Глава 6

Погода не подвела: с утра за окном не было видно ни неба, ни земли. Мело, вьюжило, ветер швырял снег в окна машины, перемежал его с дождем. Лешка и Роман на заднем сиденье держали урода под руки, тот вертел башкой, скалился кривыми зубами и то восторженно лопотал, то начинал подвывать. Последний раз снотворное вкололи ему в шесть утра, действие лекарства давно закончилось, и папаше планировалось передать ребеночка тепленьким, во всей красе. Михаил мужественно терпел неудобства, вертя баранку. Переходящий в ливень мокрый снег тормозил поток транспорта, из-под колес летели ошметки грязи, и «дворники» сумели расчистить на лобовом стекле только что-то вроде бойницы, дальше его ровным слоем покрывала бурая «вуаль».

Наконец свернули с Каширки, покрутились во дворах и подъехали к реке. Михаил провел «Ниссан» мимо длинных металлических ангаров с огромными дырами в стенах, развернулся перед вкопанным в землю бетонным блоком и заехал в «гараж» – пустое сооружение без окон и крыши, зато с гигантскими воротами, распахнутыми настежь. Притихший идиот заволновался, задергался, и было решено прогуляться, чтобы не орал. Изувеченное болезнью скудоумное существо радостно повизгивало, тянуло с земли в рот все подряд, Лешка и Роман едва успевали вырывать у него из рук разную дрянь.

– Здесь ждем еще почти полтора часа… – сказал Михаил Стасу, но тот качнул головой:

– Вы оставайтесь, а я пошел. Мне еще место надо найти, подготовиться. Жди моего звонка, раньше не суйтесь. – Он отдал Михаилу «беретту» и вышел из машины. Роман и Лешка увели урода в дальний угол ангара, оттуда слышалась несвязная речь и отчетливая ругань. Лешка поминал по матери всех родственников идиота, Роман вытирал монстру слюни прихваченным из дому полотенцем.

«Последняя гастроль – и разбегаемся», – вспомнились слова Михаила. А что, это и есть их последняя совместная вылазка, дальше каждый пойдет своим путем, тем, который, как известно, каждый выбирает для себя сам. Стас глянул на Романа, задравшего к потолку голову, и зашагал к футбольному полю. Сегодня, на ветру и в метели, место понравилось ему еще больше. Березы тревожно машут голыми ветками, воет в них ветер, и слышно, как плещутся волны свободной ото льда реки. Выстрела никто не услышит, он даже в тишине звучит глуше, чем чиркач у «зиппо», а уж в этой круговерти господин Огарков не поймет, откуда к нему прилетела смерть. Ничего, зато получится все красиво – отправит пулю не в затылок, как планировал полгода назад, а точно в лоб господину вице-президенту.

Отличное местечко нашлось напротив центра футбольного поля. Небольшая ложбинка была покрыта высокой травой, верхушки которой торчали из-под снега, там Стас и решил устроить лежбище. Он поворочался на сухих стеблях, примял их и встал на колени. На сборку «игрушки» ушло минуты три, она легла в руки как родная, словно часть его самого. Сетка прицела ползала то по стволам дальних берез, причем видна была каждая черточка на коре, каждая сломанная ветка, то переползала на трубы ТЭЦ, и Стас легко прочел белые буквы граффити на заборе за рекой. Потом сел на траву, поставил «винторез» между сжатых колен и посмотрел на часы. Четверть второго, скоро они будут здесь.

Две черные, плоские, как крысы, иномарки с тонированными стеклами подкатили к кромке футбольного поля ровно в два часа дня. Стас лег на траву, прижал приклад винтовки к плечу и приник к прицелу. Зря он волновался, Огарков здесь, прискакал как миленький и первым вылез из машины, отпихнул бросившегося к нему охранника. Зазвонил мобильник, Стас посмотрел на дисплей. Волнуются, господа, нервничают. Это хорошо, пусть подергаются. Выждал еще два гудка, ответил на третий.

– Мы на месте, – отчитался собеседник, и Стас увидел его лицо в прицеле. Мелкий, кривоногий, жесткие волосы закрывают лоб, бороденка тщательно выщипана в дорогом салоне красоты. Как и у остальных – перекрестье прицела по очереди наехало на всех четверых. Все как под копирку – плотные, низкорослые, заросшие скуластые рожи перекошены. Только Огарков повернулся к снайперу затылком, смотрит на зажатый в ладони мобильник.

– Мы сейчас будем. – Стас нажал клавишу «отбоя», набрал номер Михаила.

– Еду. – Тот понял все без слов, и Стас услышал, как заработал двигатель «Ниссана», как заорал на разгулявшегося на воле придурка Лешка.

Все, пошел обратный отсчет. Стас устроился на «ложе» поудобнее, мобильник положил перед собой, широко расставил локти. Он следил за охраной олигарха до тех пор, пока белая машина не подкатила к кромке поля. Из нее выскочили трое: братья волокли упиравшегося урода, Роман шел следом. В прицеле Стас видел, как они остановились, как рывком подняли на ноги идиота, как Лешка не сдержался и врезал придурку по затылку. А от черных «крыс» шли пятеро – не торопясь, вразвалочку, руки у кого в карманах, у кого за спиной. И первым топал господин Огарков – высокий, резкий, в длинном черном пальто нараспашку. «Наконец-то!» Стас навел прицел на голову олигарха, перевел вниз, на лицо. «Рано», – шепнул кто-то, хоть указательный палец уже коснулся спускового крючка. В самом деле, рано, здесь что-то не так, и Стас почувствовал, как сердце выплеснуло волну жара, стало душно, горло пересохло.

«Что не так, что?» Он не сводил прицела с наглой морды господина вице-президента, а тот шел себе через бьющий ему в лицо ветер и не морщился, не отворачивался, не пытался закрыться от ледяных порывов. «Сволочь, какая же ты сволочь!» Стас едва сдержался, чтобы не заорать во все горло, бросил винтовку, схватил телефон. И уже без оптики увидел, как Роман потянулся к карману куртки, как поднес мобильник к уху.

– Уходите оттуда, быстро! Это не Огарков, это его двойник! Бегом, я вас прикрою! – рявкнул Стас и отбросил трубку. Из нее еще доносился голос Романа, но Стасу было не до него. В прицеле он видел троих, окруженных вооруженными людьми. Четвертый ползал у них в ногах, задирал голову и то ли лаял, то ли плакал. И первым ткнулся башкой в снег, упал с простреленной грудью.

«Отлично, поехали!» Ужас и боль исчезли, кураж и ярость перекрыли все. Центр прицела лег точно в центр лба «Огаркова», его голова мотнулась, под белыми волосами появилась красная точка. Стас перевел прицел на охранника, «зафиксировался» на виске, шевельнул пальцем. Низкорослое кривоногое существо повалилось под ноги «коллегам», а Стас уже караулил третьего. Тот все понял, но отреагировать не успел, получил свинец в верхнюю челюсть и еще один в скулу, повалился на спину. Четвертый получил пулю в затылок, Стас увидел, как черная щетина на голове пропитывается кровью. Он перевел прицел левее, в поле обзора попал Роман. Он сидел на корточках рядом с трупом урода, переворачивал его на спину, заглядывал в лицо. Кажется, пытался оттянуть веки, чтобы проверить рефлексы, но здесь все уже было ясно. Михаил рванулся бежать, но споткнулся, рухнул на колено и заорал, да так, что его крик не смог заглушить усилившийся ветер. Стас оторвался от «винтореза», посмотрел на поле. Снова что-то не так, но пока соображал, пока присматривался, одна машина рванула с места. Ее заднее стекло немедленно раскололось, пошло трещинами от вылетевшей из ствола «винтореза» пули, но иномарка не остановилась. Вильнула раз, другой, не давая снайперу прицелиться, свернула с поля, помчалась по кочкам к мосту. Михаил рванулся за ней, Роман кинулся следом. Схватил его за ткань куртки, повис на спине. Стас сорвался с лежки, подхватил «винторез» и помчался через кусты к полю.

На снегу лежали убитые – на боку, на спине, на животе, кого где нашла пуля. Стас перешагнул через охранника, подошел к «Огаркову». Похож так, что родная мать не отличит, если у него есть мать, если таких монстров может произвести на свет человек. Михаил сидел на снегу, вцепившись руками в волосы, Роман стоял рядом. Он глянул на бегущего к ним Стаса, отвернулся и пошел к бетонке.

– Стой! – заорал ему вслед Стас. – Стой, куда собрался? Лешка где? – сообразил он наконец.

Роман махнул рукой, остановился и ответил, не оборачиваясь:

– У них. Там еще двое были, выскочили в последний момент. Прикрылись им, как щитом, посадили в машину. Увезли. Мишка выстрелить не успел. Побоялся.

Михаил пришел в себя. Он встал на ноги и потащился к кромке поля. Роман и Стас ринулись за ним, схватили под руки, заставили остановиться.

– Суки, – твердил он, глядя сквозь метель в подползавшие сумерки, – поганые обдолбанные черные суки. Какого черта ты не пристрелил их всех?

Кулак промелькнул перед самым носом, Стас успел отшатнуться, перехватил руку Михаила за запястье, рванул на себя.

– Я не успел, – тихо произнес он, глядя Михаилу в глаза, – прости меня. Мы найдем его, обязательно найдем.

– Как? – Сил у Михаила осталось еще достаточно, он попытался вырваться, но Стас завернул ему руку за спину, кинул винтовку Роману.

– Я сказал – найдем. Прекрати истерику! – Стас рявкнул так, что едва не сорвал горло, поэтому последние слова он произнес шепотом: – Найдем…

Но Михаил оборвал его:

– Ты больше не нужен Огаркову. Его выродок убит, шантаж бесполезен. Ты сам привел придурка под пули охраны и нас заодно. И Лешку.

Стас разжал пальцы, и Михаил рухнул на колени, сгреб ладонями снег, бросил себе в лицо.

– Надо уходить. – Стас и Роман подхватили Михаила под руки, потащили к реке. По дороге тот вырвался и к мосту пошел сам, глядя то себе под ноги, то в одну точку перед собой.

– Как ты догадался, что это был двойник? – спросил Роман, пока брели по темным улицам. Стас спрятал «винторез» под куртку, а потому шел, чуть перекосившись на правую сторону. Михаил брел рядом.

– Он не плакал, как настоящая сволочь, – ответил Стас.

Еще минут десять шли молча, и было уже почти шесть вечера, когда Роман снова решился заговорить:

– Куда мы теперь? Домой нельзя…

Михаил остановился, Стас и Роман окружили его.

– Понимаешь, Лешка… Он же не дурак, он все им расскажет… – начал Стас, но Михаил не дал ему договорить:

– Надеюсь, очень на это надеюсь. Он сделает все, как надо, он знает, он поймет. Братишка ждет меня, понятно? – От этого шепота по спине пробежал холодок. – Его отпустят завтра или послезавтра. Или уже отпустили, Лешка им не нужен, он не при делах. Огарков же не идиот, – скороговоркой произнес Михаил и с надеждой посмотрел на друзей.

– Да, – выдавили те из себя, – конечно. Так все и будет. Пойдем, уже поздно. – Они обошли его с боков, заставили идти с собой.

– Куда сейчас? – спросил минут через пятнадцать Роман.

– В гостиницу, на Ленинградку, – ответил Стас. Да, далеко, да, топать еще часа полтора или больше. Но в этом городе сейчас для них нет другого места, где можно отсидеться и подумать о завтрашнем дне.

Ни следующий день, ни ночь, ни новое утро помочь им не смогли. Михаил лежал на кровати ничком или отвернувшись к стене, Роман и Стас по очереди следили за ним. «Беретту» у него отобрали и спрятали вместе с «винторезом». А под утро Стас едва успел перехватить Михаила у двери, тот рвал на себя ручку и остервенело зашептал:

– Он там, дома. Он ждет, мне надо идти. Я быстро. – И дернул за ручку так, что едва не вырвал ее с корнем.

– Хорошо, хорошо, – Стас держал его за локти, – сходим, обязательно сходим, проверим. Я сам схожу, сегодня же. Если они там – предложу обмен, себя на Лешку. Это сработает, надо подождать.

Вдвоем с Романом они увели Михаила обратно, уложили и сели рядом, как тени, дожидаясь, пока тот заснет. Но Михаил лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок и все порывался встать.

– Снотворное осталось, – шепотом предложил Роман, – надо вколоть ему, пусть поспит хоть немного. Иначе он не выдержит.

– Давай, – согласился Стас.

Все прошло на удивление спокойно. Михаил не сопротивлялся, он, похоже, не понял, что произошло, отрешенно смотрел, как иголка входит в его вену. Посидел еще пару минут, свалился на одеяло и мгновенно заснул. Посидели еще минут десять, потом Стас негромко произнес:

– Я утром уйду часика на два – на три, вы побудете здесь. Снотворное еще осталось?

Роман принес из коридора коробку, в ней лежали две ампулы, и Стас кивнул:

– Хорошо. Как начнет просыпаться – коли снова. И ждите меня до полудня. Я или вернусь, или позвоню тебе. Если все получится, то Лешка вернется к вам.

– А ты? – Роман знал ответ заранее, спросил просто потому, что не смог промолчать.

– А я – нет, – подтвердил Стас, – я не вернусь. Ничего, это только мое дело. Мое личное дело. Иди спать, утром твоя смена.

В подъезде все было как обычно – грязные ступеньки, груда макулатуры на полу под почтовыми ящиками и запах табачного дыма. Стас поднялся на третий этаж, прислушался и прошел на пролет выше. Пусто, пахнет чем-то жареным и слышен детский плач. Он вернулся, постоял перед дверью еще минуты две, рассматривая замочную скважину и ободранный дерматин. Все, как и неделю назад, дверь открывали и закрывали родным ключом, следов взлома не заметно. Ключ сделал два оборота, Стас за ручку потянул дверь на себя и замер. Из квартиры не доносилось ни единого звука, было душно и пахло лекарствами. Стас шагнул через порог, прикрыл за собой дверь и обошел квартиру. Пусто, вещи нетронуты, тут никто не появлялся несколько дней. В мойке осталась невымытая чашка, на скомканном одеяле под столом валялась коробка из-под снотворного. Все, как и месяц, и неделю назад. Портрет Огаркова со стены смотрел презрительно, кривил тонкие губы и ухмылялся в полированную дверцу шкафа. Стас прошелся по квартире еще раз, выглянул на лестничную площадку и вернулся обратно. Нет, никого нет, его не ждут, об этой квартире по-прежнему никому не известно, кроме них четверых и Веры. Но она придет сюда не скоро, уже после того, как все закончится. Стас сел на диван, уставился на рожу Огаркова, на красное пятно в центре его лба.

«Лешка, Лешка, где ты, что с тобой? Если бы ты все рассказал им, я бы давно лежал мордой в пол. Или на пару метров под землей, а ты бы встретился с братом. Но здесь не ждет засада, и причина только одна – тебя нет в живых. Ты бы не стал молчать, ты здесь ни при чем, это не твое дело, не твоя война, ты попал на нее случайно. Я бы все понял и предложил бы сделку…» Стас поднялся, сорвал со стены портрет убийцы, разорвал бумагу в клочья и бросил ее на ковер. Потом достал с антресолей деньги, пересчитал, подумал и вернул бо́льшую часть обратно. Роман с Михаилом сами потом разберутся, без него. А сейчас все кончено, Лешки нет, надо возвращаться к живым и думать. Думать, что им делать, как быть дальше. Стас повернул в замке ключ, по привычке подергал дверь за ручку и пошел по лестнице вниз.

– Ну что? Что? – Через час встретили его оба.

– Его там нет. Там вообще никого нет. И не было, – ответил Стас.

В номере стало тихо, как в забытом людьми и крысами склепе. Навалилась апатия, мыслей не было, внутри стало пусто и холодно и очень хотелось спать.

А работа на стройке кипела, грохот, звон, треск, крики – этот фон стал привычным уже через сутки. Стас не обращал на него внимания, он или спал, или смотрел вниз с пятого этажа на город, на площадку перед почти готовым зданием. Суетились трудолюбивые таджики, орали прорабы, гремели где-то отбойник и перфоратор – все как обычно, как в первый день, во второй и в третий. Они почти не разговаривали в эти дни, да и слов не было. Днем спали, а вечером, как стемнеет, добегали до ближайшего магазина, покупали еду и сразу обратно. Лазали через забор, чтобы лишний раз не нервировать охрану объекта. Влад сделал вид, что рад гостям, и ему пришлось отдать последнее: Стас снял с запястья золотой «Брегет», вручил его начальнику охраны. А «беретта», невзначай показавшаяся из-под распахнутой куртки Романа, помогла достигнуть полного взаимопонимания.

Но это было три дня назад. Михаил отказывался подниматься с кровати, отказывался есть, пить, разговаривать. Смотрел мимо в потолок и отворачивался к стене. Долго так продолжаться не могло, да еще и Влад навещал их ежедневно, ненавязчиво интересовался, когда гости дорогие собираются сваливать. Так было вчера, сегодня и будет завтра – к гадалке не ходи. Стас подошел к окну, прижался лбом к стеклу. Внизу никого, словно среди недели для гастарбайтеров сделали лишний выходной. Окна номера выходили на забор и парк за ним, поэтому черную длинную машину Стас заметил в последний момент. Она обогнула груду щебня, объехала «миксер» с бетоном и остановилась. Навстречу подкатила вторая «крыса», Стас вцепился в ручку, крутанул ее, рванул створку на себя. По комнате загулял ледяной ветер, на лицо упали мелкие капли дождя. Захлопали дверцы машин, на площадке стало тесно, словно села на нее стая падальщиков, закаркала, затрещала черными крыльями. Стас ринулся в коридор, выхватил из стенного шкафа спрятанный за одеждой «винторез» и бросился обратно, едва не сбив с ног Романа.

– Что там? – прошептал он, и Стас увидел, как едва шевелятся его синюшные губы, а лоб покрыт мелкими каплями пота.

– Пока не знаю. – Он кинулся к окну, поднял винтовку, приник к окуляру прицела.

По площадке слонялись люди, как две капли воды похожие на тех, кто остался на пустыре. Они ржали, переговаривались на отрывистом щелкающем языке, кто-то пинал протекторы, кто-то поигрывал ножом, перекидывал его из руки в руку, подбрасывал над головой, поворачивался спиной, ловил, не глядя.

– Шакалы сбежались. – Роман смотрел в окно через плечо Стаса. – Кто навел, интересно?

«Влад, больше некому». Стас проверил магазин «винтореза». Здесь одиннадцать штук, еще один запасной, полный, в нем двадцать. Еще есть «беретта», но ее оставим для себя.

Он подтащил к подоконнику стул, сел на него верхом, оперся локтями о подоконник.

– Не светись, – буркнул он, заметив рядом тень, но та не шелохнулась.

– Лешка у них, я знаю, – спокойно проговорил Михаил.

Стас не успел ответить – задняя дверца первой машины открылась, и кого-то вытолкнули на снег. Человек лежал неподвижно, Стас до судорог в пальцах вцепился в цевье винтовки.

– Это Лешка, – негромко произнес Михаил, – это он. Наконец-то!

Он развернулся и шагнул к двери, Роман кинулся следом:

– Стой, не надо! Так ты ему не поможешь! – Слова потонули в грохоте, треске отломанной дверцы шкафа, звоне разбитого зеркала и криках.

Стас зажмурился, но заставил себя посмотреть в прицел. Лешка стоял на коленях, его руки то ли связаны, то ли скованы за спиной. Охранник одной рукой держит его за волосы, не давая упасть, второй приставил к горлу парня нож. Стас до хруста сжал зубы, глядя в прицел на разбитое лицо Лешки, его заляпанную бурыми пятнами футболку, на перекошенного от злобы боевика. Тот что-то выкрикивал, обращаясь к пустому безмолвному строению, губы Лешки еле заметно дрожали. Что-то коротко прокричал в коридоре Роман. Стас очнулся от звука его голоса, навел перекрестье прицела на голову орущего охранника, сместил центр чуть пониже, к переносице, нажал на спусковой крючок. Винтовка дрогнула в руках и сразу успокоилась, Стас приник к окуляру. Охранник, оседая на кучу щебня, выпустил волосы Лешки, нож выпал из разжавшихся пальцев.

– Готовьтесь, девочки. – Стас прижал приклад к плечу, прицелился. Еще двое внизу у машин умерли, не успев сообразить, в чем дело. Лешка лежал на снегу, он пытался что-то кричать, но разбитые губы не слушались, и к нему, пригибаясь, бежали два охранника. Стас пристрелил их, снова перевел прицел на Лешку. Тот попытался сесть, но снова упал, лицо его перекосилось от боли. Драка в коридоре возобновилась, что-то билось и грохотало, в дверь номера кто-то ломился, долбил в нее кулаками. На мгновение стало тихо, да так, что Стас услышал снизу слабый крик. Он переводил прицел с одной машины на другую, выстрелил еще дважды, попал в водителя и пассажира, неудачно пригнувшегося на заднем сиденье. Оставались еще двое, но Стас их не видел. За «миксером» мелькнула чья-то тень, Стас выстрелил, но пуля срикошетила, отлетела к стене гостиницы.

В оптическом прицеле он видел, как шевелятся губы Лешки, как тот пытается что-то сказать. И даже поднимается на локтях связанных рук, орет что-то и умолкает, почувствовав у горла холодную полоску стали. Охранник Огаркова прополз под бетономешалкой, сгреб Лешку за волосы и прикрылся парнем. Ударил его коленом в спину, пнул в поясницу, и Лешка безжизненно повис в его руках.

– Что там? Что? – бесновался Михаил. – Сколько их? Пусти, скотина, я же тебе колоться не мешал, уйди!

Стас обернулся. Роману приходилось нелегко, единственное, что он мог сделать, – это повиснуть на плечах Михаила. Что и сделал, вцепился намертво в ткань толстовки и висел, как клещ на собаке.

В дверь номера продолжали стучать.

– Заткнитесь все! – Голос подвел Стаса, крика не получилось, но грохот в коридоре стих.

«Еще раз». Стас не отрывался от прицела, в перекрестье попадала лишь черноволосая макушка охранника, пуля гарантированно снимет с него скальп, но все же риск попасть в Лешку слишком велик. Пауза затягивалась, в дверь номера бились уже двое, Лешка пришел в себя, и Стас услышал его голос:

– Бункер! – прокричал тот, закашлялся и проорал из последних сил: – Вентшахта, гермы…

«Что?» – Вместо ответа с площадки перед зданием грянул выстрел, пуля отлетела от плитки облицовки, щеку оцарапали осколки. Стас крутанулся вправо и выстрелил, почти не целясь, – на движение, на бросок. И угадал – служба безопасности господина Огаркова лишилась еще одного бойца.

– Жрите, суки, не обляпайтесь! – проорал Стас и повернул винтовку. Лешка лежал на снегу лицом вниз, под его головой расползалась черная густая лужа. Последний охранник сдавал назад, пытаясь уползти под защиту бетономешалки, и Стас заметил в его руке нож. «Сдохни». Мысль и пуля сработали в тандеме, шакал так и подох с откляченным задом и дырой в мозгах. «Все!» – ухнуло в голове, Стасу показалось, что его ударили в висок, он разжал сведенные судорогой пальцы и уронил «винторез».

В коридоре Роман сидел на полу у стенки и вытирал рукавом разбитую губу. Михаил отплевывался в ванной, смывал кровь с лица. Дверь номера была приоткрыта, Стас выглянул на площадку. Один таджик лежал у перил лестницы, прижимал руки к животу и не шевелился. Второй – поперек двери, он был еще жив, глаза закатились, грязная футболка под синим комбезом на глазах становилась багровой.

Михаил оглянулся на Стаса и принялся вытирать мокрое лезвие ножа о штанину.

– Зачем?.. – только и мог проговорить Стас. – Этих-то зачем?..

– Чтобы не лезли, – прохрипел с пола Роман. – Они нас засекли. Надо валить. Подождите меня.

Он поднялся, порылся в карманах своей куртки и скрылся в ванной, щелкнув задвижкой. Михаил убрал складень в карман джинсов, напялил на себя куртку и принялся обуваться.

– Лешки нет, – сказал Стас и потянулся за своей одеждой.

– Я знаю. – Снова ровный, спокойный голос, голос человека, знающего, что он будет делать дальше. Михаил разогнулся, грохнул кулаком в дверь ванной: – Мы уходим! – проорал он, сложив ладони рупором.

Роман появился через несколько секунд, не глядя ни на кого, поправил кобуру с «береттой», оделся и первым побежал по лестнице вниз.

С шестого этажа слетели мгновенно, Стас обогнал всех, бросился за угол гостиницы. Осмотрелся – живых вокруг никого, только трупы охранников и за ними, чуть подальше, мертвый Лешка.

– Ничего, мы с тобой скоро встретимся. – От броска в сторону Стас едва удержался на ногах. Михаил промчался мимо, остановился над телом брата и попятился к брошенной охранниками машине.

– Быстро! – рявкнул он и полез на водительское сиденье. – Кому сказал!

Подгонять никого не потребовалось, Стас и Роман оказались в машине одновременно. Черная «Мазда» развернулась, качнулась на чем-то мягком и рванула к воротам. Охрана объекта попряталась от выстрелов и не показывалась, Стасу пришлось бежать в будку и самому нажимать кнопку. Здоровый дядя в форменной куртке негромко поскуливал за металлическим шкафом, закрывая голову руками. Вид человека с винтовкой в руках доконал его, и дядя заплакал.

– Пасть закрой! – Любой лишний звук раздражал, бил по ушам, а в магазине «винтореза» еще оставались патроны, как и в нетронутом пока запасном. Но их надо поберечь, скоро все они пригодятся. Створка ворот поползла вбок, и Стас кинулся к «Мазде».

– На Сретенку! – скомандовал он и захлопнул на ходу дверцу. – Огарков там, мы успеем. Должны успеть.

«Мазда» понеслась по городу, поднимая колесами фонтаны грязи. Михаил крутанул руль, бросил «крысу» в левый ряд и нажал на сигнал, сгоняя с дороги попутные машины. Он лез в каждый просвет, в каждую брешь, обходил легковушки, грузовики, троллейбусы. Стас сжимал коленями ствол «винтореза» и обеими руками упирался в «торпеду». «Мазду» мотало по дороге, вслед гонщикам неслись крики и гудки. Михаил смотрел на дорогу, касался руля кончиками пальцев, бросал тяжелую машину то к тротуару, то к отбойнику. Справа, вплотную к окну, промелькнул синий с белым бок троллейбуса, Стас невольно шарахнулся и услышал негромкий треск, потом скрежет. «Мазда» обошла серебристый «Опель», вильнула задом, и встречная машина лишилась бокового зеркала. Стас и Роман обернулись одновременно, успели заметить, как «Опель» крутанулся по своей полосе и вылетел на разделительную. Получил в зад от встречной «Волги» и вернулся в правый ряд, перегородив дорогу пассажирской «Газели». «Мазда» нырнула вправо, съехала с проспекта, понеслась вниз по Башиловке и выскочила на забитое транспортом ТТК.

– Быстрее! – Подгонять Михаила не потребовалось. Он вернулся на дорогу, прокатился по «зебре» и под желтый свет свернул на Сухаревку. Первый переулок, второй, третий… «Мазда» встала у подъезда кирпичной пятиэтажки. Михаил вырвал ключи из замка, выскочил на тротуар, огляделся.

– Пошли! – Он ринулся во дворы, Стас и Роман побежали следом.

В темноте заблудились, проскочили нужный поворот. Пришлось возвращаться, шарахаться под дождем, обходя глыбы старых домов и новенькие «муравейники» из стекла и бетона. Стас взмок, расстегнул куртку, Роман тяжело дышал и вытирал шапкой мокрое лицо. Михаил не дал им перевести дух, потащил за собой куда-то вдоль глухого бетонного забора прочь от Сретенки.

– Не туда! – задыхаясь на бегу, прокричал Роман. – Дом там, надо возвращаться!

– Я Лешку здесь тогда забирал, он руку сломал, когда по подвалам лазил, – откликнулся Михаил и сам остановился, закрутил головой по сторонам. Ночь, туман, дождь, едва разбавленный падающим из окон светом мрак, – идти они могли на все четыре стороны. Позади дворы, забитая машинами Сухаревка, особняк Огаркова где-то справа, надо найти его, даже если придется бродить тут всю ночь.

– Вентшахта, – напомнил Стас, – он сказал, вентшахта. Гермы, бункер. Надо искать.

Пришлось разойтись, шарахаться в одиночку по окрестностям, еще раз прочесать дворы, пройти обратно почти до самой Сухаревки и брошенной у девятиэтажки «Мазды». Стас постоял под дождем, поправил спрятанный под курткой «винторез», нащупал в нагрудном кармане запасной магазин. Сегодня каждый патрон будет на вес золота, платины или любого другого драгметалла. Может, черт с ней, с вентшахтой? Стас брел мимо темных домов, глядя на редкие светящиеся окна. На кой черт идти огородами, если можно вломиться в дверь? Понятно, что их там ждут и вынудят «гостей» потратить весь боезапас. И, возможно, даже убьют не сразу, дадут господину Огаркову насладиться агонией жертв, получить редкое по силе наслаждение… В кармане завибрировал мобильник.

– Стас, ты где? – прошипел Михаил. – Иди сюда, быстро! Мы ее нашли!

Он бросился назад, пробежал через дворы и снова оказался перед глухим забором, расписанным обалденным граффити. Михаил командовал в трубку:

– Вдоль забора направо, за спиной, у тебя будет трансформаторная будка. Обходи ее, иди прямо, мимо школы. Дальше я тебя увижу.

И увидел, материализовался из темноты у забора детского сада, потащил за собой. Роман сидел на корточках, привалившись к ограде и подняв лицо к небу. Заметил Стаса, встал и показал рукой вправо:

– Вон там, в самом углу. Больше ничего похожего поблизости нет, мы все обыскали.

– Пошли! – Стас первым перебрался через забор и побежал мимо темного двухэтажного корпуса по чистым дорожкам к самой дальней площадке. За кирпичной верандой притаилось прижатое к забору сооружение. Высотой в человеческий рост с плоской крышей, «окно» закрыто решеткой типа жалюзи. Стас обогнул домишко, подсунул пальцы под край решетки, попробовал оторвать. Бесполезно, ее забили намертво, как и на окне с другой стороны. Раму кое-как отжали ножом и выдирали потом минут двадцать, взмокли, озверели и дружно выдохнули, когда решетка улетела к забору. Из «окна» пахнуло теплой сыростью и сгнившей органикой. Стас скривился, снял куртку и завернул в нее винтовку.

– Держи! – «Винторез» оказался в руках Романа, Стас сел на подоконник, свесил ноги. Свет дальнего фонаря падал на поверхность стены, в ней заблестело что-то – мутно, неярко. Стас вытянул руку, и пальцы коснулись металлической скобы. Он схватился за нее, посмотрел вниз. В бездну уводила «лестница» из вмурованных в кирпич скоб. «Шахматка» пропадала в темноте. Стас ступил на первую ступеньку, и та, не шелохнувшись, выдержала его.

– Поехали. – Он шагнул дальше, здесь мрак стал непроглядным, опору пришлось нащупывать, пробовать на прочность и сползать дальше. Вонь пропала, Стас почувствовал на лице движение теплого затхлого воздуха. Под ногами заплескала вода, он посмотрел вниз и увидел слабый отблеск, словно смотрел в глубокий колодец. Но спуск уже закончился, Стас стоял на полу по щиколотку в воде, прислушиваясь к шороху сверху. Скоро рядом оказался Роман. Михаил шел последним.

– Что тут? – спросил он.

В темноту ворвался свет фонарика. Пятно поползло по окрашенным в синий цвет стенам, по отсыревшей штукатурке потолка, по ржавым трубам устрашающего диаметра. Они проходили над головой, и Стасу пришлось пригнуться, чтобы не врезаться макушкой в проржавевший короб. Под ногами захлюпала вода, ботинки промокли, стало холодно.

– Пошли, пошли отсюда, – требовал Михаил, но куда идти, никто не представлял. Куда ни глянь – двери, двери, оборванные провода свисают с потолка, за ними – черные провалы затопленных комнат. Внутрь не заходили, рассматривали «убранство» издалека. В основном – обитые металлическими полосами деревянные ящики, перевернутые сгнившие картонные коробки, длинные столы, лавки рядом.

– «Разведка в очагах поражения», – прочитал Стас заглавие плававшей под ногами брошюрки, направил фонарик на стену. «ОВ нервно-паралитического действия», – гласила надпись на плакате, под ней шел перечень ядов и отравляющих веществ из арсенала вероятного противника.

– Вот тебе и бункер. – Михаил шагнул дальше, загремел чем-то и шарахнулся назад.

Стас обошел его, посветил перед собой. Глухо, здесь не пройти, завал то ли рукотворный, то ли произошел в силу естественных причин. Обвалились даже плиты потолка, над ними показался фрагмент железобетонного каркаса.

– Назад! – Стас развернулся, двинулся обратно, прошел поворот в вентшахте и остановился. Под ногами стало суше, затопленный пол остался позади. Здесь плиты повышались, идти пришлось, пригнувшись. Дальше уводил узкий коридор, вдоль стены на уровне коленей шли трубы, ощетинившиеся штырями вентилей. Потом пошел боком, кое-как добрались до поворота, и опора за спиной исчезла. В пятне света появилась вмурованная в стену глухая металлическая дверь.

– Дальше куда? – Роман подошел к здоровенному, литров на сто, ржавому баку, протер стекло гигантского манометра. Потом шаг за шагом двинулся вперед и пропал в темноте.

«Бункер, вентшахта, гермы…» Стас сжал зубы, крутанулся вокруг себя, луч заметался по стенам. Плоский потолок, провода, трубы, проеденный коррозией металл, остатки краски на бетонных перекрытиях. И пустой дверной проем, за ним еще один и еще, потонувший в темноте, – как портал, уводивший в параллельный мир.

– Гермы! – заорал Стас, и его голос приглушили стены и поднимавшийся над водой пар. – Ищем гермодверь!

Он бросился вдоль облезлой синей стены мимо металлических дверей. Внутрь не заглядывали, бежали друг за другом по мокрому полу. Плиты пошли вверх, но и потолок тоже не грозил зацепиться за макушку, стены разошлись, воздух стал чище. Пахнуло дождем и мокрым снегом, в стене показалась дверь, за ней еще одна, потолок выгнулся, и впереди возникла последняя гермодверь. Тонкая, состоящая из двух половинок, нависших друг над другом и перекошенных, как кривой прикус на зубах у собаки. В щель между ними запросто пролезет не очень упитанный человек, и Стас, не раздумывая, пригнулся и перебрался через нижнюю створку, нащупав носком ботинка пол. Все нормально, прыгать не придется – он отошел к стене, поднял фонарик, освещая дорогу Роману. Тот оказался рядом и побрел вдоль стены, задрав голову к высокому потолку.

– Что там? – проворчал Михаил. Он кое-как пролез между створками, вывернул шею, пытаясь рассмотреть разорванную на спине куртку, закрутился на месте. – Ого! – Он остановился, уставился в стену.

Стас светил перед собой на ровные аккуратные ряды кирпича, уходившие вверх. Потолок полукругом сходился над головой, в нем исчезла труба дымохода – толстая, из насквозь проржавевшего чугуна. Под ногами хрустели щепки и кирпичная крошка, попадались даже куски угля. Черная окаменевшая груда занимала целый угол, завал скрывал за собой заложенную кирпичом дверь в стене. Кладка была свежей, лет на пятьдесят моложе потолочной. В подвале особняка никто не прибирался лет сто или больше.

– Дальше, дальше, – торопил Михаил. – Куда идти? – Он вырвал у Стаса фонарик, заметался по подвалу. Бледное пятно мерцало, диод мигал, грозя погаснуть.

Стас обошел подпиравшую потолок колонну, провел пальцем по выдавленному на кирпичах клейму. Остановился посреди подвала, закрутил головой. Мальчишки были здесь лет десять назад, тогда еще на руинах советской конторы, для персонала которой и предназначалось убежище. Потом остатки особняка приглянулись господину Огаркову и превратились в дорогое жилье в центре Москвы. Что могло уцелеть от первоначальной застройки после ремонта? Подвал почти не пострадал, вход в него заложили кирпичом и на этом успокоились. Но груде угля лет сто, не меньше, ее не обойти, и заложенное новым кирпичом окно и тогда было недоступно, лестницы тоже не видно. Значит, Лешка попал в дом другим путем, только надо найти эту тропинку. Подсказать парень не смог, спросить не догадались…

Роман думал о том же, Стас едва не налетел на него в темноте. Михаил обследовал дальнюю стену, с проступившей из-под штукатурки дранкой. Роман сидел на корточках, шарил ладонями по кирпичу. Стена под его руками шла под углом к полу, над ним образовалось что-то вроде устья. Роман отгреб осколки битого кирпича, расчихался от поднятой пыли, лег на спину и заполз под кирпичную воронку.

– Это дымоход или что-то вроде того, – доложил он глухо, взял протянутый ему фонарик и зашарил в трубе руками.

– Нам туда. – Спустя пару минут он выбрался наружу. Грязный, рукав куртки разорван, лицо и волосы в пыли и паутине.

Стас помог ему подняться на ноги.

– Ход идет вверх, но завален всякой дрянью, – отчитывался Роман, – доски, мешки с битым камнем. Не пройти, расчищать надо.

Михаил скинул куртку на пол, лег на нее лицом вверх и наполовину скрылся в «дымоходе». Скоро на пол упал первый обломок штукатурки с вмурованными в нее кирпичными осколками, следом рухнула доска с кривыми гвоздями. Стас отшвырнул все подальше, встал на колени рядом с трубой. Еще полчаса он вместе с Романом оттаскивал от дыры строительный мусор, старинный и новый, сохранившие покрытие паркетные плашки и куски гипсокартона, разноцветные осколки печных изразцов, витые кованые прутья и пластиковые мешки с мелкой каменной крошкой. Михаил уже скрылся в трубе, он швырял себе под ноги крупные осколки и обломки, расчищая лаз.

– Выходи! – крикнул Стас. – Моя очередь!

Но Михаил его не слушал, он остервенело грохотал в каменном мешке, на плиты пола продолжал сыпаться мусор. Из лаза выпала здоровенная прочная доска с остатками позолоты. Следом свалилась покореженная металлическая дверца сейфа и пара побелевших от старости кирпичей. И тут стена дрогнула, внутри что-то тяжко шевельнулось, и груда спрессованного мусора рухнула вниз, словно куличик из гигантского ведерка. Михаил едва успел убраться прочь. Он выполз весь в пыли, грязи, тер глаза, чихал, тряс головой. Подвал заволокло пылью, Стас отвернулся и расчихался, Роман согнулся от кашля, зажал ладонями рот. Михаил, отплевываясь, ползал на коленях вокруг «куличика», бессильно ругался и снова чихал.

– Нож потерял! – проорал он в ответ на вопрос Романа и принялся откидывать в сторону тяжелые мешки и обломки, снова и снова перерывал осколки и мелкий мусор, порезал чем-то ладонь и скрипнул зубами от боли.

– Пропусти. – Стас подлез под устье, посмотрел вверх и выпрямился в трубе. Слабый луч фонарика высветил ровные стены над головой, сужавшиеся где-то далеко вверху. И пустоту – впереди только кирпич и пыль. Она забивалась в волосы, от нее першило в горле и слезились глаза. Фонарик моргнул, пятно света дрогнуло и пропало. Темно, душно и очень тихо, а вверху, на стене, виднеется что-то мутное, на пару тонов светлее окружившего их мрака. Едва видимый отсюда, это был даже не свет – отблеск, словно просочившийся через щель под дверью.

Стас на коленях выполз из «мусоропровода», нашел в углу завернутый в куртку «винторез», пихнул в задний карман джинсов запасной магазин и бросился обратно. Оттолкнул с дороги ринувшегося наперерез Романа и нырнул в лаз. По тесной трубе подниматься было легко, только быстро затекли руки – винтовку приходилось держать над головой. Лаз мог быть чем угодно, только не дымоходом. Следов сажи на стенках не было, и Стас решил, что это и есть мусоропровод – кирпичной «кишкой» пользовались по назначению и сто лет назад, и десять. Забили доверху всякой дрянью и забыли о его существовании.

Стены сужались, Стас уже еле-еле протискивался между ними, зато пятно приближалось, поменяло цвет на мутно-желтый и обрело форму. Правильной формы дыра в стене до половины заложена кирпичом, за ним обычное толстое стекло, на другой стороне просматривается рисунок в виде лилий и слышен звук льющейся воды. А на светлом фоне вдруг мелькнул силуэт человека. Стас опустил винтовку, уперся спиной в кирпич и прошептал:

– Стойте! Там кто-то есть!

– Плевать! – крикнул снизу Михаил. – Стреляй, чего ты ждешь?!

«Действительно, чего?» Целиться было неудобно, приклад «винтореза» царапал кирпич, дуло упиралось в стекло. «Черт с ним!» Стас нажал на спусковой крючок, и стекло разбилось, осколки рухнули, посыпались по стене шахты. Человек шарахнулся в сторону, оступился и грохнулся на пол с пулей в спине. Стас выбил прикладом осколки и в обнимку с винтовкой выполз из «окна» на мраморный пол роскошной ванной. Врезавшись локтем в бортик гигантского джакузи, он скривился от боли. Выстрелил в еще живого охранника, пробежал дальше, встал у приоткрытой двери и выглянул в коридор. Двери, двери, в сияющем паркете отражаются огни светильников под высоким белоснежным потолком, цветы в вазонах. До окна метров тридцать, если не больше, очень тепло и тихо, и слышны шаги в коридоре.

– Что там? – Михаил и Роман оказались за спиной, Роман держал в руке «беретту».

Стас предостерегающе поднял руку, шагнул в коридор и выстрелил в упор. Шум поднял только звук падения тяжелого тела – охранник оказался крупным юношей, шел вразвалочку, сощурив крохотные глаза. Роман рванул в другую сторону, добрался до первой двери, толкнул ее, заглянул внутрь.

– Никого! – Он снова оказался рядом, переметнулся к другой стене коридора и вместе с Михаилом вломился в последнюю дверь.

– Пусто! – В голосах обоих разочарование и досада.

Они дружно повернулись спиной к глухой торцевой стене, облицованной белым камнем, лицом к двери у лестницы. За створкой из светлого дерева слышны голоса – там трое или четверо, и кто-то подходит к двери, берется за ручку и тянет на себя. Пули прошили дверное полотно, Стас стрелял до тех пор, пока не стих последний вопль, пнул створку и выстрелил еще раз, на легкое движение в дальнем левом углу. Но зря потратил патрон, это была уже агония, охранник умирал с пулей в кишках, он скрипел зубами и прокусил нижнюю губу. Михаил оттолкнул Стаса с дороги и ринулся в каморку. Помещение для охраны, не иначе. Посредине стол, рядом перевернутые стулья, диван у стены, шкаф для одежды.

Михаил бросился к одному, потом к другому охраннику, переворачивая тяжелые тела.

– Какого черта! Они все сдохли, все! – проорал он Стасу в лицо.

– Еще бы. – Стас прислушался и ринулся к лестнице.

По мраморным ступеням снизу перло подкрепление, охрана миновала первый пролет и затормозила на втором, встреченная выстрелами из «винтореза». Те, кто шел последним, развернулись и кинулись обратно, Стас выщелкнул пустой магазин, поставил запасной.

– У нас минут пятнадцать, – проговорил Роман, – сейчас они вызовут остальных.

– Отлично. – Михаил забрал у Стаса винтовку и сел на пол у стены. – Я всю жизнь о карьере снайпера мечтал. Все, пока, мужики, до встречи в верхней тундре, я вас там найду.

Михаил поднял «винторез», прицелился и послал пулю точно в центр промелькнувшей внизу черноволосой макушки. Звук падения заглушили крики и ответный выстрел – пуля срикошетила над головой Михаила и упала на ковер.

– Понял, не дурак. – Он отполз к другой стене, лег на живот и взял под прицел последний пролет лестницы с белоснежными ступенями и коваными перилами, обернулся: – Ищите эту тварь. Привет от меня и Лешки передайте! – И снова приник к прицелу.

Стас и Роман переглянулись и побежали по длинному коридору. Одна дверь, вторая, третья, за ними – то огромный зал, то кабинет, то спальня. И везде пусто, тихо и почему-то пахнет пылью. Стас толкнул очередную створку из светлого дерева и, остановившись на пороге, повернул голову и прислушался.

– Что… – Роман не успел договорить, Стас поднес указательный палец к губам, взял из рук у Романа «беретту».

– Он там, пошли, только тихо. – И двинулся на носках к арочному панорамному окну в торце дома, вернее, к необъятному залу, откуда доносился полный тоски и страсти голос оперной певицы.

Черноволосая валькирия была хороша, красный цвет шел к ее загорелой коже и ослепительной улыбке. Прима изящным мощным движением откинула упавшую на глаза гриву и улыбнулась зрителям с экрана огромной «плазмы», диагональю метра полтора. Впрочем, зритель был только один, он потянулся к пузатой бутылке коньяка, налил себе рюмку и поднес к губам. Но выпить не успел – бутылка разбилась вдребезги, осколки и брызги полетели на шелковые обои, на мягкий ковер, на белую рубашку Огаркова. Чиновник обернулся и поставил рюмку на столик. Стас опустил пистолет и глянул на экран, где обольстительная дива пела о вечной любви.

– У нее сопрано? – Стас подошел к окну, отодвинул тяжелую штору. Да, Лешка был прав – дворик тесный, как тут поворачивается бронированное корыто – непонятно. Не иначе, задом из ворот сдает, перекрывая половину улицы.

– Да, именно. Сопрано, да еще и трехоктавное, это большая редкость. – Огарков попытался подняться с кресла, но обернулся к стоящему позади Роману и передумал.

Стас смотрел на огонь в камине, прислушивался к звукам из коридора. Криков не слышно, что неудивительно – голос певицы из динамиков акустической системы глушил все, даже стук сердца. Оно глухо ударило под ребрами, на лбу выступили капли пота, пальцы сжали рукоять «беретты».

– Все редкое, необычное, что сулит наслаждения особого рода. Да, такое, как Цупикова, например, она даже собиралась продемонстрировать мне свои… прелести. – Стас справился с собой, отошел от окна, взял со столика мокрый пульт и выключил телевизор. Вот теперь наконец он услышал и крики в дальнем конце коридора, и выстрелы, и грохот автоматических ворот. Нет у них пятнадцати минут, две-три осталось, не больше.

– Вижу, вы подготовились к встрече со мной. – Огарков взял со столика рюмку с коньяком, покачал ее в ладони, сделал небольшой глоток и посмотрел на Стаса.

Как они похожи! Только лицо выродка обезобразила генетическая мутация, а этот… Не человек, нет. И не животное, оно не убьет своего ребенка, не прикажет киллеру пристрелить его.

– Плохо подготовился, у меня было мало времени… – Стас сел в кресло справа от Огаркова.

Роман сбросил с полки колонки аудиосистемы, уселся напротив убийцы, уперся ладонями в колени.

– Мне понравилась статья, кто автор, не подскажете? – Взгляд Огаркова скользнул по лицам гостей, по пистолету в руке Стаса. – Я готов заплатить ему гонорар. Все описано верно, все так и было на самом деле. Когда я читал газету, мне казалось, что человек сам находился рядом и видел меня и Катю своими глазами…

Стас улыбнулся и прислушался – снова раздался выстрел, но это не Михаил. Несколько минут назад у него было двадцать патронов, хочется верить, что этого хватит для обороны. Он не станет задерживаться на лестнице и уйдет по знакомому пути. А в катакомбах внизу сам черт ногу сломит.

– Статью писал я. – Стас смотрел на огонь в камине, пламя гудело, прозрачные язычки лизали березовые поленья.

Пауза затянулась, Огарков прикончил свой коньяк и развалился в кресле, Роман вытер ладонью взмокший лоб.

– Расскажи мне о себе, – попросил Стас, – расскажи о том, чего я не знаю. Напугай, удиви, сделай так, чтобы меня стошнило. О мрази, убившей мою жену и ребенка, я хочу знать все. А потом я пристрелю тебя.

– Да вы и так все знаете, – проговорил Огарков, пригладил ладонью волосы и небрежно смахнул с подлокотника кресла осколок бутылки. – Если только самую малость. Мою дочь звали Катя, ей было не тринадцать, а четырнадцать лет, и сейчас ее уже нет в живых. Она умерла полтора года назад, и Виктор – единственное родное существо, которое осталось у меня, и он был мне дорог…

– Именно поэтому ты приказал пристрелить его. – Эмоции куда-то подевались, Стас спросил просто так. Навалилась сонливость, голову сжали тиски, справа под ребрами что-то неприятно кольнуло. Желудок сжало спазмом, и Стаса едва не вывернуло на залитый коньяком ковер.

– Задаете вопрос – умейте выслушать ответ! – завизжал Огарков. – Нет-нет, не поэтому! Если хотите, я расскажу вам, расскажу!

Он вжался затылком в спинку кресла и почти сполз на пол – прикосновение дульного среза ко лбу «пациента» творит и не такие чудеса.

– Валяй! – Стас кивнул Роману, тот подошел к окну, потом выглянул в коридор и с мрачным видом покачал головой. Плохо, все плохо, Стас и сам слышал грохот ворот и рев двигателей во дворе, зато выстрелы стихли. А Огарков говорил что-то невразумительное – горячо, торопливо, и Стас поневоле прислушался к его словам.

– Наши жизни – моя и Виктора – были похожи, да, очень похожи. Почему так получилось, я не знаю, назовите это судьбой, роком. Я слишком поздно стал задумываться над этими вещами и понял, что грешен, очень грешен…

Огарков потянулся сложенными щепотью тремя пальцами ко лбу, но Стас стволом «беретты» оттолкнул его руку:

– Хоть сейчас-то не ври. Ни мне, ни Ему.

Огарков исподлобья уставился на Стаса и заговорил негромко и быстро:

– Моя мать – ей было пятнадцать, когда родился я. А через полтора года она вышла замуж. Второго ребенка – тоже сына, но я могу и ошибаться, столько лет прошло, – она родила через две недели после ЗАГСа, но ребенок умер через месяц. Мать не могла вынести его криков и задушила. Как у Чехова, помните?.. А этот человек, ее муж – я потом нашел его и поговорил с ним, пока разум не покинул его, – не был ни моим отцом, ни отцом моего брата. Он пил так, что вопрос появления потомства не стоял во всех смыслах этого слова. – Лицо Огаркова перекосила то ли усмешка, то ли гримаса отвращения. Он сглотнул, чуть подался назад, но «беретта» следовала за ним, не давала отвлечься.

– Так вот, этот человек тоже не мог сказать мне, кто именно тогда постарался и обрюхатил мою матушку. Дед моей матери или ее родной брат. Или оба сразу. И как все продолжалось после родов, как через год после свадьбы она чуть не угодила в психбольницу, когда неудачно попыталась наложить на себя руки… Доволен? – Огарков рывком поднялся с кресла, но Стас ударом в грудь свалил чиновника на пол.

– Заткнись, извращенец… – Слова заглушил грохот разрыва.

Дрогнули стены, жалобно зазвенела подвесками люстра. Огарков вытаращил глаза и захохотал, из глаз чиновника полились слезы. Из коридора в кабинет влетело облако пыли, что-то со звоном упало и разбилось, раздался топот. Огарков стал биться лбом о ковер, Роман схватил его за волосы и надавил коленом в спину, прижимая олигарха к полу. Стас выскочил в коридор – белоснежный потолок был покрыт копотью, вазоны с цветами разбиты, на полу земля и осколки, пахло порохом, повсюду летала пыль. И сквозь нее видны силуэты четверых, за ними бегут еще двое, что дальше – не видно, все в дыму. Все, их время истекло, им с Романом надо уходить, но из них двоих сегодня умрет только один.

Стас бросился в кабинет, помог Роману поднять с ковра рыдающего в истерике олигарха. Вдвоем они проволокли чиновника по коридору. Огарков то ржал, то лаял, его трясло, рубашка на спине вымокла от пота, короткие волосы на голове поднялись, как иглы дикобраза. Ноги чиновника подгибались, он норовил упасть.

– Стоять, урод! – Стас вздернул олигарха на ноги, приставил дуло «беретты» к его виску. – Всем стоять, шакалы! Или я ему башку разнесу. И вас с собой прихвачу, скольких успею.

Пороховой дым рассеивался, в сизых клубах Стас увидел низколобые перекошенные морды охранников. Все, как по команде, опустили оружие и, скрипя зубами, расступились. За их спинами Стас ничего не видел, противно скрипели под ногами осколки мрамора, вырванные взрывом из ступеней лестницы. В стене рядом образовалась огромная дыра, был виден красный кирпич и обрывки деревянной дранки. Дверь в крайнюю комнату оказалась выбитой, покореженная коробка в щепках. Огарков замычал, повалился на колени, и под полными бешенства взглядами, под ругань на примитивном языке и отборный мат Стас и Роман проволокли чиновника по коридору, втолкнули в ванную и захлопнули дверь.

– На что вы рассчитывали? Чем думали, каким местом?! – бесновался олигарх, прижавшись спиной к джакузи и поджав к груди обтянутые грязной синей джинсой колени.

– Не твое собачье дело! – Стас повернул кран, набрал в горсть воды и плеснул Огаркову в лицо.

Тот зажмурился и отшатнулся, приложившись затылком к чугунному монолиту. Глаза олигарха закатились, он повалился на пол. Стас перетащил чиновника, прислонил его спиной к закрытой двери и обернулся к Роману. Тот, сев на край огромной емкости, вытирал лицо полотенцем.

– Уходи, – крикнул Стас, – иди отсюда! Все закончилось, про квартиру никто не знает, забери деньги и проваливай в свой город, или за границу, или на Луну! Куда хочешь, только быстро!

Роман словно не слышал криков, он аккуратно сложил полотенце и бросил его в раковину. Через вытянутые ноги чиновника Стас шагнул к Роману, но в это время Огарков пришел в себя. Он снова засмеялся, но уже не громко, а тонко, взахлеб, как удачно напакостивший соседям старикашка.

– Там, – показал он себе за спину, – там сейчас соберется вся стая моих волкодавов. И я отдам им вас, обоих сразу. Как и того, патлатого. Дурак дураком, а ведь я предлагал ему неплохие деньги, предложил, чтобы он сам назвал сумму…

От удара в грудь и живот чиновник задохнулся и завалился на бок.

– Сидеть, урод, сын урода! – Стас схватил Огаркова за волосы и грохнул затылком о плитку стены.

Чиновник заорал от боли, за дверью раздались крики и грохот. Деревянная створка дрожала, Стас выстрелил в нее, и над головой чиновника появились две дырки. Ухмыльнулся, услышав короткий вопль, и повернулся к бледному Роману.

– Все, некогда. Уходи! – Он толкнул его к дыре за осколками стекла, но Роман уперся, схватился обеими руками за край раковины.

– Я не могу, не могу, – твердил он, глядя в стену, – я не пойду, не получится…

Стас наотмашь ударил его по лицу, Роман зажмурился и отшатнулся. От следующего удара в живот он согнулся и ослабил хватку.

– Вали отсюда, кому говорят! – Стас поволок его к дыре в стене. – Не лезь! Это мое личное дело! Тебя это не касается! Катись!

Роман уперся ладонями в плитку вокруг разбитого стекла и едва не провалился внутрь. У двери снова заржал пьяный Огарков, послышались крики из коридора. Стас на мгновение обернулся. Роману хватило этих секунд, он шагнул назад, но от удара отлетел обратно, споткнулся и рухнул на пол, на груду битого стекла.

– Не лезь, не мешай мне! – Стас запихнул «беретту» за пояс джинсов, перевернул Романа на живот и потащил к стене. Поднял на ноги, встряхнул и толкнул к лазу.

– Погоди, – прошептал Роман трясущимися губами, – подожди еще секунду… Я скажу тебе кое-что. Ты знаешь, что такое саркома? Саркома кости? Нет? А я знаю, очень хорошо, – шептал он, не обращая внимания на то, что по его виску течет кровь. Стало очень тихо. Роман развернулся и заговорил, глядя Стасу в глаза:

– Эту дрянь невозможно диагностировать на ранних стадиях, она проявляет себя уже ближе к концу, к самому концу, когда уже поздно. Когда метастазы уже проникли в печень и легкие, когда… Ладно, это неважно. У меня прогноз всего год или полтора, и я не хочу все это время гнить заживо в больничном коридоре среди таких же обреченных. Дай мне умереть как человеку, а не как скотине. Я помог тебе, теперь твоя очередь. Мне анальгетики не помогают, мне наркота нужна. – На лице Романа появилась чудовищная улыбка, ее увидел Огарков и заткнулся, пополз от двери к раковине, но Стас пинком по ребрам вернул олигарха на место.

– А операция? – Он не знал, что говорить, и задал первый пришедший в голову вопрос, и Роман немедленно отозвался:

– Не поможет. Уже тогда, осенью, было поздно, метастазы в позвоночник пошли. Я в Москву не работу искать, а лечиться приехал. Меня из онкоцентра умирать выписали, никто оперировать не брался. Работы нет, жена ушла, с квартирой кинули… Я жизнь самоубийством покончить хотел, и мимо школы тогда к рельсам шел, где тебя потом двое убить пытались. Место заранее выбрал, время – чтобы ночь и без свидетелей. Но ты все изменил, все… Уходи! – Роман отошел от стены и сел на край джакузи. Взял из раковины полотенце, намочил его и вытер бледное лицо.

– Уходи, тебе еще не время. – Улыбка, взгляд и голос не оставили шансов на раздумье. Стас, как под наркозом, вытащил из-за ремня «беретту», подал ее Роману.

Огарков, следивший за обоими, поперхнулся и заорал, увидев направленный на него ствол, забился затылком о дверь.

– Тихо, тихо, – проговорил Роман и поднялся. – Не ори! Тебе тоже еще не время, здесь я решаю, кому когда умирать. Сначала от Лешки тебе надо привет передать, от Михи, от…

Два выстрела слились в один, Огарков завыл, джинса вокруг простреленных коленей пропиталась кровью. Роман глянул на Стаса и отвернулся. Тот подтянулся, перевалился через кирпичный «подоконник» за разбитым стеклом и полетел вниз. Еще выстрел, за ним второй, третий, дальше жуткий утробный вой, и все заглушили автоматные очереди. На голову посыпалась кирпичная крошка, свалился сплющенный о стену комок свинца. Стас рухнул на груду мусора и сам едва не заорал от боли. Руку ниже локтя обожгло чем-то острым. Стас перекатился по крошке и обломкам, кое-как поднялся на ноги, сел на битом кирпиче и досках. Голова кружилась, глаза разъедала пыль, руку продолжало жечь. Стас хлопнул себя по рукаву толстовки, выдернул впившийся острием в кожу предплечья острый предмет и в тусклом свете, падавшем из «дымохода», разглядел складень Михаила.

Выстрелы стихли, над головой слышались голоса, сверху по кирпичам скользили осколки. Стас отшвырнул нож и на коленях выполз в подвал. Поднялся на ноги, вытянул руки перед собой и шаг за шагом медленно двинулся вперед. Пальцы коснулись сухого кирпича – это оказалась подпиравшая потолок подвала колонна. Стас обошел ее, споткнулся о мешок с мусором и едва удержался на ногах. Так не пойдет, надо вспомнить планировку подвала, тут можно бродить часами или вообще остаться навсегда. Но как объяснить потом, как убедить Судью, что правильно распорядился подаренной жизнью? Стас попятился, вернулся к колонне. Глаза привыкли к темноте, слева и впереди он увидел очертания половинчатой гермодвери. Добрался до нее без приключений, пролез в щель между двух половинок и, споткнувшись, рухнул коленями на пол.

– Зараза! – Он поднялся, расставил руки в стороны и медленно пошел вперед. Одна арка с вмурованными в бетон дверными косяками, вторая, третья… Стас сбился на четвертой. Он мог идти с закрытыми глазами, и ничего бы не изменилось. «Теперь я знаю, что чувствует заживо погребенный». От этой мысли стало жарко, Стас взмок, словно ужас сочился из всех пор кожи. Он снова остановился, качнулся влево, вправо. Ничего, пустота и запах тухлятины от гнилой воды! Вода! Там, на полу, была вода! Стас принюхался, втянул в себя воздух и побрел вправо. Врезался лбом в притолоку, ногу выше щиколотки обожгла боль. Зато перед глазами стало светло, но ненадолго. Стас присел, нащупал разорванные джинсы, края лохмотьев были мокрые и липкие от крови. Он пошарил рукой у стены, ладонь наткнулась на штырь вентиля.

– Понятно. – Стас прижался спиной к стене и боком пошел дальше, провел рукой по мокрому бетону за спиной. Звук шагов позади, голоса и крики, отдававшиеся в подземелье глухим эхом, заставили замереть на месте. На низкий потолок упал отблеск света от мощного фонаря, послышалась речь. Стас нырнул в провал, шагнул к стене и затаил дыхание. Минута, две – он пережил за эти мгновения столько же, сколько за предыдущие тридцать пять лет земной жизни. Безоружный, обессилевший, он стал легкой добычей, сейчас его прикончит и одиночка. И еще вопрос – прикончит ли сразу… Отблески пропали, шаги и голоса стихли в темноте. Так, а теперь быстро, очень быстро – за этим коридором большой зал, если встать спиной к уцелевшим в груде металла манометрам, то вентшахта будет прямо.

По узкому коридору он почти бежал, касаясь пальцами стен. Они резко разошлись в стороны, в лицо пахнуло гнилой водой, а справа показался просвет. Стас бросился туда, врезался плечом в угол стены и, отшатнувшись, задрал голову. Там, далеко наверху, был день, он пробивался через щели в «окнах» вентшахты. Слабый луч падал на воду, освещал дно колодца. Стас шагнул к световому пятну, нашел первую скобу и вцепился в нее обеими руками. Все, теперь точно все, путь длиной в полгода закончен, впереди снова тупик, и на этот раз окончательный. Что он найдет наверху, кто его ждет, кому он нужен? Наверное, лучше вернуться обратно и умереть, как собирался еще вчера. Здесь его не найдут, в катакомбах под городом скелет может пролежать годами, если кости не растащат крысы или бродячие псы. Или и те, и другие, предварительно обглодав останки.

Стаса передернуло. Он поставил ногу на мокрую скобу, ухватился за следующую и полез по стене вверх. Тухлая гнилая вонь рассеивалась, оставалась позади, воздух стал чище и холоднее. Здесь уже было светло, день пробивался через оба намертво заколоченных «окна». И если «жалюзи» на одном провисели нетронутыми лет десять, то другие появились недавно. Вчера или позавчера, не раньше. Стас кое-как повернулся на скользкой «ступеньке» и за два захода локтем вышиб лист гипсокартона. В лицо ударил мощный солнечный луч, глаза защипало, из-под закрытых век полились слезы. Стас перевалился через «подоконник» и рухнул из «окна» в жесткий, оплывший от тепла и солнца сугроб. Шею и затылок припекало, Стас поднялся на колени и приоткрыл глаза. Вроде все спокойно, не слышно ни криков, ни выстрелов, только сопит кто-то рядом испуганно и вот-вот разревется от страха.

Стас повернул голову и сквозь мутную пелену перед глазами увидел мальчишку. Маленького, толстого, в зеленом непромокаемом комбезе и полосатой шапке. Ребенок пока пребывал в шоке, молча таращился на дядю, но глаза уже были на мокром месте.

– Тихо ты! – Стас попытался улыбнуться и поднес указательный палец к губам, но просчитался. Жест, голос незнакомца и особенно его вид довершили дело. Мальчишка разревелся в голос, побагровел и зажмурился. Он даже не пытался убежать, орал во всю глотку так, что голос срывался и переходил в хрип. Стас поднялся и попытался обойти орущее существо, но опоздал. Из-за стены вентшахты на него вылетела взволнованная тетка с розовой детской лопаткой в руках. Затормозила, остановилась перед незнакомцем и завопила, перекрыв своими воплями рев мальчишки:

– А ну, пошел вон! Проваливай отсюда, бомжара! Я сейчас полицию вызову! Катись, кому говорю! – Тетка замахнулась на Стаса лопаткой и зверски прищурилась.

Стас покорно повернулся и затопал прочь. Прошел мимо примолкших детей на участке, выбрался на дорожку и зашагал по ней к воротам. Следом, держа дистанцию, бежали уже две озабоченные воспиталки, к ним шло подкрепление из корпуса садика. Стас прибавил шаг, добрался до ворот и вышел в калитку. Трансформаторная будка, бетонный, весь в граффити, забор, дальше дворы. Крики и ругань за спиной давно стихли. Он остановился на тропинке между домами. Постоял, осмотрелся и двинулся на детскую площадку, к вытаявшей песочнице и раздолбанным ржавым качелям. Сел на единственную уцелевшую доску и принялся раскачиваться, глядя себе под ноги.

Над городом гулял весенний ветер, он падал с ярко-синего неба, шевелил волосы, перегонял по сухому клочку асфальта прошлогодние бурые листья. И откуда-то полз мерзкий запашок. Стас принюхался и криво ухмыльнулся: бомж и есть, самый настоящий. Без денег, без жилья, безоружный и рядом – никого, ни одного близкого человека. Все остались там, куда полгода стремился он сам. Но не пустили, не просто закрыли дверь перед самым носом, а вытолкали взашей. «Не время, – вспомнил он последние слова Романа, – тебе еще не время». А им?..

– Иди, иди, уходи. Я полисия зову, – прочирикали за спиной. Дворник-таджик в оранжевой жилетке был настроен решительно, и оружие в его руках – новая желтая метла – было посерьезнее детской лопатки. И по статусу он мог себе позволить замахнуться на низшее звено в цепи питания, дворник-мигрант обладал сейчас приоритетом и неприкосновенностью. Поэтому Стас поднялся с качелей и побрел мимо домов.

Сухаревка встретила ревом двигателей и потоком машин, подсохшим асфальтом на тротуарах, замусоренными газонами и бездонной синевой над всем этим безобразием. От зеркал и стекол машин и зданий в глаза били солнечные зайчики, хлопали крыльями голуби, в небе над городом таял инверсионный след самолета.

Стас вместе с толпой перешел дорогу по «зебре» и побрел, не глядя по сторонам. Оставаться нельзя, идти некуда, единственное, что у него осталось, – это жизнь. И он не мог, не имел права отказаться от этого подарка, слишком дорогого, слишком ценного, чтобы пренебречь им. И понимал, что в этом городе есть только одно место, куда он может пойти. Но лишь за тем, чтобы постучаться в закрытую дверь и отвалить, ибо он – третий лишний. Если только для того, чтобы поймать на себе сочувственный взгляд. Но и это сейчас немало, надо рискнуть.

Динамик домофона отозвался длинными гудками, после шестого Стас нажал «отбой» и привалился спиной к теплой стене дома. Ждать пришлось минуты три, из подъезда вышла надутая, недовольная жизнью тетка. Она пискнула что-то угрожающе, но Стас был уже далеко. Пробежал мимо консьержки и двинулся вверх по лестнице на седьмой этаж. Пенсионерка что-то орала ему вслед, но звуки ее голоса скоро затихли. Стас остановился перед знакомой дверью, нажал клавишу звонка. Трель он слушал с минуту или больше, потом отошел от двери и направился к лифту. Вот здесь будет удобно – за стенкой шахты оказалась темная ниша, заставленная коробками. Стас сдвинул их в угол, разломал одну и, усевшись на картон, уткнулся лбом в колени грязных джинсов. Мокрые лохмотья на правой штанине пропитались кровью, багровая царапина саднила, кожа вокруг покраснела. Стас дотронулся до раны кончиком пальца, поморщился и закрыл глаза. Приятная дрема не заставила себя ждать, обняла нежно и убаюкала в один миг. Но только стало легче, только разжалась пружина под ребрами и восстановилось дыхание, как заорал кто-то над ухом, толкнул в плечо. И сразу отпрыгнул назад, не переставая орать.

Пенсионерка свои деньги получала не зря. Не поленилась, обыскала все этажи и нашла негодяя. И теперь вопила во всю глотку, призывая на помощь жильцов. Стас откинулся к стене, приоткрыл глаза и уставился на зашедшуюся от крика консьержку.

– Немедленно покиньте подъезд, или вас выкинут отсюда! – Она топала ножками в войлочных сапожках и грозила «бомжу» костлявым кулачком.

Стас засунул пальцы в рукава толстовки, повозился на картонном матрасе, устраиваясь поудобнее. Ори, звони, куда хочешь, беснуйся, сдохни прямо здесь! Ему было все равно, крики его не пугали, перспектива оказаться в полиции тоже. Чем можно напугать человека, которому нечего терять? Он лишился всего полгода назад, а прошлой ночью отдал последнее. Мужика вон того пугай, мордатого, с брюхом до колен, что сморщился брезгливо и побежал к лифту, или девицу, что вышла из подъехавшей кабины.

Консьержка озверела, она в бешенстве схватила Стаса за рукав и потянула на себя. Он шевельнулся, бабка попятилась и едва не сбила с ног девушку. Та ойкнула, отскочила к лифту и пропала из виду. Бабка пошла на второй приступ, уже молча вцепилась обеими тощими лапками в грязный рукав, и Стасу пришлось оторваться от стены.

– Отвали… – больше ничего он сказать не успел.

Девушка показалась из-за стены, подошла, наклонилась.

Она заметно похудела за эти дни, волосы стали короче, глаза больше. И взгляд снова настороженный, полный недоверия и страха. Ее губы дрогнули, зрачки чуть расширились, но Вера быстро пришла в себя.

– Стас? Ты? Я тебя не узнала. Пойдем скорее. – Она взяла его за руку, заставила подняться и повела за собой, как ребенка, удравшего погулять без разрешения.

– Это ко мне, ко мне. – От этих слов консьержка успокоилась и потащилась к лифту.

Вера втолкнула Стаса в квартиру и захлопнула дверь. Глухой стук, щелчок замка, поворот ключа – это последнее, что он помнил. Сполз на чистый пол и ткнулся носом в колени. Все, финиш, дальше делайте, что хотите, сил у него больше нет.

– Еще чего! – Вера присела рядом с ним на корточки, встряхнула за плечи. – Давай, шевелись! Подъем, кому говорю!

Она стащила с него грязную толстовку, футболку, потянулась к шнуркам, чтобы снять ботинки.

– А это что? И здесь… – Вера побледнела при виде крови на лодыжке и предплечье, бросилась в кухню, на ходу стаскивая с себя белую куртку. Стас кое-как расправился с ботинками, поднялся и побрел по коридору.

– Ты одна? – Губы не слушались, вопрос прозвучал невнятно.

– Одна, конечно. – Вера поставила на полку под зеркалом пузырек с антисептиком и втолкнула Стаса в ванную. – Иди, умойся.

Процесс затянулся, Вера дважды стучала в дверь, Стас отзывался – пока жив, все нормально. А сам никак не мог заставить себя выбраться из-под горячего душа, ванную заволокло паром, зеркало на стене запотело. Переодеться было не во что, пришлось довольствоваться банным полотенцем. Стас вышел из ванной и пошел в кухню, на запах чего-то сладкого. От голода закружилась голова, он едва добрел до табуретки и плюхнулся на нее.

– Подожди немного, – попросила Вера, – сейчас согреется, и ты поешь.

Стас кивнул, поднялся и открыл дверцу полки над головой. Бутылка виски никуда не делась, ее даже не открывали с той ночи. Сколько прошло – месяц? Два? Какая теперь разница? Он достал с полки рюмки, налил доверху, одну подвинул Вере, вторую зажал в кулаке.

– Выпей со мной, – попросил он, но девушка покачала головой:

– Нет, я не могу, мне не хочется…

Стас оборвал ее:

– Ерунда, пей! – От слов Веры в нем поднялась злость, и он наорал бы на девушку, если бы хватило сил.

Она взяла рюмку, поставила себе на ладонь, но пить не торопилась. Стас наполовину осушил свою, выпил, как воду без вкуса и запаха, и посмотрел на девушку.

– Давай, пей, – потребовал он.

Вера подошла к окну, поставила рюмку на подоконник.

– Хорошо, но позже, ладно? Я хочу кое-что рассказать тебе. – Она провела ладонью по волосам, пригладила вихры на макушке. Рукав водолазки пополз вверх, из-под него показались часики на белом ремешке.

Стас усмехнулся и допил виски, потянулся за бутылкой.

– Валяй! – Он не пьянел, как и раньше, как полгода назад. Можно в одиночку опустошить литровую бутылку – и ничего, ни в одном глазу. Странный алкоголь, или это опять подделка?

– Помнишь, ты спрашивал, сколько стоит эта квартира?

Стас кивнул. Странную тему она выбрала для разговора, но если ей станет от этого легче, то почему бы и нет?

– Я, правда, не знаю, это подарок. Подарок моего отца. Его убили три месяца назад, – проговорила Вера.

– Не ври, – перебил ее Стас, – ты сказала, что твой отец живет за границей и у него новая семья, – припомнил Стас историю, которую услышал в кафе. Когда это было – в прошлой жизни или уже в этой?..

– Я тогда наврала тебе, не рассказала всего. – Вера снова сидела напротив. Она положила руки на стол, как школьница, и смотрела в стол, разговоривая, словно сама с собой. – Нет, он не уехал и даже не собирался. Да, он бросил меня и мою мать, да, женился на другой, и она родила ему ребенка. Но и про меня он не забыл, купил эту квартиру и сказал, что больше ничего мне не должен. Я переехала сюда, деда отвезли к матери. Это была правда. – Она взялась за бутылку, но Стас опередил, выдернул емкость из рук девушки.

– Не трогай! – Больше пить он не собирался, две рюмки прошли незамеченными, та же судьба ждет третью. А надо помянуть всех по-человечески, помянуть, как полагается. Третий день, девятый, сороковой. И по сердцу как осколком резануло от мысли: «А ведь у них даже могил не будет. Некуда прийти, некуда принести цветы или стопку водки…»

Вера выключила газ и приоткрыла духовку. Густой сытный запах заполонил кухню, но желудок отозвался спазмом, к горлу подкатил комок. Те же симптомы, ничего нового. Поесть ему удастся не скоро, пройдут сутки или больше – проверено.

Вера достала из духовки половину пирога, поставила на стол.

– Будешь? Ничего больше нет, только яблоки и орехи.

Стас помотал головой, прикрыл глаза. Вчера и завтра не существовало, осталось только сейчас. И голос Веры – она снова стояла у окна, качала в ладони рюмку с виски.

– А три месяца назад я узнала, что убита новая семья отца: он сам, его жена и сын, – говорила девушка и смотрела на янтарную жидкость. – Потом мне позвонила мать и сказала, что к ней приходили старые друзья моего папаши. Они недавно освободились и требуют от нее деньги. И проценты, – пояснила Вера, – с той суммы, что присвоил тогда мой отец. Они угрожали, матери пришлось продать квартиру и уехать к дальним родственникам. Убийцы забрали у нее все, потом нашли меня.

– Ничего себе, – проговорил Стас. – И поэтому ты тоже решила продать квартиру? Чтобы расплатиться с ними?

Вера повернулась к нему спиной, уставилась в окно. Потом тряхнула волосами и подняла голову. Стас взял бутылку и налил себе третью, выдохнул, приготовился осушить ее, когда Вера снова заговорила:

– Нет, не для этого. Вторая семья отца и то, как они обошлись с моей матерью, – у меня не было иллюзий. Эти люди хотели не только денег, но и мести. Пятнадцать лет, проведенных в тюрьме по вине, как они считали, моего отца… Я ничего не знала про его дела, и мать – тоже. Но эти люди, они бы не остановились. И я решила нанять киллера.

– Что?! – Виски выплеснуло на стол, рюмка вернулась на место. Стас уставился на Веру, решив, что ему послышалось. – Что ты сделала?

– Я решила нанять киллера, чтобы он убил их, – просто ответила девушка и прислонилась к подоконнику, – и ты видел его. А продать я планировала обе квартиры: вашу, чтобы заплатить убийце, а эту – чтобы уехать из страны. В Болгарии или Хорватии можно купить недорогое жилье и жить на остатки денег. Я уже нашла вариант и обо всем договорилась, заняла денег, отдала половину, нашла покупателей на квартиры. А потом встретила тебя.

Стас не мог прийти в себя, он глупо хлопал глазами, уставившись на Веру. Она улыбнулась, кивнула и застыла с опущенной головой.

– Врешь, – протянул он, – не может быть. Где я мог его видеть? Когда?

– В кафе, когда ты пришел с тем мальчишкой. Он понравился мне – глупый, честный. А ты был злой, недовольный, и я сразу поняла, что ты меня ненавидишь.

Стас не слушал ее, закрыл ладонями лицо, уперся локтями в стол. И снова увидел перед собой огромное панорамное окно, людей за столиками, Веру в темном узком платье и лысого в белом свитере рядом с ней.

– Мы договорились, и потом я привела его, чтобы показать тех, кого он должен убить, – продолжала Вера, – когда мы с тобой встретились во второй раз. Этот человек был там, через два столика от нас. Пришли вымогатели, они ходили за мной по пятам. В первый раз мне едва удалось от них избавиться, чтобы той встрече ничего не помешало. Я привела их на смотрины, а ты…

– А я все испортил, – глухо проговорил Стас в ладони. – Какой же я дурак! Прости, что все так получилось. Я не знал. Я больше никогда не помешаю тебе, можешь не волноваться.

После озноба его бросило в жар, Стас вытер лицо краем полотенца и посмотрел на Веру. Она снова подошла к окну, приоткрыла его, и по кухне загулял острый, пахнущий весной ветерок. Он остудил кожу, привел в порядок мысли, напомнил многое, что предстояло забыть. Стас поднялся, обнял Веру за плечи и усадил ее за стол.

– Выпей со мной, – повторил он, – давай выпьем за то, что вчера все закончилось. Все, ради чего я жил последние полгода. Выпьем, и я уйду. Давай! – Он силой пихнул рюмку в руку девушке.

– Нет-нет, – она снова замотала головой, – я не буду, мне нельзя. Уже почти пять недель. Я беременна, Стас, мне нельзя пить, нельзя… Я только вчера узнала! Я не знаю, что мне делать, не знаю, как теперь жить!

Она наконец разревелась, отвернулась к плите, и сквозь плач Стас услышал ее слова: «Я не знаю, не знаю». Он взял Веру за руку, но девушка вырвалась, вскочила и выбежала из кухни. В ванной полилась вода, засвистел на плите чайник. Стас поднялся, выключил огонь и подошел к окну. Выплеснув виски в раковину, он поставил посуду в мойку и повернулся на шорох за спиной. Вера стояла в дверях – бледная, глаза красные, губы сжаты, мокрые пряди челки прилипли ко лбу. Она молчала, смотрела мимо, на стену соседнего дома, и нервно натягивала на пальцы рукава черной водолазки.

– Не плачь, – произнес Стас, – не надо, все закончилось. И ни о чем не думай, ничего не бойся. А что делать… Тебе и знать не надо, я сам все знаю лучше тебя.