Встретивший путешественников мир был тих и солнечно-ясен.

В первый момент всем даже показалось, что переход снова не сработал, но вскоре различия стали заметны.

– Ну и куда нас на сей раз занесло?

На противоположной стороне водохранилища вместо ожидаемого пейзажа с приземистыми башнями бергландских фортов возвышались все те же пять труб электростанции, правда слегка изменив свое расположение и окраску, а сам уровень водоема сильно понизился.

Николай тронул за рукав ротмистра, колдовавшего над своим прибором, но тот только отмахнулся, пробурчав под нос:

– Не скажу точно, но эта местность никак не может быть моей родиной…

– Что, опять напоминальник не работает?

– Да, основные функции пропали, хотя какую-то активность он улавливает. Вот, послушайте сами.

Чебриков до предела добавил громкость, и под разухабистую музычку путешественники услышали:

– Да-а…– покрутил головой Александров, а Валя зажала уши и покраснела.

Но другая станция передавала заунывный блатной шансон:

Немногим отличались и остальные: «Авиарадио», «Радио-Урал» и им подобные.

– Ну что, взглянем на это чудо цивилизации поближе? – предложил ротмистр, решительно выключая аппарат после пятнадцатиминутного «наслаждения» прелестями здешнего эфира. – Или, не останавливаясь…

Большинство проголосовало за экскурсию, и ротмистр, пожав плечами, подчинился мнению коллектива.

– Знаете, ребята, – Николай опустил чебриковский бинокль и улыбнулся товарищам, – очень напоминает наш Хоревск, советский то есть. Дома, по крайней мере, те же. За исключением тех вон небоскребов.

Определение «небоскреб» относилось к нескольким девятиэтажкам, возвышавшимся над массой четырех– и пятиэтажных хрущевок, словно редкие стариковские зубы.

– Да и машин на трассе что-то многовато…

Ближе различий оказалось еще больше.

Чего стоили одни только разнокалиберные киоски и магазины, густо облепившие улицы, огромные щиты, рекламирующие всякого рода зубные пасты, жевательные резинки и, пардон, женские гигиенические принадлежности, да и сами хоревцы, азартно жестикулируя торгующиеся с восточного вида продавцами, дующие пиво за столиками под пестрыми навесами или выходящие из авто, от шикарных до самых затрапезных, но все – совершенно незнакомых моделей. Всюду стоял разухабистый мат, из палаток и открытых окон чуть ли не каждой проезжающей мимо машины гремели шлягеры, по содержанию схожие с уже слышанным ранее по напоминальнику…

– Ничего не понимаю…– Николай и Валентина (Жорку уполномочили караулить Кавардовского и оставленное имущество – не переться же в город с мечом и пулеметом) очумело крутили головами, живо напомнив ротмистру его самого в первые дни существования на том свете. – Откуда все это взялось? Где мы?

Окончательно добили милиционера и девушку витрины магазинов, ломившиеся от всевозможных товаров: от пива трех с лишним десятков сортов, в бутылках и металлических банках, бананов и красной икры до разнообразной одежды, парфюмерии и электроники. Валя просто прилипала к каждому очередному прилавку, заваленному предметами вожделения любой советской женщины от семи до семидесяти лет от роду – «шанелями», «диорами» и прочими «тампаксами».

– Ну давайте же купим что-нибудь…– канючила девушка, перебирая дрожащими пальцами сверкающую фальшивыми бриллиантами чешскую бижутерию или прикидывая на себя под одобрительно-гортанные выкрики горбоносого продавца что-то невесомо-переливчатое. – Ну хоть что-нибудь… Ну вот хотя бы это…

Николай мужественно глотал слюнки при виде десятков разнообразных сырокопченых колбас, банок со сгущенкой, шоколада в пестрых обертках… Вкус этих яств он, признаться, подзабыл за полуголодные перестроечные годы и еще более тяжелые «смутные». Чашу терпения перевесила витрина вино-водочного магазина с выстроившимися по полкам нарядными шеренгами разнокалиберных бутылок с десятками сортов водки, вин, коньяков и даже экзотических виски, джина и текилы.

– Послушайте, ротмистр, – шепнул он на ухо Чебрикову, довольно равнодушно созерцавшему все эти «сокровища пещеры Али-Бабы», поймав его за рукав. – Может быть, толкнем что-нибудь да разговеемся? Да и Валя вон сейчас в обморок упадет.

Петр Андреевич пытливо взглянул на Валю, с тихим стоном нюхавшую все новые и новые образцы французских духов, туалетной воды и дезодорантов, безостановочно подсовываемые ей полной теткой лет пятидесяти на вид, с цыганскими золотыми кольцами в ушах, ярко-рыжей всклокоченной шевелюрой и малороссийским выговором.

– Пожалуй…– неуверенно протянул он. – Но что, позвольте спросить?

– Червончика не пожалеете? – Александров подмигнул. – Тьфу ты, опять… Империала. Или пары…

Граф пожал плечами, залезая в карман, где у него хранился бумажник с наличностью, несколько похудевший после полного переобмундирования в Хоревске из «Империи-дубль», но все еще довольно увесистый.

– Пожалуйста…

– Одну минуту!

Зажав в кулаке три золотых десятирублевика с профилем своего тезки-императора, Николай трусцой перебежал улицу и нырнул в подвальчик, возле дверей которого зорким милицейским взором разглядел листочек бумаги с криво, от руки написанным: «Пакупаю золото, иконы, награды. Офигенные цены!»

Заскучать Чебриков и Валя, оставшиеся в одиночестве, не успели: Александров, сам сияющий, словно полновесный империал, появился перед ними словно чертик из табакерки, сжимая в руке толстенную пачку денег.

– Часть взял долларами, – деловито сообщил капитан, не обращая внимания на брезгливую гримасу, скорченную графом, распихивая выручку по карманам и оставив несколько сиреневых, желтых и голубых бумажек. – Мало ли куда еще попадем… Чего стоим? – Николай жестом Наполеона повел рукой в сторону торговой панорамы, словно бросая в бой Старую Гвардию. – Дарю вам этот город на поток и разграбление…

Тяжело нагруженные пластиковыми пакетами, набитыми всяческой снедью, тряпками и прочими Валиными приобретениями, три путешественника из последних сил тащились в сторону своего временного лагеря. Даже ротмистр, равнодушный к виду подобного изобилия (как же-с, видывали и не такое…), не устоял против массового психоза, поразившего его спутников, и приобрел бутылку «Камю», который считал совсем не худшим аналогом «Шустова», здесь, к сожалению отсутствовавшего, и коробку гаванских сигар, стоивших на удивление дешево. Кроме того, была куплена довольно подробная карта (берестовская истрепалась окончательно, и вынимать ее лишний раз из планшета было просто-напросто страшно) и, что входило в традицию, книга по местной истории. Называлась она уже «История России», что после прочтения других исторических трудов внушало некоторые утешительные мысли. В данный момент, повесив все сумки на левую руку, Чебриков пробегал на ходу строчку за строчкой.

– Слушайте, Николай Ильич, а ведь эта Россия не так уж далеко ушла от вашей. Например, события до одна тысяча девятьсот семнадцатого совпадают полностью.

– А? Что? – Александров с трудом оторвался от своего занятия: он перебирал на ладони мелочь, полученную на сдачу, чтобы обрадовать вынужденно томящегося сейчас в неизвестности Конькевича.

– Вы не слушаете меня, капитан, – обиделся было Петр Андреевич, но Николай перебил его, протягивая монеты:

– Взгляните-ка…

На заскорузлой ладони милиционера лежало несколько тусклых массивных пятирублевок, рублей и двухрублевиков, смахивающих на двугривенные и пятиалтынные , и горстка желтой и белой мелочи достоинством от копейки до полтинника.

– Ну и что?

– А вот что!

На гербовой стороне всех «старших» монет располагался двуглавый орел без каких-либо регалий, больше похожий на ощипанную курицу-мутанта, и надпись «Банк России», а на копейках – Георгий Победоносец, убивающий дракона.

– Не пойму я что-то, – пожаловался Александров ротмистру. – Где герб, где «СССР»… Бумажки, опять же, без Ильича… Мы что – опять в Империи?

– А вот это вас не удивляет?

Палец ротмистра указывал на крышу здания горисполкома, мимо которого они сейчас как раз проходили. Над ней развевался изрядно выцветший, но все равно не красный, а трехцветный, бело-сине-красный флаг…

– Не в Империи мы, Николай Ильич, – мы просто в России…

– Хау ду ю ду, Клещара!

Парень, вломившийся в прохладный полумрак бара, за столиком которого кайфовал Алексей Грушко, молодой бизнесмен, державший несколько бензоколонок, автомоек и станций техобслуживания вдоль трассы Рождественск – Челябинск, парочку баров, кроме этого «Меридиана», и еще ряд нигде не афишировавшихся и, естественно, не плативших ни копейки налогов предприятий, телосложением напоминал фигу. Нет, не субтропический фрукт, по-научному именуемый инжиром, смоквой (дерево же, на коем он произрастает, зовется еще заумнее: Ficus carica), а обычный среднерусский кукиш или, если желаете, дулю. На широченных покатых плечах бывшего штангиста или борца, обтянутых весьма кстати майкой-борцовкой, совсем чуть-чуть возвышалась крохотная, коротко стриженная головка, имевшая конусообразную форму.

«Живая иллюстрация к анекдоту про студентов политеха, меда и физкультуры…– лениво подумал, потягивая свой „Хенесси“, Клещ, носивший прозвище, заслуженное еще в „диких девяностых“, вернее, в первой их половине. – Тупой и еще тупее… Хотя тупее, чем Базука, кажется, быть просто невозможно…»

– Коннитива, о-гэнки дэс ка?

– Чего-чего? – Опешивший Базука даже замер на месте, уже наполовину выдвинув стул у хозяйского столика.

– То же самое, только по-японски.

– Класс! – восхитился амбал, плюхаясь на жалобно всхлипнувший стул и обдавая брезгливо отстранившегося Клеща непередаваемым ароматом, в котором смешались запахи пота, табачного и пивного перегара, кавказской кухни, чего-то животно-интимного и очень-очень робко – какого-то дешевого дезодоранта. – Дашь потом записать для памяти? Мне этого можно?

Здоровенная пятерня, украшенная грубо наколотым и по-детски трогательным «Вадик», синевшим у большого пальца, не дожидаясь разрешения, тут же сцапала хрупкий графинчик с благородной жидкостью.

– Ну не из горла же…– лениво возмутился Клещ и прищелкнул в воздухе пальцами. – Анютик, принеси, милая, этому… питекантропу… бокал… Ну и еще один графинчик…

– Да ладно, Клещ, я бы вот из этого…– второй лапой дитя природы схватило бокал с импортной минералкой «Виши» и, выплеснув содержимое в кадку с искусственной пальмой, набулькало себе по рубчик.

– Будем!

– Будем, – со вздохом согласился Алексей, слегка чокаясь с Вадиком Бузуновым, своим бывшим одноклассником и правой рукой в не очень-то легальной части обширного бизнеса.

Выхлебав дорогой коньяк одним мощным глотком, словно воду, Базука облокотился на стол и, приблизив свое лицо (амбре стало просто непереносимым) к лицу собеседника, прошептал на весь зал:

– Леха! Я Александрова, козла, на Мира повстречал!

– Гонишь ты, Базука! – в сотый раз за сегодняшний день безнадежно ответил на клятвенные излияния сидевшего рядом и уже изрядно поддатого Вадика (утащил-таки, зараза, с собой литровую бутылку полюбившегося ему пойла), Клещ, привычно ведя свой «Джип-Чероки» по проселочной дороге в сторону Лесного, поселка элитных домов, выросшего за какие-то семь-восемь лет на совершенно диком пустыре. – Не может этого быть! Витюша Терминатор тогда ему на моих глазах мозги на стену выхлестнул из «тэтэшника». Я сам это видел, понимаешь? Вот этими глазами!..

Базука очередной раз надолго приложился к горлышку бутыли, в которой уже плескалось чуть больше трети содержимого, рыгнул на весь салон и выдал совершенно трезвым голосом:

– Да хоть бы и щупал. Живой он, понимаешь? Как Ленин: живее всех живых… Я ж тоже не слепой. А Александрова, гадюку эту ментовскую, из тысячи, со спины и в темноте узнаю. Он же меня в девяносто шестом чуть зону топтать не отправил, сука…

– Не может этого быть…– безнадежно протянул Алексей. – А он один был?

– В том-то и дело… Мужик с ним был, подтянутый такой – ФСБ, не иначе! Я их гэбэшную манеру за версту чую. Да девка одна была, по-моему, в больничке нашей работает. Медсестрой там или врачихой… Не в курсах… Нагрузились жратвой, бухлом – пировать, видно, где-то собрались.

– А проследить не допер, пенек дубовый?

– За пенька ответишь! – беззлобно отмахнулся Базука. – А то я первый год замужем? Послал одного кента за ними… Он потом по мобиле отзвонился, что они за Блюхеровкой окопались.

Клещ ударил по тормозам так, что Вадик чуть не высадил литой башкой ветровое стекло, впечатавшись в него со всего маху.

– Предупреждать надо, Шумахер! – обиделся амбал, потирая ладонью лоб. – Шишка ведь теперь будет!

– На пятеру, приложи.

– Да сюда не пятеру, пятак царский нужно… Или рупь…

– Или подкову…– в тон ему добавил Клещ. – Вместе с конем. Чего молчал?

– Да ты слова вставить не даешь! «Гонишь, гонишь…» – передразнил Базука, придирчиво изучая себя в зеркало заднего вида. – Я же говорил, шишка будет.

– Да я сейчас тебе не шишку, а дырку сделаю! – взорвался Алексей. – Сколько их там еще?

– Двое еще… Один такой чернявый, на еврея похож, а другой связан почему-то. И кот здоровущий…

– Постой ты с котом! Как связан?

– А я знаю? Веревкой, наверное. В траве лежал, Лысый хорошо не разглядел. Волыны там у них. Одна словно пулемет такой, с диском… Ну, еще в фильмах про войну такие показывают.

– Дегтярева?

– Во-во, Дегтярева. И вроде как меч к дереву прислонен.

– Меч?!

Ротмистр сидел, прислонившись спиной к стволу березы, нагревшемуся за день, и задумчиво смотрел на мерцающие вдалеке городские огни. Какой по счету этот мир? Десятый? Двенадцатый? И будет ли конец этой бесконечной череде сменяющих друг друга, словно прихотливые узоры в детской игрушке-калейдоскопе, миров? А может быть, все это – не реальность, а тот самый ад, который ждет большинство из нас после смерти? После смерти, которую, как это часто случается, не заметил в запале, налетев, скажем, сердцем на наваху Кавардовского еще там, в подземном ходу. Ад, извращенным желанием Князя Тьмы превращенный в дорогу без конца. За что, за какие прегрешения выпало это испытание, небывалое, никем не виданное?

Ну, положим, он в своей жизни нагрешил столько, что не отмолишь и в монастыре, а их, его спутников, за что? Николай, конечно, тоже не ангел, согласен, а Жорка – добрая душа, а Валя? А Шаляпин? Или кот– вовсе не кот, а ангел-хранитель, посланный сердобольным Всевышним? Разве дано понять мухе, сидящей внутри мчащегося с огромной скоростью автомобиля, что она – чемпион среди мух по скорости? Разве дано понять нам, грешным червям, замысел Творца и глубину коварства его извечного противника?

А он-то, глупый, считал, что извращенный мир Николая и его друзей – предел абсурда! Вовсе нет: еще раз подтверждается аксиома, что нет предела совершенству. В каком страшном сне привидится флаг коммерческого флота Империи, развевающийся над зданием с портретом ее могильщика на фасаде? И перед его же истуканом, серой глыбищей возвышающимся напротив?

А ощипанный орел на деньгах? На гербе-то этой «Российской Федерации» орел, как и положено, при регалиях и коронах. Правда, белый, словно польский, и на красном щите. Опять фантасмагория в стиле Гойи…

Президентская республика с парламентом под названием Государственная дума, конституцией, заимствованной слово в слово у какой-нибудь латиноамериканской банановой республики, гербом с бледным имперским орлом с имперскими же регалиями на революционном алом фоне, флагом коммерческого флота вместо государственного знамени и переиначенным на новый лад тем же автором, что и два предыдущих, гимном кровавой Советской власти – что может быть причудливее?.. Только бывшие провинции, ставшие суверенными государствами: незалежная Малороссия, марксистская Белоруссия, непонятно откуда взявшийся монструозный Казахстан, полудикие Азиатские эмираты, Балтийские провинции, Закавказье, Бессарабия, расколовшаяся на две части по Днестру… А ждут уже своей очереди и Татария, и какой-то Башкортостан, и Калмыкия, и еще восемьдесят девять «субъектов федерации». Петр Великий, Великая Екатерина, Александры – где вы?

А Чечня? Четвертый год идет уже вторая Чеченская война, суетливо заливаемая мальчишеской кровью, рекой текут туда деньги, рушатся взорванные отмороженными горцами дома…

Не выдержав, ротмистр выудил из рюкзака початую бутылку «Камю», конечно поддельного, но все-таки не такой отравы, как здешняя водка. Не спиться бы вам на этом пути, граф. Докатились! Пить в одиночку – моветон, господа! Разбудить, что ли, кого-нибудь из спутников?

Шаляпин, едва различимый в темноте, бесшумно выскользнул из травы и уставился на ротмистра фосфоресцирующими плошками глаз.

– А-а, это ты, дружище? – пьяно улыбнулся ему Чебриков. – Не составишь ли компанию загробному скитальцу? Или ангелы не пьют?

Внезапно хмель облачком вылетел из головы ротмистра: кот глядел неотрывно прямо в глаза, словно пытаясь что-то сообщить, а в неподвижном ночном воздухе разливалась мощная вибрация, заставлявшая трепетать в полном безветрии листочки берез…

Сорвавшись с места, ротмистр, не обращая внимания на сантименты, довольно грубо растолкал Александрова:

– Вставайте, Николай Ильич, тревога! Будите друзей, мы снимаемся!