Глава 6
Неспешное путешествие в обозе нельзя было назвать захватывающим. Захар считал верстовые столбы, которые отмеряли расстояние вдоль Сибирского тракта, и развлекался тем, что пытался подсчитать, как далеко еще до конечного пункта их путешествия. Распутин над ним подсмеивался, предлагая лучше считать телеграфные столбы, которые тянулись от самого города Семеновска и попадались гораздо чаще.
Из-за медленного продвижения и постоянных поломок в пути обоз быстро отстал от спешащих домой казанских барынь. Теперь на остановках в придорожных селах Захар выспрашивал у местного населения о проезжавшем тарантасе. В очередной раз убедившись, что с дамами ничего не случилось, и уточнив разделяющее их расстояние, он с новыми силами принимался за подсчеты.
Но на второй день путешествия произошло нечто странное, заставившее ямщика насторожиться. Расспрашивая о недавно проезжавших по дороге на Пермь двух женщинах, он услышал в ответ странный смешок.
– Что это они вам всем понадобились? – хмыкнул юркий маленький хозяин бакалейной лавочки. – Уже второй раз за неделю меня о них спрашивают.
– Кто еще спрашивал? И когда?
– Да мужик какой-то! – отмахнулся бакалейщик. – Вида не слишком благочинного – борода лопатой и рожа разбойничья. Был тут проездом, так же, как и вы, с неделю назад. Дамочек тогда этих я еще не видел. Так ему и сказал. Они только вчера тут объявились. Переночевали на постоялом дворе и дальше поехали.
– Кто ж такой он был-то? Назвался?
– Нет. Да я и не спрашивал, когда он мне целковый положил, – дернул бровью бакалейщик, напоминая о себе.
Захар полез в карман за мелочью, про себя удивляясь подозрительной щедрости неизвестного мужика.
После этого эпизода путешествие стало казаться ямщику просто невыносимо медленным. При каждой остановке он спешил разузнать, как обстоят дела у его барынь и не заметил ли кто-нибудь подозрительного мужика. Но больше Захару не везло столкнуться с теми, кого этот таинственный человек расспрашивал. Однако уверенность в том, что он здесь уже побывал, не оставляла молодого человека.
К тому же теперь в вечерних сумерках ему стало мерещиться, что кто-то преследует медленно плетущийся обоз. То какая-то неопределенная тень мелькала за деревьями на обочине, то трещали под чьими-то шагами ветки, хотя все обозники были при этом на виду.
Захар пытался обратить на это внимание Григория, но тот, удивительно чуткий в другие моменты, сейчас оставался глух и слеп. Паломник предпочитал заводить беседы о том, как дивно разливается свет на лесных холмах и как щемит сердце от открывающихся с вершин просторов. Это всегда заставляло Захара отступать.
Третья ночь застала припозднившихся путников в дороге, и обозникам пришлось разбивать лагерь под открытым небом. Товар в их подводах был не тот, чтобы опасаться грабителей: соль да вяленая рыба. Потому никаких особых мер для безопасности обозничий не предпринимал – только за порядком следил.
Однако ямщик, уже изрядно уставший от какой-то неопределенной угрозы, которая ему везде мерещилась, решил во всем разобраться. Еще с вечера он позаботился о том, чтобы выбрать такое место для ночлега, к которому не просто будет незаметно подобраться. Пока Григорий занимался лошадьми – распрягал, поил и кормил, Захар осматривал лагерь.
Наклонившись, чтобы взглянуть на оглоблю у задних колес телеги, краем глаза он заметил движение у соседней повозки. Захар мгновенно выпрямился и кинулся в ту сторону, но уже никого не увидел. Он знал, что скажут ему другие, – какой-нибудь зверь подходил разведать, нет ли чего вкусного. У крупных дорог, по которым постоянно ходят обозы, таких зверей развелось немало.
Ночью Захар лег спиной к костру, чтобы глаза не привыкали к свету и можно было издали заметить приближающегося врага. Григорий, который после посещения старца Макария прекрасно спал по ночам, накрылся дерюгой, позаимствованной с телеги, и устроился у костра.
Ямщик делал вид, что спит. Старался дышать ровно и не слишком много шевелиться. До него доносились все тревожные лесные звуки, но пока ничего, хотя бы отдаленно похожего на шум, производимый человеком, он не слышал. Постепенно лагерь обозников затих, грубые голоса и смех сменили нестройное сопение и храп.
Захар уже с трудом боролся с подступающей дремотой, сознание незаметно уплывало. Чтобы удержаться от соблазна уйти в страну грез, ему пришлось кусать себе губы. Это помогло.
Наконец, кажется, в самый глухой час ночи молодой человек различил в неумолчном ночном шуме осторожные шаги. Кто-то крался вдоль ряда телег с противоположной от обозников стороны.
У каждой телеги неизвестный приостанавливался, затем раздавался какой-то шорох, и через несколько мгновений человек возобновлял свое движение вдоль обоза.
Одна из стреноженных лошадей шумно повела ноздрями, учуяв незнакомца, и тот замер ненадолго, а затем продолжил свой путь. У следующей телеги он задержался. Ямщику удалось рассмотреть лохматую голову и мешковатую одежду незнакомца.
Тот снова чем-то прошуршал, а потом, к удивлению Захара, подтянулся на руках и неуклюже перевалился через высокий борт повозки внутрь. Там он, видимо из осторожности, надолго замер и не показывался.
Воспользовавшись тем, что неизвестный не может его видеть, Захар поднялся и осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к повозке с другой стороны. Не в силах ждать дальше, чтобы понять намерения неизвестного, ямщик одним стремительным прыжком взлетел на борт.
В густом полумраке среди тюков сложно что-либо разобрать, но, когда лиходей шевельнулся, Захар его заметил. Грубая холстина, закрывавшая содержимое телеги, была откинута, а непрошеный гость сидел тут же. Увидев возникшего как из-под земли Захара, неизвестный попытался встать, но ямщик ему не позволил. Схватив его за щуплую шею, молодой человек стал его неистово трясти, цедя сквозь зубы:
– А ну, отвечай, кто таков? Зачем тут шныряешь?
Тщедушный тип только мычал что-то не-внятное, всхлипывал и совершенно не сопротивлялся. Это немного успокоило Захара, и он перестал немилосердно трясти свою жертву.
В этот момент повозка качнулась на мгновение, и ямщик оглянулся. Разбуженный возней и голосами, Григорий пришел посмотреть, что затеял его спутник. Зевая во весь рот и потягиваясь, он невнятно пробормотал:
– Отпусти ты его, пока не придушил совсем. Али не видишь – бродяга рыбкой полакомиться хотел!
Захар недоверчиво зыркнул на спутника, но от подозрительного типа все же отодвинулся.
Паломник оказался прав – подошедшие вскоре обозники с огнем осветили забившегося в угол замызганного босого бродягу, успевшего ухватить в телеге кусок вяленой рыбы. Судя по всему, он тут ее и собирался съесть.
– Чего молчал-то? Так бы я тебя и прибил! – с досадой рявкнул на нищего Захар.
Ответ он с трудом смог понять, так как у бродяги зубов уже почти не осталось:
– А шо шкажешь-то? Хто я таков, уше и шам не помню…
Захар покривился и обратился к своему спутнику:
– Может, с этим бедолагой я и сглупил, но ведь кто-то же расспрашивал про двух женщин у того бакалейщика!
– Был там кто-то, но может, и не их искал, а? – отвечал ему на это Григорий. – А ты уже разволновался и на всех кидаешься…
Этот случай весь следующий день служил в обозе любимой темой для шуток. Даже длинноусый обозничий посмеивался над излишней бдительностью своего кучера. Бродяге он позволил ехать с ними до пристани, до которой оставалось уже около полудня пути. Там содержимое обоза должно было перекочевать в трюм какой-нибудь посудины и пуститься вниз по Каме.
Таинственный «кто-то», о котором говорил Григорий, очень занимал воображение Захара, так что он даже забыл считать верстовые столбы и вычислять, как скоро они доберутся до Перми.
* * *
Когда впереди показалась пермская застава, солнце уже было в зените. Ворота города символизировали два каменных обелиска с двуглавыми орлами на вершинах. Они находились на вершине холма, с которого можно было обозреть расположенный ниже город. Широкий тракт уводил в пригород, застроенный деревянными домами, и дальше в центр. Там виднелись многочисленные церковные купола, каменные особняки купцов и промышленников.
Но путь обозников сейчас лежал не в центр Перми, а к пристани на Каме. Именно там сходились все торговые пути: водный, колесный и железнодорожный.
Чтобы подобраться к нужному причалу, телегам пришлось пересечь «чугунку», как в народе называли рельсовые пути. Как только у обоза появились крючники, занимавшиеся погрузкой товара, работа кучеров могла считаться законченной. Они тут же обступили обозничего в ожидании оплаты.
Раздавшийся в этот момент гудок возвестил о приближении паровоза. Люди поспешили убраться с путей, и многие замерли в ожидании редкого зрелища – прохождения пассажирского поезда.
Захар тоже поддался общему настроению и наблюдал за тем, как вдоль насыпи пронеслась неудержимая разноцветная вереница вагонов. Выкрашенные в желтый цвет вагоны первого класса для богачей, синие – для зажиточных горожан и зеленые – для всех, кто в эти категории не попадал. Ему еще ни разу не приходилось путешествовать в этих металлических чудовищах, хотя чугунка и добралась до Тюмени четыре года назад.
А когда поезд промчался мимо и открылся вид на дорогу, Захар заметил на ней нечто знакомое.
По Сибирскому тракту, обратно в сторону Верхотурья, медленно полз тот самый тарантас, который неделю назад наняли казанские барыни.
Не говоря ни слова, Захар припустил вверх по склону наперерез тарантасу. Игнорируя удивленные выкрики, ямщик выскочил на дорогу и схватил под уздцы незнакомую белую лошадь, которая в одиночку тащила громоздкую повозку.
– Откуда у тебя этот тарантас? – тут же выпалил Захар.
– Ишь какой народец пошел! – раздраженно бросил в ответ кучер, совершенно не похожий на того, который увез барынь. – И без вежества, и без стеснения!
– Прости меня, мил-человек, – сбавляя тон и невольно используя любимое обращение своего спутника, продолжил расспросы ямщик. – На таком же точно тарантасе отправились в путь мои знакомые, и я волнуюсь, не случилось ли чего?
– Да откель мне знать? – В ответах кучера приязни не прибавилось. – Куплен этот драндулет мной на торгу за хорошие деньги.
– А каков из себя продавец был?
– Да пермский он! Завсегда барахлом торгует – перекупщик, в общем.
Захар разочарованно опустил голову и отошел с дороги, пропуская раздраженного кучера.
Что-то случилось то ли с барынями, то ли с их кучером. И чтобы узнать, что именно, нужно было попасть в Пермь, а для начала получить расчет у обозничего. Захар поспешил назад к суетящимся возле причала людям.
* * *
Захар понуро шел по вечерним улицам незнакомого города. Пора было вернуться в постоялый двор, который они с Григорием облюбовали для ночлега еще днем. Молодой человек не был уверен, что идет правильно, но, вопреки обыкновению, не выспрашивал дорогу у прохожих. Он был полностью погружен в свои мысли.
А мысли эти были не слишком веселые. Если уж на то пошло, то сам он считал, что находится в полном отчаянии.
Потратив полдня на поиски хоть каких-то следов Башмаковых, Захар потерпел полное поражение. Ни в одном из четырех солидных постоялых дворов города, адреса которых ему выдал разговорчивый половой, ничего не слышали о казанских барынях. Ямщику пришлось потратить немало сил на то, чтобы развязать языки надменным слугам из дорогих заведений, но их рассказы принесли ему только разочарование.
Напрашивался вывод: либо Башмаковы в Пермь не доехали и тогда нужно возвращаться на Сибирский тракт и искать их следы, либо у них не осталось денег и пришлось селиться в одном из многочисленных дешевеньких трактиров. Конечно, возможны были и еще менее приятные варианты, но о них Захар предпочитал вообще не думать.
От этого тревога за женщин не унималась, но тем не менее поиски и расспросы нужно было прервать до завтрашнего утра. Единственное, что сейчас мог сделать ямщик, это поделиться новостями со своим спутником и, возможно, услышать от него какой-нибудь дельный совет.
Бесшабашно перебежав дорогу перед самым носом у разругавшего его извозчика, Захар наконец очутился у постоялого двора, где он остановился вместе с Распутиным. Это было небольшое здание с кирпичным первым этажом и деревянным вторым.
Спальни для постояльцев были наверху, а на первом этаже гостям подавали местные кушанья, самым вкусным из которых считались пельмени. Именно из Пермской губернии это незамысловатое блюдо распространилось на всю империю.
Зайдя внутрь, Захар нетерпеливо осмотрелся и, не найдя своего спутника, поспешил с расспросами к половому.
– Да ушел он, голубчик! – на бегу ответил парень, одетый во все белое. – С час уже как. Спросил, где тут ближайший храм, и ушел. На вечерню, поди, собрался.
– И где же тот храм?
– Тут недалече! Церковь Марии Магдалины на углу Покровской и Верхотурской.
Ямщик размышлял недолго. Сидеть одному в четырех стенах, когда сон не идет, а все мысли норовят свернуть туда, куда их не просят, ему совершенно не хотелось.
Легко поднявшись, он снова вышел на улицу. Служба должна была уже подходить к концу, а до церкви было всего несколько минут пешком.
Губернский город Пермь казался Захару более внушительным, чем Тюмень или Тобольск. Но в таком большом городе дорогу было искать гораздо проще, чем в лесу.
До храма ямщик добрался быстро – народ только начал выходить из широко открытых дверей на улицу. Церковь была странная – выкрашенная в красный и белый цвета с причудливыми полуколоннами – в общем, новомодная. Постояв немного и понаблюдав, Захар не заметил среди выходящих людей своего спутника и решил войти внутрь.
Привычный сумрак, запах ладана и тусклое сверкание золотых окладов не произвели на него особого впечатления. Тем более что храм был невелик.
После службы здесь остались в основном бабы да старушки, так что Григория обнаружить было несложно. Он стоял перед иконой святого, в котором Захар, после некоторого раздумья, узнал Симеона Верхотурского.
Паломник молился, но делал это не так, как большинство знакомых ямщику религиозных людей. Они бормотали еще в детстве заученные слова, надеясь на то, что бог их услышит, но сами даже не пытались услышать бога.
Григорий же не обращал внимания ни на что вокруг, его губы не шевелились. Он стоял прямо, и вся его фигура излучала напряжение, будто натянутая струна. Иногда он размашисто крестился и снова замирал в неподвижности.
У Захара не хватило духу прервать его, и он попробовал помолиться сам, выбрав для этого икону Богородицы. В голове вертелись только слова еще в детстве зазубренной молитвы, которую мать называла «Живые помощи». Пробормотав ее скороговоркой и не испытав никакого облегчения, Захар вздохнул и покинул дом божий. В нем ему никогда не удавалось найти опору и утешение.
Для этого было другое испытанное место – кабак. Направившись на удачу по Покровской улице, Захар вскоре заметил питейное заведение, опознав его по обязательной вывеске – насаженной на кол зеленой елке. Заходить туда одному было непривычно, но утешало одно – в таких местах всегда находились сочувствующие слушатели и собеседники.
* * *
– Я же говорю – как в воду канули! – разъяснял уже изрядно захмелевший ямщик причину своих мучений собутыльнику. Тот слушал вполуха и больше интересовался тем, появится ли возможность вытянуть у Захара его денежки, заработанные в обозе.
– Куда сгинули? И когда их еще хватятся? Ведь не к исправнику мне идти! Я им никто! – продолжал сетовать ямщик.
– И что ты себя изводишь? – вяло возмутился его собеседник. – Пусть сами выкарабкиваются, дуры окаянные! Ты что мог – сделал.
– А и верно! – неожиданно согласился Захар. – Чего это я из-за них раскис совсем? Ну их к черту!
– Вот за это и выпьем! – обрадовался Захаров собутыльник, разливая водку.
Захар опрокинул рюмку, крякнул, а когда опустил ее на стол, рядом с ним уже стоял неизвестно откуда взявшийся Григорий.
– Откуда ты тут? Как нашел? – не веря своим глазам, ямщик даже потряс головой.
– Да где ж тебе еще быть, как не тут? – пожал плечами паломник и недобро зыркнул на Захарова собутыльника. Тот без разговоров выскользнул из-за стола и поспешил раствориться среди посетителей кабака.
Захар тоже поднялся, комната слегка качнулась, но быстро приняла свое обычное положение.
– Никак собрался отдохнуть? – удивился Григорий.
– Ну, нет! – замахал на него руками ямщик и добавил тише, склонившись к уху собеседника: – Давно я у бабы не был, а тут, говорят, как раз через пару кварталов дом с красными фонарями есть… Пойдешь со мной?
Паломник на мгновение задумался, будто прислушиваясь к чему-то, а затем сказал:
– Все мы грешны, и всех господь прощает в своей милости.
Приняв это за согласие, Захар решительно двинулся к выходу из кабака.
Никаких возражений против того, что сказал его спутник, он не имел. В конце концов, содержание домов терпимости было делом вполне законным и государством контролируемым. А значит, что и все посетители таких мест ничего особенного не совершали.
Первый попавшийся им дом с красными фонарями был из дешевых – без мягкой мебели, шелков и венских зеркал. При входе посетителей поприветствовала хозяйка средних лет. Она окинула новых гостей подозрительным взглядом.
Это заставило Захара рассмеяться и хлопнуть себя по карману, в котором звякала разменянная в кабаке мелочь.
– Слышу, слышу, – сладко заулыбалась хозяйка и окликнула бездельничавших на первом этаже девок. – Выбирайте, гости дорогие!
Семеро девиц выстроились в неровную линию, но Захар уже знал, кого возьмет. Он сразу приметил черноглазую и темноволосую смуглянку, которая обладала самой подходящей внешностью – то есть ничем не напоминала Катерину. Ямщик поманил приглянувшуюся девицу, и она заулыбалась, протягивая ладошки:
– За меня 70 копеек положено. Ежели на всю ночь останешься, то отдельно договаривайся.
Пока Захар рылся в карманах и отсчитывал требуемую сумму, Григорий тоже сделал выбор, когда в комнате появилась еще одна девица, только что отпущенная своим посетителем. Тот так быстро скрылся за дверью, что Захар едва успел заметить его своим затуманенным зрением.
Эту-то освободившуюся девицу и поманил Григорий. Хозяйка удивленно приподняла брови – мало того, что клиенты вообще редко так поступали, да еще и девица была не нежный цветок. Усталый вид и темные круги под глазами не прибавляли привлекательности ее постной физиономии.
Сама девка тоже удивилась и испуганно зыркнула на паломника, но возражать не решилась.
– Я с ней в баню схожу, – неожиданно заявил Григорий и протянул хозяйке деньги. – Тут задаток за пару часов, держи, – и добавил, обращаясь к девице: – Пойдем, милая. А то не люблю я эти ваши каморки…
Взглянув на деньги, хозяйка возражать не стала:
– Пущай идет!
Захара уже увлекала наверх его черноглазая смуглянка, и он успел лишь усмехнуться по поводу крестьянских причуд своего спутника.
В крошечной комнатушке с железной кроватью смуглянка скинула свою пышную юбку и закружилась, демонстрируя Захару дорогие кружевные чулки и шелковые панталоны персикового цвета.
Такие вещи никогда бы не надела простая горожанка, даже если бы ей хватило на них денег. Захару стало интересно, а какие панталоны носила Катерина?
– Хороша я? Хороша? – спрашивала девица, подходя ближе и ставя одну затянутую в белое кружево ногу на край кровати.
– Хочешь сам снять? – жарко шепнула смуглянка, приближая свои губы к его лицу.
Захар накрыл ее губы своими и, когда девица прижалась к нему всем телом, наконец избавился от настойчивого воспоминания о Катерине. Теперь какое-то время он ни о чем не беспокоился.
* * *
Открыв глаза, Захар с некоторым удивлением обнаружил себя в постоялом дворе, на кровати и в одежде. Голова гудела, и в ней не осталось никаких воспоминаний о пути назад из борделя в постоялый двор.
На стуле у окна сидел вполне свежий и даже отмытый Григорий и прихлебывал чай.
– Ты лежи, милой, а я тебе кой-че расскажу, – обрадовался его пробуждению паломник. – Ты вчерась не слишком-то оглядывался вокруг, вот самое интересное и прозевал. Заметил того мужика, что у Агафьи до меня был? То-то! А я заметил.
– Агафья? – хрипло спросил Захар.
– Та девка, что со мной пошла, – охотно пояснил ямщику собеседник. – Мужик этот среди разбойников был, которые на наших барынь напали.
Захар подскочил на постели и тут же схватился за голову.
– Агафья с ним только раз была. Толком ничего не знает. Но обещала поспрашать у девок. Он вроде к ним частенько наведывается. Так что будь готов – сегодня опять пойдем.
– А он нас узнал? – с трудом выдавил вопрос ямщик.
– Да навроде нет, – задумчиво протянул Григорий. – Но может, скрывать мастер.
Голова Захар трещала теперь от разных мыслей: случайно ли этот разбойник тут оказался? Один ли он тут или вся шайка рядом? Не он ли спрашивал о барынях на Сибирском тракте? И вдруг Захар вспомнил:
– Я ж тебе так вчера про барынь и не сказывал!
– Сказывал, сказывал, – усмехнулся Распутин. – Пока назад шли. Только рано ты разволновался. Еще бы с десяток постоялых дворов пройти надо для начала, а там уж думать. Тебе сегодня весь день на это дело.
И вправду оказалось, что след Башмаковых не так трудно найти. Они, оказывается, поселились в скромном постоялом дворе ближе к выезду на Казань. И там с ними действительно приключилась неприятность.
Как сообщила внимательным путешественникам местная кухарка, оказавшаяся самой разговорчивой, женщины оставались здесь две ночи. Когда их кучер обнаружил, что финансы его хозяек на исходе, он, невзирая на прежние договоренности, бросил их, продал тарантас и скрылся в неизвестном направлении.
Дамы отправили несколько телеграмм, ответов не дождались и на следующий день укатили на обычной почтовой карете. Места там, конечно, не барские, но похоже, что денег у Башмаковых больше ни на что не оставалось.
Это объясняло странное происшествие с тарантасом, но оставалось непонятным появление знакомого разбойника, и похода в дом с красными фонарями было не избежать.
* * *
По счастью, черноглазая смуглянка, которая так понравилась Захару, и на этот раз была свободна. Узнав ямщика, она игриво ему улыбнулась.
А при виде Распутина девицы оживились и зашушукались. Когда паломник снова выбрал Агафью и хотел уйти с ней, как и вчера, к хозяйке подскочили две другие девицы. Засовывая ей в руки деньги, они стали упрашивать ее отпустить их на часок с Григорием и клятвенно обещали вернуться.
Хозяйка принялась ругаться на чем свет стоит, а смуглянка, хихикая, потащила Захара наверх, в свою каморку.
– Чего это они, совсем одурели? – не удержался от вопроса изумленный ямщик.
– Ну и приятель у тебя! – улыбнулась девка.
– Да что там случилось-то? – не на шутку заинтересовался молодой человек.
– Хочешь поболтать? Твои деньги – твое дело… Нам вчера Агафья понарассказала… Эти две дурищи даже сами поглядеть захотели, – снова захихикала смуглянка. Видя, что Захар заглотил наживку и готов выслушать ее рассказ, она начала: – В общем, пришла наша Агафья с твоим другом в баню, а он ей и говорит – раздевай, мол, меня. Ну, дело обычное. Поскидывала она его барахло и за свое принялась. А он «не надо», говорит, «я сам». Такое тоже бывает, да и что Агафье-то возражать? Вот разделись они догола, и видит она, что он уж готов. Хочет ублажить, как положено, а он ей: «Иди воды набери». Ну, набрала, пришла, села рядом и уж думает: «Намучаюсь я с ним». А он ее за руку хвать, в глаза заглянул своими глазищами страшными и давай ей про нее рассказывать. Говорит, до самого донышка в ее душу заглянул, все распознал, даже то, что сама себе не сказывает! Страшно ей стало, а пуще всего больно от правды-то. Ну, и разревелась наша Агафья в три ручья. Тогда твой приятель взял да целый таз воды студеной на нее и вылил! А потом давай обнимать, целовать да ласкать. Тут уж Агафья совсем ум потеряла, а ведь и не думала, что такое с мужиком будет! Мы б, может, и не поверили, да она как пришла – сразу видно по ней – глаза блестят, вся аж похорошела. Говорит, уйти отсюда хочет…
Захар заметил, что последние слова смуглянка сопроводила горькой усмешкой.
– Думаешь, не уйдет?
– Ни разу не слышала, чтобы это дело хорошо кончилось, – покачала головой девица. – Куда с желтым билетом идти-то? Он же вместо пачпорта – все знать будут, коситься да плеваться.
– Послушай, – осторожно спросил Захар. – А тот тип, что у Агафьи вчера до Гришки был, кто таков? Рожа мне его знакома, да вспомнить не могу…
– Да заходил он сюда раз пять, – задумалась смуглянка. – Вроде торговец какой-то. Говорил, ждет здесь своих друзей откуда-то из Верхотурья. При деньгах, но прижимистый.
– А кого ждал, не сказывал? – внутренне похолодев, задал следующий вопрос Захар.
– Нет, не из болтливых он. Что, хочешь все свое время лясы проточить? – надула губки смуглянка.
В ответ на это Захар дернул ее за пояс и сам опустился на скрипучую кровать.
