Глава 2
Проводил полковник Летуна до порога, толкнул в шею, в руки конвоя, а сам за стол. Выложил из ящика чистый лист бумаги, еще один – для черновика.
Чтоб его кедром завалило, этого Литуновского. Еще никто в этой зоне Хозяину условия не ставил. Обычно этим занимался он, и ни разу не выходило, чтобы промашка случалась. А тут – нате, промазал. А что делать?
Кстати, нехорошо будет, если Литуновского зима убьет. Есть в договоре одна гадкая строчка, в которой говорится, что содержать тогда Хозяину сына зэка до самого совершеннолетия. Партнеры-де по бизнесу так решили. «Партнеры»… Проконсультироваться бы с кем относительно законности этого пакта, да не с кем. Не звонить же юристам в Красноярск: «Здрассте, я тут договор с зэком заключил, не подскажете, насколько законный?» Дернул черт на поводу пойти…
Чувствовал полковник, что «развел» его Литуновский по всем правилам лохотворчества. Лапшу на уши повесил, расслабил, график получения миллионов в банке нарисовал… А сейчас сиди и придумывай идиотическую бумажку, чтобы заключенный договор расторгся по инициативе обеих сторон.
Возьмется прокуратура в порядке надзора в связи с вновь появившимися фактами мое дело пересматривать, говорит Литуновский – расторгнем договор. А не возьмется, значит, не убедил. Значит, не расторгнем. Хитрый, подлец. Самое обидное, что нельзя его ни в карцер упечь, ни конвою на растерзание отдать. Случится лихо – и ему, Хозяину, несдобровать.
Собственно, дел-то – пару строчек набросать. Можно и не писать ничего вовсе. Но тогда будет обидно, что за просто так каждый месяц с зарплаты будет слетать цельный четвертак. И куда? Страшно подумать. Получается, что начальник колонии платит «алименты» сыну содержащегося в его зоне зэка. Ужасно представить, что произойдет, если Эмма Константиновна, эта вездесущая стерва, пронюхает, что к чему, да донесет куда следует. Литуновский прав. Тогда Хозяину век свободы не видать. В смысле, пенсии. Гадость какая, честное слово…
Подтянул полковник лист, потряс пером над правым верхним углом, скрепил сердце, и перо, прикоснувшись к белому листу, резко побежало вправо:
«В Генеральную прокуратуру Российской Федерации».
Посмотрел, оценил высоту обращения и покрылся потом. Летун язык за зубами держать будет, не вопрос. Другое дело, не наделает ли дел нотариус или главбух? Стоит подобной информации просочиться в УИН… Опять страшно подумать. Вызовет Сам в Красноярск и порвет на части. Такого позора на Управление еще не ложилось. Чтобы Хозяин с зэком, да договор о деловом сотрудничестве… Где голова была, когда нотариуса сюда вез, где? Там, среди шишек.
«На основании имеющихся у меня сведений считаю необходимым сообщить полученные мною новые свидетельства и доказательства по делу по факту убийства…»
Хозяин скосил взгляд на бумажку, лежащую рядом, и перо вновь побежало.
«… по факту убийства Звонарева, Скольникова и Конопуло в городе Старосибирске, в ноябре 2002 года. За совершение данного преступления в ИТК—7/1 в условиях специального режима отбывает наказание Литуновский Андрей Алексеевич. По имеющимся у меня сведениям, убийство троих упомянутых лиц совершил не он…»
Не верится полковнику, что он это пишет. Сон дурной, не иначе. А надо. Надо писать. Как сказал Литуновский, за все нужно платить. За глупость – вдвойне.
«…Подтверждением этому могут служить показания некоего Каргуша Леонида Олеговича, проживающего в г. Старосибирске по адресу…»…
Хозяин, играя желваками, переписал с той же бумажки, с которой переписывал фамилии, адрес, и аккуратно положил перо на лист.
Сейчас начнется проблема.
Заварив чая покрепче, полковник еще раз оценил обстановку. Несомненно, письмо дойдет не только до Генпрокуратуры, но и до УИН. Как, в свою очередь, оценят поступок начальника колонии в последней инстанции? Похвалят за справедливость и принципиальность? Скорее вздрючат за таинственность и проделки за спиной. В УИН очень не любят таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой. С другой стороны, не отпишись он в Москву, на Большую Дмитровку, нотариус отпишется в УИН. И тогда начальника «дачи», известного своей строгостью и высоким чувством долга, не вздрючат, а выдрючат, потому что в УИН очень не любят таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой и коммерческой деятельностью. А таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой и коммерческой деятельностью, имеющих в партнерах по бизнесу действующих заключенных, там просто ставят к стене.
Ярость и агрессия прошли, Хозяин поставил кружку с чаем на полированную столешницу так мягко, что не послышалось ни звука. Нужно писать. В конце концов, он не палач (он так и скажет, если что), и его долг не только охранять заключенных от свободы и свободу от них, но и вникать в души, чувствовать, осязать. Он так и скажет, случись беда.
«Каргуш Л.О., со слов осужденного Литуновского А.А., имеет прямое отношение к расследованию убийства, имевшего место 24 ноября 2002 г. в г. Старосибирске. На предварительном следствии Литуновский А.А. не раз настаивал на привлечении Каргуша Л.О. в качестве свидетеля, однако понимания в этом вопросе в лице следователя прокуратуры г. Старосибирска Лихолетова не нашел.
Со слов Литуновского, Звонарев, Скольников и Конопуло являлись активными членами межрегионального организованного преступного сообщества, занимающегося похищениями людей с последующим получением за них выкупа. В начале 1997 г. упомянутые лица были причастны к похищению депутата городского совета Старосибирска Щербатых, чей труп впоследствии был обнаружен на берегу реки Обь, в трех километрах от города. Звонарев, Скольников и Конопуло, не получив от жены Щербатых суммы в размере пятисот тысяч долларов, а также узнав, что последняя обратилась с официальным заявлением в УБОП г. Старосибирска, Щербатых убили и труп спрятали. Такова была официальная версия случившегося…»
А два часа назад на этом же самом месте Хозяин выставил перед Литуновским палец, заставив его замолчать, долго молчал, глядя ему в глаза, и, додумав свою мысль до конца, выдавил:
– Послушайте, Литуновский, откуда вы все это знаете?
– Вы не изучали мое дело? – пошевелил увечными губами зэк. – Жаль. В противном случае вы бы знали, что я перед службой в банке целый год трудился журналистом старосибирской «Вечерки».
Журналист, значит, подумалось тогда Хозяину. Неудивительно, что он оказался здесь. Пройдохи из рубрики «Криминал» свою трудовую деятельность, а то и просто жизнь часто заканчивают так или еще хуже. Цена, которую приходится платить за умение засовывать нос в интимные места людей от бизнеса, криминального или полукриминального – иного не бывает, – достаточно велика.
И сразу отпали вопросы о том, почему Литуновский так хорошо знаком с системой отправления правосудия, следствия и действий должностных лиц. Журналист, значит… В тот момент Хозяин готов был признаться, что дело обстоит гораздо хуже, чем он предполагал. Выпускник Бауманского вуза, хорошо разбирающийся в технике и экономике, – это одно. А выпускник Баумановского вуза, озабоченный проблемой криминала в стране, – это несколько серьезнее. Более всего полковник ненавидел людей, умеющих писать и тем уверять. Сам он больше делал, чем говорил и строчил на бумаге, и считал это призванием настоящего мужчины.
Однако пора возвращаться к сочинению, потому как перо, оно хоть и самопишущее, но не самомыслящее.
«Группу оперативных работников УБОП г. Старосибирска, занимавшуюся поиском сначала депутата Щербатых, а потом его убийц, возглавлял майор МВД Каргуш Л.О. В ходе проведенных оперативно-розыскных мероприятий было установлено, что супруга Щербатых обратилась в УБОП уже после того, как выплатила похитителям на их условиях $ 500 000. И только тогда, когда Щербатых поняла, что обманута, она обратилась в УБОП. Депутат горсовета Щербатых к тому времени был убит. В ходе продолжавшихся оперативно-розыскных мероприятий группе Каргуша стало известно, что Звонарев, Скольников и Конопуло присвоили деньги и, проведя их мимо воровского „общака“, объявили, что супруга Щербатых отказалась идти на сотрудничество.
На сходке лидеров ОПС в г. Пицунда в 1997 г. все трое были изобличены и „приговорены“ к смерти как лица, посягнувшие на идеологические и финансовые устои сообщества. Каргуш Л.О. об этом знал, докладывал руководству УБОП в 1997 и 1998 гг., и заявлял следователю прокуратуры, расследовавшему дело по факту убийства Звонарева, Скольникова и Конопуло в 2001 г.
Подтверждением этих слов Литуновского должен служить рапорт Каргуша на имя начальника УБОП г. Старосибирска, находящийся в оперативном деле в отношении троих известных фигурантов.
Однако следователь городской прокуратуры Лихолетов данные показания Каргуша на следствии игнорировал, и положить их в основу обвинительного заключения нужным не счел. Литуновский А.А. уверяет, что стал жертвой обстоятельств, к преступным сообществам никакого отношения не имел (обратное не доказано), а потому быть причастным к убийству упомянутых лиц не мог. Хулиганский мотив поведения, легший в основу обвинительного заключения следователя, а впоследствии – судебного приговора, по мнению Литуновского, ошибочен. Он настаивает на том, что указанные лица, убийство которых ему вменялось на следствии и суде, захватили в заложники его жену, Литуновскую В.А., и для пресечения данного преступления, а также в целях самообороны он вынужден был применить в отношении их оружие, им же принадлежащее…»
– Тьфу, бред!.. Засмеют! – чертыхнулся Хозяин. – Вестерн. В нынешних условиях – истерн.
«На основании данных актов осужденный Литуновский А.А. обратился ко мне с просьбой об обращении в Генеральную прокуратуру с данным заявлением.
В связи с добросовестным и открытым поведением Литуновского А.А. в исправительно-трудовом учреждении, а также с проводимой в стране политикой равной ответственности перед Законами и Конституцией РФ, прошу Вас обратить внимание на указанные в данном письме факты и принять соответствующие меры прокурорского реагирования».
Витиевато расписавшись, полковник уложил «Паркер» на край стола и еще раз перечитал написанное.
Кажется, получилось неплохо. Никаких унизительных просьб, никаких уверений от собственного имени. Зэк попросил сообщить, начальник выслушал и решил – сообщить стоит. В конце концов, он для того и поставлен здесь начальником, чтобы самостоятельно решать некоторые вопросы, отвлекающие внимание вышестоящего начальства. Кто такими пустяками заниматься будет там, в Управлении? Уж не Сам ли?
Письмо уйдет в Москву завтра. Как раз нужно увезти в лазарет «семерки» заключенного, который впал в жар. Вот так, с оказией, и уйдет. Две недели туда, месяц «медведи» будут ковыряться в этом дерьме (если вообще будут), и недели через две следует ждать ответ. Итого – месяц. Это при самом удачном раскладе. Если же получится как обычно, то решение по своему вопросу Литуновский узнает не раньше осени.
Хорош чай, но настроения не улучшает. Если дело затянется до листопада, то финансовое состояние Хозяина похудеет еще тысяч на тридцать-сорок. В Москве, конечно, это не деньги, а потому торопить события там не станут. Тем паче что денежная сторона этой проблемы там неизвестна. А вот здесь, в Красноярске, это внушительная сумма. Об окрестных деревнях даже говорить не хочется. За сорок тысяч полковник мог бы купить Кремянку и начать производство кедрового мас…
Да что ты будешь делать?
Это до какой же степени проклятый зэк может нормальному человеку загадить мозги?!
Однако сидеть сложа руки было бы непростительной ошибкой. Что-то подсказывает ему, тертому полковнику, что ответ из Генпрокуратуры, если таковой вообще будет, представит из себя три строчки, перевести которые на таежный язык можно будет следующим образом: «Сиди, родной, дальше. Не нужно пьяным на улицу выходить, да еще чужие пистолеты на дороге поднимать». Но это Литуновский так ответ поймет. Что же касается Хозяина, то у него никаких сомнений относительно вины осужденного нет. Его заявление – очередная выдумка журналиста-фантазера, полагающего, что, обратившись в прокуратуру с подобным бредом, можно избежать наказания. Писаки, они не от мира сего.
Все время, пока идет ответ, Летуна нужно будет подводить к тому, что над выбором между содержанием его ребенка и уничтожением папы – начальник долго думать не будет. Андрей Алексеевич вызов сделал, Кузьма Никодимович вызов принял. И последнему гораздо спокойнее кормить чужого отпрыска, нежели терпеть насмешки зэка.
Но попробовать с письмом стоит. Генпрокуратура ныне работает в необъяснимом режиме, и предугадать ее действия, в отличие от действий прошлых лет, проблематично. Придет письмо, а в нем будет начертано – Литуновский прав, друзья. Защищался он, защищался. На него напали трое с оружием, а он оружие, понимаешь, отобрал, да троих и пристрелил. В целях самообороны. Вот тогда-то, когда Летун на радостях покончит с дурацким договором, и можно будет с ним побеседовать. Такие выпады не прощаются, номер 72555. Кедров в тайге много. На обе ноги Андрея Алексеевича хватит в любом случае.
В дверь раздался стук, и Хозяин недовольно покрутил сдавленной воротником шеей.
– Ну?
Круглая, коротко стриженная голова, покрытая серой шапкой с кокардой, втиснулась в узкую щель двери. Широко распахивать дверь не позволяло чувство уважения, потому разговаривать подчиненному пришлось в позе пьющего оленя, с просунутой в кабинет головой.
– Товарищ полковник, разрешите?
– Заходи, Кундымов. Что стряслось, пока меня на улице два часа не было?
– Тут, это… – Сержант неловко, понимая, что неправ, покрутил конвертом, что держал в руке. – Заключенный просит письмо вам передать.
– Вообще офонарели? – вспыхнул полковник. – С почтальоном перепутали? Сотру.
– Я так и говорил Литуновскому, – едва слышно пробурчал сержант. – Но он говорит, что вы не станете возражать, если свое письмо отправите с этим.
Хозяин подавил в себе гнев и показал глазами на край стола. Нет, с этим мерзавцем придется рассчитаться. Он уже письма домой через конвой начальнику зоны передает. Слыханное ли дело? Литуновский ничтоже сумняшеся делает так, что Хозяин вынужден уступать, и это видят не только зэки! Это понимает конвой. Вот беда…
Кузьма Никодимович встал из-за стола с пониманием необходимости закончить нелепую историю, продолжающуюся весь год нахождения здесь Летуна, сразу, как представится возможность. Да слыханное ли это дело, чтобы Хозяином помыкал зэк?! На памяти «дачи» пять бунтов, и ни разу администрация не опускалась до того, чтобы пойти на уступки. Сейчас же никакого бунта нет, зато есть сообразительный зэк, который прямо-таки дезорганизует и дискредитирует всю внутреннюю службу и уставные взаимоотношения.
Скрипнув сейфом, Хозяин не глядя бросил запечатанный конверт на стопку аналогичных. Их скопилось уже пятьдесят шесть, и пора было подумывать о том, чтобы перенести этот архив переписки Литуновского с домом в другое место. Если он будет марать бумагу с той же скоростью и дальше, то через пару лет эта комната будет завалена его рукописями.
Но гораздо хуже обстояло дело с той стопкой, что была рядом. Там, по подсчетам полковника, скопилось уже около сотни. Имена и фамилии на обеих стопках – одни и те же. С той лишь разницей, что адресаты и отправители меняются местами.
Но читать их Хозяин себе не позволит. Другое дело – придержать. Попросили уважаемые люди из Старосибирска – «пусть Литуновский сильнее тоску ощутит», и Кузьма Никодимович с исполнением просьбы справляется успешно.
Но чтобы чужие письма читать… Не подлец он.
Бедовому о сделке с Хозяином пришлось рассказать. Не то чтобы он был вынужден сделать это, отношения с Толяном у него уже давно вошли в русло – «не хочешь, не говори», просто он считал необходимым, чтобы еще кто-то, кроме него и начальника зоны, был в курсе событий, которые разворачивались таким непредсказуемым образом. Теперь, если на Литуновского на лесоповале нечаянно упадет дерево, Бедовый будет знать, почему дерево так поступило.
Сказать, что история смотрящего потрясла, было нельзя. Он лишь едва заметно улыбнулся и спрятал взгляд. Занятные взаимоотношения зэка с Хозяином, которые уже давно были бы вписаны в летопись самых невероятных историй, рассказываемых зэками на воле и в лагерях, поначалу его трогали и удивляли. Впервые в жизни он видел человека, ради свободы и неподчинения готового на все. Его волновало другое. И это другое пришло с воли, через одного из офицеров «дачи». Ребята хорошо его «подогревали», он готовился к переводу в другую колонию и потому пытался взять от жизни все, что она предложит. Предлагали в основном деньги, а иного и не было нужно.
Под улыбкой и равнодушным поведением Бедовый прятал бегающий взгляд. Это было не недовольство самостоятельным поведением Летуна, не отчаяние и тем более не страх. В глазах Анатолия Банникова царила растерянность. Демонстрировать ее перед людьми в бараке было непозволительной роскошью, однако растерянность давила, а потому приходилось прятать взгляд.
Несколько дней назад Бедовый на делянке обратился к старшему лейтенанту из конвоя, командиру взвода, и намекнул, что пора бы исполнить просьбу, с которой Банников обращался к нему в начале января. Суть просьбы состояла в том, чтобы выяснить на воле, чем занимался Литуновский до службы в банке и кто те трое, коих он убил. Взводный уже давно получил ответ на этот вопрос, но таил его, как и надежду на то, что смотрящий о просьбе забудет. Не забыл.
Собственно, это нельзя было назвать просьбой. Молодой офицер, однажды получивший большие деньги за крошечную по содержанию просьбу, исполнение которой не составило ему совершенно никаких усилий, попал впросак, повторив глупость всех молодых да зеленых, решивших играть в «своего» на зоне. К нему, собирающемуся в отпуск, подошел Бедовый и попросил узнать, когда день рождения у пацана из Смоленска по имени Семен Скрылин. В аэропорту Смоленска, где и был отчий дом взводного, к нему подошли люди, спросили, узнал ли он дату рождения Скрылина, и вручили… Вручили сумасшедшие «отпускные» – тысячу долларов. В отпуске они очень пригодились, а прозрение пришло к молодому офицеру чуть позже, когда он вернулся. И теперь старший лейтенант выполнял не просьбы, а задания, и отказаться от их выполнения он, к сожалению, уже не мог.
– Да, я вчера ответ получил, – пришлось сознаться взводному. – Но данные у меня в общежитии, я их тебе после обеда передам.
И передал.
И растерялся Банников. И посерел лицом. И было отчего.
Смотрящего «сбили с ног» фамилии, которые были записаны рукой взводного на маленьком клочке бумажки. Звонарев, Скольников, Конопуло. Именно эти три фамилии Банников Анатолий впервые услышал, когда примерял в Пицунде, в девяносто седьмом году, воровскую корону. Одним из вопросов сходняка была судьба каких-то отморозков, решивших кинуть «общак» на полмиллиона долларов. Мало того, что те трое занялись неугодным ворам промыслом, так они пронесли вырученные бабки мимо фонда и испарились, как утренний туман.
Очень воры тогда злы были, очень. Паша Крестник говорил о дискредитации воровского закона, уверял, что если так будет продолжаться и дальше, то скоро быки из молодых поднимут воров на вилы и устроят в стране преобразования почище тех, что прошли в девяносто первом. Воров перестали уважать. «Апельсины», обкурившись «махорки», «крестят» каждого, кто по кривому глазу понравится, и «коронованных» в итоге на зонах уже больше, чем вертухаев. Привел факты. Под Нижним Тагилом есть зона, где «парятся» аж шесть воров. Раньше, когда вор входил в тюрьму или зону, зэки таили дыхание.
«Вор в централе, Вор в централе, братва…»
А нынче что? Кому верить? Это как вдруг если бы в шестьдесят первом не один Гагарин Хрущеву о проделанном полете докладывал, а десять.
– А кто кого уважать будет да за порядком следить, если вокруг одни «законники»? – резонно закончил мысль Паша Крестник. – В России… Вдумайтесь, братва! – у ментов зарегистрировано уже три тысячи воров, причем две из них – не совсем русские. Дивизия! На одного «вертухая» два вора приходится. Но сама фраза, братва! – «зарегистрировано»! Это когда вор где-то регистрацию проходил? Нас, коренных, не более трех сотен. Десятая часть. Но если слово сейчас свое не скажем, нас просто сожрут наркоманы. Чисто в грязь втопчут. Решать с этими тремя ловкачами надо. Предлагаю наказать. Не хочу крови, тошно, а надо. Надо, братва.
И все трое – Бедовый сейчас уже точно помнил фамилии всех троих – Звонарев, Скольников, Конопуло, – были объявлены «гадами». И теперь каждый, кто чтит закон воровской и им же пробавляется, при первой же случайной встрече с кем-то из приговоренных обязан был привести приговор в исполнение любым способом.
– И слово наше доброе получит тот, кто слово наше поддержит, – заключил Дима Фуксия.
«Фуксия», потому что цветы дома разводил.
И сейчас Бедовый, Анатолий Банников – в миру, разрывался на части от непонимания того, кто такой Литуновский. За казнь отморозков, приговоренных шесть лет назад, он отправлен на семнадцать лет и десять месяцев в зону, из которой не возвращаются.
Вместо того, чтобы на все сто процентов использовать заслуженный после этого авторитет и жить на «даче», как король, Летун уже дважды совершил побег, считая, что осужден несправедливо, не прогибается под администрацией и еще ни разу не совершил поступка, который поставил бы под сомнение его авторитет порядочного человека. Но – просто порядочного, а не воровского. Его никто не «греет» с воли, Хозяин спит и видит, как Литуновского давит кедр, и делает все, чтобы сон превратился в явь.
Так кто такой Литуновский? Даже глупо предполагать, что троих изгоев воровского мира он пристрелил случайно. Такие совпадения не происходили ни разу с начала жизни человечества. Даже если считать от Адама и Евы, то вряд ли найдется хотя бы один аналогичный случай.
Несомненно, трех «крыс» мог убить лишь человек, имеющий отношение к миру его, Банникова. Что же еще может роднить Литуновского с событиями в Пицунде, помеченными 1997 годом?
Журналистика. Лис Летун разговорил ментов, и те слили ему информацию и о проделках изгоев, и о сходняке. Живой ум, а таковой, несомненно, присутствует у Андрея Алексеевича, заставил его реанимировать события с самого начала и…
И что? Журналюга, репортеришка пристрелил троих быков? Бред.
Чем дальше Бедовый об этом думал, тем чаще прятал взгляд, тем быстрее бегали от непонимания существа проблемы его глаза. Вполне возможно, что рядом с ним на нарах сидит уважаемый человек, которого братва «забросила» в зону для контроля действий его, Бедового.
Опять нестыковка. Зачем ему нужно было в этом случае дважды бежать, а в последний раз еще и почти отдать концы в ассенизаторской бочке?
В голове Толяна царствовал полный отстой. Те догадки, что существовали ранее, опустились на дно, отвердели и теперь составляли шероховатый фундамент, готовый развалиться в любую минуту. Сверху опускались мысли менее глупые, но догадки о Летуне крепче от этого не становились. Сооружение покосилось и теперь в любой момент грозило развалиться. Чем дольше Банников рассуждал, тем прочнее формировалось его мнение о существовании некой тайны в судьбе этого странного зэка. Только она, открывшись, могла дать ответ на множество вопросов.
С такой проблемой Банников столкнулся впервые в жизни. Казалось, все повидал, все перепробовал и во всем поучаствовал. И теперь даже не на что тратить деньги по выходе. Судьба наказала за самоуверенность и представила ему нового жильца шестого барака, присутствие которого на «даче» вызывает много вопросов.
