Нилов

Стащил с Краева разодранный измазанный кровью бушлат. Подпорол ножом подкладку на воротнике. Вытащил задрожавшими руками длинный узкий холщовый мешочек на «молнии», осторожно распустил ее до середины, высыпал его содержимое на ладонь, и в зобу дыханье сперло. Горка алмазов загорелась, заиграла всеми цветами радуги, и над ней словно сияющее облачко повисло. Зрелище было настолько завораживающим, что он не меньше минуты неотрывно, не мигая, молча смотрел на переливающиеся камни, покусывая губы. И только потом, мало-мальски придя в себя, прошептал возбужденно: «Ёлы палы! Да опупеть — не жить! Да тут же — целое богатство!.. Вот так подвалило!» Хотел убрать алмазы обратно, но, побоявшись, что половину при этом растеряет, в снег выронит, расправил на коленках свободной рукой полу своего бушлата, осторожно ссыпал туда камни и только потом по одному переложил в мешочек. Затянул «молнию» и, с неприязнью посмотрев на растерзанного тигрицей Краева, подумал: «Да нехило вы, как видно, на этом деле с Саней наварились. Ничего не скажешь… А мне каких-то жалких десять косарей отстегнули. И это — за все про все. За то, что я самолично всех этих джигитов черножопых покончал, порезал, как баранов… уделался, как мясник какой-то… Ну и где тут справедливость, спрашивается? Да ею и не пахнет. Обули, как пацана какого-то». Но он недолго изнывал от жгучей обиды, сообразил скоро: «Так ведь теперь выходит, что это не вы меня, а я вас, как пацанов, обул? За что боролись, на то и напоролись, господа командиры!»

Бережно засунул мешочек с камнями во внутренний карман куртки, застегнул клапан на пуговицу и огладил приятно выпирающий бугорок на груди: «Теперь у меня бабок: гуляй — не хочу. Теперь я, наверно, все себе могу позволить. — И тут неприятно екнуло внутри: — Но это же — не бабки? Их же еще продать кому-то надо? Но кому? Как? Как это вообще делается? Не впаришь же кому попало, первому встречному? Конечно, не впаришь. Да только заикнешься какому-нибудь бырыге про это дело — так мигом и прикончат. И вякнуть не успеешь. И камешки заберут, и самого пришлепнут… Да-а, дела-а-а. — От последней мысли в обильный пот бросило да просто дурно стало. — Нет. В одиночку мне с этим делом все равно не справиться. В одиночку такую тему ни за что не поднимешь… По-любому, видно, придется Саню искать. Хочешь не хочешь, а придется. У него и мозга на такие дела получше шурупит, и подвязок, наверно, море?.. Ничего не поделаешь. Пойду, пожалуй». Поднялся на ноги, закинул за спину рюкзак, поднял с земли винторез и поежился: «А если он меня замочит с ходу? И даже слушать не станет? Он же сразу поймет, что нас… меня по его душу прислали? Просто забубенит, и все, не раздумывая?.. Ну, я же тоже не безоружный, да и не пальцем деланный. Отобьюсь, если что… Главное, чтобы послушал. Убедю… убежду… объясню ему как-нибудь».

Уже отойдя на порядочное расстояние, вспомнил, что не прикрыл веки Краеву и с досадой поморщился: «Да. Не по-людски вроде получилось. Не по-христиански… Но, не возвращаться же теперь обратно? Дурная примета… Нет. Не буду. Да какая ему теперь разница?.. Вот же черт, я же планшетку у него не забрал?!.. Да какая там уже планшетка? Все, наверно, всмятку? Да точно — всмятку».

Начало смеркаться и, когда добрел до широкого распадка, уже с трудом различал идущие рядом с лошадиными следы Славкина, а потому и не заметил, что на них кто-то потоптался. Пересек лощину, поднялся на сопочку, потом через узкую ложбинку на следующую и остановился в недоумении: «Да что он тут делал-то — все истоптано? — Хотел включить фонарик, но не решился: — Опасно. Запросто может влупить на свет. — Прошелся по утрамбованной площадке, наткнулся глазами на кучу веток, присыпанную снегом. Нагнулся, потянул за нижние, отбросил в сторону и моментально застрял комок в горле: — Бля, да он тут завалил кого-то?! — Присел, оглядел окоченевший, скрюченный труп какого-то неизвестного плюгавого мужичонки и подумал: — Нет. Точно не подпустит. И слушать не станет… И меня замочит с ходу. — Поднял голову, посверлил густую темень долгим задумчивым взглядом и, стянув с головы вязаную шапочку, взъерошив пятерней волосы, хрипло выдохнул: — Да ну вас всех на хрен… с вашими делами!»