Глава 6

Кто-то тормошил его, тянул за рукав на себя, Денис сел и увидел Настю. Она пыталась поднять его на ноги, но при этом молчала, даже губу прикусила, но это слабо помогало. Зубы девушки отчетливо постукивали в тишине, Денис поднял голову и увидел за ее спиной женщину, невысокую, тонкую, в руке она держала пистолет, и дуло смотрело Насте в затылок.

— Сдурела? — кое-как проговорил Денис, женщина прижала ствол к голове Насти и повторила:

— В машину. Садись вперед. Быстро.

Денис ухватился за протянутую руку девушки, кое-как поднялся на ноги и сел на капот белой «Тойоты». Накрыла оглушительная боль в правом подреберье, такая, что и не вздохнуть, да еще и голова гудела зверски, перед глазами колыхалась мутная пленка, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало. Слух и зрение снова пропали, а когда вернулись, первым делом он увидел Настю. Она обнимала его, прижимала к себе и просила срывающимся шепотом:

— Пожалуйста, пожалуйста. Делай, что она говорит.

Выбора не оставалось, Денис плюхнулся на переднее сиденье и закрыл глаза. Происходило нечто из разряда «так не бывает», и, тем не менее, оно было — с ним и сейчас. И с Настей заодно — девушка оказалась рядом, в водительском кресле, и сидела, положив руки на колени.

— Давай, красотка, поехали, — раздалось с заднего сиденья. Женщина говорила вполголоса, почти шепотом, и от этих звуков невольно бросало в дрожь. Настя взялась за руль и повернула ключ в замке зажигания. В спину раздался нетерпеливый гудок, Денис посмотрел в боковое зеркало — «Тойоту» подпирала другая машина, надо думать, то самое такси до Москвы.

— Быстро, сучка! — раздалось сзади. — Пошла, тварь, не зли меня.

«Тойота» рывками двинулась вперед, налетела на бортик, раздался скрежет металла. Сзади молчали, зато раздался негромкий металлический щелчок затвора, и Денису в тишине показалось, что это лязгнул досланный в патронник патрон. Машина дергалась, буксовала, и Денису пришлось взяться за руль и помочь Насте выровнять машину. «Тойота» вернулась на дорогу, покатила дальше уже ровно, Настя держала руль обеими руками и смотрела перед собой.

— Вот так. — Голос стал равнодушным и злым. — Гони к выезду из города, дальше я скажу. И пристегнись. Ты тоже.

Металл неприятно холодил затылок, Денис накинул ремень безопасности и посмотрел в зеркало заднего вида. Они проезжали по освещенному участку дороги, и отражение в зеркале стало отчетливым — на него смотрела горничная — или официантка — из «Примы», та самая, что вышла встречать Вавилова вместе с людьми Никольского.

Их взгляды встретились, «горничная» посмотрела на него без улыбки, насмешки или чего-то подобного, смотрела равнодушно, словно видела впервые. И оба знали, что это не так.

— Куда едем? — спросил Денис просто так, чтобы не молчать. Ответа не последовало, разумеется, и «Тойота» катила дальше по правой полосе, держась в общем потоке машин. Денис осторожно покрутил головой, повернулся в кресле так и этак, прислушиваясь к себе. Голова болит, но терпимо, только перед глазами все малость мутно и огни фонарей сливаются в одну яркую длинную полосу, от чего снова начинает подташнивать. И боль в правом боку хоть и утихла, но при неловком движении напоминала о себе резким, точно колющим ударом. В остальном все было почти неплохо, если не считать вооруженного человека за спиной и времени, что бежит слишком быстро.

«Кто ж такая?» Денис поглядывал в зеркало на двери, силясь рассмотреть незнакомку. А та, заметив его взгляды, отодвинулась, и теперь Денис видел только ее профиль, правильный и тонкий, точно на старой гравюре. Она из свиты Никольского и никакая не официантка, понятное дело, но кто тогда? «Секретарь? Любовница? Личный диетолог?» — он браковал подряд все варианты и в конце концов сдался. Глянул на Настю: та точно одеревенела за рулем, вцепилась в него так, что аж пальцы побелели, но держала машину уверенно, смотрела перед собой так пристально, точно боялась пропустить нечто важное. Денис сел ровно, переждал короткий приступ боли и спросил, глядя в темное зеркало заднего вида:

— Зачем мы тебе? Может, отпустишь девушку, а я с тобой вечерок, так и быть, скоротаю?

Вышло даже не двусмысленно — нагло, прозвучало хамски, но женщина молчала, и Денису показалось, что она улыбается. В темноте он ничего не видел, но чувство было таким острым, что не выдержал и обернулся. Точно — улыбается, но не его словам, а каким-то своим мыслям, будто вспомнилось нечто приятное и давно ушедшее, чего не вернуть ни за что на свете.

— Эй, кукла, я к тебе обращаюсь, — как мог нахально сказал Денис, и женщина снизошла до него, удостоила взглядом.

— Ты не в моем вкусе, — сказала она, — расслабься. И мы уже почти приехали.

Машина проехала мимо старого рынка, пересекла рельсы, справа промелькнул знак границы города, началось шоссе. Вдоль него потянулся лес, в свете фонарей мелькали елки и березы, все в снегу, свет фар встречных машин бил в глаза. Луч на миг осветил лицо женщины, и Денис видел, что теперь она не улыбается, а сосредоточенно смотрит вперед и будто просчитывает что-то мысленно. Он глянул на дорожные знаки и понял — «Тойота» едет обратно к «Приме», и тут мелькнула даже не догадка, а еле заметно скользнувшее по краю рассудка немыслимое предположение, до того невероятное, что Денис отринул его моментально, настолько оно было нелепым. Но ресторан приближался, показался знак, извещавший о наличии в четырехстах метрах впереди прилегающей дороги, и Денис сказал:

— Там сейчас будут его люди.

Ни имени не назвал, ни фамилии, вообще ничего не сказал толком, просто предупредил, и его поняли, поняли правильно и быстро: они явно говорили об одном том же.

— Не успеют, переезд закрыт, — ответила женщина, — кто-то под поезд угодил, прямо у будки обходчика. Там сейчас с рельсов кишки отскребают.

«Тойоту» бросило влево, она еле-еле разминулась с летевшим по соседней полосе «Ниссаном», тот успел убраться с дороги и разразился возмущенным гудком. Настя пыталась выровнять машину, но ее мотало по дороге, занесло, и «Тойота» едва не свалилась в придорожную канаву. Но девушка уже пришла в себя, сдала машину назад и поехала дальше, стараясь держаться ближе к обочине.

«Уж не та ли овца с челочкой свой заход повторила? Опять не вовремя, дура, ее мать не вовремя родила». Денис смотрел на дорогу, на поток транспорта, что шел в сторону Москвы. Впереди показался знак съезда на прилегающую дорогу, за деревьями светились окна «Примы».

— А я успею. Мне с ним потолковать надо, да, боюсь, он гостей не ждет, а вот тебе и девке своей обрадуется… Права я?

С заднего сиденья послышался звон металла, негромкий щелчок и еле уловимый звук, такой, точно там закручивали что-то, быстро и сноровисто, до упора, до сухого плотного стука. Денис снова обернулся и увидел, что ствол пистолета в руках у женщины стал длиннее — на него навернули глушитель. Удивительно, но страха не было — Денис знал, что женщина пришла не по его душу и не за Настей, ей нужен другой человек. Начнет она с него, а вот после… И вдруг как в пропасть ухнул от жуткой невероятной догадки, что отогнал от себя пару минут назад. И сказал, надеясь, что голос прозвучит презрительно и угрожающе:

— Нарвешься.

— Заткнись, — оборвала та его и скомандовала: — Теперь вправо, теперь по дорожке к зданию, теперь стой, глуши двигатель. Выходим.

«Тойота» плавно взяла вправо и остановилась точно напротив дверей «Примы», да так удачно, что не попадала в прицел ни одной из камер наблюдения, что помещались на фасаде здания. Денису пришлось помочь Насте отстегнуть ремень: девушка никак не могла справиться с кнопкой, Настю форменным образом колотило, руки у нее тряслись, зубы стучали. Странно, что они добрались сюда без происшествия, странно, что она могла держать руль и вообще соображала, куда ехать, странно, что видела дорогу. Выйдя из машины, Настя первым делом подвернула ногу и упала бы, но успела опереться на капот «Тойоты». Денис постоял, приходя в себя, вдохнул глубоко ледяной, с колючими снежинками воздух, осмотрелся.

На парковке все было без изменений, «гелик» и еще две машины, в том числе и серебристый «БМВ» Никольского стояли на своих местах. Окна «Примы» приветливо светились, и если не знать, что внутри лежит полдесятка «двухсотых», то создается иллюзия полного покоя и домашнего уюта. Вавилов тоже здесь, его зондеркоманда на подходе, и если бы не переезд, давно была бы здесь, но кто-то удачно прогулялся по рельсам… «Уж не ее ли работа?» Денис глянул на женщину, что стояла поодаль и тоже смотрела на окна ресторана. Та перехватила его взгляд и сказала:

— Вперед. И без фокусов. Делать, что я скажу.

Они пошли вперед, Денис держал Настю под руку, и та едва переставляла ноги, сжавшись в комок от холода и страха. В отличие от убийцы, что шла за ними — та двигалась легко, шла ровно и уверенно, как человек, что возвращается в знакомое место. Вместо платья на ней была темная короткая куртка с капюшоном, темные джинсы, ботинки на толстой подошве — просто человек из толпы, коих тысячи: неприметный, обычный, никакой.

Подошли к дверям, предсказуемо закрытым, остановились на крыльце. Женщина держалась в стороне, стояла, опустив голову, ее лицо закрывал капюшон. Настя ухватилась за дверную ручку, дернула ее раз, другой, отпустила, повернулась к женщине:

— Дальше что?

— Рот закрой и жди, — раздалось из-под капюшона, — внутри полно камер наблюдения, нас видят.

Голос был глухой и резкий, непонятно даже, кому он принадлежал — мужчине или женщине, и Дениса уже не от мороза пробрал озноб. Вавилов и эта… за спиной друг друга стояли, и, похоже, что выучка у них была одна, и нервы оба держали в кулаке, как поводья норовистой лошади. Перечить ей — все равно что бросаться на танк с ножом, переедет, как Вавилов Мотьку, и не заметит. «Где ж Никольский ее откопал?» — неуместно крутилось в голове, будто от ответа что-то зависело.

Прошло минуты три или около того, Денис основательно продрог, но вида старался не показывать. Да оно и к лучшему, мороз удивительным образом глушил боль, держал на плаву, голова стала ясной, сетка перед глазами исчезла, правый бок почти не болел. Прошла еще минута, другая, Настя повернулась к двери спиной, прислонилась к створке и закрыла глаза. В свете от окна ее лицо стало синеватым, неживым, как у самой настоящей русалки, утопленницы, если верить сказкам. Наваждение было столь сильным, что Денису даже показалось, что девушка не дышит. Он наклонился к Насте, но тут за стеклом двери показался человек, он остановился в центре холла и смотрел на дверь.

— Повернись, — приказала женщина, — повернись, дрянь. Так, хорошо, смотри туда. Ты его знаешь?

— Нет, — кое-как проговорила Настя, — не знаю. Я его раньше не видела.

Женщина переместилась за их спинами, подошла поближе, но старалась держаться в тени, и Денис заметил, что пистолета у нее нет — руки женщины были свободны. Подумал, что это, пожалуй, шанс для них. Однако мигом припомнил утренний фокус, когда у Вавилова после обыска появился пистолет, и решил не испытывать судьбу. Женщина очень зла и сосредоточенна, любое лишнее движение — и он покойник, и девушка тоже. От чувства собственного бессилия аж скулы свело, виски сдавила боль, Денис прижался лбом к стеклу и посмотрел перед собой.

В холле стоял помощник Вавилова, тот самый неразговорчивый юноша, стоял спокойно и пристально смотрел на дверь, но правая рука точно невзначай отвела в сторону полу пиджака над поясной кобурой. Нервничает юноша, значит, кавалерия еще далеко и время у них есть.

— Махни ему, — сказала женщина, — давай, быстро. Быстро, сучка, кому сказано!

Настя подняла руку, повела ею вправо-влево и принялась царапать стекло. Звук получился омерзительный, Денис взял девушку за руку, сжал ее ледяные пальцы в ладони. Но дело было сделано: юноша отступил назад, повернулся и вроде как крикнул что-то, выждал и направился к двери, доставая на ходу пистолет. Настя вздрогнула, женщина вышла из тени, встала между ними и легонько сдавила Денису локоть.

— Не дергайся, красавчик, или твоя подружка отправится удобрять картошку. И ты тоже.

Она не пугала, она говорила об этом как о решенном деле, Настя вздрогнула и высвободила руку.

— За собой следи, сука, или сама на корм червям пойдешь, — ясным твердым голосом сказала она, — задолбала, тварь. Я сейчас отца попрошу, и он тебе матку прострелит.

Женщина еле заметно улыбнулась, но промолчала, грохнул засов, дверь приоткрылась, изнутри потянуло теплом и чем-то сладковатым и душным. Юноша осмотрел всех троих, встретился взглядом с Денисом, но остался при этом невозмутим. Настю он узнал, что несомненно, на женщину смотрел с напряженным интересом.

— Я хочу предложить твоему хозяину сделку, — сказала та, — у меня есть кое-что ценное для него.

Душу юноши раздирали противоречия. Понятно, что два экземпляра, стоявшие на пороге, были весьма ценными, а вот третий вызывал подозрения, причем большие. Вот он и колебался, не зная, как поступить.

— Я к отцу пришла. Пропусти. — Настя толкнула его в грудь и буквально сдвинула с дороги. — Я замерзла. Пошел вон, — с неподражаемо-барской интонацией добавила она и вошла в холл. Денис ввалился следом, «случайно» отдавив юноше ногу, последней шла женщина. Охранник закрыл задвижку и остановился в нерешительности, преграждая гостям дорогу в зал. Настя только собралась что-то сказать, как оттуда раздался крик:

— Что тебе надо, прекрасная незнакомка? Эти двое нужны мне, что ты хочешь за них? — проорал из темноты Вавилов и заткнулся.

— Денег! — крикнула в ответ женщина. — И сейчас, немедленно! Деньги нужны мне срочно, ты можешь торговаться! И у меня есть вещь, которую ты ищешь!

«Какие деньги, какая вещь, что она несет?» Денис смотрел на женщину, а та точно стала выше ростом, подняла голову, и как показалось, принюхивалась к запахам, идущим из зала. Дернула бровью, глянула на юношу, потом в темноту и крикнула:

— Где мы можем поговорить?

— Проходи сюда! — отозвался Вавилов через полминуты, затем раздался глухой стук, и стало тихо. Женщина толкнула Настю в спину, и девушка пошла вперед. Денис шел за ней, смотрел вперед, уже зная, что там увидит. А вот Насте все это было в новинку, она едва не споткнулась о труп блондина, пару мгновений смотрела на него, потом сообразила и осторожно обошла вдоль стенки. Но там лежал еще один охранник, он преграждал ей путь, и девушка остановилась.

— Иди, иди сюда, моя дорогая, — сказал Вавилов. Он стоял в центре зала, опираясь руками на спинку стула, на сиденье которого лежала «беретта», — подойди к папе. Я так рад тебя видеть.

— Сдохни, — прошептала Настя, обернулась на Дениса, и он едва заметно кивнул ей: иди, делай, что тебе говорят.

И она пошла, перешагнула через труп убитого, обошла следующего и оказалась в проходе между столов. Вавилов с улыбкой смотрел на нее, потрепал по щеке, когда она оказалась рядом.

— Ну, вот и свиделись, — сказал он, держа девушку за плечи, — вот видишь, Настюша, Земля круглая, а свет не без добрых людей, они вернули тебя мне.

Настя что-то сказала ему, сказала тихо, рожу Вавилова малость повело набок, но он справился с собой. Выглядел полковник паршиво, даже очень — бледный, глаза красные, щеки запали, как у Дракулы, взгляд тяжелый, точно у смертельно больного человека. Но держался он молодцом, ситуацию контролировал, глянул на Дениса и поманил пальцем к себе. Тому ничего не оставалось, как двинуться следом за Настей — обойти блондина, пройти боком вдоль стенки, перешагнуть убитого…

Что-то негромко хлопнуло, два раза, один за другим, хлопнуло, как мухобойка по подоконнику, очень похоже. Денис сначала внимания не обратил, сосредоточился, чтобы не наступить в темную густую лужу у головы убитого охранника. Девушке это не удалось, дальше на плитках пола виднелись темные небольшие следы от каблуков. Тихий крик, какой-то предобморочный, сдавленный, еще хлопок — и тут Денис поднял голову. Вавилов заваливался на спину, заваливался тяжело и некрасиво, он держал Настю за плечи, тянул за собой, его пальцы свело судорогой, а между бровей появилась небольшая черная точка. Она росла на глазах, и вдруг растеклась, брызнула во все стороны, из нее потекло что-то темное и густое. Настя вырывалась, билась в объятиях мертвеца, а тот держал ее скрюченными пальцами и уже ни черта перед собой не видел — ни девушку, ни как отлетает к стене его помощник с точно такой же дырой в голове, только повыше, и не в центре, а над левой бровью. И еще одной, контрольной, в груди.

Вавилов грохнулся на пол, дернулся раз-другой. У него началось что-то вроде агонии, короткой и страшной, судороги скручивали его тело, но он продолжал держать Настю, а та уже не сопротивлялась. Она упала на труп отчима и, кажется, потеряла сознание — мозг милосердно отключил ее способность видеть и слышать, ибо пережить такое не по силам живому существу. Денис вжался в стенку и следил за женщиной. Та подошла к помощнику Вавилова, сноровисто проверила рефлексы, откинула в сторону его пистолет. Глянула на Дениса и направилась к полковнику, присела на корточки у его головы, проделала то же самое.

— Довольна? — спросил Денис, и женщина кивнула. Посидела еще немного, поднялась и подошла к мертвому Вавилову, опустилась рядом с ним на колени и пропала из виду. Стало очень тихо, воняло пороховой гарью и кровью, свежей и засохшей. Денис едва сдерживался, чувствуя, что еще немного, и его вывернет. Голову раздирала адская боль, глаза слезились, а сил не осталось вовсе. Он сел, привалился к стене и прикрыл глаза, и — что скрывать — завидовал Насте, тонкому и мощному механизму, что сработал, защищая ее психику от возможного безумия в будущем. Этакая подушка безопасности, что бьет не снаружи, а изнутри, вырубает быстро и надолго. Время ползло, как загустевший клей, ничего не происходило, сизые клубы сгущались перед глазами, и Денису вдруг показалось, что блондин на полу шевельнул головой.

Ледяной озноб согнал наваждение, Денис кое-как поднялся на ноги и ухватился за спинку стула. Женщина стояла напротив, их разделяло метра три или около того, они смотрели друг на друга, и каждый понимал, что отсюда выйдет только один. Трупы несколько часов назад обыскал помощник Вавилова, оружие лежало за спиной убийцы, на столах было пусто, в карманах убитых тоже. Женщина превосходно все это поняла, точно прочла его мысли, и подошла к Насте.

Девушка так и лежала ничком, уткнувшись лицом в плитки пола, окоченевшие пальцы покойника сжимали шубу на ее плечах. Вавилов смотрел в потолок, кровь у него на лбу запеклась, и струйка теперь стекала набок, пропадала в Настиных волосах. Женщина обошла их, перешагнула, точно примеривалась к чему-то, и тут Денис понял, в чем дело. «Объекта — в лоб или в висок, родственникам — пулю в затылок, чтобы выходное отверстие на лицо пришлось. В закрытых гробах хоронили», — вспомнились страшные сказки, что после каждого убийства разносила по городу народная молва. Думал, врут сплетники, а вот поди ж ты — не врали. Но боже мой, кто мог подумать, что это была она…

— Ты следила за мной, — сказал Денис, — и рисковала. Тебе мало Вавилова, тебе нужна и его дочь.

Женщина кивнула и сказала:

— Да, у меня есть правила. Это моя работа, мне за нее хорошо платят.

— И Никольский платил? — просто так, чтобы оттянуть время, спросил Денис. Мелькнула глупая мысль, что вот сейчас, как в кино, сюда ворвется кавалерия из-за холмов и изрешетит убийцу из чего-нибудь крупнокалиберного. Но чертов переезд не подвел, рядом с «Примой» все было тихо — не слышался визг тормозов, не хлопали дверцы машин.

— Разумеется, — зло и нетерпеливо улыбнулась женщина, — и было… кое-что еще. И это не твое дело.

Она наклонилась, передернула предохранитель и приставила глушитель к Настиному затылку.

— Правила, — сказал Денис, — у тебя же правила. Сейчас ты сделаешь ошибку.

Женщина обернулась, лицо ее было бледным, губы сжаты, а глаза горели, как у кошки. Она молчала и поглаживала указательным пальцем спусковой крючок.

— Она ему не родная, — сказал Денис, — Вавилов — отчим Насти, а не отец. Не порть себе репутацию.

Женщина застыла, перехватила пистолет второй рукой и в упор смотрела на Дениса, а он чувствовал, как уходит время, и можно не смотреть на часы, чтобы понять — он опоздал.

— Врешь, — сказала женщина, — ты врешь мне. Ты хочешь ее спасти.

— Не вру, — Денис сел на стул, — вот те крест. — Он неубедительно перекрестился и добавил: — Сейчас сюда приедут люди Вавилова и скажут, что я был прав. Присаживайся, — он обвел рукой зал, — подождем вместе.

Женщина разогнулась рывком, моментально — Денис и глазом не успел моргнуть — прицелилась в него. И медленно-медленно, боком, шаг за шагом, косясь под ноги, стала пробираться к выходу из зала, аккуратно обходя препятствия.

— Стреляй, — сказал Денис, чувствуя, что язык начинает заплетаться, а голова сейчас разорвется от боли, — валяй, убей меня.

Но она просто сгинула в полумраке коридора, точно провалилась или прошла сквозь стену. Денис даже не слышал, как закрылась дверь в холле. Может, потому, что стучала в ушах кровь, вернее, грохотала так, что он чувствовал себя мышью, запертой в консервной банке, по которой кто-то долбил молотком. Но поднялся на ноги, добрался до Насти, присел рядом на корточки и кое-как, один за другим разогнул окоченевшие пальцы Вавилова, оттащил девушку в сторону. Полковник так остался на полу с согнутыми в локтях руками, его пальцы напоминали птичьи когти, невидящие глаза смотрели в потолок, рот был приоткрыт. К горлу подкатила тошнота. Денис отвернулся, поднял девушку и потащил ее к выходу. На полпути остановился, заметив на стуле черное пальто, залез в карманы и нашел, что искал — ключи от «Гелендвагена». Зажал их в кулак, перехватил бесчувственную Настю и потащил дальше, через коридор и холл к входной двери.

Дальше было легко — мороз не давал остановиться, заставлял двигаться, ветер сдул одурь и тошноту. Денис дотащил Настю до красивого ровного сугроба, посадил ее рядом, зачерпнул горсть снега и принялся тереть ей лицо. Это сработало, Настя пришла в себя, замотала головой, закашлялась и даже попыталась подняться на ноги. Это ей удалось со второй попытки, девушку мотало, она держалась за Дениса и пыталась что-то сказать.

— Все, все закончилось, — Денис повел ее к машине, — надо ехать. Держи.

Он положил ей в ладонь ключи от машины, Настя тут же выронила их, оба наклонились и стукнулись лбами.

— Извини, — пробормотала Настя, — прости меня. Вавилов… Он…

— Он умер, — сказал Денис, — так бывает, люди смертны. Пошли, пошли. — Он подобрал ключи и повел Настю к машине.

Ту покрывал небольшой пушистый сугроб, бензином или маслом поблизости не пахло. Значит, пуля просто пробила крыло — вот и весь урон. Денис открыл дверь и буквально втолкнул Настю за руль, запихнул ключ в замок зажигания, повернул. Двигатель заурчал, машина дрогнула, Денис собрался захлопнуть дверцу, как Настя уперлась в нее обеими руками.

— Уезжай, сейчас же! — сказал Денис, Настя смотрела на него безумным взглядом и мотала головой, растрепанная коса выпала из капюшона и качалась в такт движениям.

— Я не поеду одна, — бормотала Настя, и вдруг, изловчившись, схватила Дениса за рукав, — поехали со мной, я не могу одна, не могу… Есть место, нас там не найдут…

— Можешь. — Денис вырвался, отошел на шаг, и вдруг, точно его телом управлял кто-то другой, вернулся.

Настя смотрела на него снизу вверх, ее губы дрожали, но слез не было — глаза сухие и яркие, точно у нее температура под сорок.

— Нет, — сказал Денис, — я должен остаться. А ты уезжай, у тебя все будет хорошо, ты все забудешь. Домой езжай, к матери, куда хочешь.

Настя мотала головой, Денис сгреб ее за волосы на затылке, наклонился и поцеловал в точности как прошлой ночью, когда казалось, что нет в мире силы, что оторвет их друг от друга. Настя не двигалась, ее губы были теплые и чуть соленые на вкус, но не от слез. Денис посмотрел на ее лицо — через правую скулу и щеку протянулась темная, блестевшая в полумраке полоса. Денис вытер ее ладонью, но раны не обнаружил: это была чужая кровь. Он захлопнул дверцу и отвернулся, а когда снова глянул на дорогу, увидел только красные габаритные огни «гелика» и мигавший левый поворотник — машина выезжала на шоссе.

И тут стало легко и зверски холодно, так, что губы свело. Голова была пустой и звонкой, справа под ребром что-то слегка покалывало, но это были сущие пустяки, и обращать внимания на них не следовало. Денис пошел по следам машины, брел, засунув руки в карманы джинсов, плохо понимая, куда идет и что делать дальше. Откуда-то взялось и крепло чувство, что его жизнь закончилась пару минут назад, что его больше нет, и только сердце почему-то еще бьется, гонит по венам кровь, но это тоже скоро закончится. Идти куда-то или оставаться здесь — ему было все равно, мир несся дальше и превосходно обходился без него, как и когда-то, еще до его рождения. Странное чувство, новое и даже захватывающее, вот бы оно длилось подольше — когда еще доведется ощутить себя покойником…

Навстречу ринулось что-то темное, быстрое, по глазам резанул свет фар. Денис инстинктивно зажмурился и отвернулся. Он понимал, что на него летит огромная машина, что она вряд ли успеет затормозить, да она и не собирается этого делать. Показалось, что это прет на всех парах Васькин «Лексус», такой же здоровенный и белый, как праздничный слон, но нет — это оказался микроавтобус. На немыслимом вираже он обошел Дениса, обдал снежной пылью и выхлопами и на полной скорости влетел мордой в красивый сугроб. Следом летели еще две иномарки, но это было уже неинтересно. Денис развернулся и побрел дальше, не видел, как из микроавтобуса выскакивают люди, как бегут к нему, не слышал их криков. Остановился, когда его схватили за плечо, развернули рывком и неаккуратно уложили лицом в снег. «Все, приехали, — мелькнула последняя связная мысль, — разбираться с полицией будет тот, кто останется в живых». Но это была не полиция.

Полиции точно и не существовало, и в больницу к Денису приходили другие люди. В штатском, но выправкой и манерой общаться исключающие все сомнения об их принадлежности к серьезному силовому ведомству. Молодые и постарше, веселые, злые, равнодушные — они задавали Денису вопросы, и, как он понял через день, одни и те же, только формулировали их по-разному, ловили на нестыковках. Он и рад бы был соврать, но прочно поселившаяся в голове тяжелая муть не давала сосредоточиться. Сотрясение, сказал травматолог, и трещина правого ребра, прописал постельный режим и много положительных эмоций, но людям на мнение травматолога было наплевать. Общение происходило в его кабинете, и пожилой седой жилистый мужик, завотделением, послушно выметался по первому же их требованию, оставляя Дениса один на один с очередным сотрудником.

Вообще отделение было донельзя специфическим, визиты полиции к больным были здесь в порядке вещей, но люди из смежного ведомства появлялись редко. Их интерес к Денису не остался незамеченным соседями по палате, и лежавший на соседней койке мужик с загипсованной от бедра до ступни правой ногой как-то сочувственно сказал Денису, когда тот вернулся с очередного допроса:

— Крепко ты влип, похоже. Уезжать тебе надо, они и с мертвого не слезут.

«Надо». Сил осталось лишь на то, чтобы кивнуть и положить несчастную голову на жесткую подушку. И проснуться от очередного: «К вам пришли».

Но посетители раз от раза заметно теряли к нему интерес, правда, показали напоследок несколько фотографий разных женщин: симпатичных и не очень, в возрасте и совсем девчонок, среди них попалась даже одна мулатка. Искали явно «официантку», но та по базам ведомства то ли не проходила, то ли владела искусством менять внешность до неузнаваемости. Денис все фото честно просмотрел, ни одного знакомого лица не увидел, но на одном снимке задержался, взял и с минуту рассматривал особо вдумчиво.

— Эта, — сказал Денис, отложив фото.

Сотрудник, молодой зеленоглазый парень с равнодушным и холодным взглядом, мигом сделал стойку.

— Уверен? — спросил он, и Денис кивнул. Неделя, проведенная в больнице, даром не прошла: голова болела уже меньше, и даже не кружилась.

— Эта, — подтвердил он, — нравится. Сколько за час берет?

Сотрудник лицом не дрогнул, вроде как равнодушно глянул на Дениса и процедил через губу:

— Смешно, я оценил. Ты соображаешь вообще, с кем дело имеешь, и что я тебя враз на курорт отправлю, где ты три года отдыхал? Этого хочешь?

— Валяй, — сказал Денис и развалился на диване, — отправляй. Если есть что конкретное — предъявляй, а нет — проваливай. У меня постельный режим, я с тобой говорить не обязан. Вызывай повесткой, выпишусь — заеду.

Сотрудник собрал фото и удалился. И с того дня как отрезало, больше никто не приходил. Дни потянулись мутной чередой: обход, процедуры, сон с перерывом на кормежку, снова сон. Но даром они не прошли, голова уже неплохо соображала, от тошноты не осталось следа, и правое ребро при нагрузке ныло, а не отзывалось острой болью. Отравляло жизнь только одно: до срока оплаты операции оставалось меньше недели. Матери он позвонил первым делом, едва пришел в себя и выпросил телефон у соседа по палате, убедился, что там все в порядке — ее лечат, как договаривались, и все идет к тому, что дня через три начнется подготовка к операции. На душе малость полегчало — по тону и самому разговору Денис понял, что мать не в курсе его похождений, что ничего подозрительного и опасного рядом с ней не происходит и вообще она не понимает, куда ее сын запропастился. Денис честно сказал, что машина сдохла и восстановлению не подлежит, а сам он заболел. Нет, ничего страшного, банальный грипп или что-то вроде этого, и даже покашлял и чихнул пару раз в трубку. Но приехать пока не может, чтобы, не дай бог, не привести с собой заразу. Проговорил все это на глазах у серьезного мужика, что следил за ним с вниманием и даже одобрением, вернул телефон хозяину и решил пока об этом не думать. То есть вообще ни о чем, от мыслей о ближайшем будущем наступало нечто вроде паралича, и через пару дней Денис смирился с мыслью, что квартиру все-таки придется продать, причем срочно, а значит, получит он за нее копейки. От чего ушел, к тому и вернулся, получается. От этого открытия стало смешно и тошно. Денис сначала заснул, а потом решил немного прогуляться, а заодно и соседу помочь: он только-только стал подниматься с кровати и не упускал возможности выползти в коридор, неловко переставляя костыли. Человек он был одинокий, родственники его не навещали, наведывались друзья, но нечасто, и мужик был рад любой помощи.

Денис помог ему подняться с кровати, и оба неспешно побрели рядом, как два раненых пса — один хромой, другой согнутый на правый бок. Да еще и поворачиваться приходилось, как волку, всем корпусом, голова пока кружилась, и Денис воздерживался от резких движений. Прошли через весь коридор от входных дверей мимо поста под строгими взглядами медсестер, мимо ординаторской и побрели дальше, к здоровенному чахлому фикусу, что стоял в торце коридора, то есть обычным маршрутом. Добрались, сели на лавку, мужик с тоской глянул на курившую у окна медсестру, вздохнул и сказал:

— Спасибо, я бы сам не дополз. Лежать надоело, а ходить пока сил нет. Спасибо.

— Не за что. — Денис смотрел в окно. Снова летит снег, но уже липкий, медленный, он тяжело падает на землю и моментально превращается в слякоть. Оттепель на дворе, середина февраля, весна скоро. На даче можно будет картошку посадить, еще чего-нибудь съедобное, чтобы на всю следующую зиму хватило. И на дрова заодно. Думал о чем угодно, упорно гнал от себя одну навязчивую мысль — как там Настя. Доехала ли она до дома, не случилось ли чего и что с ней сейчас? Отогнал, вернувшись мысленно к картошке, а перед глазами сама собой появилась картинка: ночь, огни машин, метель и габаритки «Гелендвагена», что уезжает прочь.

— Слышишь, нет? — Денис отвлекся, посмотрел на соседа по палате. Тот глядел на Дениса снизу вверх и вроде как спросил что-то. — Работаешь где, говорю? — повторил тот.

— Нигде, — сказал Денис, — временно безработный, нахожусь в активном поиске. Я вернулся недавно, три года дома не был.

Сосед понял все с полоборота, понимающе кивнул и ухватился за свои костыли. Денис помог ему встать на ноги, и они неспешно тронулись в обратный путь.

— Бывает, — сказал мужик, — не заморачивайся. Было — и прошло, чего вспоминать. Считай, что ты себе карму почистил.

«Знать бы еще, за что именно. Или считать это авансом?» — думал Денис, а сосед тем временем продолжал:

— Если хочешь, могу подсказать место. И денег заработаешь, и от этих своих… — он затейливо выругался, — уедешь. Только сразу говорю: это Север, месторождение, работа тяжелая, народец разный, но платят хорошо, без обмана, и отпуск по полгода. Я и сам недавно оттуда, а вот попал с ногой, теперь, наверное, увольняться придется.

Предложение, вернее, намек на таковое звучал заманчиво, и даже более чем. Уехать — то, что надо, в самый раз, да и деньги не помешают. Уехать и подольше не возвращаться, год, два, три, а можно и больше. И уехал бы хоть завтра, но мать не бросишь, да еще и перед операцией…

— Ты подумай, — по-своему истолковал молчание Дениса сосед, — но недолго, а то желающие найдутся.

«Подумаю. Хотя чего тут думать…» — думать было действительно некогда. Денис остановился, пропустил мужика вперед, а сам смотрел в конец коридора. Показалось или нет? Прошел немного вперед, остановился напротив двери в ординаторскую, убедился — не показалось. По коридору топал Васька, заглядывал в открытые двери палат и остановился, издалека завидев Дениса. Они смотрели друг на друга. Васька неуверенно шагнул вперед, остановился, снова шагнул и снова затормозил. Денис не двигался, смотрел на ювелира и пытался угадать, какого черта ему здесь надо. Сосед тем временем отковылял на приличное расстояние, обернулся, глянул на Дениса, на Ваську. Костыли у мужика разъехались, Денис подошел к нему, но тот уже управился сам.

— К тебе? — спросил он, покосившись на ювелира. Тот по-прежнему торчал столбом посреди коридора и не сводил с Дениса глаз.

— Ага, дружок, бывший, — пояснил тот, взял мужика под локоть, чтобы довести до палаты, но тот сказал:

— Иди, пообщайся, я сам справлюсь. Ты ему только прямо здесь морду не бей, больница все-таки.

«Уже сделано», — Денис ухмыльнулся, мужик подмигнул ему, и они разошлись: тот похромал в палату, а Денис направился к Ваське.

Друг детства выглядел паршиво: бледный, щеки запали, щетина недельная, если не больше, да синева на роже, уже переходящая в желтизну, Васю не украшала. Как и шрам над бровью, тонкий, багровый, отчего-то Денису казалось, что он шевелится сам по себе, но нет, это был обман зрения. Просто Васька сначала свел брови, а потом поднял их, изображая радость при виде друга.

— Здорóво, — резко сказал Денис, не дав Ваське сказать слова. — Чего надо? Скоро обед, а потом тихий час, здесь режим, между прочим. Посещение с пяти до семи.

Сделал вид, что хочет пройти мимо Васьки в палату, но тот шустро подрезал его, вырос на пути.

— Поговорить надо, — попросил он, именно попросил, и даже — о, чудо! — улыбнулся, в точности, как лет двадцать назад. Вернулась на миг позабытая было тошнота, накатило что-то вроде брезгливости. Денис обошел Ваську стороной, бросил на ходу:

— Пошли, там поговорим.

И направился к выходу из отделения, на площадку, пустую и холодную, с двумя лифтами и каталкой, что мерзла у подоконника. Подошел, сел на нее, посмотрел на Ваську. Тот стоял напротив, смотрел то в окно, то себе под ноги, и теребил в руках шапку. Сидеть было холодно и неудобно, грохотали двери лифтов, сновали пациенты и персонал, посматривали в сторону окна. Площадка для разговора подходила мало, каждый был здесь как на ладони, но на лестнице кучковались курильщики, ржали там, как кони, и расходиться не собирались.

— Чего тебе? — повторил Денис. — Говори быстрее.

Васька подошел ближе, отступил на шаг, запихнул шапку в карман, вытащил, разгладил.

— Тут такое дело, — начал он, поглядывая на Дениса, точно стараясь уловить его настроение, — в общем, я…

И заткнулся на полуслове, пялился вовсе уж глупо и бессмысленно, не в силах выдавить из себя ни слова. Понятное дело, что притащился он не просто так, и даже не из вежливости, дабы здоровьем старого друга поинтересоваться. Было тут нечто иное, но Денис уже потерял терпение. Он спрыгнул с каталки, шагнул к двери, но Васька снова оказался проворнее. Да сейчас ему это было нетрудно, реакция у Дениса еще малость запаздывала, однако предупреждение соседа насчет морды могло и реализоваться. Подумаешь — больница, зато первую помощь сразу окажут, не отходя от кассы, благо профиль отделения случаю более чем подходящий.

— Погоди, — попросил Васька, — дело есть. Иди сюда. Вот. — Он подошел к каталке, воровато оглянулся и вдруг принялся выкладывать из карманов куртки деньги, перехваченные резинками пачки купюр. Денис не сразу сообразил, что происходит, оказался рядом, встал рядом с Васькой, закрывая проходившим мимо обзор.

— Сдурел? — спросил он, не глядя на ювелира, а тот как заведенный выкладывал одну пачку за другой и вроде как ничего вокруг себя не видел. Выложил все, пересчитал, выдохнул:

— Все здесь, можешь проверить. Это твое, считай.

И только собрался отойти в сторонку, как Денис рванул его за рукав, не давая тронуться с места.

— Сдурел? — повторил Денис, еще малость ошарашенный Васькиной выходкой. Тот покорно топтался рядом и бежать не собирался, более того, выказывал полную свою расположенность к дальнейшей беседе. Случилось что-то у поганца, и крепко его припекло, раз мало того, что долг отдать решился, так еще и сделал это незамедлительно, аж в больницу притащил. Откуда знает, интересно? Хотя если хорошенько подумать… Ну, да, ребятки в штатском подсказали, больше некому, их сейчас в городе как собак нерезаных, всех, хоть краем к бойне в «Приме» причастных, дернули, и Васька не отвертелся.

— Что, Вася, припекло тебя? — спросил Денис, глядя на деньги. — Крепко тебя, гляжу, за задницу держат. Сдулся твой покровитель, скоро и тебе кирдык. Я бы на твоем месте не о деньгах, а о душе думал…

И попал в точку. Васька засопел, страдальчески глянул на Дениса, вытер шапкой взмокший лоб и зашептал:

— Всех уволили, всех. И ментовских, которым я платил, и прокурора. Ко мне из конторы приходили… ну, ты понял. Про тебя спрашивали, про Никольского, про…

И осекся, опустил забегавшие глазки в пол.

— Про «макаров», — закончил за него Денис, — я понял. Дело-то всплыло, и тебе, Вася, срок грозит, а платить-то и некому. Или сумму тебе задрали в разы выше прежней, вот ты и вертишься. Прав я?

Прав, сто раз прав, мог бы и не спрашивать. Васька молча кивал, затравленно поглядывал по сторонам и дышал шумно, как уставшая лошадь. Посопел, помял в руках шапку и выдал надрывным шепотом:

— Да, да, все мне припомнили! О деньгах еще разговора не было, но намекнули, что много отдать придется. Я отдам, отдам, сколько скажут, только, Денис, — ювелир прижал шапку к груди, — богом прошу: молчи. Молчи, пожалуйста, хочешь, я тебе еще заплачу? Ну, козел я, мудак, ну, дай мне еще раз по роже. Сволочь я конченая, — каялся Васька, искренне каялся и от всей своей гнусной души, — скотина. Только молчи, прошу тебя. Мне и так половину бизнеса отдать придется, уже и покупателя нашел. А что мне половина, я ж с оборотов живу, мне размах нужен…

Васька бормотал что-то еще, а Денис смотрел на покрытый липким снегом подоконник, просто смотрел, без единой мысли, и ничего не чувствовал. По всему полагалось испытывать восторг, например, радость при виде поверженного врага, или хотя бы злорадство, но ничего этого не было. Снег был, деньги были, а эмоций не было, хоть тресни, никаких эмоций, ни радости, ни злости. Все равно ему было, вроде как безразлично, и очень хотелось спать, как после тяжелой работы. Это разом свалилось с души напряжение последних дней, и тут же накатило новое чувство, осознание, что в городе его ничего не держит. Васькиных денег хватит с избытком, вопрос с операцией матери решен, с квартирой тоже. И с предложением соседа заодно, от таких подарков не отказываются.

— Согласен, — вырвалось у Дениса, Васька заткнулся и уставился на него.

— Что?.. — Денис повернулся к нему и сказал:

— Скотина ты, еще какая скотина. Где хоть пистолет тогда взял?

— Майор знакомый дал, — немедленно сдал подельника ювелир, — сказал, что ствол списанный и искать его не будут.

— Молодец, — похвалил находчивого друга Денис, — умница. А теперь, Вася, слушай меня. Проблемы твои мне до одного места, сам понимаешь, ты мне никто, я тебе тоже. Если спросят про оружие — скажу, если нет — сам не полезу. Тихо, тихо, — видя, что Васька облегченно выдохнул, осадил его Денис, — это еще не все. Буду молчать при одном условии…

Тут Ваське снова малость поплохело, он глянул на деньги и на Дениса с таким видом, точно подсчитывал в уме, сколько еще к этим пачкам придется добавить.

— Деньги эти ты сейчас заберешь и отвезешь моей матери в больницу, — сказал Денис, — прямо сейчас поедешь, отсюда. Сам я не могу в таком виде ей на глаза показываться. Она знает, что я простудился, ты подтвердишь. И сделаешь все, что она скажет. Все, Вася, все, что понадобится, все, что попросит, — говорил Денис, и Васька поспешно кивал и так активно тряс башкой, что внутри ее запросто мог на ровном месте образоваться сотряс.

— И сейчас, и после больницы, — продолжал Денис, — через полгода, через год. Я уеду, — он усмехнулся, увидев радость на роже ювелира: тот свой восторг даже не пытался скрыть. — Уеду, но я проверю, Вася, так что без глупостей. Давай, топай, мне обедать пора.

Васька принялся сгребать деньги с каталки, рассовывать их по карманам. Кое-как распихал, застегнул куртку и отвалил, поклявшись, что все исполнит в лучшем виде. Денис спрятал под футболку две толстенькие пачки купюр и пошел в палату, где у дверей уже стояла тачка с кастрюльками и тарелками. Сосед без аппетита ел больничный борщ, Денис тоже съел пару ложек и сказал, глядя в тарелку:

— Согласен. Что делать надо?

— Первым делом медкомиссию пройдешь, — отозвался мужик, — потом оформление, потом билет, и в тундру. Недели две все займет. У тебя медкнижка есть?

— Нет, — сказал Денис, — но я сделаю.

Он отдал санитарке пустую посуду и пошел на поиски врача: выписываться. Тот упираться не стал, даже обрадовался, что, во-первых, койка освободилась, а во-вторых, его прекратят гонять из собственного кабинета. Написал напоследок кучу рекомендаций и с легким сердцем отправил Дениса домой.

И закрутилось: собеседования, проверка документов, медосмотр, еще одно собеседование с представителем, как он сам себя отрекомендовал, службы внутренней безопасности. Тихий невзрачный мужичок с лысиной и цепким взглядом задал Денису несколько вопросов о его прошлой жизни, вроде бы и незначительных, но повернул беседу так, что Денис сам о себе все рассказал. Особенно о трех годах, что провел вне дома, чем мужчинку нимало не заинтересовал. «Народец разный», — вспомнились слова соседа по палате, и все стало на свои места.

— До первого эпизода, — подвел итог разговору безопасник, — второго ждать не будем. Увольнение в тот же день по собственному, расчет в зубы и свободен.

«Не вопрос». Денис подписал что-то вроде обязательства соблюдать правила внутреннего трудового распорядка, причем чувство возникло такое, что собственноручно продал душу дьяволу, хотя подпись ставил не кровью, а обычной авторучкой. Мужчина обязательство прибрал в папочку и куда-то позвонил, предупредил, что сейчас подойдет новый сотрудник. Денис отдал документы строгой кадровичке и поехал к матери в больницу.

Ей врачи уже разрешили вставать, хирург заверил, что все прошло благополучно и опасность миновала. Однако настоятельно рекомендовал задержаться в лечебном учреждении еще на недельку — понаблюдаться, а после отправляться в тот самый чудо-санаторий, рекомендованный онкологом еще месяц назад. Задерживаться в больнице мать категорически не желала, а насчет санатория обещала подумать. Убедившись, что у нее все в порядке, Денис зашел к врачу поинтересоваться финансовой стороной вопроса.

— Все в порядке, — сказал врач, — все оплачено своевременно, вы ничего не должны. Приезжал молодой человек, сказал, что от вас, и внес требуемую сумму наличными в кассу. Квитанция у вашей матушки, можете проверить.

Денис проверил — Васька свое обещание исполнил в точности, а больше от него и не требовалось. Оставалось последнее: сказать матери, что ему надо уехать, причем надолго. Контракт подписали на два года, первый отпуск полагался через девять месяцев ударного труда в условиях вечной мерзлоты. Получалось, что расстаются они почти на год, но все же это была уже другая разлука.

— А езжай, — сказала мать, — нечего тебе тут делать. Сопьешься или снова посадят, за хулиганку, этого я точно не переживу. А так денег заработаешь, может, женишься наконец. За меня не волнуйся, Васька твой приезжал, сказал, что поможет, если что понадобится, телефон свой оставил. Без тебя разберемся.

Говорила, а сама в глаза сыну не смотрела, все больше в окно, где за белоснежной занавеской колыхала ветками береза, за ней виднелся забор и еще дальше начинался лес. «Здесь леса кругом гнутся по ветру» — вынесло откуда-то издалека строки. Денис обнял мать, пообещал звонить каждый день и поехал собирать вещи. Напоследок решил прибраться, начал с того, что выгреб из дома все старье, включая коробку с чудо-травами, и выволок все на помойку. Сделал несколько рейсов и возвращался обратно довольный собой и с каким-то новым чувством. Так бывает, когда взлетает самолет или корабль отходит от причала — старое осталось там, впереди неизвестность, но ты точно знаешь, что бояться нечего, ибо хуже, чем было, быть не может. И кипит внутри радость вперемешку с тревогой — куда без нее — и восторг отрыва: от прошлого, старого, того, что пора забыть.

У подъезда стоял синий «Ниссан» с московскими номерами. Стоял себе и стоял, он здесь уже полдня зависает. Денис пять раз мимо прошел, пока барахло на помойку таскал. А вот на шестой двери машины открылись, из нее вышли двое и двинулись ему навстречу. Шли на манер журавлиного клина, и обойти эту парочку не представлялось возможным, к тому же еще и третий в машине остался — Денис успел разглядеть водителя, когда открывалась передняя пассажирская дверь. Пришлось сбавить шаг, а потом и вовсе остановиться, не дойдя до машины десятка шагов. Те двое все сразу поняли, один остался на месте, и к Денису приближался его напарник. Роста среднего, поджарый, спокойный, идет — не торопится, лицо бледное в красноту, как бывает у рыжих, волосы подстрижены очень коротко, и не понять издалека, какого они цвета.

Однако вблизи оказалось, что Денис ошибся — красноту физиономии придавало что-то вроде экземы, что расползлась по лбу и щекам ало-багровыми пятнами. Человек остановился напротив и оглядел Дениса с ног до головы. Раньше они не встречались, это точно, в больницу пятнистый не приходил, да и тогда, в «Приме», его не было, но тут вопрос спорный. Денис тогда вообще мало что и кого видел, особо поглазеть ему не дали. И тем не менее этого человека он видел впервые, но сразу понял, что тот пожаловал по его душу.

Они смотрели друг на друга, точно прикидывая, на что оппонент способен. Руки оба держали в карманах, и если у Дениса там был только ключ от квартиры, то собеседник мог преподнести сюрприз. Но нет — он шевельнулся, поднял воротник темной меховой куртки, подошел на шаг ближе и сказал:

— Потолковать надо. Пошли в машину.

«Ага, сейчас, разбежался». Денис не шевельнулся и решил пока помолчать. Собеседник оказался сообразительным, набросил на голову капюшон, закрываясь от ветра, снова засунул руки в карманы и небрежно сказал:

— Как хочешь, мне все равно. В общем, дело такое — подвигов на тебе висит немерено, могу перечислить, да ты и сам все знаешь, так что сразу к теме. Тебе надо уехать из города, и побыстрее, если не хочешь проблем.

— Проблем? — почти искренне удивился Денис. — Не пойму, о чем это вы, молодой человек. Вы меня ни с кем не путаете?

С удовлетворением отметил, как дернулся у пятнистого край рта, но человек сдержался. Ага, еще один из вавиловской своры, не рядовой, а что-то вроде начальства, но мелкое, так, сержантский состав.

— Не путаю, — отозвался тот, — тебя спутаешь, как же. Курьеры Никольского, стрельба в парке, шантаж, угрозы, нападение на сотрудников полиции, — перечислял он, и на лице его все отчетливее проступала усмешка. Денис помалкивал — крыть ему было нечем, радовало одно: раз предъявляют ему все это в такой вот, почти дружеской обстановке, то прямых доказательств у «конторы» нет. Хотя эпизод с гайцами можно при желании раскрутить, но и на это кто-то по ряду причин решил закрыть глаза.

— Мало? — спросил молодой человек. — Еще кое-что есть. В соседнем городе кто-то охотничий магазин ограбил, недели две назад. Пропала нарезная «Сайга» и патроны к ней, две коробки. Не слышал?

— Нет, не слышал, — отозвался Денис, почувствовав, как сердце рухнуло куда-то в область желудка. Однако юноша стоял спокойно, руки по-прежнему держал в карманах, его напарник прикрывал пятнистому спину, водитель не показывался. «Сайгу» вычислили, отлично, молодцы, но этого следовало ожидать. Отпечатки могли проверить, сличить с теми, что есть в базе. Хотя после него люди Никольского за карабин хватались, и там сам черт ногу сломит.

— А записи с камер? — деловито спросил Денис, точно желая помочь «следствию». — Смотрели?

— Не работали камеры, — вздохнул пятнистый, — для понтов висят, просто так.

«Черт, если бы я знал, еще бы и нож прихватил, поприличнее», — с запоздалой досадой подумал Денис, а молодой человек продолжал:

— Короче, я все сказал: не хочешь проблем — уезжай, у тебя неделя. Или потом не говори, что тебя не предупредили.

— Раньше управлюсь, — буркнул Денис, шагнул было дальше, но юноша ловко переместился вбок и загородил дорогу.

— Что еще? — спросил он. — Чего тебе? Отвали, мне вещи собирать надо, завтра самолет…

Юноша малость погрустнел, точно в предчувствии скорой разлуки, и пропустил Дениса. Тот пошел к дому, миновал второго, что смотрел вбок, на забор детского сада, и на приближение «объекта» никак не отреагировал, точно и не было его здесь.

— Ты не знаешь, где его дочь?

Денис остановился так резко, точно его за воротник дернули. Сначала решил, что показалось, но нет — напарник, круглолицый крепкий парень с серыми глазами, смотрел на него в упор.

— Где Настя? — повторил он, и Денису пришлось вернуться. Пятнистый моментально оказался рядом и посмотрел Денису в глаза.

— Уехала, — честно сказал он, — на машине отца. После того как… Да вы все сами видели.

— Видели, — вкрадчиво сказал второй, — поэтому и вопросов к тебе больше нет. Там как раз камеры в порядке, все кино посмотрели, обе серии. С тобой все понятно, а вот девушка пропала. Она тебе что-нибудь сказала: куда собирается, например, что делать будет? Ну хоть что-то?

Парни ловко взяли Дениса в «коробочку», обступили, смотрели в глаза, не давали сосредоточиться. Настя пропала. Это было странно и необъяснимо, это пугало, это было неправильно. Ему до этого мгновения казалось, что у девушки все хорошо, что она благополучно добралась до дома, или куда она там собиралась… Кстати, действительно — куда?

— Машину ночью на обочине нашли, а Настя пропала, — услышал Денис, — ты подумай, может, вспомнишь что-нибудь.

— Она к матери вроде собиралась, — неуверенно сказал он, и по глазам парней понял, что мимо — там девушки не было. Бросила машину на обочине, поймала попутку и уехала… черт знает куда, или, не дай бог, случилось что, если вспомнить, в каком она была состоянии. Хотя нет, дело не в этом — Настя, подобно своему отчиму, не ринулась сломя голову к Никольскому в поисках защиты, а тоже подготовилась, зная, что ей придется бежать. Вряд ли она предполагала такой финал и, тем не менее, сообразила, что в любом случае вопросов к ней будет много, и возвращаться к прежней жизни при любом раскладе не собиралась. Может, в Москве, где проще всего затеряться, осталась, а может, и за границу уехала. Сама говорила, что языки она знает, паспорт есть, деньги тоже. «Не пропадет». Денис выбрался из окружения и напоследок развел руками:

— Не знаю, мужики, вот зуб даю.

Поверили ему или нет — было непонятно. Но следом не пошли, в спину не орали, в машину затащить не пытались. Отпустили, считай, с миром и уехали, едва Денис добрался до подъезда. Попытался выкинуть новость из головы, но мысли сами собой крутились вокруг «Примы», вспоминался каждый шаг — и свой, и Вавилова, и Насти, и убийцы. И сугроб на парковке, и ледяной ветер, и метель, и габаритки «гелика». «Поехали со мной…» — а он отказался, и вот Настя пропала. Спокойствие как рукой сняло, появилась какая-то непонятная злость, мандраж, все валилось из рук. Денис кое-как собрал вещи и не спал полночи, шарахался по квартире, смотрел в окно, прислушивался к звукам в подъезде. Не то чтобы «гостей» ждал, а все ж невольно прислушивался и уснул уже перед рассветом, за час до звонка будильника.

На Таганке он немедленно заблудился: от метро дороги разбегались на все четыре стороны, да еще и переход оказался непростым, аж три светофора подряд. Заплутал, разумеется, побродил, спросил дорогу у таджика, что щедро сыпал на асфальт реагенты, и нашел, что искал. Контора, предлагавшая услуги по хранению ценностей на условиях анонимности, располагалась в чудом уцелевшем особняке еще дореволюционной постройки. Толстые стены, крутые узкие лестницы, низкий потолок в подвале — Денису пришлось пригнуться на входе. Как и охраннику, крупному дяде в серой форме — он оставил Дениса за решеткой двери, сам вошел внутрь. Там располагалось что-то вроде ресепшена, за стойкой помещался еще один охранник, помоложе, и он смотрел в монитор.

— Ячейка сто шестнадцать, — сказал Денис, и охранники переглянулись, потом уставились на Дениса. Смотрели настороженно, один даже потянулся к мобильнику, а второй подошел к двери, прикрыл ее и сказал с той стороны:

— Слово назовите.

И оба пристально уставились на него, тот, что сидел за монитором, даже на часы глянул, точно время засекал. Странно они себя вели, что-то здесь было не так. Уж больно реакция у них непонятная, или они всех так встречают? Наверное, так и должно быть — здесь не банк, и все же эти двое за ценности в ячейках башкой отвечают, каковую им в случае чего клиенты вмиг открутят. Поэтому сделал вид, что все в порядке, и сказал:

— Мотька, Матильда. Подходит?

Подошло, разумеется. Охранники чуть расслабились, и тот, что помоложе, положил на стойку журнал в толстой картонной обложке. Это оказалось что-то вроде книги учета посетителей или вскрытия ячеек.

— Подпись поставьте, — сказал он, и Денис размашисто написал свою фамилию, захватив сразу две графы и едва не порвал бумагу, зацепив ее острым стержнем.

Охранник, что привел Дениса в хранилище, открыл металлическую дверь и первым перешагнул порог, посторонился, пропуская посетителя. Закрыл дверь на замок и пошел по узкому, ярко освещенному коридору, Денис шел следом, еле сдерживаясь, чтобы не обогнать охранника, и смотрел по сторонам. Помещение длинное и узкое, в нем, как в библиотеке, полно стеллажей, только не с книгами, а с узкими, как почтовые, ящиками, на каждом номер. Охранник не торопился, топал вразвалочку, и Денису показалось, что он нарочно тянет время. Но нет, добрались наконец до предпоследнего стеллажа, остановились.

— Вот. — Охранник открыл ячейку своим ключом и отошел в сторонку, повернулся к Денису спиной. Он потянул на себя дверцу, заглянул внутрь и обнаружил там небольшой бархатный мешочек, похожий на те, в которых дорогие магазины упаковывают драгоценности.

Он был очень легкий, точной пустой, Денис потянул шнурок застежки, заглянул внутрь. Там лежала карта памяти — обычная, черная, с красно-желтой наклейкой. И тут будто камень с души свалился, сразу легче стало — карта на месте, люди Вавилова до нее не добрались, как и до Насти. «Я хотела Никольскому код ячейки назвать» — девушка тогда сказала правду, но невероятную, прозвучавшую как ложь. Карта памяти с видеорегистратора вавиловской машины, на карте запись аварии, и одна смерть едва не потянула за собой вторую. Не карта — граната с выдернутой чекой, что рвануть может в любой момент, особенно в неопытных руках, такие вещи требуют острожного и деликатного обращения, вернее, избавляться от них надо, и чем быстрее, тем лучше…

Денис достал карту из мешочка, убрал во внутренний карман куртки. Пальцы коснулись теплой гладкой поверхности благородного металла, еле слышно звякнула цепочка. Он вытянул из кармана подвеску — золотую каплю с бриллиантом в центре — и полюбовался напоследок, уж на что сам был к побрякушкам равнодушен, а все ж не мог отвести взгляд. Камни таинственно мерцали, золото поблескивало неярко и торжественно, согрелось от тепла руки и с подвеской не хотелось расставаться. Красивая вещь, дорогая, старинная, хорошо, что она не ушла в переплавку, это было бы неправильно, ей суждено жить долго и радовать взгляд переливами света в гранях драгоценных камней, узором из цветов и листьев, изящным плетением цепочки. И тут прямо от сердца отлегло, стало спокойно и даже радостно, так случается, когда знаешь, что все сделал правильно. И успел, вот что главное — подвеску через два дня собирались сдать в лом, где она и сгинула бы навеки, оставив по себе недобрую память, даже не память — червоточину в душе, изъян из тех, что грызут душу и сердце, отравляя жизнь воспоминаниями. Но теперь ему это не грозит.

Денис положил подвеску в мешочек, затянул завязки. Сейчас бархатный футляр лежал на ладони приятной тяжестью, Денис убрал его на место, прикрыл дверцу.

— Закрывай. — Охранник запер ячейку и повел Дениса обратно.

— Строго у вас как, — сказал он, глядя охраннику в спину. — А если я еще раз приду? Или кто-нибудь другой?

Настя обязательно вернется сюда, может, через неделю, а может быть, завтра или через час. Или они столкнутся на пороге, или в холле, или… Никогда они не увидятся, судьба отмерила им быть вместе всего неделю, и эта неделя начисто изменила жизнь обоих. К лучшему или худшему — пока непонятно, но прежними они оба уже не будут, каждый сделал свой выбор, и менять его поздно, да и незачем, так будет лучше для всех.

— На здоровье, — отозвался охранник, — заплачено за полгода, прошел месяц. Хоть каждый день приходите.

— А потом? — спросил Денис, попутно отогнав от себя поганенькую мысль, что Настя может здесь никогда не появиться в силу различных, в том числе и самых нехороших, причин. Под машину, к примеру, попадет или ее найдут люди Вавилова… Да нет, придет, конечно, появится здесь рано или поздно, выждет, когда все уляжется, и придет, да и полгода — если подумать — не такой уж большой срок.

— Вскроем, опись составим, уберем в сейф. Хозяин вернется — штраф заплатит и пусть забирает, — пояснил охранник и повел Дениса на выход.

На улице снова мело, но снег был липкий, тяжелый, от него пахло сыростью и близкой весной. А там, куда он собирался, еще морозы под сорок и ночь полярная в разгаре, а весны ждать долго, очень долго, но все же она придет и туда, догонит, пусть с опозданием, но принесет тепло. «Там и свидимся». Он посмотрел на часы и направился к метро: пора было ехать в аэропорт, до вылета оставалось чуть более трех часов.