Глава 4
– Приехали! – Остановив «Хаммер» перед массивными воротами, Бур кивнул Фомину.
Огромный коттедж, возвышавшийся за краснокирпичным забором, невольно воскрешал в памяти иллюстрации из монографии «Оборонные сооружения средневековой Европы». Суровая архитектура безо всяких излишеств, круглые башни по углам, высокие узкие окна, неуловимо напоминающие бойницы, высоченный забор, похожий на крепостную стену… Для полного соответствия не хватало разве что рва, вала и подъемного мостика. Сходство с феодальным замком довершали крепко сбитые охранники в черной униформе, деловито снующие за воротами.
Монах критически хмыкнул.
– Значит, Леша Зеленцов теперь так кудряво живет? – задумчиво уточнил старый урка.
– Нет, он тут не живет, это что-то типа рабочего офиса. Отсюда фирмой руководит. «Охранные услуги» – та же самая рэкетирская бригада, что и в девяностые. Только на законных основаниях, с лицензиями и разрешениями. Ясное дело, эпоха спортсменов и братков в «адидасах» и кожаных куртках давно уже прошла. У него тут и бывшие менты вкалывают, и отставные комитетчики, и военные. Есть, конечно, и ранее судимые, но очень мало. А поместье у Дюка на Николиной Горе, туда лишь некоторых избранных приглашает. Невеста у него есть, Света. Она за порядком и следит. А сюда и носа не кажет – Дюк ей строго-настрого запретил.
– Ты ж смотри… «Поместье»! – осклабился уркаган. – Прямо-таки барин какой-то!
Ворота тем временем плавно отъехали в сторону, и джип вкатил во двор. Леша Дюк дружески обнял вышедшего из салона Монаха.
– Ну привет, пахан! Рад видеть!
– Какой я тебе пахан? – с улыбкой возразил Монах. – Мы ведь на вольной, поэтому и тереть будем от вольного.
– Как скажешь, – согласился Зеленцов. – Ну пошли, посидим…
Они сели в плетеные креслица за стол в тени беседки. Столик радовал изысканностью блюд и качеством спиртного. Старый урка внимательно осмотрел сервировку. Тарелки лиможского фарфора, салфетки будто бы из пиленого рафинада, тяжелые серебряные ложки с какими-то монограммами – на всем лежала печать показной роскоши, шика и дороговизны. Неожиданно Фомин поймал себя на мысли, что чувствует себя крайне неловко; ведь еще несколько недель назад он ел из казенной «шлюмки»…
Дюк, на правах хозяина, сам накладывал гостю закуску, сам разливал напитки по рюмкам. Монах благодарственно кивал, однако никак не мог отделаться от чувства странного напряжения. То ли слишком роскошный стол был тому виной, то ли навязчивая услужливость старого знакомого…
Уголовные «понятия» не велят гнать обороты. Выпив «за откидку» гостя, авторитеты переговорили о ничего не значащих мелочах. Затем выпили за встречу. Затем – за друзей. Затем – просто так, без тостов, в свое удовольствие.
Наконец Зеленцов искоса взглянул на Фомина и поинтересовался:
– Ну, и что скажешь после восемнадцати-то лет отсидки? Интересно узнать твои первые впечатления.
– Понимаешь ли, Леша, – Монах зло шлепнул комара у себя на лбу, – даже как-то непривычно. Я не о том, что садился при позднем социализме, а вернулся при ментовско-гэбэшном капитализме. Столько вокруг беспредела и блядей, что на фоне их легко затеряться порядочному бродяге. Все в этой стране покупается и продается. Кругом голимое бычье, и у всех в глазах по знаку доллара. Как при этом не скурвиться, удивляюсь? Воистину когда-то говорили старые воры, что на зоне закон наш, воровской, а здесь, на воле, – мусорской. Но больше всего беспредел властей удивляет. Ну просто загнобили людей! Дай этой власти волю, она бы всех подряд под шконки забила.
– У властей свои дела, у нас свои, – уклончиво прокомментировал Дюк. – А насчет остального – прав ты, конечно, Валера.
– А что мне не по делу базарить, – в голосе Фомина послышались явные нотки раздражения, – я же не биксота голимая, чтобы метлой не по делу махать, и понты колотить перед тобой мне тоже особого резона нет. Каждый за себя отвечает. Иногда думаю, что лучше мне было бы всю жизнь на зоне проторчать, чем в этой вольной параше такое дерьмо разгребать. Думал, откинусь, поглазею на девок, отдохну, с корешами встречусь да поживу как нормальный человек лишь в свое удовольствие. Да разве получится? На меня тут давеча какое-то бакланье пыталось наехать, пальцы гнуло под серьезных пацанов. – И Фомин подробно рассказал Дюку о происшествии с расселением его дома.
– Валера, ты меня знаешь: если надо – обращайся, помогу! – резиново улыбнулся Дюк, разливая спиртное по рюмкам.
– Спасибо. Ладно, что я все о себе да о себе? Ты чем живешь? – поинтересовался Монах, несколько успокоившись.
Еще по дороге к Зеленцову он думал – стоит ли заводить разговор об Игоре Гладышеве, и решил, что пока еще рановато. И не потому, что не доверял Дюку. Захочет – расскажет сам. А нет – пусть Гладенький пока остается припрятанной в рукаве картой.
– Ну, как тебе сказать, – хозяин разлил по новой. – Фирма у меня. Небольшая, если по московским меркам брать. Но очень мобильная. Специализация – охрана, коллекторство, антиколлекторство, детективная деятельность…
– Так на тебя что – мусора работают? – прищурился старый уркаган.
– Бывшие. Главное – что не я на них. А то мы все на зоне продажных мусоров не использовали?
– Было такое, – согласился Фомин. – Ну, и как же эти менты на тебя шустрят?
Зеленцов воодушевился:
– Знаешь, сколько теперь по Москве невозвратных кредитов? Сколько коммерсов в бегах? Сколько людей в долгах перед фирмами и другими людьми? Вот и выбиваем долги для разных банков и фирм за долю малую. «Крышуем» по старой памяти кое-кого. На бутерброд с маслом и даже с икрой хватает, – Дюк многозначительно кивнул на сервированный стол. – Кстати, Валера… Я ведь тебя не только из уважения и дружбы пригласил. И не только потому, что давно тебя не видел. Предложение есть очень конкретное. Можно одним ударом столько срубить, сколько за год никаким «крышеванием» не получишь.
– Что ты имеешь в виду?
Дюк выпил рюмку, закусил и произнес с интонациями менеджера по продажам:
– «Кокс», он же «марафет», он же «рафинад»… Есть возможность хоть центнерами в Москву переправлять. Только вот в самой Москве такое количество задвигать несподручно – цены автоматически упадут. А у тебя есть концы в провинции… Тебя знают, тебе доверяют. Да и сам человек авторитетный – меня не кинешь. Предлагаю подписаться под проект. О долях и о том, кто чем будет заниматься, прямо сейчас и поговорим, если интересно.
Сперва Монаху показалось, что он ослышался. Дюка он знал как человека довольно порядочного – или, по крайней мере, хотел таковым считать. Кстати или некстати припомнился и недавний разговор на Лубянке…
Так вот кого имел в виду полковник Шароев!
– Леша, – насупился Фомин, и по лицу его пробежала мгновенная судорога недовольства. – А ты, случаем, сам это дерьмо в себя не вливаешь? Или ты, может, забыл, что разговариваешь с вором, а не с наркухой и барыганом?
– Между прочим, – спокойно возразил Дюк, промакивая губы тыльной стороной ладони, – я теперь такой же вор в законе, как и ты.
Теперь удивлению Монаха не было предела. Хотя Леша Дюк и слыл человеком относительно серьезным, на законного вора он никогда не тянул. Ни силой характера, ни зоновским авторитетом, ни удельным весом среди настоящих уркаганов. А потому информация о дюковской «короне» несказанно удивила пахана – на этот раз он уже не пытался скрывать своих чувств.
– С каких это пор ты заделался законником? – Глаза Монаха удивленно сверкнули. – Кто вообще тебя «короновал», если не секрет, конечно?
– Давид, грузинский вор, Чилим из Баку и Пряха Ростовский, – прищурился Дюк немного растерянно; он уже понял, что не стоило говорить о своей купленной «короне» патентованному вору Монаху.
– Про Пряху я кое-что слышал, – поразмыслив, отозвался Фомин, – но дел его не знаю; может, он и авторитетный жиган. А вот об остальных впервые слышу. Кто может за них мазу потянуть? Где они сидели, какую зону держали, кто и что про них кажет? Кто, в свою очередь, их короновал, где и за какие такие заслуги? Кажи масть, Леша.
– Они мне не докладывали. Уж не думаешь ли ты, Валера, что я «шерстяной» или «апельсин»?
– Не думаю. – Старый уркаган уже не смотрел на собеседника. – Но на первом же сходняке обязательно подыму этот вопрос.
– Валера, тут очень многое изменилось, – попытался оправдаться Дюк. – Сейчас двадцать первый век на дворе. А ты живешь, словно в бородатые восьмидесятые годы. Не вернутся больше те времена! Неправ ты. И вообще – давай лучше еще по одной накатим. – Леше совершенно не хотелось развивать тему.
– Если я в чем-то неправ, – глухо отозвался Монах, – я всегда перед тобой извинюсь. Пусть даже мне за это сходняк по ушам даст. Только объясни мне, Леша, в чем именно я перед тобой неправ? – И, не давая собеседнику ответить, авторитет продолжал: – Да, я согласен с тем, что жизнь изменилась; правда, мне пока тяжело понять, в какую сторону, но со временем я обязательно во всем разберусь. Лишь одно я твердо знаю: если какие законы и изменились, то только мусорские, а никак не наши.
– Если я чем-то тебя обидел – извини, – примирительным тоном попытался закончить спор хозяин.
– Не будем собачиться, – согласился вор, но по его тону Дюк понял, что примирение это временное и что упрямый Монах обязательно сдержит данное ему слово. – Пойми, мне небезралично, каким путем приходят ко мне «филки». Я никогда не возьму бабла с сутенера, мента или пидора. Не нужно мне лавья и с наркоты. Тем более что этим вопросом в Москве уже занялись не мусора, а Контора.
Дюк посмотрел на собеседника отрешенно, и по его взгляду Монах понял, что тот погрузился в омут страха.
– Откуда ты это знаешь? – уточнил хозяин, совладав с эмоциями.
– Несколько дней назад меня приняли комитетчики, а потом их начальник битый час мне по ушам ездил, укатывал ссучиться.
– А я тут при чем?
Фомин поморщился.
– Беседу со мной вел. Мол, есть в Москве один авторитетный человек, который наркотрафик наладил. Хотел, чтобы я к нему ушатым примазался. Теперь, после твоего предложения насчет «кокса», понял, что роют под тебя конкретно. Больше ни на кого и подумать не могу. Они обо мне мно-огое знают. Только фамилий он мне никаких не называл. Так что будь на стреме, тебе уже, наверное, и хорошую хату в Лефортово со шконкой у «решки» выделили, чтобы по утрам балдоха в самую морду светила, но не грела. Секи фишку, Дюк. Я сказал, ты слышал.
После этой фразы за столом воцарилась тишина. Хозяин заметно нервничал, и это не укрылось от взгляда Монаха.
– А что за начальник? – спросил Дюк.
– Назвался полковником Шароевым. Меня же на Лубянку в «цацках» привезли – ну, типа, чтобы страху нагнать. Говорили, правда, вежливо.
– Конкретней не можешь? – нетерпеливо уточнил Леша.
– Могу, чего уж там! Там прямо-таки детектив какой-то, типа про Джеймса Бонда. Короче, сказали, что есть один авторитетный человек… ты, как я понял, и что ты чуть ли не шпионишь в пользу каких-то латиносов. Я так понимаю, что это неспроста было сделано. Видимо, тот начальник просчитал, что этот разговор я тебе передам.
– С какой же целью? – Хозяин «поместья» сосредоточенно смотрел перед собой.
– Наверное, чтобы ты задергался, сменжевался и наделал разных ошибок. Иного объяснения у меня пока нету, – передернул плечами уркаган.
– Вот оно что… – пробормотал Зеленцов. – Кто же настучал?
– У тебя же охранная фирма, – резонно напомнил Монах. – Детективная деятельность, лицензия на охрану и все такое. Вот ты и вычисляй, кто и откуда.
– Больше ничего не говорил?
– Про какие-то государственные секреты плел… Чушь собачья, конечно же. Ладно, друг, – примирительно улыбнулся старый вор. – Давай еще по одной на посошок, и разбежались, а то у меня на сегодня пару «стрелок» забито. А насчет «короны» твоей не обессудь: еще поговорим на этот счет на первом же сходняке…
…Уже отъезжая от «офиса» Дюка, Фомин невольно похвалил свою интуицию: лучше пока вообще не рассказывать Дюку о старой дружбе с «крышуемым» им банкиром. Рано или поздно эта дружба всплывет при других обстоятельствах, и тогда хозяином положения будет Монах.
Миновав МКАД, «Хаммер» выехал на Ленинский проспект. Огромный джип катил в плотном потоке машин. Убаюкивающе ровно гудел мощный двигатель, ласково шоркали протекторы по асфальту, залитому желтым светом угасающего вечера.
Тротуары, заполненные спешащим вечерним людом, неуловимо напоминали гигантскую кипящую помойку. У подземных переходов пили пиво коротко стриженные гопники; гоготали, приязненно матерились, отбирали друг у друга бутылки. Несомненно, им нравилась их дешевая жизнь, а о другой они даже не помышляли.
Смежив веки, старый вор негромко пробормотал:
– Дожились… Суки.
* * *
В гулком спортзале с грохотом рушились штанги. Полуобнаженные атлеты самозабвенно качали железо. Гулкое металлическое клацанье эхом отражалось от стен.
Вадим Стародубцев, сидя за тренажером, упорно накачивал бицепсы: форму он поддерживал образцово. Три раза в неделю, невзирая на неотложные дела, скверное настроение или дурную погоду, Вадим до горячего пота бегал по электрическому бесконечному тротуару беговых дорожек-тренажеров, до изнеможения отжимал гири, упорно боролся с силовыми машинами.
За последние несколько лет он лишь раз пропустил спортзал: когда заболела его младшая сестра…
Увеличив нагрузку тренажера на пару делений, Стародубцев вновь принялся сосредоточенно накачивать внутренние мышцы рук. И тут явственно ощутил, что сзади к нему кто-то подошел.
– Вадим? Ну привет!
Стародубцев поднял голову – он очень не любил, когда его отвлекали от «физухи». Перед ним стоял Саша Заика.
– Привет, – буркнул Вадим, поднимаясь с тренажера. – Саш, ты ведь знаешь, что когда я в «качалке» – телефон отключаю. Что-то совсем срочное?
– Если бы не срочное, я бы тебя не искал, – Заика поморщился от острого запаха пота, витавшего в спортзале. – Давай по-быструхе в душ, и я тебя жду в машине.
Тема, предложенная Сашей, и впрямь была серьезной.
– Вот, ознакомься, – Заика бросил на колени Стародубцева пачку фотографий. – Этот урка у твоих пацанов волыны забрал?
Вадим внимательно рассматривал снимки. Все они были сделаны в головном офисе фирмы, а точнее – в гостевой беседке, за богато накрытым столом. Притом на всех фотографиях Дюк подчеркнуто уважительно беседовал с неким мужчиной явно уголовного антуража. И хотя сам Стародубцев не видел Фомина, но на снимках он признал его сразу – по подробнейшим рассказам пацанов. Да и косой шрам на левой щеке был очень запоминающейся особой приметой.
– Откуда это у тебя? – Вадим нервно взъерошил мокрые после душа волосы.
– Дюк с некоторых пор привычку завел: фотографировать всех гостей, кто бывает в офисе. Ну, типа, как для досье.
– Он что – и меня фотографировал, когда я там бывал? – неприятно удивился Вадим.
– Думаю, что да. И меня, наверное, тоже.
– Может, он еще и телефонные разговоры наши записывает?
Заика неопределенно передернул плечами – мол, Леша у нас за начальника, ему и видней, кого писать, а кого не писать.
– А откуда он этого… татуированного знает? – Стародубцев рассматривал фотографии.
– Знаешь, очень даже хорошо получилось, что твои пацаны из квартиры в Сокольниках по-быструхе свалили. – Заика помрачнел, наверняка представляя, чем могло закончиться более тесное знакомство со знатным уркаганом. – Это Монах, серьезный вор в законе. В авторитете. Они, оказывается, с Лешкой давно знакомы. На одной зоне полтора года сидели, и даже в одном отряде, прикинь. Монах там «смотрящим» был. Не поверишь – Лешка Зеленцов перед ним едва ли на цырлах не бегал!
Стародубцев внимательно всматривался в фотоснимок урки. Небольшие, но страшные, всепроникающие глаза впечатляли даже с глянцевого листа, и Вадим неожиданно поймал себя на мысли – он бы наверняка дорого отдал, чтобы не встречаться со взглядом этих страшных глаз.
– Ну, допустим, – перетасовав фотоснимки, он протянул их собеседнику. – И что мне теперь делать?
– Себе оставь, – поморщился Саша. – Короче, Дюк сказал, чтобы твои пацаны установили за этим татуированным плотное и постоянное наблюдение. Скрытно так, аккуратно. У тебя же там какие-то бывшие менты есть, вот их и напряги, если считаешь нужным. Телефоны на прослушку, аппаратура у тебя имеется. Ну, и все остальное.
– А зачем?
– А вот этого тебе знать не положено, – сказал, как отрезал, старшой. – С завтрашнего дня будешь мне каждый вечер звонить и рассказывать: кто этому урке звонил, с кем он встречался, ну, и все такое. Вплоть до того, когда в сортир зашел и когда из него вышел. Главное – отслеживай все перемещения его «Хаммера» по городу. Выясни, где обедает, где отдыхает, где телок снимает. С кем дружит, кого избегает. Что любит, что не любит. Когда поднимается, когда ложится спать. Чем подробней, тем лучше. Там за водилу у него такой Роман Малаховский, он же Бур. Еще одна связь – такой Шура Калешин, он же Музыкант. Оба из блатных. Досье на них я тебе сегодня вечером подгоню. Задачу понял? Выполняй!
И хотя Вадиму очень не понравился тон, каким была произнесена последняя фраза, он решил не перечить. По крайней мере – до поры до времени…