25
– Что-то не нравится мне это…
Неожиданное препятствие в виде многокилометровой автомобильной пробки возникло, когда до цели оставалось рукой подать. Подобно десяткам обладателей разноцветных авто, откатив свой «Руссо-Балт-Вездеход» на обойчину Московского шоссе, друзья, притихнув, пережидали армейскую автоколонну, серо-зеленой змеей неторопливо вливавшуюся в Санкт-Петербург, темной громадой нахохлившийся в нескольких километрах отсюда под исходящим зноем бесцветным небом.
– Похоже, страсти за время нашего путешествия изрядно накалились. – Петр Андреевич опустил стекло со своей стороны, и в прохладную кондиционированную атмосферу автомобильного салона широким потоком хлынул раскаленный, несмотря на ранний час, воздух, отвратительно воняющий бензином, резиной и еще бог знает чем техническим. – Не к теще же на блины армейцы собрались? Да еще с таким эскортом…
– Точно, – встрял Берестов, сосредоточенно шевелящий губами, будто пересчитывая про себя крытые защитного цвета брезентом армейские грузовики. – Такой компанией ни на блины, ни по грибы не ездят.
Вслед за кавалькадой грузовиков потянулись приземистые гусеничные машины, ощетинившиеся расчехленными орудиями и размалеванные камуфляжными разводами. Их было много, очень много…
– Ого! – обернулся к спутникам Чебриков. – Новгородскую бригаду подтянули. Смотрите, Владимир Довлатович, на борта бронемашин!
– Да вижу я, вижу, – ответил Бекбулатов. – Их эмблема мне хорошо знакома… Меня больше беспокоит, что все питерские радиостанции молчат с самой ночи. Я уже весь диапазон проверил: Москва, Варшава, Гельсингфорс в полном порядке, а на петербургских частотах один треск да шипение. Говорил я вам, Петр Андреевич, что непонятица эта мутная с безвластием долго не протянется…
Чебриков не стал возражать, также как парой часов раньше решил не посвящать товарищей в то обстоятельство, что поминальник его тоже не подавал признаков жизни – явление само по себе неординарное.
Двухдневное путешествие трех спутников, проходившее без сучка без задоринки, затормозилось в нескольких километрах от финиша, натолкнувшись на непреодолимое препятствие.
По трезвом размышлении решили отправиться в Санкт-Петербург не на поезде или тем более самолете (что было сопряжено с опасностью разоблачения Берестова и Бекбулатова, не имеющих, естественно, никаких документов), а на автомобиле Чебрикова, к счастью, мощном и просторном, к тому же вызывавшем у встречных дорожных полицейских законное почтение. Войцеха оставили «на хозяйстве», не рискнув брать с собой это нелепое создание, грозящее превратиться на заключительном отрезке путешествия в нешуточную проблему. Впрочем, тот, пресыщенный приключениями, особенно и не рвался к новым, закопавшись с головой в книжные сокровища, собранные под крышей чебриковского дома. За то, что он умрет во время их отсутствия с голоду, путешественники не опасались, так как граф сдал его с рук на руки своей «экономке», весьма, кстати, симпатичной и далеко не старой особе, рекомендовав своим дальним родственником из Австрийской Польши, совсем не понимающим по-русски. Единственное, чего опасались и хозяин, и его гости: как бы рассеянный историк не спалил дотла по своей феноменальной невезучести жилище графа…
Следом за бронетранспортерами снова потянулись грузовики, и, казалось, конца и краю им не будет.
– Все, ждать смысла нет! – завел наконец двигатель граф, осторожно, по самому краю обочины, под негодующую какофонию клаксонов, выруливая из пробки в обратном движению направлении. – Тут мы ничего не дождемся, да и прорываться с парадного хода в город не имеет смысла: там, без сомнения, многослойные полицейские заслоны выставлены, чтобы таких, как мы, отфильтровывать. Ничего себе компания подобралась: сумасшедший отставной жандарм да два беспаспортных бродяги!
– Что же теперь? Обратно?..
– Почему обратно? Две с половиной тысячи верст прокатились, а теперь обратно? Не-э-эт, мы зайдем с черного хода! Где-то здесь должен быть проселок…
На проселок, ведущий к одной из известных графу верных лазеек в Северную Пальмиру, свернули километрах в полутора от начала пробки, но воинская колонна все никак не кончалась, в ней чередовались то грузовики, то бронемашины, колесные и гусеничные, то танки. На разной высоте по направлению к городу то и дело проносились хищные пятнистые туши боевых вертолетов, напоминающих рыщущих в поисках поживы стервятников…
* * *
Автомобиль медленно катился по улице вымершего города, слепо взиравшего на пришельцев плотно зашторенными глазницами. Только иногда мелькало за каким-нибудь из стекол белое лицо и тут же скрывалось из вида.
– Стоп, ваше сиятельство! – скомандовал Бекбулатов, завидевший прозрачный колпак над телефоном-автоматом, приткнувшимся у стены какого-то явно казенного учреждения. – Я отлучусь на минуточку…
Где-то далеко, на пределе слышимости, раздавалась частая стрельба, треск очередей – сухой стрекот автоматов и более отрывистый лай крупнокалиберного пулемета, иногда бухали взрывы. Не хватало только воя сирен, окон, заклеенных крест-накрест полосками бумаги, да сваренных из рельсов противотанковых «ежей» на проезжей части…
– Как в блокаду… – пробормотал Сергей Владимирович, вспоминая виденные им десятки раз в разных кинофильмах сцены военного Ленинграда и чувствуя, как сжимается сердце.
– Что вы сказали? – обернулся к нему через плечо Чебриков.
– Да вот, блокаду вспомнил, – промолвил старик, припомнив, как ротмистр расспрашивал его еще в то, прошлое, знакомство об истории страны. – В Отечественную…
– Какую Отечественную? – переспросил, как раз в этот момент распахнувший свою дверцу Бекбулатов. – Восемьсот двенадцатого года, что ли?
– Нет, Владимир Довлатович, – ответил за Берестова граф. – В мире господина Берестова, который вы проскочили транзитом, была и другая Отечественная война, вторая. Там ее называют Великой. К слову сказать, князь, она действительно была великой… С той, про которую вы вспомнили, и не сравнить. Четыре года сограждане Сергея Владимировича воевали… Хотя Москву все-таки не сдали.
– А воевали-то с кем? И кто в результате победил?
– Воевали с Германией, да-да, не удивляйтесь, а победила, конечно, Россия. Большой кровью, но победила…
– Двадцать шесть миллионов потеряли, Володя, – тихо проговорил Владимирыч. – Это не фунт изюму… Мой отец тоже погиб, под Сталинградом… И у супруги моей покойной…
Помолчали с минуту.
– Ладно, – промолвил Чебриков. – Потом об этом. Ну а вы что выяснили, князь?
Прежде чем ответить, Бекбулатов долго пожимал плечами и недоуменно крутил головой.
– Чепуха какая-то получается, – сообщил он наконец. – Ну то, что я уже без малого год как покойником числюсь, меня совсем не удивило… Разберусь как-нибудь… Но вот что Сашка Бежецкий в роли государственного преступника оказался! Это новость так новость, я вам скажу!..
– Что такое?
– В Петропавловке мой друг, Петр Андреевич! Вместе с большинством высших офицеров Корпуса… Если, конечно, Клара, овца эта немецкая, все правильно поняла. «Князь Александр» да «князь Александр» у нее через слово… Даже титул сдуру перепутала. Рыдает, понимаешь, в трубку, как корова…
– Кто рыдает?
– Да Клара, экономка Сашкина… Вернее, супруги его, Елены. Значит, готовил я сюрпризец другу, а он мне еще больший преподнес…
Бекбулатов пристально посмотрел вдоль улицы, словно увидев там что-то для себя интересное, и обронил в пространство:
– Известен мне, господа, один человек, который все эти непонятицы сможет разъяснить и по полочкам разложить… По ранжиру, так сказать…
Чебриков, словно услышав команду, завел автомобиль, послушно откликнувшийся на поворот ключа и замурлыкавший мощным двигателем, точно огромный кот.
– Тогда показывайте, куда ехать, Владимир Довлатович.
– Нет уж, – решительно воспротивился Бекбулатов. – Давайте-ка лучше я за руль сяду…
* * *
Изящный двухэтажный особнячок середины прошлого века, выстроенный в итальянском стиле и утонувший в кустах сирени, покрытых одуряюще пахнувшей лиловой пеной цветов, встретил пришельцев неласково.
– Не велено никого пускать. – Без сомнения принадлежавший горничной молодой женский голос в решетке динамика, вмонтированного в стену у двери, не оставлял никаких надежд на благополучное завершение переговоров. – Госпожа никого не принимают. Ступайте-ка откуда пришли.
– Дорогая… – попытался наладить контакт в своей коронной манере Бекбулатов, но был безапелляционно оборван на полуслове:
– Никакая я вам не дорогая. Ходят тут разные…
В динамике явственно щелкнуло, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен.
– Вот и поговорили… – развел руками штаб-ротмистр, совершенно обескураженный напором защитницы дома. – Кто же мог подумать?.. Видимо, теряю былую форму.
– Я предупреждал, что не стоит всей компанией идти, – бесстрастно констатировал граф, не шелохнувшийся в течение всей сцены «сражения с дверью». – Мы с Сергеем Владимировичем могли и в автомобиле посидеть. Неужели вы всерьез считали, что кто-нибудь, находясь в трезвом уме, пустит в дом, где живут, по вашим же словам, одни женщины, целую толпу подозрительных мужчин?.. Подозрительных, подозрительных – не спорьте! Да еще в то время, когда в городе неспокойно. Что сейчас прикажете делать, а?..
– А ничего, – огрызнулся Владимир, которого выволочка со стороны Чебрикова проняла до глубины души. – Попробуем еще раз.
Он снова принялся давить на кнопку звонка, то непрерывно, то короткими сериями, будто выстукивал морзянку. Легко было себе представить, как за дверью, не пропускающей никаких звуков, бешено заливался звонок!
Долгое время обитатели дома стоически не подавали никаких признаков жизни, но Бекбулатов был неутомим, и акустическая атака наконец возымела свое действие.
– Прекратите трезвонить сейчас же! – снова ожил динамик, причем степень раздражения говорившей явно поднялась на несколько градусов выше точки закипания. – Полицию сейчас вызову! Я же русским языком вам сказала, что не велено никого пускать. Почивать изволят баронесса, не велели беспокоить.
– Это в первом-то часу дня? – резонно усомнился князь. – Не сочиняй, милая…
– Не велено! – Цербер в женском обличье был неумолим, хотя, судя по миленькому голоску, который очень портили сварливые базарные интонации, внешность адского пса вряд ли была ему присуща. – Ступайте себе с богом!
– Но…
– Проваливайте, бродяги!
– Но доложить-то госпоже ты хоть можешь, курица? – вышел из себя штаб-ротмистр. – Скажи, что штаб-ротмистр князь Бекбулатов просит его принять немедля по очень важному делу. Поняла?
– Поняла, – ответила после некоторого молчания горничная тоном ниже. Видимо, формула высокого титула возымела свое магическое действие на девушку-простушку. – Только нечего курицами всякими обзываться…
– Не буду, не буду, прости, – поспешил извиниться Владимир, подмигивая спутникам и демонстрируя им за спиной большой палец. – Что хочешь в виде отступного: бусики или брошку?
– А у меня есть уже, – кокетливо ответил динамик и снова отключился.
– Вот видите, что значит имя Бекбулатова в этом доме? – горделиво обернулся к Чебрикову и Берестову штаб-ротмистр. – Стоило мне только назваться…
Договорить он не успел, так как дверь распахнулась, и на пороге предстала сияющая горняшечка, как и ожидалось, молодая и симпатичная, стеснительно пряча ладони под белоснежный передник.
– Баронесса фон Штайнберг просит уважаемых гостей пройти в дом!..
* * *
– Откуда вы, князь? – Маргарита, принявшая Бекбулатова в своем кабинете, не пыталась скрыть своего удивления. – Вот уж кого не ожидала увидеть, так это вас…
– Долгая история, мадам. – Владимир раскованно развалился в том же кресле, что и Бежецкий за несколько дней до него, закинул ногу за ногу и теперь покачивал своим видавшим виды ботинком с самым что ни на есть аристократическим видом. – Я бы вам поведал ее как-нибудь в другой раз, в более располагающей обстановке… А вот вы не могли бы мне рассказать о моем беспутном друге Саше Бежецком?.. Как могло случиться, что сей безвредный граф угодил в узилище?.. Да еще так серьезно. С каких это пор жандармских ротмистров…
– Берите выше, Владимир. – Баронесса рассмеялась своим низким чарующим смехом и, вынув из коробки длинную сигарету, закурила. – Ваш друг за время вашего отсутствия стал князем и даже полковником лейб-гвардии… Да-да, вы не ослышались, – добавила она, видя, как от изумления у штаб-ротмистра отвалилась челюсть и выпала из руки незажженная сигарета. – Князь, замечу, не простой, как вы, к примеру, а великий, правда, эта приставка к Российской империи не относится, полковник ее величества лейб-гвардии Уланского полка…
– Своего родного?..
– Не перебивайте, князь. Ко всему сказанному выше остается добавить, что дражайший ваш, вернее наш, общий друг полгода уже как счастливый отец…
– Сашка? Значит, Ленка родила?..
– Владимир Довлатович…
– Молчу-молчу! – Владимир шутливо зажал себе рот обеими ладонями.
– Да, вы правы… Его супруга, великая княгиня-мать и регентша Саксен-Хильдбургхаузенская Елена в декабре прошлого года родила сына, крещенного Георгием и провозглашенного великим князем Георгом-Фридрихом-Эрнстом II…
– Постойте, баронесса… А почему…
– Это долгая история, – съязвила Маргарита, с удовольствием отплатив Бекбулатову его же монетой. – Вернемся к ней позже… А еще лучше, попросите рассказать обо всем своего друга. Я бы хотела пока поговорить о более насущном.
– Да-да, баронесса, – спохватился штаб-ротмистр. – Что происходит в городе?
Рассказ о событиях, развернувшихся в Санкт-Петербурге с четырех часов утра, излагаемый баронессой фон Штайнберг сухо и сжато, но с достаточным для слуха военного человека количеством подробностей, занял чуть более получаса.
Когда Маргарита замолчала, Бекбулатов несколько минут сидел молча, переваривая услышанное и пытаясь уместить его поудобнее в своей черепной коробке.
– Что-то я не совсем понимаю, баронесса, – осторожно начал он. – Каким образом мой друг, попавший, согласно вашим же словам, в Крепость, возглавил восстание против «рыжего»? Бежал? Или он что: уже един в двух лицах? Или, сидя на нарах…
– Не слишком зацикливайтесь на этом факте, князь, – посоветовала Маргарита. – Потом разберетесь сами… Подумайте лучше о том, что ваш друг сейчас ведет бой с превосходящими по численности силами лояльных узурпатору войск. Вернее, – поправилась она, взглянув на часы, – вел пару часов назад, когда мне удалось поговорить с ним в последний раз перед тем, как связь оборвалась… Но, судя по канонаде, доносящейся со стороны Арсенала…
– Чего же я сижу здесь? – вскочил на ноги Бекбулатов. – Скорее туда!..
– Не торопитесь, князь, – холодно остановила его баронесса. – Вряд ли вы окажете ему большую помощь с голыми руками…
– Ерунда! Оружие достану в бою, да и не один я – нас трое…
– Это вы городите ерунду! – взорвалась баронесса. – Весь смысл отчаянного выступления горстки гвардейских офицеров заключался в том, чтобы послужить запалом для восстания всей гвардии. Да-да, ожидалась поддержка остальных полков гвардии! А ее нет!.. Мы ошиблись в гвардии, в том числе и в ваших бывших однополчанах, князь! Вся долгая и кропотливая работа пропала впустую… Вы, гвардейцы, за малым исключением, льющим сейчас кровь за Империю, превратились в холеное, ленивое и нерешительное стадо! Жрущее, пьющее и…
– Не оскорбляйте гвардию, сударыня! – тихо проговорил Бекбулатов, стремительно бледнея и сжав кулаки. – Не ее вина, что вы или ваши люди не удосужились посвятить ее в цели восстания… Если бы я…
– А что вам мешает, князь? Чем размахивать своими кулаками перед лицом слабой женщины, отправляйтесь лучше к своим Гродненским гусарам, сделайте невозможное и приведите на помощь другу реальную силу вместо трех безоружных бродяг!.. Только учтите, князь, что вы сейчас мертвы, – сообщила баронесса уже в спину Владимиру. – И похоронены прошлым летом в родовом склепе князей Бекбулатовых.
– Как это?..– растерянно обернулся князь к Маргарите.
Десятью минутами спустя окрыленный Владимир уже сбегал по лестнице в гостиную, где, сидя в креслах, попивали кофе его спутники.
– Господа! – воскликнул он, задержавшись на миг, чтобы сделать друзьям прощальный жест. – Оставайтесь здесь и охраняйте баронессу! Я возьму на время ваш автомобиль, граф? Багаж выгружу у ворот…
– Постойте же, князь! – На верхней площадке лестницы появилась баронесса фон Штайнберг, но за Владимиром уже захлопнулась входная дверь.
Ошеломленный натиском товарища, Петр Андреевич открыл было рот, чтобы что-то сказать, перевел взгляд на лестницу, и чашка выпала из его ослабевшей руки…
– Экий ты неловкий, Андреич! – крякнул Берестов, безуспешно пытаясь подхватить на лету хрупкую вещицу, тут же превратившуюся на ковре в жалкую щепотку тоненьких черепков. – Это ж, наверное, дорогущая вещь!..
– Анна?..– пробормотал Чебриков, не слушая старика и глядя мимо него на замершую баронессу. – Не может быть!.. Анна!..