Точилин из Генпрокуратуры… Нигде не светился? Напомни козлам из ГИБДД, чтобы «Волгу» его не тормозили. Все, еду, жди.

Едва Коробейник закончил переговоры, как в дверь постучали. Наташа запахнула халат и, бегло осмотрев себя в зеркале, щелкнула торчащим в замке ключом.

На пороге стояла желто-смуглая блондинка с длинными распущенными волосами: высокая, стильная и кинематографически хорошенькая, в огромных, на пол-лица, очках. Заметив маминого гостя, Таня Голенкова совершенно не удивилась. Высокопоставленный милиционер бывал тут нередко.

– Мама, мне сегодня репетитору по английскому платить, – объявила Таня. – Ты обещала…

Спрятав мобилу, Коробейник плотоядно взглянул на вторичные половые признаки девушки, рельефно вырисовывающиеся под тонкой ажурной блузкой. К сожалению, первичные признаки скрывала длинная юбка. Милиционер давно мечтал отодрать дочь своей стационарной любовницы, и лишь боязнь скандала, который непременно закатила бы Наташа, удерживал его от решительных шагов.

– Что же ты, Танечка, со мной не здороваешься? – приторно спросил Юрий Васильевич.

– Здрасьте, – неприязненно молвила девушка и многозначительно покосилась на полурасстегнутую ширинку милицейского офицера.

– Сколько тебе денег надо? – быстро спросила Наташа и, не получив ответа, протянула дочери кошелек. – Хватит? Слышь, Танька, ты только папке нашему ничего не говори. Хорошо? Вот, держи еще… Ты там косметику какую-то хотела. Так не скажешь?

– Не скажу, – печально вздохнула девушка, и в этом вздохе явственно прозвучало: «мол, если я никому не нужна, то вы мне – и подавно».

– Ну все, иди, после уроков зайдешь. – Выставив дочь из медпункта, Наташа закрыла за ней дверь. – Юрочка, что там у тебя произошло?

– Да так… дела, – отмахнулся милиционер, доставая из кармана ключи от машины. – Так, говоришь, Эдик совсем обнаглел?

– Ну, узкоглазый-то этот… Нгуен в свой Вьетнам свалил, вот мой козел в кабаке за главного. Крутым себя возомнил. Юра, а ты за мной сегодня заедешь?

– Заеду, наверное.

– А по поводу чего это ты проставиться собираешься? – уточнила медсестра чуточку ревниво. – Уезжаешь, что ли?

– Наоборот. Повышают меня. Скоро ба-альши-им начальником буду! – Поцеловав Наташу в подставленную щеку, Юрий Васильевич направился по коридору к черному ходу.

Роскошный «Линкольн Навигатор» был предусмотрительно припаркован в соседнем квартале; Коробейнику совершенно не хотелось светить приметный джип рядом с местом работы любовницы.

Усевшись за руль, милиционер закурил и пробормотал со значением:

– Значит, песчаный карьер – два человека… А интересное кино получается!.. – заключил он и потянулся к мобильнику…

Теплый ветер, пахнущий мазутом и хвоей, теребил занавеску на вагонном окне. Ритмично стучали колеса на рельсовых стыках. За толстым стеклом оранжево золотились пролетающие стволы сосен. Огромное зеркало сдвижной двери купе отражало сидевших за столом пассажирок: аккуратную седую старушку и толстую тетю с крашеными кудельками.

Железная дорога нередко располагает женщин к длинным беседам. А уж если между спутницами обнаруживается общность интересов, то беседа становится не только долгой, но и задушевной.

– …а мой Васька целыми днями на диване лежит, – возмущенно басила толстая тетя, – ничего в жизни не интересует! Хоть бы когда из дому вышел!

Седенькая старушка понимающе вздохнула.

– Может, заболел чем-нибудь? – сочувственно предположила она.

– Ага – «заболел»! Жрет, как не в себя… Да только абы что кушать не будет. Привередливый! Раньше все куриную печенку требовал. Ну, купила я ему, приготовила… На, говорю, лопай! А он морду свою наглую воротит… Купила ему рыбы, отварила, наваляла полную тарелку. Что вы думаете? Отказался!

– Так что же он, бедный, хочет? – всплеснула руками бабушка.

Поезд с грохотом пролетел по мосту. Внизу мурзатый буксир тянул по речной глади караван барж.

– «Ви-и-искас» ему подавай… – наконец протянула возмущенная пассажирка. – А пенсия у меня маленькая, не могу его каждый день «Вискасом» кормить!

– А вот мой Тасик все кушает, – мягко улыбнулась бабушка и, откинув лежащую на коленях кофту, нежно погладила огромного черного кота с антиблошиным ошейником и длинным тонким поводком. – Тасенька, Тасенька… Сыно-очек!..

Кот пружинисто поднялся и, выгнув спину, приязненно замурлыкал.

– Тасик, говорите? Странное, знаете ли, имя, – поджала губы толстая котофилка.

– Тасик – это Тайсон. Мой сыночек всем соседским котам уши пообдирал… Вот его и назвали в честь негритянского боксера, – с нескрываемой гордостью объяснила хозяйка.

– Так вы, значит, в Москву? А почему с котиком?

– Я-то одна живу… Оставить Тасика не на кого, – вздохнула старушка и, механически почесывая кота за ушком, печально призналась: – Больше-то у меня никого нет…

…Александра Федоровна Сазонова редко выбиралась из города, а если и выбиралась, то лишь по крайней нужде – как, например, теперь. Два дня назад Лехина мать получила из Москвы срочную телеграмму: в столице объявился дальний родственник, о существовании которого она почти забыла. Настойчивый родственник во что бы то ни стало хотел с ней встретиться. К телеграмме прилагался денежный перевод на билеты и дорожные расходы, и это решило все. Повздыхав, старушка засобиралась в дорогу – со свояками надо дружить. Да и от недавних потрясений следовало развеяться. Александра Федоровна до сих пор не могла отойти от беседы с беременной шантажисткой.

Естественно, любимый котик составил хозяйке компанию: мать особо опасного рецидивиста не представляла себе жизни без четвероногого друга, а оставить его было действительно не на кого…

Поезд постепенно замедлял ход. Железнодорожные пути разветвлялись – раскатанные нити рельсов заблестели по обе стороны вагона. Видимо, состав подходил к какой-то станции.

Неожиданно в дверь постучали.

– Войдите! – толстая тетя разрешающе возвысила голос.

Дверь купе медленно отъехала в сторону. В проеме стоял невысокий стройный блондин в элегантном песочном костюме. Дорогие солнцезащитные очки от «Гуччи» и изящная широкополая шляпа частично скрывали верхнюю часть его лица. Солнечный луч, сверкнувший из-за спины вошедшего, на мгновение ослепил Александру Федоровну, и она близоруко прищурилась.

– Вам что, молодой человек? – прикрывая лицо ладонью, спросила старушка.

При виде вошедшего кот задрал хвост трубой и узнавающе замурлыкал. Блондин шагнул в купе, задвигая за собой дверь.

– Мама! Неужели ты меня не узнала? – немного растерянно спросил он и, не дождавшись ответа, обнял старушку…

…Спустя десять минут поезд остановился на небольшой станции. Спрыгнув на перрон, Жулик заботливо помог маме выйти из вагона.

– Мне же в Москву надо! – растерянно сказала Сазонова. – Дядя Витя срочной телеграммой вызывал, деньги специально перевел!

– Это я тебе дал телеграмму. Проследил на вокзале, в какой вагон ты войдешь, сел в соседний и проехал две станции, – спокойно сообщил Леха и, подхватив чемодан, кивнул в сторону привокзальной площади. – Пошли, мама, нас ждут.

– Так это ты дал телеграмму из Москвы? От имени дядя Вити? Ты же мне в последний раз… откуда-то из Франции звонил! – Александра Федоровна никак не могла поверить в реальность происходящего.

– В Москве у меня кен… друзья, одним словом. Позвонил, продиктовал текст, выслал деньги, попросил зайти на почту и переслать тебе деньги и телеграмму. Якобы от имени дяди Вити.

– Но ведь… Перед родственником неудобно!

– Родственники – это группа лиц, собирающихся периодически пересчитаться и вкусно покушать по поводу изменения их количества. А потому проще действовать от их имени, – улыбнулся сын. – Тем более родственники на этот раз действительно ни при чем.

– Зачем же так, Лешенька? Неужели ты не мог сам позвонить? – Прижимая к груди Тасика, Александра Федоровна удивленно смотрела на сына. – Как ты изменился… А как же… тюрьма? Тебя выпустили, или…

Кивнув в сторону черной «Волги» с тонированными стеклами и длинным отростком антенны на крыше, Леха обезоруживающе заулыбался.

– Никаких «или». В Париже меня действительно задержали… По ошибке. Приняв за страшного-страшного русского уголовника. Но ведь западное правосудие – это не наша слепая Фемида! Разобрались и выпустили. Мама, ну посмотри же на меня! Неужели я похож на бандита, насильника или наемного убийцу?! – громогласно вопросил Жулик, врастая в тротуар, словно памятник.

Александра Федоровна внимательно взглянула на сына. Перед ней стоял импозантный, улыбчивый и очень уверенный в себе джентльмен. Элегантный летний костюм, модные плетеные туфли, изящные руки с тонкими ломкими пальцами… Леша был прав: бежавший из тюрьмы арестант явно не мог выглядеть подобным образом. Фраза «разобрались и выпустили» прозвучала из его уст с завлекающей убедительностью. Так что неясные подозрения, если таковые и были, просто не успели сформироваться у мамы из-за небывалого эмоционального потрясения.

– А это была хоть хорошая тюрьма? – спросила старушка.

– Не убежишь! – веско заверил Сазонов.

– Да я не о том… Кормили-то как? Не голодал? Условия человеческие?

– Двухместные камеры с телевизорами и холодильниками, чистое белье, отдельные душевые, ежедневные прогулки, – принялся перечислять бывший арестант «Сантэ». – Да и пайка не чета российской баланде на комбижире: мясо, фрукты, лягушачьи лапки и даже столовое вино. Но больше всего мне понравилось подземелье со старинной печью!

Раскрыв заднюю дверку «Волги», Леха сделал приглашающий жест.

– Прошу.

За рулем сидел нескладный безбородый мужик в кожаной куртке, франтоватой кепке и в модных очках, чем-то неуловимо напоминающий бабу.

– Здра-асьте, теть Шура! – услышала Александра Федоровна прокуренный баритон. – А я вас тут в натуре заждалась. Поезд, что ли, опаздывал?

Узнав в безбородом мужике шестикратно судимую Маргариту Пиляеву, Лехина мать даже не удивилась. На это просто не оставалось сил.

– Здравствуй, Риточка… – растерянно отозвалась она, кутая Тасика в кофту; запах бензина и машинного масла заставил кота негодующе фыркать.

– Пиля, поехали, – скомандовал Жулик.

Черная «Волга» с козырным московским номером описала на привокзальной площади полукруг и неторопливо покатила в сторону загородной трассы.

– Как же ты изменился, Лешенька! – Старушка никак не могла насмотреться на сына и, подмечая в его облике все новые и новые черты, сентиментально шмыгала носом. – Как посветлел…

– На Французской Ривьере, где я отдыхал, было слишком солнечно, – безмятежно сообщил Сазонов. – Вот на пляже и выгорел…

– А бородавка у тебя… откуда?

– Познакомился с одной жабой. Там же, во Франции. Ты ведь мне сама с детства говорила: не трогай жаб, бородавка вырастет!

– А машина? Давно она у тебя?

– Купил. Мама, я что – не могу ездить на машине? – искренне удивился Жулик. – Ладно, все это мелочи. Главное, что теперь мы вместе. Видишь – я отдохнул, посвежел и… вернулся к созидательному труду! – серьезно закончил профессиональный аферист.

Вырулив на шоссе, Рита повела «Волгу» в сторону родного города.

– Но почему ты мне сразу не мог позвонить? Зачем весь этот цирк с телеграммой? – Вопросы старушки зазвучали куда более осмысленно. – Почему домой не приехал? Я бы хоть праздничный обед приготовила…

– Боюсь, мама, что в родных стенах нам не дадут душевно поговорить! А уж пообедать по-праздничному – тем паче.

– Имеешь в виду…

– …ту самую малолетку, якобы от меня беременную. Ты ведь мне сама о ней рассказала… Когда я тебе из Марселя звонил! Налицо – классический милицейский шантаж и вымогательство десяти тысяч долларов. Но почему этот шантаж должен препятствовать нашей встрече?! Вот я и решил, что тебе под каким-нибудь благовидным предлогом следует исчезнуть из города. Московская телеграмма, денежный перевод и железнодорожный билет, зафиксированный в компьютерной базе данных на твое имя, вполне объясняют такое исчезновение… для правоохранительных органов.

– Если ты действительно невиновен, зачем прятаться? – недоверчиво перебила мать.

– Чтобы доказать свою невиновность, – упало спокойное.

– А эта девушка… точно не от тебя беременна? – уточнила Александра Федоровна.

– Да че вы, теть Шура! – не выдержала сидевшая за рулем Пиля. – Я эту козу как облупленную знаю! Да она на Центральном рынке за триста рэ у любого…

– Сыночек, ты меня не обманываешь? – строго спросила старушка.

– Мама, это тебе всю жизнь врут. А ты всем веришь, – вздохнул Леха чуть виновато; ведь полчаса назад он и сам, не желая расстраивать мать, обманул ее сказкой о «беспристрастности французской Фемиды».

– А как же… твоя фотография с дарственной надписью? – подозрительно спросила Александра Федоровна. – Почерк ведь твой.

– Подделка, – категорично заявил Сазонов. – За десять тысяч долларов и не такое можно нарисовать.

– Теть Шур, да за такое лавэ я… всю Доску почета в нашей ментуре обрисую! – горячо заверила Рита. – Я там таких слов понаписываю!..

– Шантаж это, мама. Неужели не ясно? – подвел черту Жулик.

– Слышь, Леха, я сегодня рядом с мусорней проезжала, – сообщила Пиляева. – Так вот: на розыскном стенде твоей «вывески» больше нет. Не думаю, чтобы тебя с розыска сняли… Но кому твоя фотка могла понадобиться – ума не приложу!

– Наверное, поклонницы украли, – отмахнулся Сазонов, поглядывая на мать.

Всю дорогу до города Александра Федоровна печально молчала, то и дело вздыхая. Жулик, знавший все материнские вздохи, определил безошибочно: добрая и наивная мама убеждена, что базарная проститутка беременна именно от него…