Книга: Разборка по-кремлевски
Назад: Глава 12
На главную: Предисловие

Глава 13

Особняк, возведенный из кремлевского кирпича, темнел на фоне ночного леса. Высокий забор, окаймлявший участок по периметру, украшала спираль колючей проволоки. На единственном подъезде со стороны шоссе расположилось несколько легковых машин с военными и эфэсбэшными номерами. Тентованные грузовики прятались в лесу. Среди молодых сосен угадывались молчаливые тени часовых с автоматами.
Охрана состояла одновременно из военных и людей, присланных генералом Подобедовым. Так что, с одной стороны, Муравьева охраняли, с другой — стерегли.
Сам генерал после выпитой с вечера бутылки вискаря похрапывал в постели, уткнувшись лицом в подушку, под которой покоился именной пистолет. Жена наглоталась снотворного и теперь спала, отодвинувшись от супруга на самый край огромной, как летное поле военной авиабазы, двуспальной кровати. Серебристая луна, похожая на надкушенную таблетку аспирина, заглядывала в окно. В приоткрытую фрамугу ветер волнами гнал запах заболоченного луга и свежесть близкой реки.
Муравьев умудрялся одновременно похрапывать и негромко материться во сне. Разгоряченный подготовкой к государственному перевороту генеральский мозг не хотел выключаться для отдыха даже с помощью лошадиной дозы спиртного.
Негромко тявкнула овчарка во дворе, но тут же смолкла. Бесшумно выпущенный из арбалета дротик с ампулой впился ей в шею и мгновенно парализовал. Стрелок, взобравшийся на забор по веревке, профессионально перекусил колючую проволоку, кусок спирали свис к земле. Раскаталась веревочная лестница. По ней еще двое в облегающем темном трико спустились во двор и тут же прижались спинами к холодному кирпичу.
Бондарев вновь натянул тетиву арбалета, вложил в прорезь дротик. Часовой негромко, боясь разбудить хозяев, звал непонятно куда подевавшуюся собаку:
— Мухтар…
Один из спутников Клима тихо пролаял.
— Тише ты… разбудишь… — охранник пошел на звук.
Но стоило ему оказаться поближе, как чуть слышно прозвенела тетива, ослабевшая рука так и не смогла вырвать из яремной впадины неглубоко засевший дротик.
— А теперь — сделайте лестницу, — прошептал Бондарев.
Он легко взбежал по спинам спецназовцев — живой пандус у стены особняка лишь чуть дрогнул, когда Клим подпрыгнул и уцепился за кронштейн спутниковой «тарелки». Переворот, выход силой, и Бондарев уже стоял на карнизе — архитектурных излишеств в этом доме хватало. Рука скользнула в оконный проем, повернулась ручка.
Клим стоял у кровати. Первым делом он осторожно запустил ладонь под подушку и вытащил пистолет. Жена генерала заворочалась, села. Женщина моргала, только что она видела перед собой темный силуэт, но теперь — лишь широко раскрытое окно, и ветер зловеще шевелил занавески.
Электрошокер нежно коснулся ее плеча, полыхнул разряд-молния. Клим бережно уложил отключившуюся генеральшу и занялся ее мужем. Зная о конском здоровье Муравьева, Бондарев не стал размениваться по мелочам, а зажал ему рот и нанес удар по голове излюбленным приспособлением — носком, туго набитым песком.
Спецназовцы с трудом словили грузного генерала, переброшенного через подоконник. Бондарев спрыгнул на траву:
— У нас три минуты, — напомнил он, — жена очухается.
Перебраться через забор удалось довольно быстро, несмотря на тяжелую ношу. Убирать лестницу и веревки не оставалось времени. Бондарев бежал по квакающей от сырости земле впереди, спецназовцы тащили за ним все еще не пришедшего в себя Муравьева. И тут ночную тишину прорезал резкий, как сирена «скорой помощи», крик генеральши.
— Зря ты ей рот не залепил, — полетело в спину Климу укоризненное, и все, не сговариваясь, прибавили в скорости.
В лесу мгновенно зажегся с десяток фонарей. Прожектор полоснул по стволам деревьев.
— Вон они! — раздался крик, и со стороны дороги послышался хруст ломаемых веток, чвяканье влажной земли.
Когда погоня выскочила на берег реки, то моторная лодка, пришедшая сюда на веслах, уже растаяла в предрассветном тумане, унося генерала-заговорщика и его похитителей. Только звук мотора еще долетал из белесого марева.
С десяток машин, рассредоточенных вдоль асфальтированного подъезда, два взвода охраны, собаки — ничего не могло помочь преследователям. Высокий берег реки спускался к болоту.
Клим, сидя у борта, зачерпнул ладонью холодной речной воды, сполоснул лицо.
— Неплохо поработали. А за крикливую бабу — извините. Не приучен воевать с женщинами. И так рука дрогнула, когда к ней шокер приставил. Зато теперь спокоен — жива.
Спецназовцы отозвались тихим смехом.
— Теперь некому приказ о вводе танков в Москву отдать. Вот он — хренов спаситель отечества.
— Дураков найти несложно, но раскрутить очередного они не успеют, — ответил Бондарев и заклеил Муравьеву рот липкой лентой. — У него тоже глотка луженая.
Лодка подошла к берегу, на лугу за кустами темнел простой армейский «УАЗ». Муравьева связали и забросили в багажный отсек.
— Вы его на полигон везите, а меня на стоянке выбросите. Надо еще одно дело провернуть, — Бондарев сел рядом с водителем. — Уверен, и ему неизвестно, где держат президента. Это только Подобедов знает.
Лодка заурчала мотором и двинулась вниз по реке.
* * *
Притихший политтехнолог Глебаня Чернявский сидел, смирно сложив на коленях руки. Генерал Подобедов мерил шагами комнату с зеркальным потолком. Фригидарий бани был преобразован в филиал штаба государственного переворота.
— Это была твоя идея, Глебаня, — мрачно цедил он сквозь зубы.
— Не спорю. Но она вам понравилась. В конце концов, виновата ваша контора. Вы не обеспечили должной охраны Карташову.
— Какая на хрен вина? — взбеленился лубянский генерал. — Эта телевизионная шкура тебя вокруг пальца обвела. Ее дружок мне уже поперек горла стоит.
— Это вы дезинформировали меня, когда сказали, будто он разбился насмерть, спрыгнув с поезда. Я только генерирую идеи согласно предоставленной мне информации, — оправдался Чернявский. — А если исполнители бездарные…
— Эту фразу любил повторять мне и наш бывший президент. Ну, и где он теперь? В самой глубокой заднице!
Политтехнолог мог бы возразить насчет того, кто сейчас оказался в заднице. Это был еще тот вопрос, но решил промолчать. Как психолог, он знал: с психующими лучше не спорить. Человек сам остынет и двинется дальше. Подобедов глянул в светлеющее окно.
— Что имеем? — наконец он принялся мыслить конструктивно.
— Президент изолирован — это несомненный плюс, — подсказал Глебаня.
— Но он до сих пор не озвучил написанное тобой обращение к нации — это минус, — строго сказал генерал.
— Вопрос времени и силы давления на него. Погромы прошли успешно. Революция в России уже материализовалась в сознании населения как реальная угроза. И все благодаря телевидению. Ее боится обыватель. Штурм Кремля все-таки снят. Я смогу и сам запустить сюжеты на западных каналах. Значит, и тут несомненный плюс.
— А то, что пропал Карташов… Ну и хер с ним, — неожиданно легко признался лубянский генерал. — Свою роль в революции он уже отыграл. Не сожгли мы его огнеметом, так объявим, будто он сбежал с деньгами партии за границу. Поэтому минус на этом направлении нам не засчитывается. Все идет по плану. Лишенные лидера карташовские орды будет нетрудно локализовать и пересажать региональных главарей. Вот когда в Москве появятся танки…
Мобильник генерала, лежавший на столе, завибрировал и разразился веселенькой мелодией. Подобедов заглянул на экранчик. Номер был таким, что тянуть с ответом он не стал.
— …Как — похитили!? — вырвалось у Подобедова. — И вы даже не можете предположить, кто это сделал?.. Да не может один человек противостоять нашей махине!..
Глеб Чернявский уже понял, о ком идет речь.
— Тенденция, однако… — проговорил он тихим-тихим шепотом. — Сперва — Карташов, за ним — Муравьев. Кто следующий?
* * *
Первые солнечные лучи проникли в гостиную, позолотили огромные акульи челюсти, висевшие над камином. Чекист-крепыш честно нес вахту, хоть и позевывал. Пистолет с навернутым глушителем лежал у него на коленях.
— Эй, — негромко позвал он, пытаясь, не вставая с места, разбудить напарника.
Тщедушный сладко потянулся и раскрыл глаза. Под охраной товарища он чувствовал себя в безопасности — знал, тот бдительно несет службу.
— Что-то забыли о нас. Смены не присылают.
— Смены никто и не обещал, а выходить на связь нам запретили — значит, терпи.
Тщедушный поднялся с дивана, подтянул расслабленный ремень и направился в санузел. Крепыш собрал в кулак остаток сил — разве что спички в глаза не вставлял.
По улице изредка проходили люди. Район не был оживленным. Шумела в умывальнике вода. Тщедушный вышел, вытирая на ходу полотенцем лицо.
— Заваливайся спать.
Но добраться до дивана крепышу не пришлось. У калитки резко затормозила машина — «УАЗ» с заляпанными грязью номерами. Из салона выбрался мужчина с абсолютно нейтральной внешностью. Он мог быть одновременно и директором завода, и сантехником. Подойдя к калитке, нажал кнопку звонка.
— Не отвечаем, — предупредил крепыш.
Звонок повторился, и в динамике переговорного устройства послышалось:
— У вас задолженность по оплате за электроэнергию.
Крепыш поднял палец и прошептал:
— Тссс…
Мужик спокойно открыл калитку и заглянул в окно. Естественно, оба чекиста успели спрятаться, но собрать разложенные на диване журналы, снять тарелки с журнального столика не успели.
Мужик с невыразительным лицом постучал костяшками пальцев в окно:
— Спите, что ли? Я уже дважды предупреждал. Будем отключать.
Чекисты, сидевшие на полу, прижавшись спинами к стене, переглянулись. А потому не видели, как из машины выбрался Клим Бондарев. Голубь, терпеливо сидевший на крестовине, вознесенной над голубятней, забеспокоился.
— Может, выйти к нему? — предложил крепыш.
— По уму, выйти и пугнуть его надо. Но что нам сказали? Ждать появления объекта. Захватить и доставить на Лубянку.
— Значит, сидим, — резюмировал тщедушный.
Мужик тем временем полез на крышу, было слышно, как он возится, ругается, отсоединяя провода. Шуму он создавал много, вел себя бесцеремонно. А чего стесняться, если хозяев нет дома, да и за электричество платить они не собираются.
Клим, сидя вместе со спецназовцем на крыше, а тот постукивал ладонью по жести, вытянул перед собой ладонь:
— Глю, глю… — негромко позвал он.
Голубь, склонив голову, с сомнением поглядывал на своего хозяина.
— Да, надо чаще бывать дома, — прошипел Клим. — Не признает.
На груди у птицы поблескивала «флэшка».
— Могу в него из пистолета с глушаком: «флэшку» подберем… — предложил спецназовец, даже не подозревая, насколько кощунственно прозвучали его слова.
Клим покачал головой и сделал вид, что крошит хлеб на ладонь. Голубь еще немного поколебался и послушно спланировал, клюнул в пустую руку.
— В другой раз, милый, в другой раз. Некогда… — приговаривал Бондарев, освобождая почтового голубя от ноши, которую тот доставил в Москву из-за Урала. — Уходим.
Подброшенный голубь закружил над домом.
Крепыш следил за приехавшим мужиком в зеркале шифоньера и комментировал. Тщедушный уже успел перебраться к входной двери.
— Спускается с крыши… выходит за калитку… уезжает… можешь возвращаться… Ну и принесла же нелегкая на нашу голову «Мосэнерго», — и чекист добросовестно записал в отчет сообщение о происшествии.
Вот только номер машины рассмотреть ему не удалось. Толстый слой грязи скрывал цифры.
«УАЗ» объехал полквартала и притормозил. Клим перевалился через забор соседского участка и запрыгнул в машину. Спецназовец тут же тронул автомобиль с места. Бондарев на ходу раскрыл ноутбук.
— Потише, — предупредил он, пытаясь попасть в IP-порт «флэшкой».
Перед светофором Клим наконец запустил первый файл. На экране возник президент, он строго смотрел перед собой:
— Граждане России… — прозвучало из встроенных динамиков.
— Лирику оставим на потом. — Запись была тут же остановлена. — Сам решит, пускать ли это в эфир. Надеюсь, и не понадобится, — разговаривал с компьютером Бондарев.
Перед тем, как машина тронулась вновь, Клим успел запустить второй файл. Он придерживал ноутбук, разглядывая внятно нарисованную схему: железнодорожная станция, отходящая от нее ветка. План недостроенного цеха, место в нем вагона. В текстовом комментарии приводилось примерное количество охраны, распорядок смены часовых.
— Есть! — воскликнул Клим. — Майор, а вертолет на сутки раздобыть сможешь?
— Когда?
— Прямо сейчас. К вечеру должны быть на Урале. Уверен, твои люди не подведут…
* * *
Настольная лампа с зеленоватым абажуром бросала мягкий свет на листы бумаги. Президент сидел за письменным столом. Ручка с золотым пером застыла над мелованной страницей. Единственное, что оставалось главе государства, это достойно держать себя перед предавшей его охраной. Время тянулось невероятно долго. Он избегал нервно ходить по вагону, старался лишний раз не выглядывать в окно — а что там могло измениться?
Каждый раз, когда приносила поесть, официантка неизменно заставала президента за письменным столом.
«Спасибо. Поставьте на журнальный столик», — звучало сдержанное.
На листах бумаги можно писать все, что угодно: дневник, мемуары… Но президент по-прежнему не считал себя бывшим. Воспоминания — удел потерявших власть. А потому перо лишь изредка касалось бумаги, чтобы нарисовать домик, чертика или просто поставить замысловатую закорючку.
Телефон на столе зазвонил. Чуда произойти не могло — связь с внешним миром была надежно отрезана.
— У вас горит свет, — в голосе начохраны слышались нотки извинения, — завтра к утру вы должны передать мне запись обращения.
— Срок ультиматума еще не истек, — прозвучало в ответ.
— Изменились условия. Меня просили передать. Я лишь озвучиваю то, что мне приказывают.
— Вы изменили присяге! — президент зло повесил трубку и тут же в душе пожалел о сказанном.
Начохраны был одним из винтиков государственной машины. Злиться на него было то же самое, что высказывать претензии бронированной стенке вагона за то, что она слишком твердая. Скольких людей ему самому приходилось ломать «через колено» всесильным слово «приказ». Немногие умели ему противостоять. Разве что Клим Бондарев. Его можно было просить, с ним можно было спорить, он мог в любое время дня и ночи прийти на помощь. Но ему нельзя было приказать с тех пор, как тот покинул службу в «органах».
* * *
Небольшая сортировочная станция в Зауралье уже заканчивала свою работу. Были состыкованы последние вагоны груженного лесом товарняка. Диспетчеру, машинисту и составу оставалось ждать, когда пройдет пассажирский поезд, чтобы тронуться в путь. И от этого момента их отделяло еще три часа времени.
Сцепщики переоделись, сели на бревнах попить пива. В закатном небе проплывали легкие облачка, похожие на пивную пену.
— Эх, — вздохнул бригадир, глотнув пивка, — в столице жизнь идет, а у нас здесь — полный застой.
— Уж лучше такой застой, чем столичные новости, — прозвучало в ответ с провинциальной неспешностью. — Хоть телевизор не включай. Какими-то знаменами машут, а понять, чего хотят, — не поймешь.
— А чего тут понимать, — бригадир отставил пустую бутылку и откупорил следующую. — Власти все они хотят.
Помолчали, переваривая сказанное.
— Что бы там в Москве ни делали, у нас тут ничего не изменится. Как сцепляли вагоны, так и будем сцеплять. Железная дорога — она каждой власти нужна.
— А генерал-то боевой — герой. И Курилы нельзя японцам отдавать, — пожилой сцепщик хлопнул бейсболкой по бревну. — А то Севастополь уже хохлам подарили. А они — хер нам на центральной площади показали.
— Ты в Севастополе был? А на Курилах? — бригадир почувствовал, что продолжая политическую тему, он рискует поселить разлад в душах членов бригады.
— Ага, разогнался я и был на море… — скривился пожилой сцепщик. — На Юг только начальство ездит. У него и премии, и зарплата… А на Курилы? Чего они там забыли?
— Надо просто честно свою работу делать. И неважно, кто ты — дворник или президент. Вот тогда и будем жить не хуже, чем на гнилом Западе. Завтра чтоб никто не опаздывал, — бригадир одним махом допил пиво и поднялся.
Из-за леса, в успевшем потемнеть до темно-синего цвета небе, показался военный вертолет. Он шел высоко. От машины стали одна за одной отделяться черные точки. Мужчины принялись считать.
— Десять, — первым окончил подсчет бригадир.
Невысоко над землей вспыхнули в лучах заходящего солнца купола парашютов.
— Затяжные пряжки. Десант. Учения.
Бригадир, который по должности должен был знать больше подчиненных, закурил:
— Не учение. Это у них испытания такие. Сбрасывают десантников без жрачки, без воды, с одним ножом-стропорезом, и они должны к сроку в заданную точку выйти. Триста километров по лесу да по болотам. Захочешь есть — укради. Не украл — жаб, ящериц и жуков с червяками жри. Из лужи пей. И никто их видеть не должен. Засветились — снимают с дистанции.
— А если на кого в лесу случайно напоролись? Ну, баба в ягоды пошла?
— Зарежут и закопают. Потому что их в коммандос готовят. С них за это никто не спросит. Им жалость противопоказана.
— Брешешь. А если на ребятишек наткнутся?
— Ребятишки не в счет. Кто ж это детей убивать позволит? — бригадир, окончательно запутавшись, строго посмотрел на сцепщика и направился к диспетчерской.
— Ну, мужики, счастливо доработать. Завтра встретимся. Мы вам пива оставили. Отработаете, хлебнете.
Машинист только улыбнулся.
— Ему можно, — кивнул на диспетчера, — а я уж с утра.
— А я про что? Работа — она прежде всего. Вон и десантники на ночь глядя учения проводят.
* * *
Ноги пружинисто коснулись травы. Купол парашюта, подхваченный ветром, потащил Бондарева по лугу. Последний свой прыжок он совершил три года тому назад, а потому не сразу сумел выбрать стропы.
Подоспевший майор спецназа погасил ему купол. Остальные десантники уже собирали парашюты. Вертолет, заложив круг над лесом, ушел к горизонту.
Вскоре группа пробиралась лесом к станции. Темнота сгустилась. Краешек луны еще виднелся у самого горизонта. Клим первым оказался на платформе сортировочной. В свете фонарей поблескивал масляными боками мощный электровоз. Диспетчер с машинистом курили, расположившись на лавочке. Пропустить вызов не боялись — окно диспетчерской оставалось распахнутым настежь, и стоило протянуть руку, чтобы поднять трубку.
— Здорово, мужики, — Клим, возникший словно из ниоткуда, щелкнул зажигалкой и прикурил.
Железнодорожники смотрели на появляющихся один за другим десантников в полной экипировке, как на инопланетян.
— А вы, это… откуда и куда будете? — неуверенно произнес диспетчер, сразу же вспомнив о том, что совсем недавно, после прохода президентского поезда, двое его коллег бесследно исчезли с рабочего места.
Клим окинул взглядом электровоз:
— Машина надежная. А машинист где?
Машинист даже не успел ответить, дрогнувший на лице мускул выдал его.
— Пошли. Запускай двигатель, — распорядился Клим и как бы невзначай положил палец на спусковой крючок автомата.
Двое десантников уже усадили диспетчера за пульт. Схема путей подмигивала лампочками со стены.
— Переведешь стрелку на запасной путь…
* * *
Локомотив вздрогнул, переходя на боковую ветку. За ним бросало на стыках платформу для перевозки щебня. За невысокими стальными бортами укрылись вооруженные десантники.
Бондарев, стоявший рядом с машинистом, приказал:
— Скорость на максимум. И погаси прожектор.
Светлая полоса шпал за лобовым стеклом потонула в темноте.
— Все, максимум, быстрей не пойдем, — машинист убрал руку с рычага.
Бондарев всматривался в темноту, сверялся с картой.
— Заглуши двигатель, быстро!
Машинист послушно повернул рычаг на отметку «ноль». Ствол автомата не располагал к спору. Лишь только замолк мощный дизель, показалось, что наступила полная тишина. Стало слышно, как свистит ветер за приоткрытым стеклом кабины. Но постепенно прорезался стук колес.
Локомотив по инерции стремительно мчался сквозь ночь. Бондарев вскинул к глазам бинокль. Из-за горизонта поднималась громада недостроенного заводского цеха.
— К нему подходим на скорости «сорок», и у тебя остается сто метров, чтобы притормозить, но не остановиться, — Бондарев сверился с записями, поднес рацию ко рту: — Мужики, готовьтесь. Сейчас тряхнет.
* * *
Охранники, дежурившие у закрытых ворот цеха, сперва ощутили непонятную вибрацию под ногами. Казалось, что начинается землетрясение.
— Я выгляну.
В темноту ночи уходили две нитки рельс. Ботинок опустился на одну из них. Уже не оставалось сомнений, что вибрируют именно рельсы.
— Тревога! Приближается состав! — крикнул охранник в распахнутую дверь, когда рассмотрел стремительную громаду электровоза, практически бесшумно вынырнувшую из темноты.
Мрак прорезали автоматные очереди, зазвенело разбитое стекло кабины. Но электровоз, скрежеща тормозами, неумолимо приближался к цеху. Вспыхнул слепящий прожектор. Стрелявшие от ворот бросились врассыпную. Локомотив легко снес огромные створки ворот, распахнув их. А с платформы для перевозки щебня уже сверкали вспышки автоматных очередей, одна за другой летели дымовые шашки. Передняя сцепка локомотива ударила в сцепку президентского вагона, щелкнул стопор. Электровоз вздрогнул и дал задний ход, увлекая вагон за собой.
Охрана стреляла по локомотиву, по платформе. Пули высекали искры из металла. Грохотнули взрывы гранат. Цех наполнился дымом и пылью. Когда же они рассеялись, со стороны поля донесся короткий гудок локомотива.
Машинист разогнул спину. Бондарев уже стоял в полный рост. Перед кабиной покачивалась стенка лакированного президентского вагона.
— Ты смотри, получилось, — подмигнул он машинисту, хотя по взгляду Клима было понятно, что он ни секунды не сомневался в успехе предприятия.
На шоссе мелькнула пара «гелендвагенов», но их тут же подбили залпом гранат из подствольников.
Локомотив замер у сортировочной станции, на лугу вертолет уже прогревал турбины. Клим сохранившимся с лучших времен железнодорожным ключом отомкнул дверь президентского вагона.
— Я так и знал, что это ты, — донеслось из полутемного тамбура; президент опустил ствол автомата.
Обезоруженный охранник постанывал на полу.
— Товарищ главнокомандующий… — принялся докладывать майор-десантник.
— У вас есть связь с Москвой? — оборвал его президент.
— Максимум, что я могу вам предоставить, — это связь с дежурным в Министерстве обороны.
Глава государства поднес микрофон ко рту:
— Говорит главнокомандующий. Соедините меня с министром обороны…
На том конце невидимой линии последовало секундное замешательство.
— Вы не расслышали? — голос прозвучал спокойно и ровно.
— Есть, товарищ главнокомандующий. Соединяю.
Бондарев устало опустился на бревно и принялся тыкать в клавиши мобильника.
— Тома?.. Все отлично. Ты первая из журналистов узнала об этом… Нет, не вру, ты первая… Ничего личного. Просто ты заслужила.
* * *
Громкого процесса над главными заговорщиками не последовало. Карташова, продержав две недели в Лефортово, признали невменяемым и поместили в психушку. Генерала Муравьева тихо отправили в отставку и посоветовали поселиться подальше от Москвы. Политтехнолог Глебаня Чернявский вовремя удрал за границу. Лубянский генерал Подобедов не стал ждать, когда за ним придут его бывшие подчиненные, и застрелился в служебном кабинете.
Белкиной так и не пришлось воспользоваться правом первой озвучить в эфире информацию об освобождении президента, поскольку официально никакого похищения и не было. Единственной наградой ей стал вечер в подмосковной резиденции главы государства, на который она была приглашена вместе с Климом и другими участниками освобождения. Но этот закрытый прием не освещался в прессе.
* * *
Зыбкий утренний туман размывал линии, словно на рисунке, сделанном акварелью. Медленно проступали цвета и силуэты: буро-зеленая камышовая кромка у берега Ладожского озера, черно-графитовые ветви деревьев и тусклый дюраль моторки, покачивавшейся на волнах.
В моторке сидели двое. Бондарев в серой брезентовой штормовке то и дело забрасывал спиннинг, направляя блесну в сторону камышовых зарослей. Субтильного вида старичок сжимал в руках дорогую графитовую удочку.
— Василий Прокофьевич, ну как вам новая снасть? — осведомился Клим.
Если бы он подарил новую удочку сам, то не обмолвился бы сейчас и словом, но Бондарев привез старику подарок от президента и должен был потом что-то сказать своему другу.
— Передай ему, что снасть отличная и я таскаю ей рыбину за рыбиной, — Василий Прокофьевич смотал леску, уложил фирменную снасть в чехол, взял в руки свою старую, видавшие виды бамбуковую удочку. — Стар я на новомодные штучки переучиваться. Этой-то и ловить сподручнее.
— Хозяин — барин.
— А чего это он про меня вдруг вспомнил? — прищурился старик, не отрывая взгляда от поплавка.
— Разговорились мы с ним как-то про голубей. Вот он вас и вспомнил, — скупо ответил Клим.
— А ты тех, что я тебе подарил, хоть смотришь?
— Теперь не только я смотрю.
Поплавок у Василия Прокофьевича дрогнул, и старик не стал больше ни о чем спрашивать.
— А что вы про недавние события думаете? — не удержался Клим.
— События, события, — проворчал старик. — Ничего не думаю. Я теленовости смотреть перестал. С тех пор и давление в норму пришло. Лучшее зрелище, когда поплавок под воду уходит.
Назад: Глава 12
На главную: Предисловие