Глава 5
Таня Дробязко жила в маленькой однокомнатной малосемейке на втором этаже кирпичного дома в самом центре поселка. Интерьеры выглядели явно не буржуазно: допотопная газовая плита на две конфорки, старенький холодильник времен постройки БАМа, разнокалиберная посуда на полке, резной платяной шкаф да хромоногий сервант с мутными стеклами. Единственной настоящей роскошью была высокая изразцовая печь в комнате – настоящая «голландка».
– Ну что – отпразднуем Восьмое марта вдвоем? – мягко улыбнулась девушка и, сбросив шубу на руки спутнику, отправилась на кухню.
Каратаев присел у печи, рядом с поленницей вкусно пахнущих березовых дров, быстро разжег «голландку». Пламя ровно загудело в топке. Миша оставил открытой латунную дверцу, потер замерзшие руки перед огнем.
Настроение, несколько испортившееся в гарнизонной столовой, теперь было спокойным и немного сентиментальным. За окном – лютая зима, вьюга свистит, деревья трещат от мороза, а тут – тишь да благодать, а еще – вполне романтичная перспектива провести вечер в обществе любимой девушки у камелька. Кто еще может им помешать? Разве что телефонный звонок. Вот Миша и отключил мобильник: ждать звонков в этот вечер ему было не от кого.
А хозяйка уже катила в комнату небольшой столик на колесиках, сервированный скромно, но со вкусом. Над тарелками с солеными рыжиками, копченой медвежатиной и зайчатиной под соусом возвышалась бутыль вина и заиндевевший графинчик с водкой. Натюрморт довершала узкая ваза – засушенная рябина с алыми ягодами.
– Давненько мы с тобой не сиживали, – улыбнулся Миша. – Только водку ты зря поставила. Ты ведь знаешь – я из староверов, у нас это не приветствуется.
– Смотрю на тебя и восхищаюсь – не мужчина, а золото! – искренне восхитилась девушка. – Не пьешь, не куришь, посторонними женщинами не интересуешься… Стреляешь лучше всех! Добытчик, как и положено. Ладно, садись. Наконец-то мы с тобой вдвоем за столом, без этих пьяных рыл!
Миша налил девушке вина и, подумав, все-таки плеснул себе в рюмку немного водки.
– За тебя, Танюша!
– За праздник! За наше счастье!
– Слушай, я же совсем забыл, – Каратаев поставил перед Таней унты. – Это тебе!
– Ой, унтайки? Да еще с вышивкой? – Дробязко с детской непосредственностью зааплодировала. – Неужели сам шил?
– Шить унты – исключительно мужское занятие, – скупо ответил охотник. – Я от отца научился. А отец – от деда. Примеришь? Просто интересно, угадал с размером или нет.
– Да конечно же, угадал! – Таня чмокнула мужчину в свежепобритую щеку. – Мы ведь друг друга не первый год знаем!
– Да только вот жениться почему-то раньше не догадались!
– А ты сам виноват! Не мог мне предложение сделать еще в прошлом году? А я так надеялась…
– Ну извини, извини… Я-то человек простой, без образования. В лесу живу, хорошим манерам не научен, людей почти не вижу, все больше звериные следы. Думал, что ты мне откажешь.
– Но ведь не отказала?
– Ну, спасибо…
– Ты ведь переберешься потом в поселок?
– А почему бы и нет? Но свой охотничий промысел все равно не брошу. Жить как-то надо… Лучше уж в тайге зверя бить да рыбу ловить, чем от кого-нибудь зависеть.
Дрова трещали в печи сухо и жарко. Багровые отблески ложились на стены. Набитый снежной крупой ветер яростно, со скрипом ломился в заиндевевшие стекла. Каратаев достал из шкафа гитару, подстроил. Нехитрый перебор вплетался в треск дров и молчание зимней ночи за окнами. Таежный охотник хрипловатым речитативом выпевал слова нехитрой армейской баллады о девушке, ждущей солдата с войны; эту песню Миша узнал в ВДВ, на Северном Кавказе. Таня слушала, смотрела куда-то вдаль, улыбалась печально…
– Ну, давай еще по одной! – девушка подняла бокал, прищурилась на огонь в печи.
– За огонь, чтобы светил и грел нас с тобой всю жизнь! – скупо улыбнулся Миша. – А ты почему вино почти не пьешь?
Даже в полутьме было заметно, как зарделась Татьяна.
– Миша, я тебе давно хотела сказать, да все не с руки как-то было. Мне кажется, что у нас будет ребенок.
Каратаев отставил рюмку, взглянул на собеседницу серьезно.
– Да? Кажется или точно будет?
– Точно… Послезавтра еду в Хабару, в женскую консультацию. Я уже договорилась, там врачиха хорошая.
– Так давай отвезу! Что же ты сразу не сказала?!
– Честно говоря, никак не могла подобрать нужных слов… Ладно, Мишенька, сиди, а я сейчас горячее принесу.
Оставив Каратаева переваривать информацию, Дробязко пошла на кухню. Оттуда доносились аппетитное скворчание сковородки, позвякивание тарелок – хозяйственная и обстоятельная Татьяна предусмотрела для праздничного ужина не только закуски, но и горячее.
И тут в дверь неожиданно позвонили. Звонок был властный и длинный – так обычно объявляют о своем появлении менты с понятыми или судебные приставы.
– Кого еще там нелегкая несет… – отставив сковородку, хозяйка пошла открывать.
На пороге стоял начальник местного РОВД Олег Прелясковский. Даже не поздоровавшись и не обив снег с сапог, он без приглашения прошел в квартиру, скинул шинель, по-хозяйски повесил ее в прихожей.
– Каратаев у тебя, что ли? – не дождавшись ответа, мент по-хозяйски сунул в руки хозяйке шапку с кокардой и двинулся в зал. – Конечно, у тебя! А то где же его еще искать?
Миша, недобро щурясь, рассерженным медведем поднялся с дивана.
– Чего надо?
– Тебя как раз и надо… – выразительно взглянув на тележку с закуской и выпивкой, главмент Февральска уселся в кресло, поплевал на ладонь и тщательно приладил редкие волосы, прикрывавшие блестящую, словно лакированную, плешь. – Я тебя вот уже третий час найти не могу. Звоню – а мобила твоя не работает. Думал уже в твою избушку самому отправляться. А тут как раз твой джип… Дай, думаю, заскочу. Где тебя еще в нашем поселке можно встретить?
– Шел бы ты ближней дорогой в свой райотдел, – с чувством посоветовал Миша. – Неужели не видишь: мы тут сидим, празднуем, культурно отдыхаем… Тебя, между прочим, не приглашали. Если я действительно так потребовался – присылай повестку в официальном порядке.
– А ты не хами, не хами, – в голосе Прелясковского зазвучали начальственные интонации. – Помни, кто я, а кто ты. Повестка, кстати, тоже не проблема. Но, думаю, лучше по-хорошему поговорить. Так сказать, в непринужденной домашней обстановке.
– Ладно, чего надо? – Каратаеву явно не хотелось ругаться. – Говори, коль пришел.
– Ты вообще в курсе того, что в «Культтоварах» произошло?
– Нет.
Прелясковский обернулся к хозяйке, которая с его шапкой в руках стояла в прихожей.
– А ты?
– А что там произошло? – спросила девушка немного испуганно.
– Пожар. Изнутри магазин полностью выгорел, а снаружи удалось потушить. Две продавщицы погибли. Я недавно как раз оттуда. Бабы те обгорели до головешек, просто не узнать. Сперва подумали – электрический обогреватель жгли по холодному времени, проводку замкнуло, вот магазин и сгорел. Но на трупах – очевидные следы насильственной смерти. Их сейчас в Хабаровск на экспертизу отправили. К тому же «Культтовары» начисто ограблены. Ни за что не поверю, чтобы вся водка сгорела вместе с бутылками. А это значит, что у нас в Февральске объявились какие-то бандиты.
– А мы-то тут при чем? – спокойно бросил Миша. – Кто в поселке начальник РОВД – мы с Таней или ты, товарищ капитан? Вот сам и ищи…
– По закону я должен опросить всех, кто живет поблизости. То есть всех в нашем поселке. Вот и опрашиваю. Когда и кто из вас последний раз был в «Культтоварах»?
– Три дня назад была, стиральный порошок и мыло покупала, – ответила Дробязко; она была явно обескуражена новостью.
– А я – еще в феврале, – припомнил Каратаев. – Ты ведь знаешь, что я по магазинам нечасто хожу.
– Никто из вас ничего подозрительного не заметил?
– Нет… – девушка явно не могла поверить словам визитера.
– Ты бы лучше бичей опросил, наверное, их рук дело, – предположил таежный охотник. – Мы с Таней продавщиц не режем. У нас немного другие профессии. Или ты хочешь еще узнать, кто из нас и где был на момент ограбления?
– Да верю я вам, верю… – задумчиво молвил мент. – Тут, между прочим, «Урал» неподалеку от Февральска обнаружили, почти по радиатор снегом заметен. Машина без водителя, явно брошена. Сейчас пробиваем, что за «Урал» и на ком числится. Я так думаю, что никакие это не бомжи. Для них такое слишком рисково. Наверное, какие-то залетные. Угнали с отстойника грузовик, прилетели к нам на гастроли, сейчас в нашем поселке покуражатся – и свалят на товарняке. Ищи их потом. А у меня процент раскрываемости слетает, потом от начальства втык получу, сам понимаешь.
– Предлагаешь мне, кроме тигра-убийцы, еще и бандитами заниматься?
– Да уж сами как-нибудь… Да, Каратаев, хорошо, что напомнил. Ты от меня разрешение на отстрел того тигра хотел, – достав из кармана сложенную вчетверо бумажку, мент аккуратно разгладил ее не гнущейся от мороза ладонью, протянул охотнику-промысловику. – Вот тебе разрешение.
– «Я, начальник районного отдела внутренних дел городского поселка Февральск Хабаровского края капитан полиции Прелясковский О. Н., санкционирую отстрел дикого таежного зверя (тигра), который в нарушение действующего законодательства Российской Федерации нагло поедает жителей Февральска…» – начал было читать Миша, но тут же отложил бумагу. – Гражданин начальник, ты это разрешение можешь в своем ментовском сортире повесить. Цена ему – пять копеек в базарный день. С каких это пор лицензии на отстрел зверей, занесенных в Красную книгу, у нас РОВД выписывает? Это незаконно.
– Да достал ты меня со своей законностью! – неожиданно обозлился правоохранитель. – Тебе что – и этого мало? Подписи моей недостаточно, печать не устраивает? Или прикажешь специально в Хабару ехать, чтобы для тебя разрешение по всей форме выбивать? У нас тут тайга, а не какая-нибудь Москва! Все, бери, бери, пока я добрый… И не забывай, что лицензию на охотничье оружие тебе тоже в нашем РОВД выписывают. И не разрешительный отдел, которого тут отродясь никогда не было… и, надеюсь, не будет. А лично я. Ладно, – Прелясковский красноречиво взглянул на стол и, грузно поднявшись, расшаркался перед хозяйкой со всей галантностью, на какую был только способен. – Татьяна! Поздравляю тебя с Международным женским днем. Как грится, желаю всего самого-самого… Здоровья там, бабла побольше, работы поменьше и всего такого прочего. А хороший мужик у тебя уже есть.
После этих слов незваного гостя волей-неволей пришлось пригласить к столу. Дважды повторять не пришлось. Прелясковский тут же налил себе стакан водки и, выпив, нацелил вилкой в самый аппетитный кусок копченой медвежатины. Ел он жадно, быстро и неряшливо – Миша с трудом удерживался, чтобы не выставить мента из квартиры. Водка в графинчике быстро закончилась. Вот Тане и пришлось идти к соседям, одалживать питьевой спирт.
– А хорошую бабу ты себе присмотрел, – подмигнул главмент Февральска, когда хозяйка ушла. – Завидую тебе белой завистью… Был бы я помоложе – сам бы ей предложение сделал. Только вот знаешь – баб надо бить. Я бы каждую бабу посадил в мешок, привязал к балке и раз в неделю бил бы ее ломом. По два раза в день, чтобы лишнего о себе не возомнила. Так что и ты Таньку в черном теле потом держи, а то на голову сядет.
– Ты лучше своих баб в черном теле держи, – с чувством посоветовал Каратаев; весь Февральск знал, что капитан полиции Прелясковский регулярно избивает жену и обеих дочерей и даже не делает из этого никакой тайны.
– Что регулярно и делаю, – не без гордости ответил мент. – Да, Миша, еще один момент. Послезавтра зайдешь ко мне в райотдел. Со всеми, как говорится, документами.
– С какой это еще радости?
– Пришла телефонограмма из Хабаровска. Всем жителям, которые имеют на руках охотничье оружие, предписано явиться на инструктаж.
– Не могу послезавтра. Мне Таню надо в Хабару отвезти, прямо с утра. Лучше прямо сейчас и проинструктируй.
– Не положено сейчас, – голос правоохранителя зазвучал неожиданным металлом. – И вообще: тебе что, мои слова не указ? На зоне не научили начальство уважать? Сказано послезавтра – значит, послезавтра. Заодно и лицензию на твой карабин продлю… А-а-а, вот и Танька пришла. Ну что, надыбала спирт? Тогда наливай!..
* * *
Туши лося, с трудом отбитой у собачьей своры, огромной рыже-полосатой кошке хватило ненадолго. И это неудивительно: чтобы насытиться, матерому тигру требуется съесть несколько десятков килограммов мяса за один раз. К тому же зимой следует есть чаще и больше: и холод, и длительные таежные переходы сжигают драгоценные калории.
Туша закончилась, тигр вновь испытал муки голода. Можно было попытаться отыскать какую-нибудь таежную дичь, однако звери, которые могли стать добычей, попрятались по своим норам, да и густой снегопад мгновенно заметал все следы. Так что единственным шансом не умереть от голодной смерти становился Февральск. Ведь его обитатели отличались редкой беспечностью и практически никогда не оказывали сопротивления. А главное – на улицах поселка всегда можно было подстеречь добычу.
Выйдя из тайги, тигр остановился неподалеку от длиннющего бетонного забора, за которым нечетко прорисовывалось некое здание промышленной архитектуры с высокой дымовой трубой. И хотя территория за забором выглядела нежилой, чутье подсказывало таежному хищнику: в доме с трубой наверняка есть какие-то люди. А раз так – следует спрятаться где-нибудь поблизости и, затаившись, ждать своего часа.
Единственным укрытием от густого снега могла стать высокая ель метрах в двадцати от забора. Под ее лапами тигр и укрылся. Конечно, рассмотреть потенциальную добычу из-за густого снегопада отсюда было просто нереально, так что оставалось рассчитывать на слух и обоняние. А качества эти у амурских тигров развиты куда больше, чем у остальных таежных обитателей…
* * *
Начальник РОВД покинул гостеприимный дом лишь через полтора часа, когда на столе и в холодильнике не осталось абсолютно ничего. Однако домой не пошел – у него еще были дела в поселке.
Путь Прелясковского лежал в сторону кладбища на северо-западной окраине Февральска. Впрочем, «кладбищем» это можно было назвать лишь условно. Так уж получилось, что уже несколько лет в поселке не закапывали покойников в землю из-за высокого уровня грунтовых вод и, как следствие, опасности заражения водозабора. Исключение составляли лишь усопшие начальники, члены их семей и некоторые особо уважаемые посельчане. Стараниями краевых властей на закрытом кладбище был сооружен небольшой крематорий с колумбарием – длиннющим бетонным забором с глубокими нишами для урн. И хотя жители также умирали в Февральске исправно, основными клиентами крематория были бомжи; весной, после схода снегов, в окрестной тайге находили до сотни бесхозных трупов. Оплачивали их кремацию из поселкового бюджета, что давало невиданные возможности для откатов; иногда по документам кремированных бомжей проходило по несколько тысяч за сезон.
Директором и фактически хозяином крематория был китаец Ян Сунь, обосновавшийся в Февральске еще с середины девяностых и давно уже получивший российское гражданство.
Ян Сунь слыл в поселке человеком предельно загадочным. С автохтонами дружбу почти не водил, хотя и был со всеми подчеркнуто вежлив и корректен. С властями особо не корешился, хотя всем было понятно, что получить бюджетные деньги на строительство крематория с колумбарием без взяток и последующих откатов и распилов тут, в Приморье, практически нереально. Однако, по многочисленным слухам, Ян Сунь был едва ли не теневым хозяином Февральска и окрестностей. Он занимался и переправкой земляков-гастарбайтеров по стройкам всего Дальнего Востока, и контрабандой больших партий наркотиков, и браконьерской вырубкой леса, и поддельным спиртным, и скупкой цветных металлов. Говорили, что китаец обладает широкими связями с уголовниками всего Приморья. Многие утверждали, что за многими нераскрытыми преступлениями тоже просматривается рука Ян Суня.
Связи с криминалом косвенно подтверждались и тем, что в кладбищенском бизнесе китайца работали исключительно ранее судимые. И притом не разные запомоенные чуханы и петушилы, а серьезные и очень авторитетные люди, к мнению которых прислушивались и за решеткой, и на воле.
Прелясковского и Ян Суня давно уже связывали разные темные дела. За то, что начальник Февральского РОВД закрывал глаза на теневой бизнес китайца, последний исправно отстегивал ему бабло с каждой сделки. Жилище Прелясковского – стильный двухэтажный коттедж со стеклопакетами, металлочерепицей и электроподогревом – уступало по роскоши и размерам только трехэтажной домине председателя поселкового Совета. Трудно было представить, чтобы главмент нищего дальневосточного поселка смог отгрохать такое жилище за свою весьма скромную зарплату.
Сам Ян Сунь, то и дело наведывавшийся на историческую родину, выполнял там некоторые деликатные поручения Прелясковского. Некоторые утверждали, что у поселкового главмента даже есть доля в каком-то подпольном производстве в Китае, однако никто эти слухи не мог ни подтвердить, ни опровергнуть…
…Нетрезво покачиваясь, начальник РОВД двигался в сторону высокого заснеженного забора, за которым прорисовывалось промышленной архитектуры здание с высокой кирпичной трубой.
Сухо и рассыпчато скрипел под ногами снег. Черный прозрачный воздух обжигал ноздри. Пар от дыхания льдинисто индевел на шарфе. Дойдя до металлической калитки, на которой блестел стеклянный кружок видеоглазка, Прелясковский с силой нажал кнопку звонка. За забором стукнула дверь, звякнул засов. Метнулась во тьме поземка и тут же пропала длинная ломкая тень.
– Ян! Ты? Открывай быстренько, а то холодно! – повысил голос правоохранитель, переминаясь с ноги на ногу
– Сецяса, сецяса… – послышалось с той стороны забора. – Ты, нацальника? Так рады тебя видетя, так рады!
Ян Сунь – толстенький, кругленький, с резиновой, словно приклеенной к лицу улыбкой – услужливо пропустил гостя в офис кладбищенской фирмы. И китаец, и его татуированные работники жили прямо тут, на втором этаже. Усадив мента за низкий столик в зале, Ян Сунь исчез за бамбуковой занавеской с изображением геральдических драконов и что-то быстро-быстро сказал кому-то невидимому.
– Кусаця хоцеся, нацальника? – дружелюбно поинтересовался хозяин, выходя из-за занавески.
– Что – опять своей китайской херней будешь угощать? – Начальник РОВД расстегнул китель. – Я уже на твою протухшую селедку и рисовую лапшу смотреть не могу!
Китаец, впрочем, абсолютно не обиделся – это вообще не было ему свойственно.
– У меня еся и русская блюда, – со все той же резиновой улыбкой сообщил он. – Водка, пельменя, огуреця… Цто хоцеся?
– Все давай, – по размышлении ответил мент; по пути от дома Татьяны он уже успел проголодаться.
Ян Сунь вновь исчез за бамбуковой занавеской. Неожиданно оттуда послышалось несколько приглушенных матюгов, явно произнесенных кем-то из русских работников, и на них тут же наложился ровный голос китайца: «Молци, дурака, с мента дружиця надо!»
Спустя минут десять стол перед Прелясковским был сервирован по всем правилам китайской гостеприимной традиции, то есть очень много разных блюд, но в небольших количествах. И только спиртного было немало: зная гастрономические вкусы гостя, Ян Сунь выставил перед ним литруху элитной «Цзянь Нань Чунь» – любимого алкогольного напитка самого Председателя КНР Ху Цзиньтао.
Сам же хозяин уселся в кресле напротив, вписавшись в него, словно бильярдный шар в лузу. Разлив спиртное по микроскопическим рюмкам, он покачал головой, молвил: «За здоровье нацальника!» – и не чокаясь выпил. После чего взглянул на мента вопросительно – мол, а чего это ты ко мне так поздно явился?
– Янчик, – плеснув себе спиртное в рот, Прелясковский немедленно налил еще. – У меня тут к тебе несколько вопросов.
Хозяин крематория тут же услужливо изогнулся в кресле, демонстрируя готовность немедленно и исчерпывающе ответить на любой вопрос любимого начальника.
– Слусаю…
– Ян, а помнишь, когда мы с тобой в Харбин ездили, ты меня еще на рынок водил? – прищурился мент.
– Помнися, помнися…
– Ты мне еще лавки ваших народных целителей показывал.
– Помнися… – Голова китайца согласно качнулась, словно у фарфорового болванчика.
– А помнишь, там еще разными запчастями от амурского тигра торговали? Ну, лапы там, кости, зубы, шкура, внутренности…
Ян Сунь перестал покачивать головой и взглянул на мента с искренним интересом. Судя по всему, обычный застольный треп приобретал значимость какого-то перспективного бизнеса, связанного с амурскими тиграми.
– Помнися, показывал…
– Я еще удивился, как это дорого у вас стоит, – продолжал Прелясковский, искоса поглядывая на собеседника.
– Тигра у нас всегда считался целебный животный, – прищурился китаец. – А что, у нацальника тигра дома завелся, и он хоцеця его продать?
– Пока еще не завелся. Но скоро, думаю, мне будет тебе кой-чего предложить… Буквально на днях. Так что там у вас в Китае стоит и почем?..
Конечно же, Прелясковский хотя и не знал всех тонкостей китайской медицины, но некоторое представление о ней по последней поездке в Харбин все-таки составил. Особенно во всем, что касается представителей семейства кошачьих. В Китае издавна считается, что кости амурского тигра излечивают от болей в суставах и пояснице, а водка, настоянная на тигровых костях, способствует долголетию и увеличению мужской силы. Когти тигра, перемолотые и настоянные на спирту, по мнению китайцев, способны исцелить даже тяжелейшую гангрену. Из тигровых хвостов изготовляют мазь для лечения рака кожи. В ход идет почти все: шерсть, печень, желчный пузырь, кровь, зубы, жир, хвост и даже усы. А потому средняя тигровая туша в Китае стоит от сорока до семидесяти тысяч долларов. За качественный товар посредникам платят еще тысяч по тридцать. Вот начальник Февральского РОВД и решил немного нажиться на перепродаже тигра-людоеда в Поднебесную. Правда, полосатый каннибал еще разгуливал где-то по тайге, но Миша Каратаев должен был расправиться с ним в самое ближайшее время. Самому Михаилу, по замыслу поселкового главмента, достаточно было премии в пять тысяч рублей да почетной грамоты от поселкового Совета…
Выпив в очередной раз, начальник РОВД Февральска прищурился на хозяина.
– Короче, узкоглазый: вот если бы я тебе сейчас здоровенного амурского тигра приволок, с усами, клыками и яйцами, и сюда, на стол, положил – сколько бы ты мне за него дал?
– Сама больсе пятьдесят тысяца, – доброжелательно заулыбался Ян Сунь.
– Долларов или юаней?
– Рублей, нацальника. Васих российских рублей. У вас ведь тут другие деньги не ходят, в магазина с юань и доллар не пойдешь.
Капитан полиции показательно возмутился и даже поднялся из-за стола с явным намерением уйти.
– Ну, я думал, ты человек серьезный… Да за такие деньги… Пусть он тебя лучше сожрет!
– А сколько ты хоцеся?
– Пятьдесят тысяч вечнозеленых американских долларов, – не моргнув глазом назвал свою цену мент.
– Нет у меня такой денег! – напомнил хозяин. – Ты сядь, нацальника! Сядь, выпей, поговори с бедный китайцем.
– Ты про свою бедность кому-нибудь другому впаривай! – махнул рукой поселковый главмент и, подумав, грузно плюхнулся в кресло. – А то я не знаю, кто ты такой и чего стоишь!
– Мало тебе казды месяца плацю? – Ян Сунь буквально искрился от доброжелательности.
– Платишь ты мне за то, что я тебе жить тут даю, узкоглазых твоих не трогаю и твой колумбарий проверками не донимаю. И за то, что глаза закрываю и на твоих уголовников, и на твой криминальный бизнес, и на все остальное. Приехал, понимаешь, чучмек узкопленочный и Россию разворовывает! – не то в шутку, не то всерьез повысил голос Прелясковский. – Короче, твой бизнес – это одно. А бизнес по тигру – это уже совсем другое. Хочешь – попробуем договориться. Не хочешь – сам в твой Китай поеду и с другим узкоглазым договорюсь.
Как и положено, тут же закипел торг. Ян Сунь, резиново улыбаясь, потихоньку набавлял. Прелясковский неохотно, но уступал китайцу. Когда все спиртное на столе было выпито, а закуска уничтожена, собеседники наконец пришли к общему знаменателю: двадцать девять с половиной тысяч долларов, но только в том случае, если амурский тигр действительно будет матерым самцом, шкура его не будет испорчена, а в пасти окажутся на месте все клыки и зубы. В случае же, если тигровая туша окажется некондиционной, Ян Сунь обещал выплатить за нее не более двадцати двух тысяч.
– По рукам, нацальника?
– Ладно. По рукам. Хотя, чувствую, накрутил ты меня. Сам небось тысяч за сорок загонишь?
– А-а-лика! – повеселевший китаец обернулся в сторону бамбуковой занавески. – Водки для нацальника принеси!
Геральдические драконы на двери качнулись, сухо затрещал бамбук, и к столу подошел невысокий мужчина с шрамоватым лицом и синими от татуировок руками. Молча выставив на стол поллитруху водки, он резанул мента нехорошим взглядом, в котором красноречиво читалось – мол, я бы тебя, мусор поганый, стрихнином с хлоркой поил, а не дорогущей водярой…
– Значит, по рукам! – Прелясковский в предчувствии очередной выпивки явно повеселел. – Двадцать девять с половиной тысяч, и не рублей, а долларов. Можно рублями или юанями по курсу. Приму, так уж и быть.
– Но это если тигра здоровый и холоси, нацальника! – напомнил китаец. – А если нехолоси – то меньсе!
– Ну, за успех! – воодушевился правоохранитель. – Как говорится, что взято, то свято!
Правоохранитель просидел у Ян Суня еще часа полтора, все время пробуя выпытать, в какой китайской провинции тигровая туша стоит дороже. Сделать ему это, естественно, не удалось: лицо хозяина крематория оставалось непроницаемым.
Начальник поселкового РОВД вышел из офиса кладбищенской фирмы далеко за полночь. Он был пьян настолько, что едва не падал в снег. Полная луна тускло желтела сквозь рваные тучи. Сугробы переливчато серебрились в ночной темноте. Мороз обжигал, пронизывая до костей.
Отойдя метров на двадцать от кладбищенской ограды, Прелясковский ощутил резкий позыв к мочеиспусканию. Осмотревшись по сторонам, он отошел к бетонном забору и замерзшими пальцами принялся судорожно расстегивать ширинку форменных ментовских брюк.
Внезапно где-то совсем рядом, за спиной, послышался сухой скрип снега. Продолжая журчать мерзкой струей на забор, капитан полиции обернулся и распялил рот. Метрах в двадцати от него стояла огромная рыже-полосатая кошка. Круглые глаза жуткого хищника фосфоресцировали в ночной тьме зеленоватыми огоньками. Длинный хвост нервно подрагивал, усы недовольно топорщились.
От неожиданности начальник РОВД окаменел в параличе; мозг явно отказывался адекватно воспринимать происходящее. Он даже забыл о табельном «макарове», лежавшем в кобуре. Тигр очень плавно, словно в замедленной киносъемке, приближался к менту. Инфернальный блеск его зеленоватых глаз буквально гипнотизировал Прелясковского. Даже не застегнув брюк, правоохранитель боком отошел к бетонному забору и вжался в него на манер барельефа.
И тут тигр прыгнул! Удар передними лапами свалил жертву в желтый от мочи снег. Борьба была недолгой, если была вообще. Ополоумевший от страха и выпитого мент даже не думал о сопротивлении…
Спустя несколько минут мертвенно-желтый свет дальневосточной луны освещал жуткую и отвратительную картину: кроваво-бурое месиво на снегу и тигр-каннибал, наслаждающийся добычей. Покончив с ужином, желто-полосатая кошка довольно облизала кровавую морду и неторопливо двинулась в тайгу.
* * *
Следующее утро выдалось для Виктора Малинина тяжелым. В огромном костяном шаре черепа, будто бы в тоненькой яичной скорлупке, назойливо гудели завихрения бродивших водочных испарений. Это была настоящая буря, шторм, ураган, цунами. Холодные синие огоньки плясали перед глазами, картинка двоилась, троилась, и недавний зэк, пытаясь сфокусировать зрение, долго вглядывался в незнакомый облупленный потолок, пока не вспомнил, кто он такой и как в этом вагончике оказался. В голове проносились бессвязные клочья вчерашних событий: магазин «Культтовары», Чалый с заточкой, окровавленная жирная тетка в армейском тулупе, изнасилование какой-то чернявой девки, последующая пьянка с Астафьевым с каким-то невероятным предложением…
Чалый уже не спал: стоя на кухне, он растирал густо татуированный торс водой, которую натопил тут же из снега.
– Очухался, чмо, – даже не оборачиваясь к товарищу по несчастью, произнес он недобро.
Астафьев был похмельно-злой, и Малина решил, что вступать с ним в пространные беседы не стоит. По крайней мере, до того момента, пока этот страшный и непредсказуемый человек не похмелится.
Водка для поправки утреннего здоровья, кстати, осталась. Опохмелившись, Астафьев милостливо предложил сделать то же самое и Малине.
– Так что ты вчера про свой план говорил? – осторожно напомнил Витек.
– А ты уже и забыл… – теперь, после реанимационных двухсот граммов, Чалый выглядел более доброжелательным. – Ты же у нас типа как вертолетчик?
– Ну да, вертолетчик… Только сельскозяйственной авиации.
– А что это?
– Ну, удобрения там разные распыляем. Отраву против вредителей. Стимуляторы там всякие для роста… Долго рассказывать, – Витек уселся на продавленную койку. – А еще начальство транспортировал туда, куда мне приказывали.
– Вертолетом управлять еще не разучился?
– Последний раз за штурвалом сидел за полтора месяца до ареста.
– Так вот, послушай сюда… Летун.
План Чалого был отчаянно-авантюрным, но в то же время выглядел простым и досягаемым.
Неподалеку от Февральска находилась воинская часть с боевыми вертолетами. Винтокрылые машины летали более или менее регулярно: гул двигателей и свист пропеллеров доносились даже до зоны, откуда бежали Астафьев с Малининым. По мнению Чалого, идиотизм жизни в отдаленном гарнизоне, помноженный на хроническое разгильдяйство, нехитрый разврат и обилие казенного спирта наверняка притупили бдительность военных. Можно было и не сомневаться, что грозные винтокрылые машины охраняются из рук вон плохо…
– Ты что – хочешь вертолет захватить? – не поверил своим ушам Малина.
– Ха! А почему бы и нет?
– Ну, мы же с тобой не Рембо и не крутые спецназовцы… – Витек явно не верил в серьезность предложения собеседника. – Это практически невозможно.
– Главное, что те вояки тоже думают, что это невозможно. А мы возьмем и угоним!
Малинин неуютно заерзал на кровати – ржавые пружины пронзительно заскрипели.
– Ты что – собираешься перед автоматчиками своей заточкой вымахивать?
– Это уже мое дело, чем я вымахивать собираюсь, – приняв из рук Малины бутылку, Чалый оценил ее на свет, допил водку и закатил пустую емкость под кровать. – Все, больше сегодня не пьем. Неправильный опохмел может перейти в длительный и болезненный запой. Давай рассказывай, что о своих вертолетах знаешь.
– Ке-еша… – засокрушался Витек. – Ты ведь не знаешь, что такое вертолетная часть! Ты даже не представляешь, как там все охраняется! А я все-таки старший лейтенант запаса и год в армии отслужил и на сборах потом дважды бывал…
– Так ты не только обычным… но и военным вертолетом сможешь управлять? – удивился Чалый.
– Как раз на Ми-28 и летал.
– А у тех вояк тоже Ми-28?
– Насколько я могу судить, да…
Астафьев заулыбался с показной доброжелательностью.
– Ну молоток, пацан! Не зря я тебя в рывок с зоны взял! А что этот Ми-28 может?
– Много чего. Вообще-то это настоящий летающий танк, – тоном ведущего телеканала «ВоенТВ» начал Малинин. – Вертолет всепогодный, может летать на предельно малых высотах, до пяти метров, с полным огибанием рельефа местности. Это делает его недоступным для радаров. Интегрированная система обнаружения радиоэлектронного и лазерного облучения, система автоматического управления, система управления оружием, система целеуказания и индикации… Пилотажный комплекс. Что там еще…
– Да ты мне мозги не парь! По-нашему объясни: вот если бы у нас такой вертолет оказался, что с ним можно было бы сделать?
– Практически все.
– Ментуру тут, в Февральске, можно было бы, на хрен, взорвать?
– И даже очень легко. Там автоматическая пушка, ракеты «воздух – земля» и две бомбы по четверть тонны каждая.
– Ты смотри… И что – смог бы поднять такой танк в воздух?
– На последних сборах я по пилотированию был одним из лучших, – скромно потупил взор Малинин.
Чалый резко поднялся и неуправляемой торпедой закружил по комнатке.
– Какая моща, какая моща… Ладно. Сейчас заваливаемся дрыхнуть до наступления темноты. Потом очень аккуратно идем в одно место.
– Далеко?
– Тут, в Февральске.
– А что за место? Неужели в гарнизон?
– Узнаешь! – прищурился Астафьев. – Все, отдыхаем…
…Малина проснулся первым. Опохмел с последующим сном почти излечили его от абстинентного синдрома – голова почти не болела, руки не тряслись. Бросив напряженный взгляд на спящего Чалого, Витек подошел к окну, осторожно отвернул одеяло. За окнами царила абсолютная тьма. Ущербная луна желтела в черном беззвездном космосе. Ветер наметал поземку, тонко и зловеще посвистывал в проводах, натянутых от вагончика к одинокому бетонному столбу… Судя по всему, в скором времени должен был начаться густой снегопад.
– Никого? – из-за спины донесся голос Астафьева.
Малинин вздрогнул – он не ожидал, что Чалый уже не спит, а следит за ним.
– Вроде тихо… – аккуратно опустив одеяло на окно, Витек обернулся к напарнику. – Только метель. Наверное, все дороги замело.
– Это хорошо. Одевайся, пойдем.
– Далеко?
Астафьев тщательно намотал на ноги портянки, сунул ноги в сапоги.
– Четыре года назад, где-то за восемь месяцев до того, как меня мусора закрыли, зависал я на зиму тут, в Февральске, у одного китаезы, – задумчиво припомнил Чалый. – Сунь-в-Чай, или как там его зовут. Интересный такой мужик. С виду невзрачный, типа тех узкоглазых, которые на местных стройках вкалывают. А присмотреться – так настоящий мафиози, даже круче наших хабаровских авторитетов. Китаец ко мне почему-то проникся. Наверное, потому, что я его бизнес сразу же выкупил и сдать мог в любой момент. Но вместо этого несколько раз сильно ему помог. Вот я и думаю к нему сходить…
– А зачем нам этот Сунь-Вынь? – не понял Малина.
– У него за филки чего хочешь можно достать, – прищурился Чалый. – Наркоту там, любые ксивы, вплоть до мусорских. Даже стволы. А бабла мы с тобой в «Культтоварах» вроде бы нормально подняли.
– Сорок четыре тысячи с мелочью, – подсказал бывший вертолетчик. – Ты же себе забрал.
– Думаю, хватит, чтобы с ним добазариться.
Астафьев извлек из кармана пачку денег, быстро растасовал их по номиналам так, чтобы мелочь оказалась в середине, а крупные – по краям. Стянул пачку аптекарской резинкой, подбросил заскорузлой рукой.
– О чем ты с ним хочешь базарить?
– Стволом не мешало бы разжиться, – задумчиво прикинул Чалый. – А ты что – думал, что я заточкой собираюсь охрану вертолета валить?
Спустя несколько минут от брошенного вагончика отделились две темные фигуры. К счастью для беглецов, Февральск выглядел абсолютно пустынным. По темному времени суток посельчане обычно не спешили покидать дома. А уж метель и вовсе принудила жителей ограничить уличные перемещения до необходимого минимума. Ведь в обильные снегопады, когда видимость не превышает длины вытянутой руки и передвигаться приходится почти что на ощупь, тут, на Дальнем Востоке, можно заблудиться даже рядом с собственным домом.
Путь до кладбища с крематорием и колумбарием занял минут сорок. Астафьев каким-то звериным чутьем безошибочно отыскал дорогу; Малине оставалось лишь удивляться, как это они не заблудились в этом кромешном снежном аду.
Подойдя к железным воротам со стеклянным наростом видеоглазка, Чалый вдавил кнопку звонка и прислушался. Спустя минуту из-за двери послышался надтреснутый голос:
– Инокентия? Ты, цто ли?
– Открывай, я…
– А с тобой кто это?
– Мой кореш, отвечаю за него в натуре, – Астафьев подтолкнул локтем в бок Малину – мол, не бзди, тут все свои.
Китаец замешкался – видимо, думал, стоит ему открывать или нет.
– А цто хоцеся? – спросил он.
– Базар один к тебе есть. Деловой, по бизнесу. – Чалый старался вложить в свои интонации как можно больше миролюбия.
Волшебное слово «бизнес» явно заинтересовало Ян Суня. За железными воротами послышались шаги, сухо заскрипел снег. Впустив гостей, хозяин на секунду выглянул наружу и, убедившись, что там никого нет, тут же закрыл дверь и защелкнул засов. Проведя Чалого и Малину в бытовку, примыкающую к котельной, китаец усадил гостей на продавленный диванчик, внимательно осмотрел и, оценив их пятидневную небритость, поинтересовался:
– От мента скрываетеся, да?
Малина инстинктивно вздрогнул, а Астафьев, недобро взглянув на хозяина, поинтересовался вкрадчиво:
– А ты с чего взял?
– Ты, Кеса, у меня когда-то работал, а потом мента тебя зазопили и в далекий тюрьма отправили, – с лучезарной улыбкой напомнил Ян Сунь. – И дали тебе восемь лета. Ты и половина не отсидел. Амнистия таким, как ты, не дают. Потому и спрасиваю. Удрал, да?
– Слушай, Ян, ты мне тут под прокурора не коси! Я и так хорошо знаю, сколько мне отвесили и сколько осталось, – нервно перебил беглый арестант. – Я к тебе за другим пришел, по чисто конкретному делу. Помнишь, когда я у тебя тут кантовался, ты меня в Китай по поддельной ксиве отправлял, за контрабандной водярой?
– Помнися, – заулыбался китаец.
– Так вот: моему корешу, – Астафьев небрежно подтолкнул в бок Малину, – нужно две честные ксивы. Организуешь?
– Это денег стоит, – напомнил Ян Сунь очевидное.
– Лавье – не вопрос, – готовно подтвердил недавний зэк.
– Деньга засветися? Тогда и будем говоритя! – азиат просто лучился от показной доброжелательности.
– Не менжуйся, у нас тут все без обмана, не ментура. – Чалый демонстративно помахал перед носом китайца подготовленной пачкой денег.
– Ну, посли… – оживился Ян Сунь.
– Обожди, обожди, – Астафьев взял инициативу в свои руки. – А еще я знаю, что у тебя ствол можно купить.
– Какая ствола?
– Ну, волыну. «Макаров» – есть? Или «калаш»?
– У меня все еся… Давай в крематория.
Малинин никогда прежде не бывал в крематориях и потому переступил порог «технического подвала», где сжигали покойников, с явным душевным трепетом. Впрочем, ничего страшного тут не было: влажная мазутная тьма, хаотичное переплетение разнокалиберных труб под потолком, огромная газовая печь с электрическим подъемником, транспортером и двухстворчатым металлическим шлюзом. О печальном назначении этого подвала свидетельствовал разве что роскошный гроб с алой саржевой обивкой внутри, прислоненный к стене. Гроб, несомненно, предназначался для богатых клиентов; в него помещали тела покойных на гражданской панихиде непосредственно перед кремацией.
Покопавшись среди ящиков в самом дальнему углу, Ян Сунь достал коробку с пачкой растрепанных паспортов. Чалый протянул было татуированную руку, однако китаец с цирковой ловкостью передвинул ящик в сторону.
– Обоздися. Я сам найду.
– А откуда у вас столько документов, если не секрет? – подал голос осмелевший было Малинин.
– Бомза иногда приносят, – заулыбался Ян Сунь. – Спирта им хоцеся, закусиця, то да се… Бываеця, цто и трупы с документой привозят. И мента не всегда интересуется. Вы не сомневайтеся, ксивы самый честный, не подделка! И пецяци, и регистрации! А то, цто целовека тот умерла, нигде не записано!
Китаец отобрал два наиболее подходящих, с его точки зрения, паспорта и, не выпуская документы из своих рук, продемонстрировал их гостям. И хотя фотографии на паспортах не совсем соответствовали внешнему виду беглецов, дальневосточные менты вряд ли бы стали обращать на это внимание; ведь жизнь в диких таежных поселках способна за несколько месяцев до неузнаваемости изменить облик человека!
– Вообще нам только одна ксива нужна, – молвил Чалый и кивнул на Малинина. – Один паспорт уже есть…
– Одна так одна. Какой хоцеся? Эта? Десять тысяця рублей!
Астафьев даже не стал торговаться, и это несколько удивило бывшего вертолетчика.
– Не вопрос, – отслюнявив требуемую сумму, Чалый взял документ, внимательно пролистал и сунул паспорт в карман. – А как насчет ствола?
– Какой хоцеся?
– А у тебя что – целый арсенал тут есть? Ну, гранатомет!
– Гранатомета нету. Но могу достать.
– А что сейчас есть?
– «Калашникова», «макарова», травматик… – скороговоркой менеджера принялся перечислять Ян Сунь.
– С патронами?
– А то как зе!
– А сколько у тебя, например, «калаш» стоит?
– Тридцать пять тысяця. И к нему два рожка с патроном.
Чалый прищурился, явно что-то замышляя.
– А ну-ка, покажи!
Затертый до белого «АКМ-74» был явно украден с военного склада, и скорее всего – тут же, в гарнизоне Февральска. Несмотря на потрепанный вид, выглядел он довольно внушительно.
– Дай-ка в руках подержать, – как бы невзначай попросил Астафьев. – Может, фуфель мне какой-то впариваешь! Я ведь тебе филки за ствол плачу!
Ян Сунь поколебался, однако все-таки протянул автомат собеседнику. Тот внимательно осмотрел оружие, отстегнул магазин и, убедившись, что он заряжен, пристигнул обратно. Набросил на плечо брезентовый ремень, положил палец на предохранитель…
– Тридцать пять тысяч, говоришь? – задумчиво переспросил Чалый.
– Ага, – с приклеенной улыбкой подтвердил китаец.
– Я вот что думаю… А зачем, собственно, мне тебе такие филки платить? – Астафьев вжал автоматный ствол прямо в грудь азиата. – Я ведь теперь не только этот ствол… но и все остальное могу забрать!
Глаза китайца расширились до разрешенных природой пределов. Он явно не верил в реальность происходящего.
– Шутися… – на выдохе прошептал Ян Сунь.
– Какие шутки, полхрена в желудке! – вызверился Астафьев. – А ну мордой к стене, сука узкоглазая!
– Все отдам, все отдам… – Хозяин кладбищенского бизнеса послушно отошел к стене с переплетением труб и уперся в бетон поднятыми руками. – Не стреляй, Кеса, мы ведь с тобой друзья… Что хоцеся? Спирт, ксива, наркотика, деньги…
– Где и что у тебя лежит? – возвысил голос Астафьев, вдавливая автоматный ствол между лопатками китайца.
– Немного тут, в ящик, остальное на втором этаже, в офисе. Если хоцеся, то…
Договорить он не успел. Сзади-сбоку резко скрипнула дверь, на порог котельной легла длинная липкая тень, и пистолетный выстрел гулко отразился от бетонных стен технического подвала. Пуля, просвистев над самым ухом Астафьева, срекошетировала о стену в каком-то миллиметре от его щеки и отскочила в глубь помещения.
Все произошло слишком неожиданно… Малина, распялив рот от ужаса, инстинктивно присел на корточки, за транспортер, и панически прикрыл руками коротко стриженную голову. Он не мог видеть происходящего, и лишь звуки свидетельствовали о разворачивавшихся тут событиях. На одиночный пистолетный выстрел тут же наложилась короткая автоматная очередь, коротко и болезненно заверещал китаец, смачно матюгнулся Чалый, затем вновь прогрохотала автоматная очередь, которая мгновенно прервалась жутким пронзительным стоном…
Первое, что увидел Витек, подняв голову, – труп Ян Суня, лежащий совсем рядом. Голова китайца была размозжена выстрелом, и на бетонный пол натекала лужа темной крови, неумолимо увеличиваясь в размерах. У входа, прижимая густо татуированную руку к простреленному плечу, сидел шрамоватый мужчина явно уркаганского вида. А над ним беспощадным карателем возвышался Астафьев, вжимая автоматный ствол в его шею.
– Ну что, Алик… – в Чалом еще не перегорел азарт перестрелки. – Вот мы с тобой, сука гнилая, и свиделись!
Малина, с совершенно обезумевшими глазами, сделал несколько несмелых шажков к Астафьеву.
– А ты, чмошник, где был? – зыркнул на него тот.
– Да… внезапно так все… – зубы Малинина предательски выстукивали мелкую дробь.
– А если бы этот козел не промахнулся? Что бы ты тогда делал?
– Прости! – Малина униженно приложил ладонь к груди.
– Помощничек хренов… Ладно, прощаю на первый раз! – Астафьев схватил раненого за шиворот, подтащил к транспортеру. – Вот, Алик, мы с тобой и поговорим. Помнишь, как я тебя на «пресс-хате» чморил? Хотел тебя перед откидкой опустить, да ты раньше времени вырубился, на больничку ушел. И давно на китаезу работаешь?
– Сука ты, Чалый… – прохрипел тот. – Сукой был, сукой и подохнешь. Ты приговорен… понял?
Прислонив татуированного Алика спиной к транспортеру, Астафьев взял табуретку, уселся напротив.
– Кем это я приговорен?
– Узнаешь… И очень скоро.
Чалый повертел в руках пистолет, отобранный у бывшего клиента «пресс-хаты», отщелкнул магазин, вновь защелкнул, жестко улыбнулся и сунул ствол в карман. Неожиданно его взор упал на подошвы сапог собеседника. Подковка на правой подошве была сильно стерта.
– Алик, – хищно прищурился Астафьев. – А не ты ли вчера вечером вокруг нашего вагончика ходил?
– Пошел на… – выдохнул Алик.
Чалый внимательно осмотрел подошвы его ботинок и вымолвил удовлетворенно:
– Ты, Алик, и ходил. Твои это были отпечатки. Видишь, подковка какая стертая. Зачем ты нас выслеживал? Кому ты нас сдал? Сколько за это получил?
– Кеша, так это он за нами следил? – наконец дошло до Витька.
– А вот это Аличек нам сейчас сам и расскажет… Ну, давай чирикай, кто там меня приговорил: твои блатные? Или менты? Или вы там теперь все заодно?
Раненый смачно плюнул в лицо Астафьеву и тут же затих, будто бы этот плевок забрал все его жизненные силы. Чалый, впрочем, нисколько не обиделся.
– Витек, включи-ка печь, чтобы как следует прогрелась, – нехорошим голосом попросил он, утер плевок с лица и внимательно осмотрелся. – А то холодно тут что-то.
Малинин послушно отошел к печи, раскрутил вентель, напряженно взглянул на чуть дрогнувшую стрелку манометра. Спустя несколько секунд где-то в глубине печи зло загудело газовое пламя. За печной заслонкой с негромким гудением разгорался газ. Астафьев, утерев лицо, задумчиво смотрел на впавшего в забытье Алика.
Топка быстро прогрелась. В котельной запахло плотным, шершавым смрадом сгораемого газа. Чалый, повесив автомат на грудь, включил транспортер. Зловеще скрипнули катки, хищно заурчал двигатель, и безразмерная черная лента медленно поползла за двухстворчатый шлюз. Малинин смотрел на товарища по побегу во все глаза, так и не понимая, что он хочет сделать.
Поднатужившись, Астафьев подтянул гроб к печи и как-то странно, как показалось Витьку, ухмыльнулся.
– Витя, помоги мне этого урода в гроб поместить, – попросил Чалый почти ласково.
Возражать не приходилось. Поднатужившись, Малина и Чалый перевалили бывшего без сознания Алика вовнутрь гроба и поставили его на подъемник. Астафьев тут же накрыл раненого тяжелой крышкой и завинтил все четыре крепежных болта.
– Кто, кто в теремочке живет? – татуированный кулак Чалого издевательски постучал по крышке. – Али-и-ик! Ну как тебе там? Уютно или не очень? А может быть, замерз? Так мы это сейчас исправим!
Недавние события настолько деморализовали Малину, что он не сразу сообразил, что задумал Астафьев. Но, едва взглянув в его глаза, сразу же все понял… В слабом отблеске пламени из полузакрытого жерла печи лицо Чалого напоминало маску вурдалака. Глаза светились звериной жесткостью и настоящей жаждой садизма. Витек испуганно хлипнул горлом и в ужасе отошел на несколько шагов. Казалось, напомни он сейчас о себе этому страшному человеку хоть вздохом – и последствия будут совершенно предсказуемыми…
– Али-и-ик! – Астафьев вновь постучал по крышке гроба. – Так будешь говорить, кто там меня приговорил? А заодно – почему это ты нас вчера вечером выслеживал? Сам решил? Или подсказал кто?
Алик не подавал признаков жизни. То ли не хотел говорить, то ли еще был в забытьи. Тем временем в печи злобно гудел раскаленный газ. Алые, в синеватых прожилках блики пламени липко ложились на шершавые стены. В антрацитной полутьме тускло поблескивали стеклянные манометры и латунные трубки.
И тут из-под крышки гроба внезапно послышалось:
– Чалый, отпусти… Покуражился, и хватит. Я тебе все расскажу.
– Вот как? Расскажешь – отпущу!
– Ты же кинешь!
– Слово пацана, зуб даю! – блатной скороговоркой пообещал Астафьев.
Спустя минут двадцать недавние арестанты узнали о последних событиях на некогда родной зоне практически все. И о беспощадном подавлении бунта силами спецназа. И об огромных неприятностях «хозяина», подполковника Киселева. И о негласном договоре Киселева с блатными. И, естественно, о главном: отследив, где прячутся беглецы, Алик по мобильнику уже сообщил лагерным авторитетам об их местонахождении и даже подробно пояснил, как отыскать заброшенный вагончик. Так что визита в Февральск спецназа Управления исполнения наказаний можно было ждать в самое ближайшее время.
– Менты в поселке о вас еще не знают, Киселю это не с руки, – хрипло вещал Алик из-под заколоченной крышки гроба. – С Киселева пока еще погоны не сняли и даже от должности не отстранили. Но суд над ним будет по-любому, который все и решит. Если он вас со своей псарней возьмет – ему это на суде зачтется. Типа как свою халатность исправил. Если местные мусора зажопят – то нет, они ведь по другому ведомству.
– Во-от оно что… – протянул Чалый задумчиво. – Да только думаю, в ближайшие сутки никакого Киселева с псарней в поселке не будет. Дорогу от зоны замело так, что на танке не проехать.
– Ке-еша, я же тебе все сказал, – послышалось из гроба униженное. – Отпусти, а? Ты же обещал!
– А я и не отрицаю, что обещал.
– Ну так давай! Кто слово пацана дал?
– Ты знаешь, я передумал, – жестко объявил Астафьев. – Вы вот меня ссученным посчитали за то, что я на мусоров работаю. А сами, значит, с Киселем ни в какой сговор типа как не входили, да? Ну и кто вы после этого? Фуцыны позорные, сявки и рваные суки. А знаешь, как по закону с такими поступают?
С этими словами он с силой толкнул гроб с подъемника на движущуюся ленту. Двигатель транспортера поперхнулся, натужно взвыл на полтона выше, и роскошный парадный гроб с неотвратимой медлительностью пополз к раскаленным металлическим шлюзам. Изнутри доносился жуткий звериный вой, пересыпаемый проклятьями и мольбами. Створки медленно разошлись, и гроб исчез в разверзшемся жерле.
Технологическое окошко тускло поблескивало сбоку печи. Дождавшись, когда створки наконец сомкнутся, Астафьев с интересом взглянул сквозь квадратное жаростойкое стекло. Внутри полыхало настоящее адское пламя – мощное, лютое и безжалостное. Объятый огнем гроб зримо уменьшался в размерах, словно кусок рафинада в кипятке.
– А ты что стоишь, как госадвокат на суде? – Чалый угрожающе направил автоматный ствол на Малину, до сих пор пребывавшего в ступоре. – Надо бы этого китаезу спалить, чтобы следов никаких не осталось. Да и обшмонать тут все не мешает. Прикидываешь, сколько тут всякого разного отмести можно?..
Беглые арестанты покинули кладбищенский офис лишь через полтора часа. Пока Малинин тщательно замывал все следы крови, Астафьев орудовал в офисе. Добыча превзошла все самые смелые ожидания. Одной лишь налички обнаружилось более трех миллионов рублей, не считая долларов, юаней и даже иен, также весьма популярных в Приморье. Так что общая сумма награбленного тянула больше чем на семь-восемь миллионов рублей, если не больше. Но все-таки главным своим уловом он посчитал оружие и документы.
– Куда теперь? – с блестящими от возбуждения глазами уточнил Малина.
– В вагончик возвращаться нельзя… – прикусил губу Чалый. – И вообще нам из Февральска надо рвать как можно быстрей. Давай так. Тут недалеко от железной дороги одно полузаброшенное зимовье должно быть. Километрах в семи-десяти от поселка. Если бомжами не занята – одну ночь вполне можно перекантоваться. А завтра будем думать, как отсюда свалить по-быструхе… Главное, чтобы небо было безоблачным! – с явным подтекстом закончил он.
Поправив под одеждой автомат, Астафьев зашагал через кладбище к выходу. Витек, сгибаясь под тяжестью мешка с награбленным, шел следом, утопая по колено в снегу.
Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. На крестах и оградах серебрились огромные снеговые шапки. В пустых кронах деревьев ожесточенно дрались, пронзительно кричали вороны.
Они уже дошли до металлических ворот, когда над их головами мерно зарокотал двигатель, и из-за верхушек лиственниц и лип медленно выплыло нечто продолговатое, темно-зеленое, в крупных пятнах коричневатого камуфляжа.
– Кеша, это тот самый Ми-28, о котором ты спрашивал, – прокомментировал Витек, провожая вертолет взглядом. – Машина-зверь. За минуту весь Февральск на хрен разнести сможет.
– Солидно смотрится, – согласился Астафьев. – Вот мы с тобой на днях и посмотрим, как эти машины-звери охраняются…