Славкин
«Опять штормит, шкивает, бля, как сосунка какого-то, — выхрипел с отвращением к себе, обхватив здоровой рукою стволик тонкой осинки, прислонился к нему разгоряченным вспотевшим лбом. — Да ни черта не догоню такими темпами».
Шел уже третий час, но разлитая по телу дикая слабость по-прежнему не отпускала. Потому только и успел за это время, что доползти на пределе сил до места оставленного Мостовым бивуака. Дошел и рухнул на землю в полнейшем изнеможении. Кое-как отлежался, отплевался, потрогал мутным взглядом присыпанное снегом кострище, лежанки из сложенных кипами еловых лап и, напряжением всей воли заставив себя подняться, побрел дальше. Но теперь дело пошло еще хуже. Сумерки сгустились. Со всех сторон вплотную придвинулась непробиваемая взглядом чернильная мгла. Пришлось достать из рюкзака фонарик. Но и от него толку было совсем немного: подсевших батареек хватало только на то, чтобы осветить, выхватить из темени мизерный пятачок перед самым носом. Так только — на пару коротких шажков. А через несколько минут опять сработала цепная реакция продолжающего преследовать его закона подлости: споткнувшись о спрятанный под снегом острый камень, неуклюже взмахнул руками в попытке удержать равновесие и ненароком зашвырнул фонарик в непролазные дебри. Отыскать его там не представлялось возможным, да и никаких сил на это, ни душевных, ни физических, уже не осталось.
Дальше поплелся наобум, буквально на ощупь. Благо еще стенки оставленной мужиками борозды в снегу успели слегка подмерзнуть и отвердеть. А потому, прежде, чем проломиться, стукали по берцам, сигналя, предупреждая о том, что он начинает опасно отворачивать в сторону.
Планшетник старался включать как можно реже: «На сколько там еще зарядки хватит? Всего вроде бы на пять часов работы батарея рассчитана. Но сколько из них я уже использовал? Неизвестно. Я же не считал. Судя по индикатору, совсем немного… Есть еще в запасе один аккумулятор. Но это же надо в темноте копошиться. А ручонки-то дрожат, как с перепоя. А если я и его потеряю? Выскользнет, провалится куда-нибудь в сугроб, и тогда — кранты! Нет, рисковать, конечно же, нельзя. Пока не рассветет, ни о какой замене батареи и думать нечего».
К тому моменту, когда выросла перед глазами высоченная стена лесного завала, гудящая, как колокол, голова уже с трудом соображала. Остановившись, матюгнулся, представив себе, что придется забираться наверх по наваленным одно на другое засыпанным снегом бревнам, но, пошевелив немного раздробленными мозгами, все-таки допетрил: «Нет, не могли они с раненым туда вкарабкаться? Не смогут. Да и зачем им это делать, когда ведь бурелом и обойти можно?» Тяжело, покачиваясь, опустился на корточки, пригляделся, напрягая зрение, пошарил вокруг себя рукой и вскоре убедился в том, что оставленная беглецами борозда странным образом раздваивается. «Разделились они, что ли, сволочи? И куда же теперь свернуть? Налево или направо? По планшетке вроде куда-то левее. Значит, Андрей с дедом туда поперся?.. Надо туда двигать… Надо вставать и идти дальше. Надо… Вставай! Поднимайся!» И он попытался подняться, но, словно упершись в нависшую над головой невидимую стену, задрожал от сковавшего мышцы чудовищного напряжения и через мгновение сломался, упал на колени. И застонал, согнулся, сложился пополам от моментально одолевшей дурноты. Выхлестал, вырыгал на снег все содержимое желудка. Блевал и блевал, пока внутри не осталось ни капли, пока во рту не появилась противная, вяжущая язык горечь. Вытер губы тыльной стороной дрожащей ладони, покачнулся, закатил глаза и за мгновение перед тем, как потерять сознание, услышал громкий треск кустов за спиной.
